Однофамильцы товарищ политрук.
Новый командир вашего батальона старший лейтенант Семин, политрук Чуйко назначен комиссаром он ответит на ваши вопросы, Семен повернулся ко мне и протянув руку для пожатия сказалладно давай тут действуй без меня, а я в штаб. И стремительно вышел из блиндажа.
Проводив взглядом ушедшего Семена я продолжил.
Сколько у вас людей?
Со всего батальона в атаку не ходило 44 человека по различным причинам оставленным в тылу. Начал старшина.
Это по каким таким причинам?
Товарищ политрук вам подробно смог бы рассказать только тот кто приказал им остаться, я лишь смогу сказать только о своих. С какой-то злой обидой ответил старшина.
Ладно старшина извини, погорячился, говори что знаешь. Я примирительно хлопнул его по плечу.
В общем из тех кого мы сейчас собрали, оказались: 22 красноармейца, 6 поваров, 3 связиста, врач с санитаром приползли минут пять назад с ранеными, 9 водителей машин с машинами, а остальные это обозники, 17легко раненых из тех что сами смогли приползти, и нас двое. Да еще ваши артисты с вами и водителями, всего значит 19 человек. И того 80 человек.
Даа, дела. Неожиданно вырвалось у меня. Ну что ж будем воевать с теми кто есть. Нам сейчас нужно в первую очередь вытащить и спасти раненых, больше двух часов они на снегу не выдержат, замерзнут. Поэтому приказываю: старшина Иванов обеспечить маскхалатами, хотя бы штук двадцать, брезентом или плащ-палатками и
Нету маскхалатов товарищ политрук, не получали мы. Неожиданно перебил меня старшина. Я как раз ездил на склады за этими чертовыми маскхалатами, их негде нет, а выдали мне вместо них 160 комплектов постельного белья, поэтому-то я и не успел принять участие в атаке батальона.
Говорил он тихо и спокойно но блестящие влагой глаза выдавали его терзания от того что не смог выполнить приказ доставить в батальон маскхалаты, и душевную боль о погибших бойцах его роты которым пришлось идти в атаку по глубокому снегу в серых, длинных шинелях. Мне даже стало жаль его, но он нужен мне собранным и готовым к действию, а скорбеть будем потом, если выживем.
Хватит терзать себя старшина, ты лучше скажи плащ-палатки у тебя есть?
Есть, штук тридцать в повозке лежат, я на склад не сдал как чувствовал что может пригодиться, а для чего они?
Для раненых, для чего еще. Он посмотрел на меня с недоумением. Не понял, смотри, берешь простынь и пришиваешь ее к плащ-палатке. Одна сторона получается белой и на снегу незаметна, вяжешь один из углов узлом, привязываешь веревку ползешь к раненому, расстилаешь сбоку от раненого белой стороной вверх, перекатываешь раненого и накрываешь его другой простынею чтобы финны не видели как ты будешь его тащить по снегу и тянешь за веревку. Понятно?
Понятно товарищ политрук, можно даже две плащ-палатки обшитых брать и одну длинную веревку метров сто, один конец в окопе оставить другой с собой, тогда получится двух раненых вытащить, одного из окопа за веревку будут тянуть, одного я.
Хорошо, попробуем, тогда ты занимаешься плащ-палатками, а сержант подбирает людей которые поползут. Из простыней, те кто поползет пусть делают себе наподобие накидок, и ищет веревки. Все разойдись, и запомните времени у нас практически нет.
И вот ползу я поэтому снежному полю от одного серого бугорка к другому, живых пока не нашел в одной руке веревка с привязанными плащ-палатками в другой телефонный провод. Длинных веревок не нашли зато у связистов было много катушек с телефонным проводом по сто метров каждая, вот их и решили использовать. Вот еще один бедолага, подползаю ближе, прикладываю руку к лицу лежащего на боку красноармейца, ага, лицо теплое. Некогда мне смотреть куда он ранен, если еще не истек кровью значит кровотечение остановилось, есть шанс что выживет. Подтянув и подстелив под спину раненому плащ-палатку, я аккуратно и медленно перевернул бойца, из противогазной сумки достал одну из двух простыней и накрыл ею слабо застонавшего красноармейца. Теперь нужно хорошенько привязать его и простынь к плащ-палатке и к петле сделанной на плащ-палатке привязать телефонный провод. Проверив все еще раз я дернул несколько раз за провод, дождавшись ответного рывка дерну еще два раза. Провод натянулся и плащ-палатка с раненым медленно заскользила по снегу к нашим окопам. Я немного расслабился, думал, отдохну и поползу дальше, одновременно наблюдая как вытягивают раненого. Как вдруг правее меня финны открыли пулеметный и ружейный огонь по группе бегущих к нашим окопам красноармейцам, которые пробежав метров 1015 попадали на снег, кто убитым, а кто живым. Видимо начали замерзать раз решились на этот рывок, значит мне тоже нужно торопится. Оглядевшись и приметив впереди небольшой сугроб, а за ним небольшую воронку на краю которой лежало два тела я осторожно пополз. Сугроб оказался не сугробом, а убитым в маскхалате красноармейцем, в правой руке он сжимал Шмель9 с прикрепленным к нему гранатометом ГП-6. Это наверное боец из штурмовой роты, кто-то мне говорил, что они вчера здесь наступали и почти все здесь же и легли. Такое оружие нельзя оставлять, к тому же у меня только ТТ, а Шмель предаст мне чувства уверенности., Прости, подумал я мысленно обращаясь к убитому, и стал разгибать окоченевшие пальцы с автомата, затем перевернув его на спину отцепил два брезентовых подсумка с магазинами и гранатную сумку с четырьмя гранатами от гранатомета, одна из них оказалась осколочно-зажигательная ГОЗ-2. Кое-как закрепив это богатство под импровизированным маскхалатом и взяв в левую руку автомат в правую веревку с прикрепленной плащ-палаткой, я пополз к выбранной мной ранее воронке. Первое тело лежавшее перед воронкой принадлежало адъютанту старший батальона (так до 1945 называлась должность начальника штаба батальона). Снаряд разорвался перед ним и он лежал на спине головой обращенной к нашим окопам во взлохмаченной по всей длине осколками шинели и обезображенным лицом. Здесь я нечем помочь не мог, нужно ползти к воронке там еще один лежит, хотя в воронке вроде тоже кто-то лежит. Когда я подполз к воронке я увидел в ней раненого комбата с перевязанной бинтами головой и руками, рядом с воронкой лежал убитый санитар с медицинской сумкой на боку и размотанным бинтом в руках. Как только я дотронулся до комбата проверяя жив он или нет, он тут же открыл глаза. И не узнавая меня, хриплым голосом спросил.
Ты кто?
Свой я.
Вода есть, Свой,?
Молча отстегнув фляжку с водкой, поднес к его губам это ему сейчас нужнее чем вода, дождавшись пока он сделает несколько глотков, так же молча убрал флягу и стал подтаскивать плащ-палатку.
Слышишь боец? комбат попытался приподняться оперевшись на перевязанные руки, но охнув завалился на бок с каким-то рычащим стоном.
Вот блин, он сейчас все свои раны разбередит, кровью изойдет, не надо ему сейчас шевелится итак путь в наши окопы не близкий.
Потерпи комбат, сейчас я тебя вытащу, ты только не шевелись. Подтянув плащ-палатку и вытащив простынь для того чтобы накрыть комбата когда буду тащить его из воронки, я ухватился за ворот его шинели как он вдруг дернул головой, и хриплым голосом остановил меня.
Стой боец, стой. Закашлявшись он сплюнул на снег розовым сгустком и продолжил. Что там батальон, прорвал оборону, где он сейчас, почему не слышно стрельбы, где комиссар?
А нет комиссара, со злостью ответил янет и батальона, все легли там, возле дотов.
Как легли? Ты что такое говоришь? Ты кто? Ты враг! Он лежа попытался пнуть меня ногой, но нога только вяло ткнулось в край воронки и снова зашелся в кашле.
Я тот самый артист который несколько часов назад развлекал тебя и твой батальон со своим ансамблем и которого ты пригласил на НП посмотреть как, героически, ты поведешь батальон в атаку, а теперь пытаюсь собрать то что уцелело от батальона. Ну а кто из нас враг пускай в НКВД решают.
Пока я все это говорил комбат Фурцев смотрел на меня сначала зло, а по мере осмысливания взгляд поменялся на затравленный.
Я выполнял приказ о наступлении, я не виноват что приданный гаубичный дивизион и танковая рота не успели к началу атаки, а приказ о наступлении я выполнил. Капитан говорил все это тихо тусклым голосом как бы выталкивая слова из себя, понимая что оправдывается передо мной.
Конечно, ты выполнял только приказ, а подумать не пытался? Даже я знаю, что при прибытии на место новой дислокации ты обязан произвести разведку, если нужно, разведку боем для выявления слабых мест в обороне и огневых точек противника. Для того чтобы когда подойдут артиллерия и танки передать им координаты этих огневых точек для уничтожения при наступлении. Ты же положил весь батальон, триста пацанов у которых не будет завтра, не будет уже никогда детей, внуков и сам их род прервался из-за твоей некомпетентной дурости, об их матерях и отцах я лучше промолчу.
Говоря все это ему, я одновременно укутал комбата простынею и с последними словами выдернул его из воронки, возможно из-за резкого рывка он потерял сознание, ну и хрен с ним, мне проще будет укладывать его на брезент. Перевернув бесчувственного комбата на расстеленный брезент и крепко привязав, я пополз к нашим окопам подтягивая за собой на веревке раненого. Что-то долго я ползаю тут, уже темнеть начало хотя сейчас около четырех часов, нужно торопиться, жалко разбил свои часы, где, хоть убей не помню. Выбрав направление на подбитый броневик, я надеялся по его колее быстрее добраться до своих. По колее, легче мне тащить комбата будет, да и корпус броневика прикроет немного от финских пулеметов, постреливают падлы. Доползя до сгоревшего броневика воняющего жженой резиной, каленым металлом и еще какой-то химией и затянув комбата в колею решил немного передохнуть а то чувствую, могу не доползти тут правда осталось метров сто ну так и я уже наверное все триста туда обратно прополз. Мокрый весь, вплоть до нижнего белья и усталость навалилась, хочется свернуться в калачик и покемарить. Сейчас еще пару минут отдохну и нужно ползти, а то расслаблюсь и останусь здесь с комбатом в виде замороженных тушек напоминанием для других, о том что сон на снегу это плохо. А что там с комбатом, наверное нужно ему еще пару глотков влить, это я мокрый, а он с утра на морозе раненый в воронке пролежал. Подтянув тюк с комбатом к себе вплотную и откинув простыню с головы сначала прислушался, дышит он или я зря его тащил. Да нет, вон пар изо рта поднимается, живой. Отстегнув флягу и отвинтив пробку, поднес горлышко к его губам.
Эй, комбат, на, глотни немного, согреешься. стал тормошить его я.
Ааа, это ты, артист, прошептал он.
На, хлебни. Поднеся горлышко фляги к губам, дождался пары глотательных движений убрал флягу со словами. Сейчас дальше поползем, осталось метров сто и мы у своих.
Подожди, он закашлялся, отдышавшись, с хрипом продолжил. Послушай нельзя мне к своим, виноват я, ты правильно все говорил. Я виноват в гибели батальона, хотел отличиться, доказать кому-то, что достоин на большее, чем быть просто комбатом, славы захотелось, он опять закашлялся, теперь кашель был какой-то захлебывающийся с минуту он успокаивался затем продолжил. Ты не тащи меня, здесь оставь с моим батальоном, или пристрели, я сам не могу, рук ниже локтей совсем не чувствую. Помоги, артист.
Я лежал рядом и думал, вот лежит человек осознавший свои ошибки, совесть у него проснулась, не хочет он возвращаться и смотреть в глаза выжившим, просит помочь уйти, искупить так сказать свою вину пулей. Вроде нужно помочь, пожалеть, избавить его от страданий, от угрызения совести, от допросов в НКВД. Но, если я его сейчас не вытащу, не сдам особистам, не доведу дело до трибунала, а пожалею и пристрелю, то возможно какой-нибудь другой комбат Фурцев пошлет свой батальон в лобовую на пулеметы ради своих амбиций и желания получить награду. И плевать ему на горе матерей, отцов, жен плачущих над полученными похоронками. Не чего не ответив комбату я молча поправил простынь ухватился за веревку закрепленную на плащ-палатке и пополз к нашим окопам подтягивая комбата. Еще дважды я останавливался на отдых пока не дополз до окопа, и два бойца помогли мне в него спуститься, усадили, аккуратно прислонив к стенке, потому что стоять я не мог, ноги от слабости подгибались. Следом втянули комбата.
Так бойцы, это ваш комбат, он ранен в обе руки несите его скорее к медикам.
Один из них наклонился, откинул простынь, что он там делал мне было не видно, затем он поднялся и повернувшись ко мне сказал.
Та товарищу комадыр вин вже нэ живый, у него куля у груди, вин мабудь у дорози ще помер, чого его до мэдиков нэсти, мы его зи всэми поховаем в братской могылы.
Не судьба значит. Я вздохнул и попытался вытянуть ноги, как ко мне подошел второй боец.
Товарищ политрук комбат приказал как только вы появитесь срочно прибыть вам на НП.
Тьфу ты, в сердцах сплюнул я. Хорошо, сейчас иду, помоги встать. И протянул ему руку, что тут поделаешь нужно идти.
Не доходя до НП повстречал устало шагавшего доктора направлявшегося на НП для доклада.
Доктор вы к комбату?
Да товарищ комиссар к нему.
Идя друг за другом по траншее я вдруг вспомнил, что не знаю как прошла наша операция по спасению раненых, не зря ли мы весь день ползали на нейтральной полосе. Нужно спросить доктора, он обязан быть в курсе.
Много раненых удалось вытащить, а то я сам только приполз, вас вот первого вижу из командиров.
Это как посмотреть, вынесли 47 человек, вроде бы и много но на фоне погибшего батальона это очень мало ну там еще около десятка сами приползли.
Пока он это говорил мы подошли к НП доктор пропустил меня вперед придержав край плащ-палатки заменявшей входную дверь. Не успел я войти как подскочивший ко мне Семен схватил меня за грудки и с яростью принялся меня отчитывать.
Ты какого хрена полез на нейтралку, ты чего себе позволяешь, я тебя спрашиваю, а если бы тебя там грохнули или в плен увели, ты где должен был находиться, ты вообще понимаешь что бросил вверенное тебе подразделение на произвол судьбы, а?
Все это он выкрикивал мне в лицо приподняв меня над полом и с силой встряхивая так что моя голова моталась из стороны в сторону, таким Сеню я видел впервые, медведь, натуральный медведь.
Се-е-е-ня от-п-у-у-у-сти-и-и.
Он перестал меня трясти, внимательно посмотрел на меня, затем аккуратно поставил, подскочил к сколоченному из снарядного ящика столу, схватил стоящий там чурбачок заменявший табурет, поставил его возле меня и мягко надавив мне на плечи усадил на него.
Коля ты как цел, не ранен, повернувшись к стоящему и офигивающему от всего увиденного здесь врачу, крикнулдоктор, что вы стоите, посмотрите его, он наверное ранен.
Доктор метнулся ко мне пытаясь снять с меня тряпки заменявшие мне маскхалат, но я остановил его.
Все в порядке со мной, я не ранен, я просто устал, док ты же шел со мной, видел же что я не ранен, так что не суетись, присядь вон лучше, тоже ведь устал, целый день на ногах. Ну а ты товарищ комбат, я посмотрел на почти успокоившегося Семенарасскажи что тебе хорошего в штабе сказали.
Семен снова внимательно посмотрел на меня, хлопнул по плечу, прошелся туда-сюда, подошел к столу уперся об него руками
В общем так, сначала доктор расскажет что там с ранеными, а затем я расскажу какой получил приказ, давайте доктор докладывайте.
Доктор вскочил с импровизированного табурета, одернул шинель, поправил портупею и чуть усталым голосом стол докладывать то что я уже от него узнал.
В результате проведенной спасательной операции, с поля боя было вынесено 52 человека с различными тяжестями ранения и обморожения, из них умерло 5 человек, остальные после оказания им первичной неотложной помощи машинами отправлены в корпусной госпиталь. Еще к нам обратилось 11 человек самостоятельно приползших с нейтральной полосы с различными степенями переохлаждения, им тоже оказана медицинская помощь, оставлены мною в батальонном медпункте.
А почему этих оставили?
Обморожения у них не сильные, в основном они сильно замерзли, их напоили горячим, растерли спиртом, жиром, и уложили в тепло спать. Завтра если не будет температуры они могут вернуться встрой.
Хорошо, Семен махнул доктору чтобы тот сел, прошелся до двери, откинув плащ-палатку выглянул наружу, вернулся к столу и продолжилтеперь слушайте что мне сказали в штабе. Нам поставлена задача имитировать активные наступательные действия на нашем участке, для сковывания финских резервов и содействию настоящего наступления. Нам выделено две маршевые роты из резерва, без ротных, гаубичный дивизион, рота танков. Завтра вечером звено бомбардировщиков нанесет на нашем участке бомбовый удар, затем артиллерия двадцать минут будет обрабатывать финские позиции, потом пойдем мы и танкисты. На подготовку нам дали весь завтрашний день, атака назначена на семнадцать часов, как раз наступят сумерки и финским пулеметчикам будет трудней в нас попасть. Да, чуть не забыл, пополнение прибудет через три часа, танки и артиллерия утром. Вопросы?