На одном дыхании Эркин влетел в подъезд, взбежал на второй этаж и остановился, нашаривая ключи, у своей двери. Перевёл дыхание. Мягко щёлкнул замком и вошёл.
И сразупо особой сонно тишинепонял, что всё в порядке.
В прихожей было темно, только щель под дверью спальни светилась. Бесшумно ступая, Эркин проскользнул в кладовку и сунул пакет в верхний угол на стеллаже, вернулся в прихожую, включил свет и стал раздеваться. Снял и повесил полушубок, ушанку, да, варежки вынуть из карманов и положить, вот так, а то не высохнут, разулся, смотал портянки и с наслаждением ощутил ступнями чистый прохладный пол. Портянки надо в ванную, но но сначала он подкрался к спальне, осторожно приоткрыл дверь. И в щёлку увидел спящую на кровати Женю. Прямо поверх одеяла, в халатике Пока Эркин думал: войти и уложить Женю сейчас или сначала обмыться в душе, Женя сонно шевельнулась, подняла голову и и увидела его. Когда их глаза встретились, Эркин уже смело открыл дверь и улыбнулся. Женя ахнула и сорвалась с кровати.
Господи, Эркин! Наконец-то! Устал?! Поешь сейчас. Господи, с праздником тебя, целовала его Женя.
Ага, ага, кивал Эркин, быстро целуя её в подставляющиеся части лица и шеи. Я в душ сначала Женя, а что за праздник? Я есть не хочу Женя, тебе понравилось?
Наконец они разобрались, что Эркин сейчас пойдёт в душ, а Женя пока подогреет чайник, и он хоть чаю попьёт.
В ванной Эркин разделся, сунув бельё и рубашку в ящик для грязного. Его старые джинсы и ковбойка уже лежали рядом на маленькой табуретке. Время позднее, Алиса седьмой сон видит, и Эркин не стал закрываться на задвижку. Немного потянулся, разминая мышцы, и пошёл в душ. Горячая сильная струя хлестала его по плечам и голове. Он поворачивался, наклоняясь и выгибаясь, подставляя то грудь, то спину, потом немного «поигрался», быстро чередуя горячую и холодную воду, и наконец со вздохомвсю бы ночь так простоялвыключил воду, перешагнул через бортик на пушистый коврик и стал вытираться.
Женя ждала его на кухне. На столе две чашки с чаем, тарелка жаренной с мясом картошки, а это что за коробка?
Женя, а это что?
Женя рассмеялась и сняла крышку.
Пирожное? удивился Эркин, глядя на кремовые завитушки и цветы. Такое большое?
Это торт, Женя обняла его и поцеловала в щёку. С праздником тебя, милый.
Эркин быстро поцеловал её в ответ. Женя усадила его за стол, села напротив и с удовольствием смотрела, как он ест. Эркин сам не думал, что так проголодался. Домой шёлоб одном думал: лечь и заснуть, а увидел едуи за уши теперь не оттащишь. Доев картошку, он поднял на Женю глаза и улыбнулся.
Вкусно как, спасибо, Женя.
Положить ещё? счастливо улыбнулась Женя.
Эркин прислушался к себе и покачал головой.
Да нет, наелся уже.
А теперь чай. С тортом!
Женя аккуратно подцепила кусокторт был уже нарезанс самой большой розой, положила на блюдце и подвинула Эркину.
Женя, а себе?
И себе возьму, успокоила его Женя.
Торт Эркину раньше есть не приходилось. Ни в Паласах, ни на выездах тортов не было. И Эркин схитрил: выждал, пока не начнёт есть Женя, и уже тогда начал сам, подражая ей.
М-м, Женя, никогда такой вкусноты не ел.
Правда? просияла Женя. Я очень рада, ешь на здоровье.
Да, Женя, Эркин облизал ложку и отхлебнул чаю, от которого по телу разлилась тёплая волна. А что за праздник сегодня? Меня участковый поздравил, бригадир, и ты сейчас А я и не знаю.
Эркин! Женя распахнула глаза. Ты забыл?! Сегодня же двадцатое!
Ну ну это я помню, а праздник-то какой?
Сегодня годовщина, Эркин! Ну?
Годовщина чего?
Освобождения. Эркин, год назад рабство отменили. Ну же, вспомни.
Эркин медленно поставил на стол недопитую чашку. Свёл брови.
Вот, значит, что, тихо сказал он. Я тогда и не знал, что это было двадцатого, невесело улыбнулся. Рабу все дни одинаковы.
Женя молча смотрела на него. Эркин прикрыл глаза, стиснул зубы, явно пересиливая себя. И наконец улыбнулся.
Спасибо, Женя, ядурак, это и в самом деле праздник.
Ну, Эркин, ты совсем не дурак, не выдумывай, рассердилась Женя. И чтоб я этого больше не слышала. Отрезать тебе ещё торта?
Эркин погрузился в столь демонстративное глубокое раздумье, что Женя рассмеялась. И он удовлетворённо улыбнулся.
Неудачно, что я во вторую, да?
Ничего страшного. Ты знаешь, мы по авральному режиму теперь работаем.
По какому?
Работа не по звонку, а сколько нужно, улыбнулась Женя.
Ага, кивнул Эркин, тогда знаю. Мы так же. Завтра я с двух, а когда вернусь он развёл руками.
Как сегодня, понимающе кивнула Женя.
А может, и позже. Но за ёлкой я завтра с утра схожу. И ещё у нас картошка кончается, так? Вот и куплю.
Хорошо, согласилась Женя.
Они обговорили всё на завтра, и Эркин решился.
Женя, тебе тебе понравилось? Ну, как в спальне стало?
Конечно, улыбнулась Женя. Так красиво, ты молодец, и с зеркалами ты специально их так поставил?
Эркин кивнул. Женя ласково погладила его по голове и плечу. Он, как всегда, перехватил и поцеловал её руку. И встал.
Поздно уже. Ты не успеешь выспаться.
На такой-то кровати? лукаво улыбнулась Женя.
И вдруг зевнула.
Ты иди, ложись, заторопился Эркин. Я сам всё уберу.
Ладно, не стала спорить Женя. Ты торт под окно поставь. И картошку.
Да, хорошо.
Эркин собрал со стола посуду, свалил её в раковину и стал мыть. Женя помедлила у двери, глядя на него. Эркин быстро обернулся и улыбнулся ей.
Иди, Женя. Я быстро.
Женя кивнула и ушла. Оставшись один, Эркин домыл и расставил на сушке посуду, убрал в шкафчик под окном кастрюлю с картошкой и коробку с тортом, протёр клеёнку на столе. Ополоснул и повесил тряпку, расправил нарядное кухонное полотенце. Его и ещё три таких же им подарили на новоселье. А для Тима Женя купила кухонную скатерть и десять салфеток. Всё правильно. Дарили им, дарят они. Всё правильно. Он ещё раз оглядел кухню, погасил свет и вышел.
Женя уже спала, но свет она оставила. И Эркин, раздеваясь, полюбовался и мебелью, и безмятежно спящей Женей. Он выключил свет и мягко нырнул под одеяло, лёг рядом с Женей. А что, перины нет, что ли? Упругая жёсткость нового матраса, прохлада простыни, мягкая тяжесть одеяла и тепло живого тела рядом. Он осторожно подвинулся к ней. Женя вздохнула, не открывая глаз, и положила руку ему на грудь.
Спи, милый. Спи, мой хороший.
Эркин накрыл своей рукой её ладонь, прижал к себе. Глубоко вздохнул. Надо спать. Женя устала, ждала его, надо будет завтра сказать ей, пусть не ждёт, ложится спать, а то она не высыпается. Женя дышала ровно, и он очень осторожно погладил себя её рукой и медленно распустил мышцы. Всё, всё, не думай и не мечтай, надо спать. Сегодня год твоей свободы, год с того дня, когда ты сидел на заднем крыльце господского дома и смотрел на распахнутые ворота. И ты даже не знал, какой это день. Просто сидел и смотрел. И вот Это его дом, его жизнь. Рядом с ним лежит Женя, его его жена, да, онажена ему, а онеё муж, в соседней комнате спит их дочь. И всего год
Мысли путались, сладко ныли натруженные и промятые в душе мышцы. Эркин вздохнул и улыбнулся, засыпая.
* * *
Празднование затянулось за полночь. Они сами не ожидали, что так получится. Что поздравить их придут и врачи, и из комендантского взвода и сёстры Кто-то просто поздравлял и уходил, кто-то задерживался ненадолго, и было так хорошо, так необычно хорошо Все они надели свои самые нарядные рубашки, многие щеголяли в джинсах и купленных в городе брюках, ни один в рабском не был. И на столах всего вдоволь, и бутербродов, и пирожных, и конфет Вина, правда, оказалось в обрез. Чтобы угостить всех пришедших поздравить, сами по второму глотку не сделали. Но и без этого веселья хватало. Пели, танцевали, выталкивая друг друга из-за пианино.
Шум веселья далеко разносился по парку. Стоя за деревом, Чак тщетно пытался разобрать смутныеиз-за задёрнутых шторсилуэты. Пог-ганцы! Ни его, ни Гэба позвать и не подумали. А ведь это и их день. И в складчину ихнюю он бы внёс и за себя, и за Гэба. Так ведьнет, даже не обмолвились, сволочи, поганцы. День Свободы. Так беляков назвали и ублажают, а своих Очередной взрыв хохота заставил его передёрнуть плечами и сплюнуть. Поганцами были, поганцами и остались, подстилки черномазые.
Он отступил назад и не спеша пошёл к своему корпусу. Завтра его выписывают. Утром позавтракает, переоденется уже окончательно, последняя беседа с доктором и всё. С тремя тысячами в кармане он не пропадёт. Первое время.
Под ногами чавкала холодная зимняя грязь. Надо будет ботинки отмыть. Чтоб уж не совсем вахлаком, дворовым работягой смотреться. Жалко, тех ботинок так и не вернули. И перчаток с поясом. Ладно, у Гэба тоже всё отобрали.
Впереди смутно мелькнул чей-то силуэт. Гэб, что ли? Чего это он шляется? Чак подпрыгнул, ухватился за низкий толстый сук, подтянулся, ещё раз, и ещё
Услышав за спиной шум, Гэб сразу метнулся вбок за деревья и уже оттуда посигналил тихим свистом. Чак ответил и спрыгнул на землю.
Ты чего это? вышел на дорожку Гэб. По ночам бегаешь.
Размяться решил, небрежно ответил Чак, вытирая ладони о штаны. А ты чего не дрыхнешь?
Не твоя печаль, отмахнулся Гэб. Говорят, уходишь завтра?
Это кто говорит? хмыкнул Чак и кивнул. Ухожу. А ты?
Через неделю, Гэб насмешливо улыбнулся. Деньги на меня ещё не пришли.
А-а, равнодушно ответил Чак.
Гэб помедлил.
Надумал уже, куда подашься? безразличным тоном спросил он И, так как Чак молчал, вынужденно пояснил:Чтоб нам в одном городе не оказаться.
В Колумбию вернусь, не слишком охотно ответил Чак.
Не боишься? насмешливо спросил Гэб.
Кого мне бояться? как можно презрительнее ответил Чак и даже сплюнул.
Ну, твоё дело, пожал плечами Гэб. Это тебе со своими недобитыми встречаться.
Чак стиснул зубы так, что на щеках вздулись желваки.
А тебе встречать некого? тихо спросил он.
По хозяйскому слову, повёл плечами Гэб. На мне вины нет.
Мг, кивнул Чак. Это ты недобитку и объяснишь. А мне я подранков не оставлял.
Ну-ну, хмыкнул Гэб и повторил:Твоё дело.
Моё, кивнул Чак. А ты куда?
Пока не в Колумбию. А там посмотрю, улыбнулся Гэб.
Смотри, согласился Чак и добавил:Смотри, на дороге мне не попадись.
А ты тоже поглядывай.
И до своего корпуса они шли рядом, но каждый сам по себе.
Когда вместе с другими сёстрами зашла поздравить их Люся, как-то так получилось, что стакан с вином ей дал Крис. Нет, он не собирался подходить, даже не думал о таком, а увидев, задохнулся и онемел. Но тут ему сунули в руку стакан, и он с Эдом, Майклом, ещё с кем-то из парней подошёл к гостьям и и оказался напротив Люси. Отступать было уже невежливо, и он, как во сне, протянул ей стакан. И она взяла, и, как все, подняла, показывая всем, сказала, что поздравляет их с Днём Освобождения. Но смотрела она только на негоон же так и торчал перед ней, столб столбоми улыбалась ему. Выпила за их свободу и ушла. А он он только и сумел, что уже не выпускал из рук этот стакан. Её стакан. И пить старался так, чтобы его губы касались этого же места. Он бы весь остаток вечера так просидел, но его дёрнули за одним делом, за другим и и он опять закрутился в общем водовороте. И пел со всеми. Они так разошлись, что даже «Лозу» спели. Впервые не таясь, в полный голос. Ничего не боясь и хвастаясь голосами.
Раздеваясь у себя в палате, Гэб прислушался. Но «Лозы» уже не слышно. То ли далеко, то ли заткнулись поганцы. Ну и ну и чёрт с ними, накласть ему на них с присвистом и перехлёстом. Своих проблем полно. Завтра Чак уберётся. Уже хорошо. Место-то одно. Повезло, что этот чмырь Чака не увидел. Чак в тренажёрном лучше смотрится. И в стрельбе, и в рукопашном сильнее. Так что повезло.
Гэб улыбнулся. Везёт редко. Надо уметь ухватить, как говорил Грин, ухватить Фортуну за косу. И вышло-то всё случайно
Он нашёл в парке укромное место, чтобы без помех и лишних глаз восстановить растяжку. Ноги-то у него не болели и не отнимались, это с руками проблемы, а ноги только суставы и мышцы разогреть. Занимался спокойно, без опаски. И чужой взгляд не сразу почувствовал. А почувствовав, не придал значения: мало ли кто по госпитальному парку шляется, ничего же запретного в гимнастике нет, да и соврать, что, мол, доктор велел, всегда можно. Нона всякий случайвстал прямо и оглянулся. И увидел беляка. Коричневое кожаное пальто, руки в карманах, шляпа надвинута на брови, в углу рта сигарета, воротник поднят. То ли от ветрадождя как раз не было, то ли лицо скрывает. Испугаться он не испугался. Голыми руками его не взять, да и да и всё-таки госпиталь русский, за просто так его мордовать не дадут. Беляк улыбнулся, не разжимая губ.
Ловко у тебя получается, парень.
Спасибо, сэр, осторожно ответил он.
Беляк кивнул. Плохо различимые в тени от шляпы, но заметно светлые глаза смотритель внимательно. Необидно внимательно.
Стрелять можешь?
Да, сэр, ответил он спокойно.
Он был в своей кожаной куртке, носили такие только телохранители, так что беляк должен сам всё понимать, а значит и прятаться нечего.
Что водишь? Машина, мотоцикл?
А что надо, сэр, рискнул он умеренно сдерзить.
Беляк улыбнулся уже не так зажато.
Гриновский?
Он насторожился. А это знали уже немногие. Но отказываться не стал. Незачем.
Да, сэр.
Значит, грамотный.
Беляк не спрашивал, но он кивнул.
При ком-то или сам по себе?
Он весь напрягся, чуть не задрожал. Неужели работа наклёвывается? Но ответил с привычным равнодушием.
Сам по себе, сэр.
Залечил, от чего лечился?
Он пожал плечами.
Не жалуюсь, сэр.
Хорошо, кивнул беляк. Вытащил руку из кармана, полез за борт пальто и достал визитную карточку. Держи, парень. Когда выйдешь отсюда, зайди.
Он ответил заученной формулой благодарности, взял визитку и не удержался: сразу стал читать. А пока читал, беляк незаметно ушёл. Рудольф А. Эйзенгратц. Частное детективное агентство «Аргус», дом шесть, Пятая авеню, Дарроуби, графство, Алабама. И тщательно замазанное корректором последнее слово: Империя. Ага, её уже точно нет, а что вместо неё будетещё неизвестно, так что новых визиток делать не стали, а старые вручную подправилиусмехнулся он. И телефон. Обратная сторона была чистой. Он спрятал визитку во внутренний потайной карман куртки и снова взялся за упражнения. Пока мышцы не остыли, надо закончить разработку суставов
Гэб аккуратно сложил и развесил одежду, выключил свет и лёг. Завтра Чак уберётся. Дурак, в Колумбию лезет. Город большой, там чёрт-те кого можно встретить. Чак бы ещё в Атланту намылился, к Старому Хозяину прямиком. Хоть доктор и говорил, что ни те слова, ни Старый Хозяин над ними теперь и не властны, но проверять не стоит. Слишком дорогой проверка окажется. Ладно, у Чака свои проблемы, пусть сам их и решает. А ему надо решать свои. Три тысячибольшие деньги, перебиться первое время, пока наладится с работой, обзавестись всем необходимым хватит, должно хватить. Он же поумнее этих поганцев, что зарплату на конфетах прожирают.
Жариков, с видимым удовольствием прихлёбывая остывший чай, наблюдал за танцевавшими парнями. Ну, надо же как растормозились. И ведь ведь в самом деле красивы. Страшно подумать, что бы с ними было, если бы Ведь живёт каждый из них случайно. Случайно спасённый. Смерть закономерна, а жизнь случайна. Чьё это? Ладно, сейчас неважно.
Иван Дормидонтович, у вас чай остыл. Давайте свежего налью.
Спасибо, Жариков улыбнулся, глядя на Андрея. Всё хорошо, Андрей.
Вам понравилось? спросил Андрей.
Да, кивнул Жариков. Вы молодцы.
Андрей радостно улыбнулся. И Жариков засмеялся: такой гордостью, даже хвастовством просияло мальчишеское лицо Андрея.
Да? Правда, хорошо?! А Иван Дормидонтович
Гоните его, вклинился между ними Фил. А то он опять философию разведёт.
Андрей попытался протестовать, но его в несколько рук выдернули из-за стола.
Иди, пляши Дай доктору Ване отдохнуть Иван Дормидонтович, чаю? Бутербродов?
Спасибо, парни, всё хорошо
Да, всё хорошо Какое поразительное чувство ритма у все. Красиво танцуют, глаз не отвести. И поют все потрясающе, голоса, слух И играют
Была бы гитара, вздыхает Джим, я бы тоже сыграл, и в ответ на быстрый взгляд Жарикова улыбается. Я видел, как вы на наших, ну, кто на пианино играл, смотрели.