"Да вы с ума сошли - завопил возмущенный кот - там же живые мыши и крысы!!!" - неожиданно всплыло в памяти у чуточку очумевшего Паштета. Он ожидал, что бравые вояки втайне мечтают о лаврах кнехтов первой линии. А оно оказывается - нифига и совсем наоборот. Один, хмыкнув, тут же сказал, что ему надо еще кредиты выплачивать, а там, в прошлом он бы мигом сдох от холеры, чумы или еще чего такого же антисанитарийного. Его приятель, алебардщик, заржал и упрекнул приятеля в зазнайстве и гордыни, присовокупив, что помер бы тот, скорее всего, от банальной дизентерии. Помирать от дизентерии мечнику показалось позорным, и он долго упирал на более благородную даму - Чуму, Черную смерть, но в итоге оба сошлись на холере. Паша сидел с открытым ртом. Он отлично помнил по нашим реконам, как те рвались хоть на пять минут оказаться там, где их реконструкция не заставила бы окружающих крутить пальцем у виска. Особенно это было заметно среди фанатов Наполеона, которые очень огорчались тому, что сами французы не рвутся изображать своих предков на поле Ватерлоо и потому практически все войска Великой Франции там состоят из русских и поляков. Впрочем, на сам вопрос немцы ответили ясно и точно - нет, не хотят. Война - это война, а спортивное хобби - совсем другое. Там нет комфорта и безопасности, а тут - есть. Ну, не отнять трезвого подхода к вопросу, хотя тут Паша понял, что поддали они уже крепко, потому что алебардщик докопался до официанта, прибывшего с новым грузом живительного питья, со странным вопросом: является ли "Vinaigrette Stallone" блюдом из их итальянского меню. Тут даже вышколенный официант несколько растерялся. В первую голову, наверное, потому, что вопроса не понял и стал переспрашивать. Совместными усилиями, разобрав это странное красное кушанье доперли до того, что так мудрено немец обозвал обычный винегрет. Тут уже пошло проще и официант сказал, что именно это кушанье хитрый актер Сталлоне вложил, как свой фирменный салат в сеть ресторанов "Планета Голливуд". Но сам Сталлоне немножко не итальянец, так что нет - в меню их ресторана винегрета нет. Вот пиво хорошее - есть.
С этим постулатом все согласились, и следующий тост пошел уже без всяких вопросов. Немцы были явно довольны жизнью, и теперь разговор опять пошел в сторону кушаний. Тут вдруг алебардщик взял и брякнул:
- Sie selbst und ihre Traditionen nicht zu respektieren. Das ist seltsam. (Вы не уважаете себя и свои традиции. Это - странно).
Паша не понял, переспросил. Немец, как показалось, немножко свысока - пояснил, что вот ему странно, что такие сложности возникли с простеньким вроде бы угощением. Ему совершенно непонятно - как бы в Германии было бы нельзя попить пива с колбасками и пришлось бы тащить колбасы в итальянский ресторан. А тут - вон как все непросто получалось. Хотя сушеная рыба - это пикантно и вкусно, хотя и чертовски необычно.
- И полезно. Рыба - она полезная. Я ем рыбу, потому что она полезна - влез в разговор уже изрядно захмелевший мечник.
- У вас есть своя экзотика. А вы ее стыдитесь, зато русских туристов полно во всяких экзотичных забегаловках в других странах. Я видел, как ваши с аппетитом тараканов ели. Вы вообще все свое почему-то не любите. Ты про этих "попаданцев" спрашивал. Это странно - не торопясь выговаривал Паштету алебардщик.
- Почему странно? - переспросил собеседника Паша.
- Вы не делаете свою жизнь сейчас. Зато рветесь куда угодно, чтобы что-то делать там. Что вы можете сделать там, если не можете здесь? Это интересное приключение - кушать сухую рыбу в итальянском ресторане. Мало кто из наших соотечественников на такое отважился бы. Мне понравилось, это оригинально - посмеиваясь, сообщил немец.
- Черти бы тебя драли - подумал Паштет. Сказанное бесцеремонным немцем было неприятно слушать. Вдвойне неприятно, что, к сожалению, чертов алебардьер был прав. Для самого Паштета было неприятным открытием. что в пределах досягаемости можно попить пиво и по-немецки и по-японски и по-китайски, даже наверное - по-итальянски, хотя как оно это - по-итальянски? Есть ли такое понятие, как попить пива по-итальянски?
Спросил об этом немцев. Алебардщик твердо заявил, что пиво - немецкое изобретение. И вообще - после разгрома Рима там в этих итальянских городах-государствах вроде и пиво не пили, потому как помнит точно рекон, что монахи в немецком монастыре, где впервые сварили пиво, должны были нести его в Рим, чтобы Папа отведал новоизобретенное питие и одобрил или отверг его, как новое кушание для воинства Христова, такой тогда был порядок в церкви. Монахи и понесли. Пешком. Летом. Очень жарким. Издалека. Когда принесли Папе, то пиво безнадежно скисло и Папа только понюхал эту гадость и сказал - если там в немецких землях живут такие дураки, что пьют с удовольствием такую бурду - то во славу Христа пусть пьют и дальше, ибо воздержание и умерщвление плоти богоугодно.
Тут же родился тост за папу и монахов.
Правда, после тоста выяснилось, что за столом как на грех ни одного католика нет. Да и после некоторого спора, в котором мечник оппонировал скорее просто по живости характера, единогласно пришли к выводу, что пиво, безусловно, появилось раньше Папы Римского, еще древние германцы его варили, после этого беседа перетекла на нравы давних народов, чему немало послужил и тот факт, что немцы были густо украшены татуировками. Сам Паштет к тату относился чуть более, чем менее, и себе кожу пачкать не собирался, а на развлечения зататуированных смотрел как на атавизмы. Потом чуть было не заговорили о работе и немцы уже стали увлеченно рассказывать про всякие свои заморочки, но это Паша пресек на корню, заявив твердо, что не дело уподобляться канадским лесорубам, которые на работе говорят о бабах, а с бабами о работе. Тут же шалый мечник стал дурашливо озираться и заглядывать под стол, как потом объяснил озадаченному Паштету - разыскивая спрятавшихся женщин. Увы, в ресторане было пустынно, что даже и немножко огорчило бравых пивопойцев, вполне уже расхрабрившихся и готовых на подвиги.
Галантный алебардщик сказал Паше комплимент, заверив в том, что живущие тут девушки очень симпатичные и здорово за собой смотрят - прямо с утра в макияже и одеты, как... Тут рекон заткнулся и задумался. Ему на выручку поспешил приятель, сказавший, что большая часть - словно на собеседование в фирму идет, но вот часть одета привлекательно для глаза, но в Германии те же коротенькие шортики и высокие ботфорты являются одеждой для жриц платной любви. Витиеватость речи заставила Пашу трижды переспрашивать, и только когда мечник ляпнул про проституток, связалось вместе и оплата и жрицы с любовью.
Неожиданно для самого себя Паштет обиделся за девушек и стал горячо возражать против такого подхода, требуя признания, что короткие шортики - это красиво, во-первых, и во-вторых - опять же красиво. С этим оба собеседника спорить не стали, хотя чувствовалось, что эстетика в их душах спорит с моралью и признать симпатичность точно прописанного в униформу для проституток предмета одежды им трудно.
- Чего ж я так надрался-то? - внезапно подумал Паштет. С радостью понял, что не он один, когда мечник вдруг ни с того ни с сего ляпнул от души.
- Вы, русские, очень агрессивны! И при этом всегда притворяетесь, что слабее, чем есть на самом деле! Вы все время провоцируете этим! Это очень коварно! - безапелляционно, как и положено немцу, заявил мечник.
- Вот те раз! И в чем же это выражается? - удивился Паштет, тут же удивившись дополнительно, что понял вычурную и сложную фразу на чужом языке с первого же раза.
- Во всем! У всех русских нож за пазухой! - брякнул немец.
- У меня нет ножа - удивился Паштет.
- Ты же занимаешься ножевым фехтованием, нам так не правильно сказали? - удивился алебардщик.
- Я занимаюсь фехтованием на ножах. Но ножа у меня с собой нет. Ты же тоже не носишь с собой алебарду? - старательно строя фразы в соответствии с дурацкой немецкой грамматикой и ставя глагол обязательно на второе место, заявил Паша. Попутно он успел подивиться тому, как ухитряются немцы понимать такие нелепые сооружения, ведь если переводить дословно получалось диковатое "Но я имею с собой нет совсем нож!"
- Она больше, чем нож. С ней неудобно ходить - резонно возразил здоровяк - алебардьер.
- А нож у тебя есть? - тут же контратаковал Паша.
- Нож есть. Почему ты спросил? - удивился алебардщик.
- Так твой приятель меня обвинил в том, что я с ножом хожу. Как все русские.
- Это просто ему грустно. У меня есть девушка, и она ездит с нами на соревнования. А у него девушки нет. Это есть печально. А ты имеешь девушку? - старательно избегая скользкой темы, спросил рекон.
Знал бы он, что эта тема еще более скользкая.
- Нет, сейчас не имею - грустно признал печальный факт Паштет.
- Ты не думай, если ты альт, то мы к альтам относимся хорошо, у нас есть знакомые альты - вдруг понес непонятную околесину алебардщик. И мечник кивнул.
- Не понимаю. Что такое - альт? - удивился Паша.
- Альтернативная ориентация - немного, в свою очередь, поразившись паштетской неграмотности, ответил рекон.
- Это какая ориентация? Ты что ли меня в гомосексуалисты определил? - обиделся Паштет.
Немцы переглянулись несколько испуганно.
- Я не хотел тебя обидеть! - тут же заявил чуточку протрезвевший алебардьер. А Паша краешком мозга опять удивился тому, как странно лепят слова в предложении немцы, потому как, поддав, теперь приходилось с некоторым напрягом понимать - как это так: "Я хотел нет тебя обидеть!"
- Мы совершенно толерантные! - подтвердил мечник, тоже несколько поспешно.
- И как, не тошнит? - съязвил Паша.
Немцы переглянулись. Определенно они напугались. Даже странно. Тут до Паши дошло, что у себя в Германии эти парни уже привыкли держать язык за зубами, потому как нетолерантность там карается быстро и просто. Никакой карьеры и никакой нормальной работы - марш в никчемушные маргиналы.
- Нет, я натурал. Просто с вашим чертовым феминизмом женщины сильно испортились. Расслабьтесь - вы, как было сказано в начале нашей встречи - в России. Здесь не надо быть толерантным черт знает к чему, можно иметь свое мнение и спокойно его высказывать - свысока просветил гостей Паша.
- Мы можем тоже иметь свое мнение - вздохнул алебардщик.
- Только держите его при себе. Говорить вслух нельзя? - подковырнул его Паштет.
Немцы переглянулись.
- Да, я знаю, у вас свободная страна. Полная свобода помалкивать. Не то, что тут в тоталитарной России. Вы сами натуралы? - вырвался на оперативный простор разрезвившийся Паша. Реконы осторожно кивнули, ожидая от Паши порции насмешек и провокаций, но тот, поглядев на постные рожи собеседников, решил не глумиться над убогими и сказал просто:
- Хорошие были раньше принципы у вас. Четыре "К".
Немцы не поняли.
- Küche, Kinder, Kleider, Kirche (Кухня, дети, платья, церковь) - напомнил им старый немецкий лозунг Павел. Он не то, чтоб был приверженцем этого самого лозунга, но кольнуть германцев хотелось. Другое дело, что самому ему попадались как на грех девицы не умевшие готовить, что, по мнению Паши уже было грехом великим, да и в жизни имевшие странные цели. Последняя его знакомая была вроде неплохой девчонкой, но почему-то взявшей в голову, что для покорения мужчины надо быть стервой и вести себя по-свински. До того была дурочка с адским гламуром в виде идеала, а перед той симпатичная, но упертая динамщица, уверенная, что мужчины вокруг сделаны только для того, чтобы безвозмездно содержать ее, такую красивую и осчастливившую этот мир уже своим появлением в нем. Ну то ли нормальные девушки ходили не по тем дорогам, что Паштет, то ли еще что. Хотя спроси его кто - а что такое нормальная девушка - наверное, сразу бы и не ответил. Да и немецкий лозунг тоже как-то не годился. Кухня и дети - еще ладно, а вот платья и церковь уже как-то не дугу. Хотя верующие Паштету особо на пути не встречались, а всякие Свидетели Иеговы проходили под тем же разрядом, что и цыганки-гадалки, то есть - шарлатаны. То, что девушка должна быть для глаза приятна, это было ясно. А вот дальше-то что? Что нужно, чтоб искра проскочила? Сам Паша на этот вроде бы простой вопрос ответить не мог, это было досадно. Тем более, что пока еще дела обстояли не так, как у безвестного шотландца в песне:
Мне нужна жена -
Лучше или хуже,
Лишь была бы женщиной,
Женщиной без мужа.
Толстая, худая -
Это всё равно,
Пусть уродом будет -
По ночам темно.
Тема оказалась животрепещущей. Про девушек заговорили с удовольствием и только иногда законопослушные свободные немцы жались и переглядывались, когда обладавший "русской рабской психологией" Паштет проезжался беспощадно по толерантности и феминизму, обличая и то и другое со страстью первых христиан.
- Черт, чего это меня понесло-то? - глянув на себя со стороны, удивился своей пылкости обычно флегматичный Паша. Но остановиться уже не мог. Ему даже нравилось заставлять собеседников вздрагивать, заявляя, что европейский феминизм есть дурь и ведет к вымиранию без всяких войн. В принципе, немцы и сами отчасти были с этим согласны, только мечник буркнул про то, что видел фильм про женские русские штурмовые батальоны, так что, дескать, неизвестно, кто кого феминистичнее.
Паштет не нашелся, что сказать, фильм про женский штурмовой батальон не смотрел, историю того времени знал более чем смутно, потому педалировать не стал, зато попрекнул немцев, что ими баба верховодит. И тут попал в точку, своего канцлера оба рекона не любили, хотя и заметили, что она не поднимает налоги и потому "ручки домиком" командовать будет и дальше.
Сообразив, что речь идет о характерном для госпожи канцлерши жесте, Паша тут же рассказал обоим немцам, что на языке глухонемых такой жест означает "женский половой орган". Немцы удивленно подняли брови, переглянулись и как по команде заржали. Разговор после этого благополучно свалился из области политики к вечному.
- Есть масса простых способов узнать, что за девушка перед тобой - уверенно заявил мечник.
- По эмблеме на щите, типу доспехов или по нашивкам на рукаве - схохмил Паша, удивляясь самому себе.
- Если девушка имеет татуировки на крестце, то это означает "два коктейля и ее можно фиккен". Очень полезная маркировка. Я это проверял сам - уточнил алебардьер.
- Да, это есть "tramp stamp" - деловито подтвердил пьяненький мечник.
- А если на лодыжке? - вспомнил Паштет пару знакомых девчонок из отдела.
- Это у нас называется "принцесса отважилась" - важно кивнул головой алебардьер.
- А на груди? - заинтересовался Паша.
- Это смелая девушка, и самоуверенная. Но не рассчетливая. И то же на пузе. ( жаргонизм Паша не понял, потому алебардьер ткнул себя пальцем в пуп, Паша кивнул, догадавшись). И то же - на заднице. Это плохо в перспективе.
- Почему?
- Пропорции рисунка со временем изменяются! - подмигнул мечник.
- А, понял - кивнул отяжелевшей головой Паша и тут зазвонил его телефон. Оказалось - беспокоит латник, волнующийся за состояние гостей. Он сумел освободиться от обуревавшей его работы и теперь хотел узнать - где перехватить прибывших коллег. Пока выпивали за его здоровье и успехи латных мужчин - прибыл и он сам. Паша не очень хотел продолжать куролесить, с приятствием распрощался с публикой и с радостью отправился домой, чуя некоторый перебор и усталость от того, что весь вечер говорил на чужом языке.
Утром не очень понял, что так гнусно дребезжит совсем рядом. С трудом разлепил глаза, кое-как нащупал мобильник. Удивился, услышав характерный голос тренера по ножевому бою.
- Доброе утро! - сказал Наваха.
- Чтоб тебя черти драли вприсядку! - подумал злобно чугунноголовый спросонья Паштет, а вслух поздоровался вежливо.
- Вы отрабатывали на неделе, что я рекомендовал?
- Да, все как сказали - прохрипел Паша.
- У меня освободилось время с 14.30. Если хотите - могу с вами позаниматься - сказал тренер.
- Хорошо, буду - сам себе опять же удивляясь, сказал Паштет.
- Добро, тогда - до встречи!
- Ага!
Ругаясь на самого себя, на вчерашний совершенно ненужный кутеж и на свое неуместное согласие тоже, Паштет, тем не менее, прибыл в срок в зал. И оказалось, что с похмелья виртуозить ножом еще тяжелее.
Взмок еще сильнее, чем в прошлый раз, вымотался за несколько раундов до полного умата, разозлился и на себя и на чертова Наваху, который юлой вертелся вокруг, нанося очень неприятные тычки в самые разные участки паштетова тела, которое внезапно оказалось очень большим.
Перерыв Паша встретил в некотором отупении, последний раунд он действовал уже на полуавтомате, не шибко соображая, что делает.
Опять тренер дышал ровно и говорил спокойным тоном, да и начал говорить не сразу, а только убедившись, что ученик постепенно восстановил частичную вменяемость.