Но по порядку. После сентябрьских эскадренных маневров вдруг заметили, что "Новик" до сих пор в викторианской окраске**, что было отражено пунктом в итогах маневров и нам приказали перекрасить корабль в шаровый цвет. Действительно на фоне других кораблей мы с "Аскольдом" единственные оставались в белых бортах и с жёлтыми трубами. С учётом наших размышлений о возможностях по маскировке, серый-шаровый у нас оказался самым светлым на эскадре. В те времена шаровый цвет кораблей был темнее милицейской шинели, у нас же цвет вышел почти как у знакомых мне кораблей конца двадцатого века. Вообще, бело-жёлтая попугайская окраска военного корабля была для меня дикой с самого начала, но оказалось, что я к ней уже привыкла, и теперь было даже жаль её закрашивать. Ещё, возникла некоторая трудность с тем, что раньше мы с Клёпой видели "Новик" издали, а теперь он терялся на фоне остальных в гавани. В частности, именно это послужило тому, что мы уговорили на самый светлый вариант серого, да и при маскировке такой оттенок был предпочтительнее почти чёрного, если не иметь ввиду тёмное время.
Машенька почти освоилась в Артурском госпитале в качестве сестры милосердия, в те времена градации и профессиональное деление медицинских работников была совсем не такой, как я привыкла***. Настенька написала, что получить направление на работу в Артурский госпиталь ей не удалось и это её чрезвычайно расстроило. Наши контакты с казаками по линии хорунжего Некрасова и Феофана продолжились вполне успешно. В частности, нам охотно пошли навстречу, когда мы закинули удочку по поводу охраны Машеньки, особенно в свете предстоящей войны, а как раз среди занятых реальным делом никто не сомневался в приближении войны, как и не пыжились шапкозакидательскими лозунгами. Казаки охраны дороги фактически уже не первый год находились в условиях постоянной необъявленной войны с хунхузами и как противников их оценивали весьма трезво, тем более, что во время стычек они видели постоянное усиление их организованности и явное присутствие кукловодов за спинами этих "бандитов-голодранцев". Так, что теперь посменно один казак или два, когда Адриян отсутствовал, были рядом и обеспечивали присмотр и охрану. Не стоит упускать ещё и казачек с казачатами, что жили по соседству, ведь это не один десяток пар весьма приметливых глаз. Так, что хоть немного спокойствия за свои тылы мы с Николаем получили.
Среди прочих новостей из столицы мелькнуло известие, что государь крайне недовольный действиями МИДа в японском вопросе отстранил от должности министра графа Ламсдорфа, но начатое не доделано, так как новый министр не назначен, а функции его временно на себя взял Император, может, лучше бы оставил старого. Что-то в столице произошло с реорганизацией особого комитета по делам Дальнего Востока, но что именно и почему из отрывочных намёков так и не прояснилось. Отчётливо ясно, только, что столицу лихорадит, а почему и как неизвестно. Тучи политического напряжения продолжали сгущаться.
Я тупо продолжала нарабатывать навык и опыт полётов с Клёпой. Поначалу всё ограничивалось только возможностью наблюдения её глазами и наработки использования расширенных возможностей её зрения, особенно в условиях тёмного времени. Здесь возникли неожиданные сложности, ведь я не добивалась достаточно глубокого слияния, а ночью скопа не летает, ну, не нужно ей это и всё. Как бы не было замечательно ночное зрение, но увидеть в воде рыбу нельзя, разве только плёски всплывших, но времени на атаку такой рыбы не остаётся, то есть толку, от наблюдения плеснувшего рыбьего хвостаноль без всяких палочек. А посему пришлось пойти на более глубокое слияние с птицей и фактически начать летать самой, а это оказалось сначала неимоверно трудно, а потом захватывающе прекрасно. Грубо говоря, я хлебнула наркотик чувства свободного полёта и пропала, потому, что это не передать словами и даже не знаю с чем из своего жизненного опыта полученные ощущения можно сравнить. Поначалу мы просто вместе летали на охоту, я училась чувствовать все нюансы полёта, управления крыльями, хвостом, изгибами тела и шеи, всё участвует в полёте и, особенно, в маневрировании, а уж освоить и адаптировать под своё восприятие птичье чувство пространственной ориентировки казалось вообще недостижимым, но в один прекрасный солнечный день всё вдруг стало получаться.
Как в своей голове меня терпела и воспринимала Клёпа, я не могу сказать, потому, что не могла у неё спросить, и пришлось довольствоваться её доброжелательным эмоциональным фоном, с которым она мне спокойно уступала управление и кажется ей это даже нравилось, может в её понимании это сближало и роднило с нами, а может это она воспринимала, как необходимую плату за пребывание рядом с нами. А так ли это действительно важно, раскопать мельчайшие подробности происходящего? В итоге почти всегда важен результат или процесс, а не предпосылки и особенности пути к его началу. И в этом итоге, Николай мог прогуливаться с любимой Машенькой или проводить занятие с минёрами или артиллеристами, а я, выкинув свой ментальный щуп, носилась над Перепелиной горой или ныряла за рыбой в Голубиной бухте. Вот как описать ощущения, когда можно раскинув крылья поймать восходящий поток, в котором нежиться, чувствовать его края кончиками маховых перьев и успевать заложить вираж, чтобы не выпасть за его край и плавать в нём набирая высоту, когда люди, кони, корабли, домики внизу превращаются в изумительно сделанный макет, всё такое красивое, игрушечное, а последние кучевые облака уходящего лета совсем рядом, я в них даже залетала, как в ватный ком и исчезало всё, кроме света, который искрился со всех сторон. А потом озябнув снизу и разогретая сверху палящим солнцем можно пикировать сложив крылья и никакого чувства желудка в горле, как в резко ухнувшем вниз лифте, для птицы перегрузки полёта просто составляющая жизни, как для человека ощущения тела при резком повороте за угол. Было жутковато выходить из пикирования над самой водой, ну, правда, не знаю я как рассчитывать необходимый для этого манёвра запас высоты, а Клёпа такая безбашенная девица и похоже немного экстремалка вообще без страха и чувства опасности, так, что когда после километра, если не больше, пикирования выйти из него виражом чиркнув по гребешкам волн кончиками крыльев, это ощущения достойные запоминания. А вообще, когда летишь и можешь кувыркаться, как хочется, можно плыть по воздуху, который не пустота вокруг и лишь ветерком его чувствуешь, а нечто совершенно другое, упругое, мягкое, которое толкает, на которое можно опереться, по которому можно скользить, можно отталкиваться, которое может гладить, а может вдруг пнуть неожиданным порывом
Так, что теперь я открыла для себя чувство полёта и моя нежная благодарность к Клёпе приобрела какие-то особые оттенки. И вот благодаря тому, что я освоилась в её теле или разуме, появилась возможность осваивать ночные полёты. Оказалось, что даже совершенно тёмной пасмурной безлунной ночью Клёпины глаза позволяют видеть, хоть и только в виде силуэтов и теней, но для полёта этого явно недостаточно, а уж "потеряться" вообще никаких проблем. И тут ещё стоит вспомнить, что скопа не водоплавающая и плюхнуться в воду и подождать пока рассветёт или просто передохнуть, возможности не имеет. Так мы выяснили, что в очень тёмные ночи, мы можем только взлететь почти вертикально не очень высоко, а главное, требуется хорошо подсветить Клёпе место посадки, иначе посадка может стать рискованной. Так, что для уверенной ночной атаки вражеских кораблей нам необходимы соответствующие условия, а при таком уровне подсветки нас тоже могут обнаружить и получится, что риск получить случайный снаряд ночью при плохой видимости для нас выше, чем когда днём мы можем использовать "отвод глаз" наводчиков.
А я, грешным делом, очень надеялась, что у нас может получиться атака, как у "Касатки" в книге Лысака. Хотя тут не только вопрос зрения, мы с Николаем, если точнее, то чаще один Николай, чертили варианты сближений и атак. Если у той же "Касатки" (прототипа немецкой девятки) было шесть торпедных аппаратов, а в носовом залпе целых четыре, то у нас в бортовом залпе всего два, при этом если развернуться, то с другого борта можно выстрелить только одну торпеду, так как перезарядить баковый аппарат не успеть, да и смысл кормового аппарата остался под вопросом с его очень малыми углами наведения. Вот бы иметь на палубе, как видела на фото эсминцев более позднего времени поворачивающиеся в любую сторону трёх и четырёх трубные аппараты, тогда вполне можно было бы повторить Лысаковскую "атаку Корфа". С артиллерией тоже вопросы оставались. Я могла подправить полёт снаряда, и вопрос попасть точно в ствол более крупного калибра не стоял. Вот только система запирания казённика пушки такова, что скорее разорвёт сам ствол, чем выбьет затвор внутрь башни, даже если попасть в момент, когда в стволе находится снаряд и сдетонирует очень нервная шимоза. То есть по всем прикидкам вероятность, что при таком попадании удастся вызвать взрыв и детонацию снарядов внутри башни получается не выше десяти-пятнадцати процентов. И даже если удастся вызвать детонацию снарядов в башне, то это может привести просто к взрыву внутри неё и сорванная башня улетит. А вот вероятность подрыва расположенного под башней артпогреба тоже где-то в районе одной десятой. В результате получается, что вывести из строя, стреляющий в нас главный крупный калибр мы можем, а вот таким образом уничтожить вражеский корабль будет большим везением, вероятность которого всего несколько процентов. Хотя, на войне все вероятностные выкладки очень часто теряют всякий смысл, и всё идёт вне логики и здравого смысла. Но нельзя же рассчитывать на это, вот и пытается Николай придумать, как сделать и при этом гарантировать хоть как-то приемлемую долю вероятности нужного результата.
Среди этих посиделок зашел разговор о бое "Варяга" и "Корейца" в Чемульпо. Я напрягла все свои возможности и как смогла рассказала, как двадцать шестого вечером после того, как японский стационер "Чиода" внезапно снялся и ушёл, посланный в Артур "Кореец" не смог выйти мимо заблокировавшей рейд эскадры и вернулся. За ним на рейд вошли японские миноносцы, а утром командир "Варяга" получил ультиматум японского адмирала. После этого Руднев попытался обсудить его с командирами стационеров Англии, Италии, Франции и САСШ, но те заняли странную позицию и в любом содействии русским кораблям отказали. В результате днём двадцать седьмого "Варяг", а за ним "Кореец" двинулись на выход с рейда и приняли бой с крейсером "Асама" в ходе которого "Варяг" расстрелял больше тысячи снарядов, но так кажется ни разу и не попал, в ответ получил несколько попаданий и вернулся на рейд, где опять командир "Варяга" обратился за помощью к стационерам, но не получил, кроме согласия принять экипажи и особенно раненых, после чего на "Варяге" открыли кингстоны и он был затоплен, а "Кореец" взорвали. И вот здесь Николай взорвался, когда я стала живописать какой резонанс получил этот ПОДВИГ.
Какой же тут подвиг?! Пожалуй, только матросов, а вот Руднева за такое нужно под суд отдавать!
Как? Он ведь смело пошёл в бой против превышающих сил японцев и пытался сделать всё, что мог, а потом, не сдался, а затопил крейсер.
Варенька! Ему крейсер дали и людей такую кучу доверили, чтобы они себе на манер японцев красивое харакири делали?!
Почему харакири?!
А как это можно назвать ещё?! Ладно! Я попробую объяснить подробно. Ты же знаешь, что я сам долго служил на стационерах в Средиземном. Так вот для чего нужны корабли стационеры?
Ну, они нейтральность порта обеспечивают
Должность командира корабля-стационера, это, прежде всего, политическая работа. Главное, что должен командир делать, это держать ушки на макушке, обязан наладить очень хорошие отношения со всеми другими командирами других стационеров, просчитать все возможные варианты развития ситуации и при неблагоприятном ходе событий суметь выполнить свою задачу гаранта, которым стационер является. То есть Руднев обязан был на случай обострения со стороны японцев иметь наработанные планы и варианты, которые уже проговорить с командирами других стационеров, а не метаться, уже с ультиматумом. И то, что другие командиры его не поддержали и в помощи отказали это его главный прокол и признание некомпетентности. То есть то, ради чего его кормили, платили жалование и так далее, он не выполнил. Если бы стационеры всех стран выступили единым строем, неужели японцы бы полезли?! Нет, десант бы они высаживать начали, нервы бы всем помотали, но в результате вывели бы "Варяга" и "Корейца" прикрыв своими бортами, пусть бы не повели в Артур, но в Циндао без проблем, а там бы они спокойно интернировались, никаких погибших, просто хорошо выполненная работа.
Второе, больше тысячи выстрелов за полчаса и ни одного попадания, при этом противник нашпиговал "Варяг" так, что дальше Руднев воевать уже не мог. Это говорит о том, что стрелять комендоры не умеют абсолютно, от слова СОВСЕМ! Как такой факт должен характеризовать командира корабля?! По-моему весьма отрицательно. Стрельба крейсераэто его главная работа, ради которой он вообще существует. Помнишь, ты мне рассказывала про "машинку для жужжания в заднице"?! ****Вот как раз такой случай. Вот ещё один пункт для обвинения в суде. Может не надо сразу за такое расстреливать, но спросить стоит! Как это так, уважаемый, что вы при такой пальбе ни разу не попали?! Тут просто по теории вероятности хоть пару раз влепить просто обязаны были! Но, увы
Третье, подвиг, это "пистолет Казарского"*****, когда решили не посрамить флага и на смерть пошли. А тут вроде бы решили также, а потом взяли и передумали, повернули и пошли обратно красиво топиться. Где подвиг то?! Что флаг не спустили?! Так это нормально, если спустили быэто позор, а так, просто присягу исполнили. Да и топиться. Если уж решили, так и топиться поперёк фарватера, чтобы никто не войти, ни выйти не мог, а ещё взорвать на фиг, чтобы никто поднять остатки не смог, а так, кингстоны закрыть, воду откачать и принимай корабль в японский флот. То есть хвалить Руднева, что он так бережно к будущему японскому имуществу отнёсся и сделал всё, чтобы никак не помешать японскому десанту? В общем, вместо так называемого подвига вижу только позу, некомпетентность и несостоятельность командира. Матросы молодцы, что пошли за командиром, но это их присяга и долг, так, что вопрос подвига тоже зависает.
Посему, уважаемая Варвара Романовна, как только японцы полезут, надо бы нам в это Чемульпо смотаться и своими глазами посмотреть, а с "Асамой" думаю, сладить у нас получится, это не против всей линии Того и Камимуры бодаться. Как ты к такому предложению?!
Ну, я не возражаю А про подвиг. Ты всё правильно говоришь, а почему тогда все хором про подвиг многие годы трубят?
Думаю, что тут не подвиг главное, а политический аспект. Видимо, так обкакались все, что кроме "Варяга" даже и говорить то было не о ком Думаю, что надо нам будет посмотреть, что там и как, они ведь там потом несколько дней ещё бодались и стационеры ушли только через пару дней, хотя к завязке мы никак не успеем, если всё пойдёт, как ты рассказывала, и после атаки главных сил Того мы сможем сорваться только в полдень, а до Чемульпо около трёхсот миль, это нам двадцать часов экономичным ходом или меньше десяти полным. Но даже если пойдём на всех парах, то придём уже ночью и всё равно придется ждать до утра, так, что рассчитаем так, чтобы подойти часам к восьми, а это экономичным ходом спокойно не спеша. Не думаю, что все из Чемульпо успеют разбежаться. И посмотрим, что это за "Асама" такая страшная.
У Феофана уже установились контакты с многими в Артуре, в числе прочих были два телеграфиста, вот через них решили попробовать передать предупреждение на "Варяг" и "Кореец", чтобы они ушли в ночь на двадцать шестое, а лучше вечером двадцать пятого раньше "Чиоды". А вдруг повезёт и послушают. Жалко всё-таки терять новый бронепалубный крейсер, да и канонерка лишней не будет. В общем, утром двадцать пятого телеграммы должны доставить на борт наших кораблей и парохода "Сунгари". Тем более, что уже двадцать шестого телеграфная связь с Чемульпо была нарушена. Двадцатого пришла телеграмма от Макарова, что все мои выкладки по началу войны он изложил рапортом императору и добился подписания им приказа, который передан наместнику и Старку. Что ж, будем надеяться, хотя, по тому, что происходило дальше, создалось впечатление, что никакого приказа Императора не было, но о том, что приказ получен всех официально известил сам Старк, когда на борту "Петропавловска" собрал всех командиров эскадры. А вот дальше, после доведения высочайшей воли с предупреждением об ожидаемом начале войны с Японией, нам довели приказ Старка******:
1. Дозор. На ночь в море, на расстояние двадцать миль от рейда, высылать два эскадренных миноносца, которые должны в определенные часы подходить к рейду и показывать опознавательный сигнал. В случае обнаружения каких-либо кораблей в море миноносцы должны возвращаться на рейд полным ходом для доклада начальнику эскадры. Миноносцы должны крейсировать затемненными, но с отличительными огнями. Для поддержки миноносцев в море в десяти милях от рейда дежурит канонерская лодка.
2. Дежурство крейсеров. Ежедневно в дежурство назначаются два крейсера, которые должны быть готовы в любую минуту по сигналу начальника эскадры сняться с якоря и идти по назначению.
3. Освещение подходов к рейду. Для этого в порядке очереди назначаются два корабля, один из которых освещает прожектором восточную часть горизонта, а второйюжную.
4. Боевая готовность. На всех кораблях эскадры с заходом солнца прекратить сообщение с берегом, корабли готовить к отражению минной атаки, орудия противоминной артиллерии держать заряженными.
5. Затемнение. На всех кораблях гасить все лишние огни, кроме штаговых и гакобортных огней.
То есть идея вывести все корабли на рейд гениальную голову адмирала не покинула, и плевать он хотел на приказы из столицы. Да и имитация противодействия ночной минной атаке больше похожа на издевательство, на самом деле сделано всё возможное для удобства миноносцев. А уж расстановка кораблей на рейде, это вообще нечто феерическое, корабли были расставлены в четыре линии, при этом предназначенные как раз для борьбы с миноносцами "Новик" и "Боярин" оказались дальше всех от линии возможного соприкосновения с врагом, мы стояли под электрическим утёсом в четвёртой линии, а "Боярин" перед нами самым дальним в третьей. А дальше всех и вперёд была выдвинута "Ангара", наверно, чтобы удивить японцев до колик и заставить смеяться до смертельного исхода.