И уже спокойно улегся на пушистую траву и, глядя снизу-вверх на белоснежно-цветущую черемуху, подумал:
Информация, анализ, выводы. Информации с гулькин нос. Какой-то мутный тип, по смутным выводам являющийся местным божком по имени Единый, закинул его куда-то, зачем-то, в какие-то средние века, при этом непонятным образом сменив возраст и внешность. Насчет внешностиэто точно. Уж себя-то в детстве Витольд Андреевич помнил хорошо, во всяком случае то, что он всегда был блондином, а не брюнетом, а свои нынешние чернявые, свисавшие на глаза патлы он разглядел очень четко. И для чего? Интересно ему, видите ли. Пока мало данных. И что тут анализировать, какие можно сделать выводы? Да собственно, какие выводы могут быть из столь скудных данных? Главноеэто получил второй шанс и надо бы прожить его так, как хочешь, а не так, как жизнь повернула. Уж этому его прошлая жизнь за восемьдесят лет научила хорошо. И плевать на то, что здесь, судя по словам этого сранного божка, пока средневековье. Людиони всегда люди, в каком бы веке они не жили. Ему бы только подрасти и подготовить его нынешнюю тушку к будущим испытаниям, а то нынешнее недоразумение, которое называлось его телом, что-то не внушало ему доверия. Людей искать? А зачем они ему нужны? И главноекому он в таком виде нужен? Если здесь средневековье, то наверно тут есть рабы, слуги и те, кто их имеют. Начинать новую жизнь в качестве раба категорически не хотелось. Так что ну их, этих людей, куда подальше. В том мире надоели. Устал от людей с их вечными проблемами. В тайге и без них проживет, вспомнит детство золотое. В той жизни он каждое лето уходил со старшими двоюродными братьями в тайгу на поиски женьшеня, пропадая из городской суеты месяца на два. Вспомнить навыки нетрудно, зато отдохнет от круговерти дел, как давно ему мечталось в той жизни. Самое главное, жив, вроде здоров, мозги на месте. Обживется, осмотрится, знаний наберется. Пока где-то так. Кстати, этот недобог какие-то бонусы обещал, что-то там про оружие обещался, но что-то роялей не видно. Надо осмотреть место прибытия.
Тело слушалось идеально, когда он хотел, чтобы оно поступило так или иначе, но приходилось постоянно о нем помнить и контролировать. Видно мозги взрослого человека пока не привыкли к совершенно другим габаритам и не соразмеряли свои желания с детскими возможностями. То он начинал делать слишком широкие шаги, чуть ли, не садясь на шпагат и шипел от боли в промежности, то пригибался под веткой, до которой при его нынешнем росте было еще как минимум полметра. К новому телу еще нужно было привыкать, как к новой одежде. Не было того автоматизма и согласованности в желаниях и действиях, которые были присущи ему раньше. Каждый шаг приходилось контролировать. Но потихоньку приноровился и, стараясь не делать резких движений, стал обходить поляну.
По еще примятой траве нашел точное место, где очнулся. И да, бонус таки был. Валялся в травке, как будто всю жизнь здесь и лежал. Простой нож с деревянной ручкой в потертых кожаных ножнах. Судя по следам ковки на лезвии, еще не стершимся от долгого употребления, самодельный и совсем новенький. Не кухонный. Обух миллиметров шесть-семь и само железо вроде неплохое. Не сталь конечно, но после удара по найденному камню вмятины на лезвии почти не было, что сам Витольд Андреевич тут же и исправил, заправив лезвие о тот же камень. Чем-то похож на узбекский пшак. Только конец не закругленный, а плавно сходящий на острие и сам клинок длиной сантиметров двадцать пять, этакое мачете. Сгодится и хлеб порезать и для самозащиты. Не перочинная ковырялка. А для его нынешнего тщедушного тельца так вообще, как меч. Даже тяжеловат для руки. Вполне такой достойный ножичек. Больше, сколько не рыскал вокруг, вороша траву руками, ничего не нашел.
Нет, ну не гад ли? возмутился мальчик. И это все? Все бонусы? Где автомат Калашникова, ноутбук или хотя бы оружие последнего шансаграната? Мда, рояли придется строить самому. Сволочь.
После столь краткого резюме по поводу местного распределителя благ и еще получасового брожения по полянке стало ясно, что больше ничего не ожидается. Зато и сам успокоился и пришел в полное согласие с самим собой.
Ну, что, хоть за это спасибо. И за новую жизнь. Даже в детском теле, ведь детствоэто такой недостаток, который со временем пройдет. Главноеего память при нем, а все остальноедело наживное. Да и тело не какое-нибудь калечное, а вполне даже ничего, он согнул правую руку и с удовольствием посмотрел на вздувшийся небольшой, но даже на вид твердый, бугорок бицепса. Я из тебя мужика сделаю. Были бы кости, а уж мяса я обеспечу. Все девки будут наши. И на нашей улице перевернется Камаз с пряниками. Кстати, насчет пряников. Пора бы подумать о еде. после всех переживаний последнего времени его пробило на голод. И конкретно подумать, как жить дальше?
Он опять уселся под понравившейся ему цветущей черемухой для очередного сеанса аналитики. Итак, что он имеет и что умеет. Имеет нож и какую никакую одежду, а умеет оказывается довольно много. В последнее время перед смертью у него был легкий склероз. Не то, чтобы он забывал дорогу в туалет, но из памяти ускользали имена, лица, даты и прочая мелочь, которая не мешала жить, хотя иногда и доставляла легкое неудобство. Говорят, перед смертью перед внутренним взором человека пролетает вся его жизнь, а у него получилось наоборотумер и вспомнил все что когда-то услышал, увидел или сделал. Даже детские воспоминания о тайге никуда не делись. То ли повлияло второе детство, то ли бонус все-таки оказался более обширным, но в памяти всплыло все, что он считал давно забытым и ненужным. Вспомнилось даже то, о чем он и не думал, что знает. Но вспоминания были именно его. То, что видел в жизни, но не придавал этому значения. Мимолетный взгляд на дядьку, который раскладывал силки на зайца, старший двоюродный брат, делающий из проволоки петлю на косулю, старенький, но еще довольно крепкий старичок-нивх, добывающий огонь с помощью огнива, хотя и имел за пазухой жестяную коробочку со спичками, завернутую в целлофан, и многое, многое другое, что казалось давно забытым и ненужным. А сейчас вдруг всплыло в памяти.
Никак еще один бонус? сразу заподозрил мальчик. Или какой-то побочный эффект переноса? Мозги-то совсем молодые, вот и память молодая да крепкая. Обновленное тело выкинуло на свалку даже ту легкую форму забывчивости, которая у него появилась к семидесяти годам. Как бы там не было, стоило это принять как данность. Поэтому, долго не заморачиваясь, просто учел, как должное, что при желании может вспомнить очень многое из того, что казалось давно забытым и выброшенным из памяти за ненадобностью
В той, уже прошлой жизни, он прежде, чем начать какое-нибудь новое дело, всегда любил вначале посидеть, перекурить, обдумать предстоящее, пообтесать, так сказать, углы и заусенцы. Так же и сейчас он крепко задумался о том, что ему предстоит. Этот горбоносый недобог, а какой он бог, если зажилил для него, такого маленького и беззащитного хотя бы автомат, хотя бы старенький револьвер? обещал ему средневековье. Принять это за факт, который не принадлежит обсуждению. Вот знать бы еще какое здесь средневековье, раннее, когда все против всех с их мечами и копьями, среднее или позднее с уже сложившимися государствами, с примитивными огнестрельными аркебузами и пищалями. Вооружениеэто очень важно.
Так же по его оговоркам можно было понять, что население здесь такое же, как и он. То есть не орки, эльфы или прочие фантазийные гномы, а такие же люди со всеми присущими им достоинствами и недостатками. Магии здесь, судя по тем же оговоркам здесь тоже нет. Так что стать великим магом и поражать всех неугодных ему врагов огнем и потопом ему тоже не грозит. И это хорошо. И хорошо то, что ничем от местных он отличаться не будет. Впрочем, пока к людям он не собирался, но подготовиться на всякий случай надо. И если раньше, еще в той жизни, он мог рассчитывать на свою охрану, то сейчас только на свои мозги со знаниями старика и детское тельце.
И первым делом ему нужна крыша. Из опыта всей своей жизни он давно уже вывел, что у каждого человека должно быть место, куда он может прийти, не боясь, что в этом месте его могут обидеть, предать или даже убить. Нора, куда можно заползти зализывать полученные во внешнем злом мире раны, где можно наедине с собой повыть, жалуясь на несправедливость и жестокость судьбы. То самое место, где можно спокойно, никого и ничего не боясь, подсчитать убытки и прибыль. Дом, где можно просто отдохнуть, и переждать тяжелые времена. Чтобы потом опять выйти наружу спокойным и невозмутимым, иронично улыбаясь прямо в оскал внешнего мира.
Значит, первым делом ищем жилье. Второй вопросэто оружие. Ну вот не верил он в белый и пушистый мир, который если и распахнет для него свои объятия, то только для того, чтобы прижать к себе посильнее до хруста костей, а затем и переломить пополам, с удовлетворение вслушиваясь в сухой треск сломанного позвоночника. Так что крепкий посох с заостренным концом он вырежет прямо сейчас. На первое время сгодится, а там посмотрим. Уже сейчас, навскидку, он примерно представлял себе свой будущий арсенал.
Третий вопрос сам напомнил о себе бурчанием желудка. Ну конечноеда. Как же без нее, родимой. Вроде перед смертью побывал на банкете, где зря время не терял. Но что-то не чувствовал он сейчас никакой сытости. То ли после смерти времени много прошло, то ли тело, молодое незнакомое, требовало свое. Откуда-то он помнил, что человек может жить без пищи месяц. Была бы вода. А так, за счет запасов жировых накоплений, можно продержаться месяц не месяц, но неделю точно. Он поднял рубаху, посмотрел на свои «жировые накопления», похлопал себя по впалому животу и разочарованно цыкнул сквозь зубы. Тратить было явно нечего. Придется по пути искать что-нибудь съедобное. Для дичи у него пока руки коротки, но ведь сейчас, судя по всему, поздняя весна. Для ягод рановато, но некоторые травы как раз только весной и годятся в пищу.
Он вспомнил, как в своем далеком детстве соседи-корейцы вместе со всей своей детворой по весне уходили в сопки собирать различные травы. Ради того, чтобы погулять по молодой травке, он тоже ходил с ними. Заодно помогал собирать травы и сконфуженно усмехался, когда старенькая, согнутая жизнью пополам старушка, выкидывала почти все собранное им сено и, по-доброму улыбаясь морщинистым лицом цвета старого кирпича, тыкала ему под нос оставшийся пучок, что-то объясняя ему на своем причудливом языке. А потом угощала их семью различными салатами из этих трав, надо сказать довольно вкусными. Из того, что он тогда собирал, ему вспомнились только одуванчик, папоротник, щавель и еще какая-то трава, развесистая, по колено высотой и с толстым сочным стеблем, но с таким заковыристым названием на корейском, что он никак не мог его запомнить. Как она называется на русском он не знал, но зато хорошо запомнил внешний вид и как ее приготовить. Да и грибы уже должны быть. Он не очень хорошо разбирался в съедобных грибах, но зато отлично помнил, как выглядят ядовитые. Так что неделю он продержится. А там, уже после того как он сделает себе приспособления и оружие, придет черед и настоящей еды. Ничего, выжил в том мире, выживет и в этом. А если мир будет против, что тем хуже для него.
Его поход в неизвестное начался с того, что он нашел на окраине поляны молодое деревцо, похожее на ясень. Скорее это можно было назвать побегом, чем полноценным деревом. Прямой ствол без сучков, небольшая крона, кора тонкая и мягкая и само деревце высотой в два его роста. Толщиной с его руку, как раз то, что ему было нужно. Промучился он с этим деревцем примерно с час, потому что, несмотря на молодость, оно было уже довольно твердым и упругим. Был бы он взрослым, ему наверно хватило бы минут пять. Но детские слабенькие ручонки, тяжелый боевой нож, крепкая древесина Короче к тому моменту, когда у него оказался дрын в полтора метра длиной, он запыхался, как медведь в парной и обновил свои новорожденные ручки, натерев на них водянистые мозоли. И дело доделал только из одного упрямства и из-за привычки всегда доводить начатое до конца. Затем еще час он снимал кору и острил один конец, тот, где раньше был комель. Древесина там была покрепче, но его предыдущими усилиями по рубке дерева была разлохмачена как веник и ему оставалось только обрезать эти лохмотья и придать вид более или менее острого кола. Спустя два часа сплошного мата и четырех лопнувших, уже кровавых мозолей, примитивное копьецо было готово. Тонкий ствол, очищенный от коры, еще сочился соком. Пришлось, чтобы он быстрее высох и не скользил в руке, хорошенько обмазать его землей. Хорошо было бы еще обжечь острый конец на огне, но это он оставил на потом. Огня не было и до него еще надо было дожить. Он критически осмотрел получившееся изделие.
Да, ничего себе карандашик получился, но в душе радовался, все-такикакое никакое оружие. И хотя он понимал, что при его возможностях вряд ли способен отбиться от чего или кого-нибудь серьезного, но само ощущение в руке острой тяжести давало ему чисто психологически чувство уверенности. Затем он выбрал высокое и толстое дерево, судя по форме листьев это был дуб, и полез на него, стараясь взобраться повыше. Дерево оказалось развесистым и удобным для восхождения, а мальчишеское тело ловким и легким. Да и мозги, благодаря более-менее точной работе при изготовлении копья, вполне приноровились к детскому телу. Поэтому забрался он почти до самого верха, откуда можно было осмотреться и выбрать предстоящий путь.
Вокруг, до самого горизонта простиралась тайга: однообразные, не очень высокие, пологие сопки, заросшие разнообразными деревьями, сейчас играющими самыми разными оттенками веселого весеннего цветения. «Зеленое море тайги»единственное, что приходило на ум, глядя на это буйство зелени. Ни городов, ни сел с деревнями, ни автострад и вообще никаких проселочных дорог и даже тропинок. Никаких признаков цивилизации, даже самой захудалой, не было видно, здесь ею и не пахло. Как говорилось в мире Витольда Андреевича: «У нас нет дорог, одни направления», так вот, здесь не было даже направлений. Иди, мальчик, куда хочешь и в любую сторону.
Только с одной стороны, вдалеке, в дрожащем мареве была видна какая-то темная масса. Судя по высоте и ширине занимаемой территории, скорее всего это были скалы или горы, не чета окружающим его сопкам. За неимением других видимых ориентиров, туда он и решил двигаться. В таких местах проще было найти какую-никакую пещеру. Хоть какая-то цель. А по пути искать воду, какую-нибудь речку или ручей. Насколько он помнил по родной Земле, в тайге всегда было множество речек, ручьев, а то и просто родников. Он надеялся, что здешняя тайга не сильно отличается от земной. Тем более, что там, где вода, там и жизнь, а значит и дичь.
Итак, цель определена, задачи поставлены. Он спустился вниз и стал собираться в дорогу. Вещей было немного. Поэтому сборы были недолгими. Он только посмотрел на небо, отметил местоположение солнца, судя по нему идти придется на восток и, подтянув штаны, тронулся в путь. Левой рукой он поддерживал на плече свежевыструганный кол, а в правая лежала на рукоятке ножа. На ножнах оказалась петля, за которую он и прицепил оружие к веревочке на штанах с правой стороны. Правда штаны от такой тяжести периодически сползали с худых бедер, но не в руках же нести тяжеленькое железо. Вдруг, что случится, а у него обе руки заняты. Надо, чтоб хоть одна была свободна. Потом, когда найдет подходящий материал, надо будет сделать нормальный пояс для оружия, а пока и так сойдет.
Дорога оказалась не очень веселой, лес он и есть лес. Тем более дикая и непредсказуемая, местами непроходимая, тайга. Шлось легко, но не очень быстро. Приходилось постоянно выбирать путь. Вначале он тестировал свое тело, заставляя его делать то легкие пробежки, то прыгать в высоту и длину. Затем, на попавшейся по пути подходящей ветке, подтянулся пять с половиной раз. Результат его огорчил, но не очень. Он понимал, что тело новое и сидело на нем, если можно так сказать, как мундир на новобранце. При этом он вспомнил свои первые дни в армии, когда их, молодых парней, еще не понявших и толком не прочувствовавших куда они попали, остригли машинками наголо и затем загнали в холодную баню с едва теплой водой. После такой, мягко сказать, помывки озябшим и дрожащим новобранцам выдали новенькое обмундирование, и они оторопело смотрели друг на друга, смеясь и не узнавая недавних соседей по вагону. Необмятое х/б топорщилось в самых неожиданных местах, а пилотки наплывали на уши, расползаясь по лысым головам. Он даже усмехнулся, вспоминая глупые, по-детски пухлые лица сослуживцев с наивно выпученными глазенками. Это уже потом, когда их пожует армейская служба, попробуют на крепость дедовские кулаки и афганские горы, их лица обретут каменную твердость, а в глазах появится опасный прищур и безликая солдатская масса молодых солдат разобьется на индивидуальность отдельных черпаков и дедов.