Это тред-юнион, да? решил он уточнить.
Знаешь английский? удивилась она.
Да он с той стороны, засмеялся Колька.
Тем лучше, кивнула она и открыла свою тетрадь. Тебя как зовут?
Эркин Мороз.
Она записала и улыбнулась ему.
Зайдёшь потом в профком. Знаешь, куда?
Эркин покачал головой.
Я ему покажу, Лидь-Санна, радостно заорал Колька. И покажу, и расскажу.
Уж ты нарасскажешь, она покачала головой с ласковой укоризной.
Когда она отошла, Эркин тихо спросил Кольку.
А кто она?
Селезнёва-то? вместо Кольки ответил ему Саныч. Она по профсоюзной части. Ты вообще-то что о профсоюзе знаешь?
Тред-юнион запретил давать цветным хорошую работу, ответил Эркин, перемешивая русские и английские слова.
Саныч хмыкнул.
Однако и знания у тебя. Это где ж такое?
Там. В Алабаме. Тред-юнион для белых.
Так. Ну а теперь слушай.
К тому времени, когда они подошли к кассе, Эркин знал о профсоюзе вполне достаточно, чтобы уяснить: отдаёшь каждый месяц сотую часть заработка, а взамен за тебя, если что, заступаются и иногда кое-что подкидывают. Так что
Эй, заснул, что ли?
Эркин наклонился к окошечку и назвал свою фамилию и табельный номер. Перед ним лёг разграфлённый лист в буквах и цифрах.
Вот здесь.
В прошлый раз ему сказали, что как неграмотный он может ставить вместо подписи крестик, а после его объяснений о двух буквах показали, как их писать по-русски. Оказалось почти так же, только первую в другую сторону развернуть. Так что он спокойно и почти уверенно нарисовал ЭМ в указанном месте.
Так, а теперь вот здесь.
Ещё один лист. Он успел увидеть цифры и теперь, пока кассир отсчитывал его рубли, быстро думал. Семьдесят пять по одному листу и столько же по другому. Почему? Ну, «ёлочные»там сколько угодно может быть, но получка почему такая большая?
Держи, сто пятьдесят. Следующий.
Колька подтолкнул его в спину, и Эркин стал пробираться к выходу. Сто пятьдесят рублей, если сотую в профсоюз, то это это рубль и пятьдесят копеек. А больничная страховка же ещё. И на старость, как его, да, пенсионный фонд. Там тоже по сотой. Это уже четыре пятьдесят. Хотя нет, это он в прошлую получку отдавал. Вместе со всеми. Как раз три рубля. А налоги ещё нет, ему сказали же, что налоги прямо по бумаге идут, до выдачи, и об этом можно и не думать, без тебя и начислят и отчислят. Значит, только в профсоюз платить. Ладно. Может, и впрямь, дело стоящее. Если всем, как они говорят, от профсоюза хорошо, то вряд ли ему будет плохо.
Дорогу Колька объяснял толково, ничего не скажешь., и комнату профсоюза Эркин нашёл быстро. И эта женщинаЛидия Александровна Селезнёвабыла там. И ещё какие-то люди. Шум, споры Эркин уже собирался повернуть обратно: у них свои дела, он и после зайдёт. После праздников. Но его заметили и окликнули.
Мороз? Проходи, садись, она улыбнулась. Поговорим немного.
Эркин вежливо улыбнулся в ответ и сел на указанный стул, положил ушанку на колено.
В принципе ничего страшного и даже необычного не было. Обычные вопросы. Давно ли работает, когда и откуда приехал, где живёт, есть ли семья. Услышав, что его жена тоже на заводе работает, Селезнёва быстро остановила его.
Постой-постой, она в каком цеху?
В машбюро, ответил Эркин. Ага, точно, Селезнёва, перелистав свою тетрадь, нашла нужную страницу. Мороз Евгения Дмитриевна. Да, вот же и о тебе запись. Эркин Фёдорович, так?
Так, улыбнулся её радости Эркин.
И дочь Алиса пять лет?
Да, улыбка Эркина стала сердечней.
Селезнёва что-то написала в тетради, сделала отметку на его странице и в какой-то ведомости. Они ещё немного поговорили, условились, что после праздников Эркин зайдёт и подаст заявление о приёме в профсоюз, тогда, после приёма, и взносы заплатит, уже с январской получки, а на досуге пусть вместе с женой о детском саде для дочки подумают, и если решат, то тоже заявление сразу после праздников подадут, и он попрощался, поздравил всех с наступающим праздником, выслушал ответные поздравления и ушёл.
Что ж, если в самом деле так, как говорил Саныч, да и сам он вроде убедился, что дело это если не стоящее, то точно не вредное. Но это всё потом. А сейчас Сейчас он переоденется и пойдёт домой. И начнутся у него праздники. Настоящие. В бытовке было тихо и пусто. Ну да, кто с утра был, уже ушли, а «полудённики»Эркин, проверяя себя, посмотрел на часыкак раз во дворе. Он открыл свой шкафчик и стал переодеваться. Рубашку он возьмёт с собой: пропотела за эти дни. Так, куртка, валенки, штаны. Можно и не разминатьсяособой работы сегодня не было, а пока за деньгами и стоял и в профсоюзе сидел, тело отдохнуло. Эркин не спеша, с удовольствием проделся, осмотрел полотенце и решил его тоже захватить домой, тоже стирать пора. Ну, вот и всё. Он закрыл и запер шкафчик, завернул рубашку в полотенце и положил свёрток в матерчатую сумку. Такие здесь были у всех. Сложил, засунул в карман и пошёл, а купил чего, так опять же не в руках несёшь, удобно, что и говорить, у женщин они яркие, в цветах и узорах, а себе он, конечно, купил в лавке у заводской проходной тёмно-зелёную из непромокаемой, как сказала продавщица, военной ткани. На прощание Эркин поглядел на себя в зеркало, сбил ушанку слегка набок и пошёл к выходу.
У проходной была толкотня. Кто уходи, кто только пришёл, но уходящих вроде побольше. С Женей он, конечно, разминулся, но они так и думали. Так что теперь надо домой, но Эркин всё-таки свернул на центральную улицу, где были самые дорогие, но и самые хорошие магазины. В Алабаме он и носа бы сюда высунуть не рискнул, поберёг бы шкуру, а здесь хоть так пройтись, хоть купить чеговсё ему можно, были бы деньги. «Ёлочные»это ж, если подумать, та же премиясемьдесят пять рублей, с ума сойти, так что так что купит, что задумал, ещё когда они с Женей выбирали обои и шторы в спальню.
Нарядные, в украшенных ёлках, со звёздами и ангелами витрины, радостно суматошная толпа со свёртками и сумками, редкий мягкий снег
Эркин толкнул тяжёлую из тёмного дерева с матовым стеклом дверь и вошёл в тёплый, пахнущий влажной землёй, свежей зеленью и как будто душистиками магазин. Вместо обычного прилавка здесь стол продавца стоял посередине зала, а по стенам на полках стояли вазы и горшки с цветами. Улыбающаяся девушка в зелёном платье и аккуратном белом фартучке сразу подошла к нему.
Здравствуйте, с наступающим вас, что бы вы хотели?
Эркин улыбнулся ей.
Здравствуйте, и вас так же. Мне цветы. И чтобы надолго. Ну не букет
С корнями? пришла она на помощь.
Да, кивнул Эркин.
О цветах в спальню он думал давно и сначала хотел купить букет. И вазу. Но, наглядевшись на подаренную бабой Фимой фиалку, что жила теперь на кухонном окне, решил, что и в спальне будут такие же. Живые. Вот только
Но розы были только в букетах, а остальные енет, конечно, они живые, зелёные, даже приятные, но это зелень, а не цветы. И тут он увидел белые лохматые как шарики.
Хризантемы? удивилась девушка и тут же улыбнулась. Да, самые новогодние. И до весны цвести будут.
Эркин выслушал подробные наставления, как за ними ухаживать, кое-что переспросил и уточнил, потом их ему завернули в какую-то особую многослойную, чтобы не замёрзли, бумагу. Он расплатился и вышел, прижимая к груди огромный и несообразно лёгкий пакет.
Ну вот, Жене должно понравиться. Она хотела спальню розовую, а но ей всё испортил, но цветыэто всегда красиво. И ещё ещё он сейчас вот чего купит, сколько бы это ни стоило. А потом
Но, выйдя из фруктового магазина, он сразу направился домой. Конечно, точное время, кто когда приходит, они с Тимом не обговаривали, но опаздывать не стоит. Некрасиво. Дескать, заявился, когда работы уже нет, а стол накрыли. Не прогонят, но поморщатся. Нет уж. Позориться он не будет. Бежать ему не позволял пакет с цветами, но шёл Эркин быстро, и вскоре из-за домов перед ним выплыли башни «Беженского Корабля». У Маниного магазина толпились люди: там что-то продавали прямо с саней, и у центральной башни стоял опять грузовик с картошкой, и там тоже крутилась, выстраиваясь в неровную очередь, толпа. Эркин обошёл её стороной, кто-то открыл ему дверь подъезда. Он поблагодарил и поздравил с наступающим праздником, услышав ответные поздравления уже на лестнице. У двери на свой этаж он столкнулся с Лизой из восьмидесятой. Она тащила волоком мешок с картошкой, и её двое близнецовТошка и Тонькакруглые от намотанных поверх пальтишек платков, старательно помогали. Эркин положил покупки, открыл ей дверь и внёс мешок в коридор, а то на высоком пороге его и порвать недолго, собирай тогда картофелины по ступенькам.
Вот спасибо, дальше я его волоком по-гладкому.
Спасибо, в один голос пискнули близнецы.
На здоровье, улыбнулся Эркин. С наступающим вас.
И тебя так же, ответила Лиза, а за ней и малыши.
Эркин подобрал сумку и пакет и пошёл к себе. Чтобы достать ключи, сумку пришлось опять положить на пол. Он пошаркал бурками по коврику, сунул ключ в скважину нижний замок открыт? Женя дома?! У него дрогнули руки, и он не сразу попал ключом в скважину. Щёлкнул замок, Эркин толкнул дверь, одновременно подобрав с пола сумку, и шагнул через порог.
Мама! Эрик пришёл! ткнулась ему в ноги Алиса. Ой, а это что? Мама!
Ой, Эркин, наконец-то, молодец, что пришёл, ну как ты? Всё в порядке? Что это, Эркин? Женя быстро чмокнула его в щёку, взяла пакет и теперь пыталась его открыть.
Сейчас, Женя, сейчас покажу.
Эркин торопливо разделся, ловко повесив сумку на вешалку под свой полушубок, сбросил бурки и портянки и, вслепую нашаривая ступнями шлёпанцы, взял у Жени пакет.
Это я в спальню купил, Женя, вот, посмотри.
Когда они все вместе вошли в спальню, Эркин снял с цветов пакет. Женя громко ахнула, а Алиса удивилась:
Ой, а они настоящие?
Конечно, настоящие, засмеялась Женя. Господи, Эркин, да они же Это что, с корнями?
Ну да, Эркин перевёл дыхание: кажется, Жене понравилось. Мне сказали, они до весны цвести будут, летом им надо отдохнуть, а осенью они опять зацветут.
Ой, Эркин, красота-то какая! ахала Женя, пока они пристраивали цветы на подоконнике.
Тебе нравится, да?
Ну, конечно же, Эркин, какой же ты молодец.
Отступив на шаг, Женя оглядела горшок-корзину и жёсткие тёмно-зелёные стебли, увенчанные белыми лохматыми шарами. Вздохнула:
Господи, как красиво. Спасибо тебе, Эркин.
Эркин счастливо улыбнулся и обнял Женю за плечи.
Я хотел розы, но они были только в букете. А эти живые.
Конечно, живые лучше, искренне согласилась Женя.
Ага! поддержала её Алиса. Мам, а
Ой! ахнула Женя, бросаясь на кухню. У меня же суп на плите!
Алиса побежала за ней. Эркин ещё раз оглядел спальню, чуть подвинул цветы, чтобы они попали в зеркало. Вот так. Теперь, сидя на этом углу кровати, видишь цветы в зеркальном коридоре.
Эрик, вбежала в спальню Алиса, а мама обедать зовёт.
Иду, Эркин упругим движением встал с кровати.
Алиса проводила его в ванную, где был выполнен ритуал умывания и держания полотенца с последующим обрызгиванием и полагающимся визгом. И наконец сели за стол.
Пообедаем и пойдём.
Мгм, пробурчал Эркин и перешёл к более важному. Женя, к тебе из профсоюза, Селезнёва, подходила?
Лидия Александровна? Да. А что? И к тебе?
Да. После праздников, сказала, чтобы подал заявление в профсоюз, Женя с улыбкой кивнула, и Эркин продолжал:Я думал, Женя. Дело стоящее, так?
Конечно, согласилась Женя. Ещё супу?
Нет, спасибо, мотнул он головой. Я «ёлочные» большие получил. И получка большая
Я тоже, улыбнулась Женя. А что ты?
Работал неделю, а получил за две, хмуро ответил Эркин. А вычтут потом, с чем останусь?
Не вычтут, Женя подвинула к нему баночку с горчицей. Мне объяснили. Оплата праздничных дней входит в коллективный договор. Это профсоюз как раз и добился.
Понятно, Эркин улыбнулся. Тогда хорошо. А то Понимаешь, Женя, я давно понял. Когда незаработанное дают, это потом всегда плохо оборачивается.
Здесь не обернётся, успокоила его Женя. Алиса, доедай, не вози по тарелке. И кисель на третье.
А конфету? спросила Алиса.
К киселю конфеты не полагаются. Вот печенье.
Ну ладно, милостиво согласилась Алиса.
Женя собрала со стола и сложила в раковину тарелки, налила в чашки розового киселя. Эркин с удовольствием глотнул ещё тёплую густую жидкость. Странно, но в столовой вроде такой же кисель, и цвет, и запах, а у Жени вкуснее.
Подлить ещё? спросила Женя, заметив, как он медленно пьёт, растягивая удовольствие.
Нет, улыбнулся Эркин. Отяжелею, работать не смогу.
А ты опять на работу идёшь? удивилась Алиса.
Мы на беженское новоселье идём, объяснила Женя, допивая свою чашку.
А я?
А ты сейчас ляжешь спать.
Алиса надула губы, но спорить не стала.
Я вымою, Эркин встал из-за стола и мягко оттеснил Женю от раковины.
Хорошо, я уложу её пока. Алиса, пошли умываться, зайчик.
Эрик, ты только меня поцеловать приди, сказала Алиса, выходя из кухни.
Приду, пообещал Эркин, ополаскивая и расставляя на сушке глубокие тарелки.
Он уже закончил мыть посуду и протирал стол, когда в кухню заглянула Женя.
Эркин, иди поцелуй её. И будем собираться.
Иду.
Эркин повесил тряпку, быстро ополоснул руки и вытер их кухонным полотенцем.
Алиса уже лежала в постели, укрытая, угол одеяла подсунут под щёку, глаза сонные.
Э-эрик, вздохнула она, когда Эркин наклонился над ней.
Я, маленькая, он коснулся губами её щёчки. Спи спокойно.
Алиса успокоено закрыла глаза. Эркин выпрямился и наверное с минуту стоял, молча глядя на неё. Женя его не торопила.
А потом они быстро собрались, немного поспорили из-за его рабских штановЖеня не могла допустить, чтобы он в таком виде показался на людях, а Эркин доказывал, что лучшей одежды для натирания полов у него нет. Помирились на том, что пойдёт он в «приличном», а рабские штаны возьмёт с собой и там переоденется. Эркин преоделся в старые джинсы и красно-зелёную ковбойку, натянул на босу ногу извлечённые из кладовки сапогивсё-таки в шлёпанцах холодновзял под мышку свёрток с рабскими штанами, Женя накинула на плечи тёплый платок, взяла свёрток с фартуком для себя и их подарком, и они пошли к Тиму.
К изумлению Зины, их огромная квартира оказалась тесной: столько людей к ним пришло. И из дома, и с Тимочкиной работы, и многих она даже не знала. Друзья знакомых, сослуживцы соседей шум, гам, стук молотков, взвизги и вопли Димы и Кати, кто за работой поёт, кто ругается голова кругом. Груды одежды на полу, гора подарков, а ещё стол надо делать, господи
Ты, главное, спокойно, Баба Фима ловко чистит картошку, локтем отстраняя лезущую прямо под нож Катю. А ты сбегай, посмотри, как там, дальнюю комнату домыли, аль нет, и, когда Катя убегает, улыбается Зине. Всё нормально, Зин, и мужик у тебя правильный. Руки, головавсё у него на месте. А что он рычит, так мужику либо рычать, либо кулаки в ход пускать, иначе они не могут. Он ещё сам себя не понял, живёт, как по льду ходит. Обомнётся, опомнится, всё хорошо и будет.
Зина вздохнула.
Спасибо на добром слове, баба Фима.
В кухню вбежала Женя.
Зина, там полочки разметить надо.
И тут же появилась Катя.
Мам, мастика нужна. И суконка.
На закипевшем чайнике оглушительно задребезжала крышка. Зина рванулась бежать сразу по трём направлениям, и у неё на пути вдруг возник Дима.
Мама, а в кладовке
Господи, ну и денёк, ну ну, нет слов
Тим тоже не ожидал такого. Хотя, у Морозов не меньше народу и суматохи было. Но там он пришёл, а здесь к нему пришли. И называли его хозяином. Хоть и по-русски, а всё равно царапает. Но и приятно.
Тим вошёл в самую большую комнату, где Эркин натирал вымытый и уже подсохший паркет. Посмотрел на его мускулистую напряжённую спину.
Тыты как?
В порядке, ответил, не поднимая головы, Эркин. Ты чего мастики так мало купил? Не хватит на все комнаты.
Не рассчитал, вынужденно согласился Тим. Здорово получается у тебя.
Выучили, кратко ответил Эркин.
И по его тону Тим понял, что продолжать эту тему не стоит. Эркин снизу вверх посмотрел на него и улыбнулся.
Реши, какие ещё натирать. На пять комнат хватит. Если с прихожей, то четыреЮ, Тим кивнул. А остальные я вымою и подмажу чуть, потом сам доделаешь.
Спасибо.
Не за что, хмыкнул Эркин.
Эй, хозяин, заглянул в дверь полуседой мужчина в голубой майке с неровным глубоким шрамом на плече. Ты вешалку-то где ставить будешь?
Иду, Тим заставил себя отвестиглаза от завораживающе красивой игры мускулов на спине и плечах Эркина.