Разговор не заладился сразу, на прямое, без экивоков, предложение Варяжко продать ему жену, купец возмущенно отказал:
Ни в жисть! Она не скотина, а я не нищета какая, сам могу купить кого хочу! Хотя ты теперь важный муж, но и на тебя найду управу, так что уходи подобру-поздорову.
Ответил Варяжко самым благожелательным тоном, только его потемневшие от злости глаза не сулили ничего подобного:
Ты не спеши, Мировид, с ответом. Я к тебе добром, зла не желаю, но судьба может обернуться по разномуможет торговля порушиться или товар сгорит, тать на пути подстережет и жизни лишит. Да мало ли что случается, от всего не убережешься. А так добрые люди помогут и все обойдется.
После почти не завуалированной угрозы влиятельного соперника, померявшись с ним взглядом, купец поддался:
И что хочет добрый человек, за какую мзду?
Две гривны, как за доброго коня!
Всего две гривны? Да за холопа больше нужно отдать! Пять! Такая горячая баба меньше не стоит!
Три! Поистрепалась за годы, товар не в лучшем виде.
Четыре! Баба в самом соку, а ты поистрепалась!
Даю три с половиной, больше ни гроша!
Ладно, согласен. Цени мою добротуот себя отрываю!
Вот так, после недолгого торга, Варяжко честно обзавелся наложницей для телесных утех. Купил для нее небольшой, но справный дом у реки, там и зажил, пока не утешил страсть после долгого перерыва. Сама Радмила к перемене хозяина ее тела отнеслась довольно смиренно, отрабатывала усердно к обоюдной радости. После чередовалодну ночь в своих хоромах, другую у наложницы, отдавая дань сердцус Румяной, и плотис Радмилой. И странно, душа не разрывалась между ними, даже находила гармонию в таком разнообразии. А те довольствовались подобным раскладом, по крайней мере открыто не высказывались против. Люди же вокруг судачили о личной жизни посадника, впрочем не осуждая егоподумаешь, эка невидаль, зато все довольны!
Глава 5
В самый разгар лета 985 года, когда от палящего зноя пересыхали реки, от князя Владимира прибыл с грамотой его боярин Мороз. Впервые за три года, минувших после битвы на Ловати, князь снесся с Новгородом. До сих пор новгородцы только по слухам, да еще от приезжих купцов узнавали о происшедших в стольном граде и других русских землях событиях, для многих печальных и страшных. Первый год после поражения Владимира и потери им практически всего русского воинства выпал особенно труднымсо всех сторон Русь терзали вороги, грабили и сжигали города и селения, угоняли в рабство тысячи и тысячи русичей. И некому было заступиться за бедный людпочти все ратные мужи остались на северной земле, павшими на поле боя или взятыми в полон.
Так сложилось, что Новгород оказался если не виновным, то причастным к случившимся бедам, его проклинали жены и матери пропавших воев, весь народ, переживший страшное лихо. То, что вольной город с присоединившимися к нему землями защищал себя от княжеского войска, не стало оправданиемуж лучше он пал бы, считали они, но не довел бы до гибели всю Русь. Того же Владимира, вернувшегося в Киев с малой частью дружины, винили меньше и то в том, что не смог перебороть мятежные земли и сгубил всю рать. Ему остались верны поляне, северяне и древляне, другие колебались, выжидалисправится ли Владимир с напастями? Отбились западные племена, отошли под руку польского короля Мешко I, муром и меря взяли булгаре, а вятичи и радимичи отказались признать княжескую власть.
К следующему году Владимиру удалось набрать дружину, собрать воев из ополчения и отбить набег печенегов, подступивших к самому Киеву. Поставил заслоны на южном рубеже, хоть в какой-то мере защитил от угрозы со степей. Еще через год восстановил свою власть в центральных землях, в этом же отправился на запад. Войска у него оказалось почти вдвое меньше, чем в прошлом походе, когда он взял Червень и Перемышль, дошел до Вислы. Сейчас же завяз на волынской земле у Буга, против него встали не только вои племени, но и стоявшие тут польские отряды. Добавили трудностей еще ятвяги, сговорившиеся с королем Польши, ударили по русскому воинству с севера.
Пришлось Владимиру отступить на землю дреговичей, но враг не отставал, продолжал терзать его войско. Возникла опасность нового разгрома, который мог привести к самым худшим последствиям, вплоть до уничтожения русского государства. По-видимому, князь посчитал ситуацию настолько сложной, что пошел на крайнюю для него мерупросить помощи у ненавистного Новгорода. Отправил с грамотой ближнего своего боярина и наказал ему любым путем уговорить северный народ скорее идти с войском на подмогу. Тот шел на струге самым скорым ходом от рассвета до заката солнца, останавливаясь только на ночлег, его люди выбились из сил, но через две недели добрались к северному городу.
В обычный будний день, когда Варяжко у себя в управе разбирался с текущими делами, к нему прибыл посыльный от главы совета и передал наказ немедленно приехать в детинецдело спешное, дорог каждый час. Ломал голову по путичто же такое случилось, коль обычно неторопливый Велимудр так обеспокоился. Застал в приемной палате почти всех мужей совета, с ними еще тысяцкого Любима и незнакомого воина зрелого возраста, заметил еще по его лицу и всей фигуре все признаки предельной усталостиу самого такое бывало. Едва молодой посадник, поприветствовав всех, уселся на лавку, Велимудр тут же начал речьнаверное, дожидался именно его:
Собрал я вас по неотложному делукнязь Владимир просит от нас войска на подмогу, притом спешно. Бьется он из последних сил, но вороги слишком сильныи числом и умением. Против него выступили вои из волыни и дулебы, но главную силу представляют поляки и ятвяги. О том, что там происходит, расскажет боярин Мороз, его послал к нам Владимир.
После обратился к посланцу, попытавшемуся с трудом встать:Говори сидя, Мороз, силы тебе еще понадобятся, пока все изложишь и разъяснишь.
Боярин заговорил вначале неторопливо, веско выговаривая каждое слово, потом незаметно зачастил:
Войском в шесть тысяч ратников мы пришли на землю волынь. В первое время трудностей с ними не имели, дошли до Луга, а там нас ждали поляки. Вот с ними уже стало хуже, а когда еще к ним на подмогу пришли дулебы, после ятвяги, нам стало невмочь. По числу их вдвое более, чем нас, да и вои наши заметно хуже в ратном деле, особенно против ятвягов, так что пришлось уходить восвояси. Но вороги шли за нами, каждый раз, когда мы вставали даже на малое время, давали нам бой, выбивая больше, чем мы их. Сейчас нас осталось на ногах едва ли четыре тысячи, долго не продержимсяили перебьют всех или войско разбежится, некому будет остановить противника.
Замолчал, оглядывая сидящих мужей, по-видимому, ожидая от них вопросов. Те дружно повернули головы к Варяжко, даже Любим, признавая право на первое слово за бывшим командующим. Немного подумав, приступил к расспросу, после ответа на один вопрос тут же задавая следующий:
Сколько ятвягов и поляков?
Ятвягов полторы тысячи, поляков три.
Состав войска у поляков, кого больше: лучников, мечников, копейщиков?
Копейщиков больше, лучников и мечников примерно поровну. Часть еще с топорами и сулицами.
Насколько крепки в бою, держат ли строй?
Слабее, чем ятвяги, но против наших воев держат.
Если ли общее командование или каждое войско само по себе?
Общее командование за польским воеводою, но ятвяги больше сами воюют.
Варяжко задал еще десяток вопросов, в основном получая ясные ответычувствовалось, боярин достаточно сведущий человек. После вступили в расспросы другие мужи, не столько по военным, а по другим темамо состоянии рек и дорог, отношениях с местным населением, наличии укреплений на пути, снабжении продуктами и питьевой водой, доступных в той местности транспортных средствах. Уже после, отпустив гостя, принялись решать со сбором и отправкой войска. То, что надо помочь Владимиру, даже не обсуждалосьвсе понимали необходимость отстоять русское государство, иначе русичам не остаться свободными, их подомнут другие. Торопило только времянадо выходить как можно скорее, на сбор же всех полков понадобилось бы не меньше двух недель. Но и с малыми силами идти вряд ли имело смыслтолько погубить людей.
Приняли предложение Варяжко идти в поход через неделю тремя полками. Он посчитал, что двухтысячное войско справится с ятвягамиименно о них просил Владимир, остальных ворогов удержит его рать. Вести воинов вызвался сам, совет согласился с ним без сомнения, как само собой разумеющееся. В тот же день отправили гонцов в полки, расквартированные в центральной и на западной стороне, назначили им сбор на Двине у волока. Два новгородские полка собрались за три дня, загрузились на ушкуи с большим резервом припасов и снаряженияв краях, куда направлялись, с продовольствием у местного люда сложилось плохо, так что рассчитывали на свои запасы. Еще три дня ушли на путь по Ловати и дальше волоком к Двине, здесь простояли сутки в ожидании полка с западных рубежей.
Дальше по Двине и Днепру дошли до Обруча, а затем по Припяти к Турову, здесь и застали войско Владимира. Он занял оборону на подступах к городу, пытаясь отстоять столицу дреговичей, уже неделю отбивал атаки объединенных сил ворога. Подошедшие к пристани ушкуи встретил боярин Морозон отправился из Новгорода сразу же, как только узнал о решении совета прийти князю на подмогу. С непритворным радушием обнял сошедшего на берег Варяжко, после приветственных слов без промедления провел новгородского командующего в детинец к Владимиру, занявшему палаты наместника. Тот принял сейчас же, без проволочки, здесь и сошлись лицом к лицу два прежних недруга, волею судьбы в трудный для Руси час ставшие союзниками.
Владимир возмужал, на его челе печатью пережитых невзгод легли морщины вокруг глаз, а взор выглядел суровым и в тоже время печальным. Хотя телом почти не изменилсятакой же худощавый и подвижный, только отпустил бороду, правда, небольшую, не такую окладистую, как у самого Варяжко. В свою очередь князь вглядывался в стоящего напротив новгородского мужа, по-видимому, вспоминая и сравнивая с нынешним образом. Так и стояли минуту, не отводя глаз, после Варяжко первым заговорил, кивнув головой, но не кланяясь, показывая тем самымВладимир ему не господин:Здрав будь, князь, долгих лет тебе.
Задержавшись на мгновение, еще раз бросив оценивающий взгляд, Владимир ответил:И тебе здравия, тысяцкий.
Я не тысяцкий, князь, а посадник новгородский, спокойно поправил Варяжко.
Князь, конечно, знал от своего боярина, кто он, но оговорка не задела еговоспринял как в память о прошлой встрече, да и если и была попытка принизить, то она не стоила внимания. После продолжил:
Со мной пришли три полка числом в две тысячи воинов. Готовы встать против ятвяговнам прежде довелось с ними биться, но выстояли.
В последних словах прозвучал легкий намек князюты вот с ними не можешь справиться, а нам они по силам. Владимир на мгновение сморщился недовольно, а потом высказался:
Будь по твоемувстанешь против них. Мороз проведет тебя на поле брани, покажет, где занять место.
Вот так, коротким разговором, завершилась первая встреча. Без каких-либо словопрений, обсуждения планов или согласования совместных действий, только краткое напутствие. Да и преждевременно вести о них речь, прежде самому надо осмотреться и продуматьв этом он рассчитывал на помощь Мороза, коль князь поручил ему и дальше сноситься с новгородцами. Так и случилось, пока между вставшими напротив сторонами стояло затишье, обошел с боярином позиции на земляном валу и поле перед ним, оглядел стоявшего вдали противника, задал еще вопросы, а потом дал приказ своим командирам готовить оборону привычным для себя способомс гуляй-городом, полосой препятствия с ямами, ежами и надолбами, а также позиции для онагров.
До конца дня враг так и не напалпохоже, ему также понадобилась передышка. Полки использовали это время в полную меру, работали, не покладая сил. Уже стемнело, а бойцы продолжали рыть ямы, ставить заграждения, завершили возведением гуляй-города по всей ширине отведенного им фронта. На рассвете подогнали онагры, поставили их на возвышении на подготовленных площадках. Камнеметчики для пристрелки пустили в поле свои снаряды, а потом, как и все воины, принялись ждать врага. Он не спешил и только когда солнце поднялось на две ладони началось движение в его рядах. Разбивались на группы, вперед выдвинулись лучники, за ними копейщики и затем строй мечников. Ятваги, расположившиеся на левом фланге напротив новгородских полков, встали иначе, в одном монолитном строе из нескольких рядов за стеной больших щитов, закрывающих их до колена.
Первыми двинулись ятвягинеспешно, мерным шагом, держа строй. За ними по центру последовали полякиих войско составляло основную группировку, последними разношерстная рать волынь и дулебов со слабым подобием строя, да и то постоянно нарушаемым. Когда противник достиг пристрелянной дистанции, камнеметчики на двух десятках онагров приступили к своей работе. Часть камней не долетела до цели, но большая угодила прямо в строй. Похоже, что ятвяги не ожидали такого сюрприза в ставшем уже привычном сражении с русской ратью, остановились, дали тем самым время новгородским артиллеристам дать еще залп. И только потом взревели и бросились вперед. Но далеко не убежали, меньше, чем через сотню метров, наткнулись на ямы, а после ограждения из ежей и надолб, поневоле расходясь перед ними и разрушая строй.
Именно в этот момент открыли огонь лучники из-за гуляй-города, поражали открывшегося в разрыве строя неприятеля, к ним подключились камнеметчики, добавившие проломы в наступающих рядах. Против ожидания, ятвяги не пошли на проломпотеряв немалую часть своих воинов, отступили, но организованно, прикрываясь щитами. Преследовать их новгородцы не стали, так и остались под защитой гуляй-города, только помогли соседям отбить атаку поляков фланговым огнем лучников и онагров. Те тоже не стали упорствовать и отошли, за ними остальная рать. В тот день противник еще дважды повторил штурм, примерно с тем же результатом, а на следующий свернул свой лагерь и ушел обратно.
Отход неприятеля стал неожиданным для Варяжко, ожидал от него большей настойчивости, особенно, от ятвягов, в прошлом бою полегших до последнего воина, но так и не отступив. Единственно, что как-то объясняло их уступчивость в этом сражениине горели желанием терять жизни из-за интересов временного союзника, против которого раньше не раз воевали. А отказ главной ударной силы общего воинства от дальнейшей компании мог повлиять на другихтех же волынь и дулебов. Полякам же воевать одним против усилившегося русского войска вряд ли представлялось нужным.
После ухода ворога князь пригласил Варяжко и других старших командиров на совет обсуждать дальнейшие планы. С первых слов Владимир принялся уговаривать новгородского командующего продолжить поход на запад, сулил тому большую добычу, ратную славу и какие-то благости в будущем. Варяжко же не имел желания влезать в какую-либо авантюру на западных земляхзнал, что они доставят еще много хлопот при сомнительной выгоде. Да и не считал разумным вламываться в сферу интересов европейских лидеровкроме польского короля Мешко, свою большую политику на этой стороне вели император Римской империи Оттон Ш, византийский Лев VI и еще целая свора других, грызшихся друг с другом за власть и земли.
Большую же перспективу и пользу для Руси Варяжко видел в продвижении на восток до Урала с его богатыми кладовыми и на юг к Русскому (Черному) морю. О том он и повел речь, убеждая Владимира и его ближников своими доводами. От похода же на запад отказался без каких-либо оговорок, объявил, что возвращается с войском в Новгород. Надавить на него Владимир не пытался, по-видимому, понимал, что не в его силах принудить того к чему-либо, по крайней мере, сейчас. Поблагодарил Варяжко за помощь, пообещал подумать над его словами, при случае даст знать о своем решении. На том и расстались, не держа обиду и рассчитывая в будущем на совместные планы, выгодные обоим.
Исподволь у Варяжко менялось отношение к князюот начального неприятия к большей терпимости. Не сомневался, как и прежде, в жестокости Владимира и способности пойти на подлость и вероломство, но та стойкость и воля, которые он проявил в трудные годы, предпринятые усилия в укреплении Руси и защите народа от ворога подкупали, вызывали уважение к сильной личности. Идти на сотрудничество с ним считал возможным и оправданным, но только если они шли на благо Новгородской земли и всей Руси. Поэтому и предложил идти не на запад, а на восток, для Новгорода та сторона также представляла интереспрежде всего в новых землях с лучшими условиями для земледелия и соответственно собственной продовольственной независимости. Да и приумножение богатства от уральских недр, пусть и в нескором будущем, представлялось перспективным.