Власть над телом полностью вернулась. Анри с облегчением выдохнул и, всё ещё придерживаясь за планшир, повернулся к Энрике:
Что за вопрос, капитан? Неужто я выгляжу больным?
Лицо у вас вдруг пятнами пошло и вид был такой, словно вам резко поплохело.
Анри, балансируя на гарцующей палубе, приблизился к нактроузу.
Вам показалось, капитан.
Ох, зря вы всю ночь с команданте над шахматами просидели! Лучше бы спать легли. Ему ведь ещё сегодня людей на абордаж вести, а вам боем командовать, по-стариковски проворчал Энрике.
Ничего, вот поймаем Эрроусмита, тогда и отоспимся.
Если опять не улизнул, то непременно поймаем! Только бы ветер не переменился, капитан облизал указательный палец и поднял его над головой. Похоже, Господь нам благоволит.
Анри, вслед за капитаном, осенил себя крестным знамением и ухватился за перила балюстрады. Необычное состояние вернулось. Он осознал, что сам себе объясняет предназначения вещей, знакомых ему с детских лет.
Из-за непонятных ощущений стала нарастать тревога, но полностью погрузится в исследование происходившего Анри не мог, ибо капитан делился соображениями о предстоящей битве и, чтобы не вызвать у Энрике обеспокоенности, приходилось не только слушать его, но и высказывать своё мнение.
Тем не менее, даже во время разговора Анри постоянно ловил себя на том, что словно заново открывает для себя друга. А ведь они были знакомы ещё с февраля 1652 года, когда Анри, вскоре после чудесного спасения, прибыл в Белисе и, получив свой первый корабль «Чайка», в поисках капитана в одной из местных таверн наткнулся на сурового креола из Санто-Доминго. С тех пор вот уже более восьми лет Энрике Гонсалес Басан, потомственный морской волк, его друг и правая рука.
Вглядываясь в загорелое морщинистое лицо Энрике, заросшее чёрной бородой с седыми прожилками, Анри словно мысленно рассказывал невидимому собеседнику историю их сближения. Перед внутренним взором одна за другой всплывали картины того, как капитан Гонсалес вначале с недоверием, а затем с интересом, постепенно переродившимся в уважение, наблюдал за тем, как упрямо он, юный судовладелец, осваивал морскую науку.
Порыв ветра швырнул в Анри солёные брызги и воспоминания стали ещё ярче, живее. Анри словно снова ощутил бивший в лицо ветер, когда преодолевая страх, он лез по вантам, как врастал босыми ногами в перты и одеревеневшими на штормовом ветру пальцами подтягивал гордени, убирая парус. Вспомнил и то, как вместе с матросами тянул шкоты, и то, как стоял вахты, а после в свете раскачивавшейся лампы старательно учил лоции и засыпал над умными книгами по тактике и стратегии. И как поутру, стиснув зубы, спешил к абордажникам, учившим его обращению с ножом и саблей. Вспомнил Анри и тот день, когда капитан Гонсалес, видя старания и стремления своего юного работодателя, предложил ему поделиться знаниями и навыками нескольких поколений испытанных всеми ветрами морских волков из рода Басан. Анри тогда не сразу уловил момент, когда покровительственный тон, которым старый креол обучал его морским и житейским премудростям, обрёл заботливые отцовские нотки. Он знал, что у Энрике нет семьи. Возможно, где-нибудь на просторах Тьерра Фирме и бегали похожие на него ребятишки, но капитан не ведал о них. Зато услыхав, что у молодого сеньора Андрэ где-то в Испании вся семья погибла во время набега пиратов, морской волк незаметно для себя заменил ему отца. Они никогда не говорили об этом, но чувства глубокого уважения и симпатии, сроднившее их, накладывало отпечаток на их отношения.
Анри мысленно улыбнулся, когда из глубин памяти выплыл невольно услышанный разговор Энрике с боцманом Маркесом, в котором капитан восхвалял деловую хватку и расчётливость «сеньора Андрэ» с такой гордостью, словно говорил о собственном сыне.
Из погружения в воспоминания Анри вывел крик матроса из вороньего гнезда:
Корабли прямо по курсу!
Анри взял у вахтенного матроса зрительную трубу и приложился к окуляру.
На горизонте едва заметной дымкой протянулась береговая полоса, поросшая кокосовыми пальмами, на фоне которых смутно различались голые мачты.
«Всего два корабля. Флагов нет, паруса убраны. Похоже, команда на берегу. Неужто на этот раз мы всё же встретимся с тобой, Джон Эрроусмит?» Анри сложил зрительную трубу и повернулся к Энрике:
Капитан, матросу в вороньем гнезде двадцать мараведи за бдительность, а армаде сигнал «Враг на горизонте».
Да, альмиранте! склонил голову старый креол и свист ветра перекрыли его громогласные распоряжения
Тут же трели боцманской дудки полетели над кораблём и по доскам шкафута затопала дюжина босых ног.
Над головой Анри взмыла вверх гирлянда цветных вымпелов.
Сколько их? прохрипел Энрике.
Вроде бы всего двое, Анри передал ему зрительную трубу.
Вахтенный матрос у нактоуза осторожно перевернул песочные часы, бережно упрятанные в раму из красного дерева, выложенную изнутри бархатом и дёрнул за язычок судового колокола. Над палубами корабля полетел мелодичный звон, сопровождаемый звонким голосом вахтенного:
Одна склянка!
На шканцы поднялся навигатор:
Какая скорость, хеер Густаф?
Четыре с половиной узла, адмирал. Идём бакштаг. Курс ост-зюйд-ост.
Анри кивнул и опершись о парапет, погрузился в размышления.
Две недели назад в Гондурасском заливе был захвачен английский приватир, сообщивший, что один из лагерей Джона Эрроусмита, провозгласившего себя хозяином Карибского моря, находится в центре крошечного Сахарного островка, расположенного всего в десяти кабельтовых севернее острова Сан-Андрес. Согласно нарисованным приватиром лоциям, острова окружали отмели и рифы, между которыми был безопасный проход с одним входом у северо-западной стороны Сахарного островка, а вторым у юго-восточной оконечности Сан-Андреса.
Прикинув расстояние до островов, Анри мысленно рассчитал время и повернулся к Энрике:
Капитан, ближе к острову будут рифы, пошлите ещё матросов в воронье гнездо, пусть следят за водой и отправьте сигнал галеонам идти южнее, пиратам на перехват. Остальным кораблям строй кильватера и меняем курс на ост-тень-зюйд.
Да, альмиранте, кивнул Энрике и на шкафут, перекрывая скрип рангоута, полетели его хрипловатые команды.
Анри же снова взял зрительную трубу и направился к левому борту.
Когда до пиратских фрегатов оставалось не более тридцати кабельтовых, на них заметили приближение испанцев. Раздался холостой выстрел, призывавший команды вернуться на корабли.
Анри видел в зрительную трубу, как на ближайшем к нему фрегате принялись крутить кабестан, поднимая якоря.
Капитан, не будем нарушать традицию и дадим врагу возможность сдаться.
Да, альмиранте! кивнул Энрике и тут же его хрипловатый рык накрыл шканцы и долетел до шкафута:
Чёрный флаг над фок-мачтой!
Заверещала боцманская дудка, сопровождая команду капитана и по шкафуту опять застучали босые ноги матросов.
В зрительную трубу Анри видел, как суетились пираты, устанавливая паруса и как отчалившие от берега баркасы подобрали якорные канаты, чтобы вывести корабли из лагуны на глубокую воду.
Пока пираты пытались привести корабли к ветру, Победоносная армада уже вошла в пролив.
Анри успел посчитать крышки портов на первом фрегате, но тут второй вырвался вперёд и, блеснув серебряными литерами «James» на корме, прошёл мимо своего баркаса и стал уходить в сторону острова Сан-Андрес.
Анри мысленно усмехнулся, на миг представив себе удивление пиратского капитана, когда тот увидит на выходе из пролива два галеона, сложил зрительную трубу и как только над шканцами зазвенел сдвоенный удар судового колокола, ознаменовавшего не только две склянки, но и конец ультиматума, закричал, перекрывая шум ветра и скрип рангоута:
Открыть порты левого борта! Гондекзарядить орудия цепными ядрами, на остальных палубахкартечью! Беглый огонь по моей команде! Капитан! Удерживать курс зюйд-ост-тень-зюйд!
Приказания подхватило офицерское эхо и разнесло по всем палубам.
Анри вновь устремил зрительную трубу на вражеский корабль, выискивая его капитана и лелея надежду что это и есть знаменитый пират Джон Эрроусмит.
Фрегат развернулся к «Победоносцу» правым бортом. К нему, пересекая курс, устремился баркас, брошенный «Джеймсом».
Расстояние между противниками стремительно сокращалось. Так и не увидев на палубе вражеского корабля никого, похожего на описание Джона Эрроусмита, Анри уже поднял руку, готовый отдать приказ открыть огонь, как на флагштоке грот-мачты противника взмыл «Юнион Джек», но лишь для того, чтобы тут же быть спущенным в знак сдачи.
Анри, ожидавший яростный бой с сорокапушечным фрегатом, испытал лёгкое разочарование, тут же сменившееся уверенностью, что знаменитого пирата там нет.
Эта уверенность настолько завладела им, что он даже не стал спорить с команданте по поводу того, кто отправился к приватирам принимать капитуляцию, а, не скрывая разочарования, ушёл в свою каюту дожидаться пленного капитана.
К утру, прежде, чем к армаде вернулись галеоны с призовым «Джеймсом», Анри уже знал, что всего лишь за несколько часов до его прибытия Джон собрал с приватиров дань и ушёл в неизвестном направлении.
Набив трюмы кокосами и папайей, Победоносная армада покинула острова и легла на курс домой.
***
Две недели Победоносная армада лавировала, ловя ветер, и только к концу пути, поймав юго-восточный пассат, пошла бакштаг.
Подставив паруса попутному ветру, «Победоносец» стремился к горизонту, уверенно рассекая волны. Корабль торопился в родную гавань, словно горячая скаковая лошадь, узнавшая дорогу, несётся в свою конюшню во всю прыть, невзирая на ухабы.
Анри стоял на шканцах, опираясь о планшир и вглядываясь в даль. Туда, где синева моря соединялась с голубизной неба.
Порыв ветра окропил лицо солёными брызгами, обдал запахом водорослей, всколыхнул поля шляпы, поиграл белым страусовым пером и шумно хлопнул синим полотнищем с сияющим золотым солнцем, развевавшимся на кормовом флагштоке. Анри невольно перевёл взгляд с флага своей торговой компании на гордо реявший над бизань-мачтой белый с красным бургундским крестом флаг Испании а затем на туго натянутые голубые паруса и в душе радостно отозвалось: «Ещё немного, и мы дома».
Ми альмиранте! хриплый мужской голос перекрыл скрип рангоута.
Анри обернулся.
Похоже, ветер не скоро переменится, Энрике опёрся одной рукой о нактоуз, а другой указал на пушистые облака, похожие на отару овец. Думаю, мы будем в Белисе к закату!
Ничего не ответив, Анри снова обратил взор в море и погрузился во внезапно накатившие воспоминания.
Недели две назад, когда армада держала курс к Сахарному острову, в его мозг словно ударила молния, после чего тело на мгновение перестало подчиняться, а мысли словно коснулось чужое сознание.
Анри прислушался к себе, выискивая в памяти удивившие тогда странные ощущения. С любопытством и неким неосознанным опасением замер, внимаяне повторятся ли они вновь? Но ничего не почувствовал. Лишь память услужливо показала немолодое женское лицо, что в той ослепительной вспышке мелькнуло перед внутренним взором. Осознать произошедшее он тогда не успелвперёдсмотрящий заметил пиратские корабли. Надо было принимать решение, потому что капитаны Победоносной армады, прильнув к зрительным трубам, ждали сигнала с флагманского корабля.
Поскольку необычное явление с тех пор больше не повторялось, повседневные дела и заботы вытеснили воспоминания на задний план, но по ночам его стали беспокоить призраки прошлого. Вот и сейчас ему показалось, что нечто чужеродное всколыхнуло память.
Перебирая знакомые и уже почти забытые женские лица, Анри попытался опознать мелькнувший в том странном заблеске лик.
Безуспешно.
Зато эта попытка вновь пробудила в нём мысли о доме и о городе, приютившем его.
Белисе Вот уже долгих восемь лет онАнри Верн, торговец и владелец собственного флота, уважительно именуемый подчинёнными Эль Альмиранте, считал его своим домом.
На самом деле не было у него там жилья, только склады да лавка на Торговой площади. Настоящий домэто восьмидесятипушечный линейный корабль, несколько лет назад найденный возле Бермудских островов, а затем отремонтированный в Сан-Агустине и получивший нынешнее имя«Победоносец». К настоящему времени Анри уже владел плантациями на Кубе, Ямайке и трёх островах из Малых Антильских, но только сюда, в Белисе, возвращался, как домой.
Может быть, потому, что это было первое поселение в Новой Испании, до которого когда-то добрался молодой моряк, мечтая начать новую жизнь?
«Сколько мне тогда было? Восемнадцать?» видения водоворотом закружились перед глазами памяти, уходя всё глубже.
Вспомнилась усталая улыбка матери и то, как она постоянно заправляла непокорную прядь тёмно-русых волос под платок. И сухой голос парализованного отца: «Погоди, сынок, не уходи! Прочти мне ещё страницу!» И озорные лица двух младших братьев и сестры, которые, однако, были размытыми, затуманеннымипамять постепенно стирала черты и голоса, но вот их обгорелые тела виделись по-прежнему чётко. Наверное, потому что тогда именно ему, двенадцатилетнему мальчишке, в одночасье ставшему бездомным сиротой, пришлось хоронить всех: и братьев, и маленькую сестричку, и отца, и, спустя несколько дней, мать, чьё изуродованное тело море вынесло на берег недалеко от деревни
Набеги пиратов на немногочисленные рыбацкие деревушки Испано-Французского Средиземноморья не были редкостью. В детстве Анри не раз слышал о разграбленных и уничтоженных прибрежных поселениях. Но, повторяя за взрослыми страшные проклятия в адрес подлых разбойников, не испытывал ненависти. Она пришла потом.
Она ворвалась в его душу адским пламенем, когда, вернувшись с ярмарки в Фигерасе, вместо родного дома увидел пепелище.
И потом, когда над могилами родных, стыдливо пряча слёзы, которые некому было видеть, он поклялся, что однажды возглавит отважных моряков и поведёт борьбу с морским разбоем до конца своих дней.
Как же много всего ему пришлось пережить и испытать до того, как судьба вознесла его на шканцы мощного боевого судна! Забудется ли когда-нибудь сожжённая дотла деревня и последнее напутствие матери, с которым она послала его в Фигерас продать её последнее золотое кольцо? Как долго он ещё будет помнить голодное и холодное путешествие по Каталонии, грязный и шумный порт Барселоны и его первый корабльфелуку, на которую его взяли бисоньо? Забудется ли когда-нибудь то потрясение, когда он понял, что попал к отпетым негодяям, не гнушавшимся ни контрабандой, ни разбоем, и уготовившим ему участь живого товара на рынке Магриба?..
Анри вздохнул.
Здесь, в Тьерра Фирме, он уже успел стать легендой. Во всех тавернах и трактирах испанских колоний встречались «хорошо осведомлённые» пьяницы, готовые за кружку пива «раскрыть все тайны прошлого и настоящего» славного Эль Альмиранте. Но, на самом деле, даже ставшие самыми близкими ему люди ничего не знали о своём адмирале, кроме случайно оброненных им в разговоре крупиц воспоминаний да того, чему сами были свидетелями. Тут у каждого есть своя история, приведшая представителей разных сословий из разных европейских держав в Новый Свет, но не каждый готов был ею делиться. Здесь учатся жить настоящим, не вороша прошлое, и верить делам, а не словам.
Анри огляделсяс обеих бортов и за кормой «Победоносца» желтели наполненные ветром паруса. Это его Победоносная армада послушно следовала за своим флагманом. Чувство гордости горячей волной накрыло Эль Альмиранте. Как же много он успел достичь в свои неполные двадцать шесть лет! Слава успешного торговца открыла его торговым караванам все порты Нового Света, а четырнадцать боевых кораблей, разделённых на две армады, бороздят воды Карибского моря и Мексиканского залива, да в Сан-Хуане набирает команду пятидесятидвухпушечный будущий флагман новой армады.
«Должно быть, у Господа есть какие-то планы на меня, раз он ко мне так благоволит, Анри перекрестился и благоговейно коснулся губами большого пальца. Ведь ещё восемь лет назад всем моим имуществом был только нож!», он невольно взглянул на правую руку. Указательный палец украшал массивный золотой перстень с крупным тёмно-синим сапфиром. Поверх камня красовался витиеватый вензель: литеры A и V, переплетались и как бы вытекали одна из другой в виде скрещённых шпаг. Они не только надёжно удерживали в ложе перстня драгоценный камень, но и оставляли на воске отпечаток того самого прошлого, которое онАндрес Анри Руис Вернне хотел забывать. В этих литерах было не просто его имя, но и память о его дедахкаталонском мастеровом и французском моряке. Каждый раз, втискивая в воск эту печать, Анри словно отправлял предкам посыл, что они могут гордиться им, несмотря на то, что он не осуществил мечту материне пошёл по стопам рода Руисов и не стал архитектором, а посвятил свою жизнь морю, как и его дед Анри Верн.