А в рубке буксира сидел на табуретке товарищ коринженер. Судя по цвету лица, он чувствовал себя прескверно, хотя незаметно от окружающих принял таблеточку. Рядом стоял еще более бледный сержант госбезопасности и повторял, как заведенный:
Сергей Васильевич, вы только держитесь, послали за доктором, будет он сейчас, вы только держитесь, он обязательно будет вот-вот
Доктор появился, причем в сопровождении санитаров. Пока пациента укладывали на носилки, капитан буксира не выдержал и тихо спросил охранника:
Не в первый раз?
Было уже.
И голосом, в котором слышалась последняя, отчаянная надежда, чекист добавил:
Хоть бы доктор вытащил. Если что станетсяменя под расстрел тут же
Да вы при чем, если с сердцем стало плохо? шепотом удивился моряк.
Должен был предвидеть, таким же шепотом ответил сержант и ловко запрыгнул в кузов.
В качестве машины "скорой помощи" выступил обыкновенный крытый грузовик-полуторка, поскольку специализированного транспортного средства в радиусе трехсот километров просто не наблюдалось.
Ничего этого не заметили новоназначенные командиры новеньких подлодок. У них были совсем другие заботы: собрать экипажи и приступить к полноценному обучению. Приказ был недвусмысленным: через два месяца быть готовыми к бою и походу.
Сообщение военного атташе Германии вызвало немалое шевеление в системе безопасности Третьего Рейха. Первое, о чем подумали контрразведчики: сложная дезинформация, искусно прикрытая правдой. Подобная реакция была стандартной: любая вменяемая спецслужба любой развитой страны подумала бы точно то же самое. Но работа разведки и контрразведки тем и отличается от, скажем, добычи радия, что с порога не отбрасывается ни один кусочек информации. Наоборот, немецкие аналитики морщили лбы, пытаясь приспособить добытые сведения к пользе Германии.
Первым и вполне очевидным был вывод о том, что используемая Кригсмарине система шифрования и вправду нуждается в улучшении. На предприятие фирмы Chiffriermachinеn Gesselschaft Heimsoeth und Rinke АG пришел заказ на улучшенную четырехвальную модель шифровальной машины, причем объем поставки был весьма впечатляющим. Также пошли приказы на уровне флотской контрразведки относительно устранения в сообщениях часто встречающихся слов, порядке шифрования радиограмм заведомо известного содержания (например, метеосводок) и, наконец, о частоте смены установок "Энигм". Немецкие специалисты сочли, что указанные мероприятия, повышая криптостойкость, отнюдь не облегчат жизнь никаким дешифровщикам, в том числе русским. Не вполне был понятен смысл подобной щедрости. Оптимисты из аналитиков полагали, что СССР вообще не считает возможным боевые столкновения Кригсмарине и советского флота. Пессимисты сделали печальный вывод: русские обладают превосходными возможностями в дешифровке и рассчитывают взломать коды "Энигмы" независимо от мер, предпринимаемыми службами безопасности Рейха.
Сообщение о местонахождении английской службы перехвата и дешифровки радиоосообщений приняли к сведению. Сведения об географической точке с такими названием нашли; это и вправду оказалось поместьем. Для проверки над Англией совершили несколько полетов сверхвысотных разведчиков Ju-86Pв то время противник просто не располагал никакими средствами для их перехвата. В районе местечка Блетчли отыскалось подозрительное поместье: оно было не слишком большим, но количество велосипедов на стоянке указывало на несоответствие числа работников площади помещений. Последовал вывод: объект обладает обширными подвалами; возможно, что в них существовал даже не один уровень. И это подтвердило информацию от русских. Впрочем, средств поражения хорошо заглубленных бомбоубежищ у Люфтваффе пока что не было, но над этим начали работу.
Намного сложнее оказалась проверка даже не сведенийнамеков о том, что в абвере на самом верху есть крот. Первое, что пришло в голову высшему руководству РСХАэто и есть та самая деза, ради которой запустили действительно ценную и правдивую информацию. Ради расследования создали специальную команду из пяти человек, работа которой находилась под непосредственным контролем самого Генриха Мюллера. Приказ был недвусмысленным: работать крайне осторожно, а если расследование займет много времени, то так тому и быть. Уж кто-кто, а глава гестапо с его громадным опытом вполне понимал всю пагубность спешки.
К счастью, доктор оказался опытным и знающим. Выслушав anamnesis vitae" пациента, он хорошенько проверил пульс и назначил небольшую дозу камфоры ради поддержания сердечной деятельности. По его оценке налицо было скорее переутомление, чем классическая сердечная недостаточность. И врач оказался прав. Буквально на следующее утро больной чувствовал себя по всем показателям превосходно и сразу при встрече с врачом затеял спор о выписке. Надо заметить, что перед этим доктор получил настоятельную просьбу от личной охраны пациента: по возможности сделать все, чтобы восстановить здоровье полностью. Сказано было это без малейшей угрозы, даже наоборот: со всем уважением.
Так не давайте товарищу перетруждаться.
Как же, вздохнул в ответ охранник в звании сержанта, когда ему сам товарищ Сталин приказы отдает.
Как бы то ни было, больной оговорил, что, мол, сегодня раздаст поручения подчиненным, но завтра при положительных показаниях выпишется.
Поручения оказалсь краткими:
Доложить Николаю Федоровичу, что все объекты готовы и переданы заказчику. А тот, в свою очередь, пусть доложит по команде. Кроме того, нужна консультация с Александром Евгеньевичем. Сегодня уж материалы готовить не буду, при этих словах врач усиленно закивал, а завтра они будут. Тогда, если он согласится, то понадобится встреча с товарищем наркомом. Возможно, товарищ Сталин потребует доклада.
Выписка и вправду состоялась на следующий день. Но наряду с ней произошло еще одно событие. Некоторые граждане могли бы посчитать его за катастрофу. Другие могли бы подумать, что это прекрасная причина надраться от счастья до розовых слоников. И наверняка нашлось бы очень мало таких, которые бы недооценили важность происшедшего.
Адольф Гитлер, фюрер немецкой нации и рейхсканцлер, умер от геморрагического инсульта. Вскрытие показало, что кровоизлияние задело мозжечок и, следовательно, у больного не было ни единого шанса. Доктор Морелль ходил в состоянии глубочайшего траура: он давал фюреру кроворазжижающие препараты, дабы снизить риск тромбообразования, и как раз они привели к разрыву сосуда в мозгу.
Вместе с врачом в траур погрузилась вся Германия. Повсюду и на улицах, и в домах слышался один и тот же вопрос: "Как же мы теперь без него?"
Возможно, слова "вся Германия" были некоторым преувеличением. Сразу же после смерти рейхсканцлераеще до того, как это событие стало достоянием общественностинашлись люди, у которых появились очень срочные и совершенно неотложные дела.
Предвидя смерть фюрера, Геринг отдал заготовленный заранее приказ. Верные ему парашютисты заняли ключевые позиции: Рейхсканцелярию, аэродром Темпельхоф, здание министерства пропаганды. Доктор Геббельс, проникшийся важностью момента, не замедлил выпустить радиосообщение. В нем сообщалось о смерти фюрера, а также доводилось до сведения граждан Германии, что вермахт твердо стоит на страже интересов Рейха и полностью верен идеалам партии. Примерно то же напечатали в экстренном выпуске всех национальных газет, в первую очередьв "Фелькишер беобахтер". Это было серьезным ударом по РСХА, ибо Гесс, а не Гиммлер сделался главой Германииименно потому, что был первым в партийной иерархии.
Но реакция иностранных государств была хотя и не быстрой, но весьма бурной.
СССР почти сразу же выразил соболезнованиявежливые и сухие. Французские газеты и радио мало что не пели от радости. Реакция английской прессы оказалось более сдержанной и могла выразиться словами: "Какое несчастье для Германии, что Гитлер умер! Ну почему он так задержался с этим делом!"
Продолжение банкета также было кардинально различным для участников. Посол Германии в СССР граф Шуленбург, прихватив с собой всех значимых торговых представителей, какие только нашлись в Москве, поспешил в здание на углу Кузнецкого с многословными уверениями, что-де в торговой политике Рейха если и произойдут какие-то изменения, то лишь в сторону еще большей доброжелательности. Представители Великобритании в нейтральных странах начали тут же зондировать условия к замирению, а посол Советского Союза в Германии Алексей Алексеевич Шкварцев и его подчиненные начали осторожно прощупывать тонкости германской Ostpolitik, пытаясь предугадать возможные изменения.
Французская военная разведка увидела предполагаемое: боевой дух в германских частях вблизи линии фронта заметно снизился. Не только генералы, но и приказывавшие им из Парижа политики увидели редчайшую, как они полагали, возможность раздавить Германию еще раз.
Главными лицами в этом совещании были командующий английским экспедиционным корпусом во Франции барон Алан Фрэнсис Брук, бывший тогда генерал-лейтенантом, и оппонировавший ему Морис Гамелен, командовавший Восточным фронтом. Разговор шел по-французски; англичанину (точнее, ирландцу) Бруку это не составляло труда, поскольку он получил французское образование.
Месье генерал, в настоящий момент мы имеем уникальную возможность прорвать германский фронт и выйти к Рейну. Судите сами, и указка начала плавно перемещаться от точки к точке на карте, наши танковые полки сосредоточены на этих ключевых позициях, причем в состав частей включены большей частью тяжелые танки, превосходно защищенные толстой броней. При условии поддержки английскими силами, в первую очередь бомбардировщиками, общее наступление продлится, самое большее, неделю. Примите также во внимание
Брук терпеливо выслушал все стратегические и тактические соображения и начал отвечать без раздумий. Будь Гамелен чуть больше склонен к анализу, он непременно бы отметил, что речь англичанина с очевидностью представляет собой домашнюю заготовку.
Дорогой Морис, ваш план, без сомнений, очень хорош. И все же в нем содержатся некоторые недостатки. Главный из них: сложилась ситуация, когда военные действия не нужны никому. Те территориальные приобретения, которые вы получите, представляют собой ценность, не спорю, но еще более ценны сохраненные силы для другого театра военных действий. Нам следует думать не о войне с Германией, а о войне вместе с Германией. Понадобятся объединенные усилия, дабы противостоять Советской России. В частности, мы уже сделали предложение высшему руководству Франции участвовать в авианаступлении на бакинские нефтяные промыслы. По этой причине мы хотели бы сберечь летный состав.
Это было уже не намеком, а недвусмысленной информацией: авиаподдержки от Королевских военно-воздушних сил не будет.
А генерал Брук продолжал все тем же вкрадчивым тоном:
Это не все. Мне как артиллеристу кажется, что вы недооцениваете возможности противотанковой обороны немцев. По нашим данным, она насыщена
Последовал вдумчивый и подробный анализ разведданных. Опираясь на него, англичанин подводил к мысли: задуманное французами наступление дастся большой кровью и хотя бы по этой причине несвоевременно.
Справедливости для: оба генерала не столько отстаивали свою точку зрения, сколько пытались продавить точку зрения своего политического руководства. Но если английское правительство (точнее, премьер-министр Чемберлен) принимало решения, основываясь большей частью на политической ситуации, то французское шло на поводу у военных, а те были убеждены в быстрой и решительной победе.
Говоря дипломатическим языком, стороны остались при своих позициях. Газетчики (которых там не было) назвали бы итоги переговоров полным крахом. Англичане наотрез отказались не только участвовать в наступлении: они также не предоставили никакой авиаподдержки. Французы, в свою очередь, легкомысленно заявили нечто в духе: "Мы сами с усами, и без вас справимся"; пообещали, что при получении репараций Великобритания не может рассчитывать даже на пфенниг, и решительно отмазались от какого-либо участия в авианалетах на нефтедобывающие мощности СССР.
Нельзя сказать, что вооруженные силы Германии все дни траура только и делали, что заливались слезами и наливались шнапсом. Подразделения вермахта репетировали траурные церемонии, но войсковая разведка все так же пристально следила за противником и прилежно докладывала о приготовлениях к масштабному наступлению. Полностью скрыть таковые не удалось бы ни одной армии мира.
Французское правительство рассматривало Бельгию, Нидерланды и Люксембург как номинально нейтральные страны. Разведка на их территориях, понятно, велась, но прорыв французских войск через эти страны всерьез не рассматривался: с политической точки зрения это выглядело сумасшедшей авантюрой. Однако военные все же держали в Генштабе соответствующие планыочень уж соблазнительной выглядела идея наступления на северный фланг бошей.
Происходи все в конце ХХ или в начале XXI века, газетчики и иные представители средств массовой информации сравнили бы ход событий с разгоном гоночного болида. Но в сороковые годы автогонки еще не обрели той популярности, которой стали пользоваться позже.
В день похорон фюрера Германии началась мощная артподготовка. На первую линию обороны вермахта обрушилась вся мощь французской артиллерии. Одновременно правительство Великобритании, так и не достигнув соглашения о перемирии, получило его де-факто. По английским войскам не стреляли, а равно их не бомбили. Возможно, это объяснялось голым прагматизмом командиров германских частей: британские войсковые колонны направлялись в противоположную от фронта сторону. Кстати, Уинстон Черчилль, будучи Первым лордом Адмиралтейства, яростно сопротивлялся попыткам заключить такое соглашение. Английский экспедиционный корпус в полном составе двинулся на эвакуацию в сторону Гавра. Железнодорожный вариант транспортировки войск был затруднителен, так что англичане ехали на грузовиках, причем своих. Однако подводный флот Германии, терзавший британские морские перевозки, продолжал свою работу. Примечательно, что не попал под атаку ни один корабль Королевского флота.
Нельзя сказать, что французское наступление шло празднично. Мы не уверены, что этот эпитет вообще применим к военным действиям. Но можно утверждать, что прорыв первой линии обороны французы провели в соответствии с планомну, может, с небольшим опозданием. Но вот после этого продвижение наступающей стороны замедлилось.
Немцы установили на угрожаемом участке всю артиллерию, которой располагал вермахт в этой полосе. В ход пошли даже трофеи польского похода, а те, в свою очередь, включали в себя антиквариат времен еще до Великой войны. Но отменная организация артиллерийского огня, в том числе контрбатарейные мероприятия, позволили достаточно быстро уменьшить французское преимущество, а то и вовсе свести его к нулю.
Сыграла свою роль авиация. Основные французские истребители "моран-сольнье" уступали Ме-109Е и по максимальной скорости, и по скороподъемности. А их высокая требовательность к квалификации летчика приводила к неоправданно большим небоевым потерям. Пикирующие бомбардировщики "луар-ньюпор" по своим летным характеристикам вполне могли бы конкурировать с прославленными уже тогда Ю-87, но армейское руководство не рассматривало этот класс бомбардировщиков в качестве действенных авиасредств поля боя. В результате в течение буквально трех дней воздушным преимуществом завладели уже немцы и не упускали его вплоть до окончания конфликта.
Атаки танковых частей французской армии также не были свободны от тактических ошибок. Полагаясь на толщину брониа у массового танка S-35 она превосходила таковую у немецкой "тройки" и ее рациональные углы наклона, французы наступали с почти равномерным распределением бронетехники по фронту. В результате подбитые танки замирали (или даже горели), не доползя до линии траншей, попытки танкового прорыва тормозились, немецкая оборона гнулась, трещала, но держалась.
Одновременно немецкие "штуки", пользуясь слабым истребительным и зенитным противодействием, долбили войсковые колонны на марше, разносили речные переправы, рвали артиллерийские позиции.
Практическим результатом французского наступления явился почти классический позиционный тупик с той лишь разницей, что наступать французы уже не могли, а немцы не хотели, имея другие планы.
Вы ошиблись в вашем прогнозе, Сергей Васильевич, произнес нарком внутренних дел мягким тоном. Вот полученные вчера сведения.
Рославлев проглядел поданный лист. Тут все было однозначно. Тот английский конвой, который рассматривался как направляющийся в Басру, на самом деле застрял на Мальте полностью, включая не только авианосец и корабли сопровождения, но и танкеры.