Но вот онистоят промокшие, испачканные мусором, прячутся, спасая свои шкуры, и на что же Яэль смотрит?
Губы Луки.
Они не были обветренными и потрескавшимися, как в поезде до Нью-Дели, когда он наклонился и поцеловал Яэль, словно в тот момент рушился весь мир. Они не были смазаны наркотиком, как на борту «Кайтена», когда на горизонте выросли гористые берега Японии, и Лука подарил ей поцелуй во второй раз, выбив из гонки и заняв первое место.
На этот раз губы его были плотно сжаты, стянуты страхом.
Шаги приблизилисьпо звуку поступи и тихому разговору, щекочущему слух, Яэль решила, что это пара средних лет, совершенно безвреднаяи удалились. Но Яэль продолжала рассматривать Луку.
Он уставился в ответ.
Что теперь? прошептал он.
Простой вопрос. Два коротких слова, которые превратились в огромную, безответную пропасть. Вся жизнь Яэль сводилась к этой миссии. Она вложила в неё всё: годы своей жизни, скорбь, саму душу.
Что теперь?
Теперь по её воле умер не тот человек. Теперь она стояла в переулке с парнем, которого неистово желала ненавидеть, но не могла. Теперь у Яэль не было больше миссий и приказов. Она должна была стать свободной, но вместо этого ощущала себя такой потерянной.
Я мне нужно идти. Яэль попятилась к выходу из переулка.
Лука сделал шаг вперёд. Расстояние между ними вновь сократилось.
Не так быстро. Он перескочил в сторону и преградил ей дорогу. Разве ты не знаешь, что сбегать со свидания невежливо? Это уже второй раз за вечер.
Ты встречался с Адель. Не со мной, сказала ему Яэль. Если не уберёшься с дороги, я сломаю тебе руку.
Лука плотнее сжал губы (страх сменился ужасом), но с места не сдвинулся.
Ты не можешь просто взять и бросить меня, фройляйн. Мои знания японского начинаются с konnichiwa и им же заканчиваются. Волосы светятся, словно лампочка в тысячу ватт. А моё лицо ну это моё лицо!
«УБИРАЙСЯ БРОСЬ ЕГО»
Яэль ничем не была обязана этому парню. Ей ничего не стоит сломать Луке лучевую кость и скрыться в темноте японской ночи.
Бросишь, и только вопрос времени, когда СС утащат меня на допрос. Мы оба знаем: стоит этому случиться, и я не жилец. Если ты такая, как я думаю, тебя это не порадует.
Ты ничего обо мне не знаешь, прорычала Яэль.
Неужели? Победоносный поднял руки вверх, словно сдаваясь. Не пойми неправильно. Из тебя вышла чертовски хорошая Адель, фройляйн, но ты живешь по законам, которые ей известны не были. Ты вернулась за мной с Ямато, когда коммунисты нас поймали. А что уж говорить о Кацуо
Кацуо. Японский гонщик, который погиб в аварии из-за Яэль, пытавшейся вырваться вперёд. Технически, его смерть была несчастным случаем, но это не снимало вину с Яэль. Цуда Кацуо умер из-за неё. Первое имя в растущем списке: Цуда Кацуо, неизвестный, меняющий кожу
Свою миссию Яэль начинала с пустым списком и руками, не запятнанными в крови. Она выросла в тени смертейсмерть, столько смерти, а всё ради чего? Так много человек попало в её когтибабушка, мама, Аарон-Клаус, и Яэль жаждала, отчаянно, безнадёжно желала это прекратить.
Какое-то время она думала, что сможет.
Яэль хотела быть подобной Валькириям из старых скандинавских легенд. Крылатым девам, которые прибывали на войну на спинах волков и выбирали, кому из воинов жить, а кому умереть. Она думала, что смерть будет иметь смысл, если направить её в правильное русло. (Одна смерть ради того, чтобы избежать многих других). Поэтому Яэль направила пистолет на того мужчину в бальном зале и сделала свой выбор.
Дело в том, продолжал Лука, что у тебя есть сердце. И сейчас я ставлю на кон свою жизнь.
Жизнь или смерть?
Яэль уже начинала уставать от принятия решений.
Как быть уверенной, что ты не доложишь обо всём властям, стоит мне повернуться спиной? спросила она.
Я рассматривал такой вариант, сказал Лука с бесстыдством, как мог только он. Но твоё лицо оно не твоё. Если я притащу тебя обратно в таком виде, кто мне поверит?
Жизнь? Или смерть?
Смерть? Или жизнь?
В списке смертей Яэль и так уже немало имён, незачем вписывать ещё и имя Луки Лёве.
Снимай одежду, приказала она.
Лука ухмыльнулся, стягивая куртку и принимаясь расстёгивать форму, под которой была мокрая белая майка.
Не всю, возмутилась Яэль, прежде чем он успел стянуть и её. Только самое заметное. Свастики, Железные кресты, всё, что может тебя выдать.
Лука скомкал снятую форму (коричневую рубашку, нашивки, чёрный галстук и остальное) и швырнул её в гору мусорных пакетов. Два Железных крестакульминация почти сорока тысяч километров, пяти лет жизни Лукипоследовали за ней, приземляясь между объедками и рваной бумагой. Победоносный оставил только куртку, перекинув её через плечо.
Так сойдёт? поинтересовался он.
Яэль бегло его осмотрела. Ни партийных орлов, ни свастик На Бал Победителя он надел свои мотоциклетные ботинки вместо стандартных сапог Гитлерюгенда. Яэль сделала заметку на память: кажется, Лука Лёве никогда не был хорошим мальчиком, подчиняющимся правилам. Его выделяющаяся куртка (сшитая из старой коричневой кожи, в то время как у всех остальных участников Гонки Оси они были одинаково чёрные) была тому доказательством. Лука не снимал её последние три гонки. Наверное, у «Рейхссендера» на несколько лет вперёд накопилось кадров, где Лука Лёве щеголяет в этом самом наряде.
Куртка? Яэль указала на неё кивком головы.
Остаётся.
Забавно. Она скорее ожидала, что он станет бороться за Железные кресты, а не за этот поношенный кусок старой кожи. Но пальцы Луки сильней сжались на куртке, словно предлагая Яэль рискнуть отобрать её. Она могла. И сделала бы это, если бы лицо Победоносного не было столь нордическим, а волосы столь светлыми, что сияли, как полуденное солнце.
Ладно. Прикрой ей волосы, как раньше.
Лука подчинился, накидывая кожу так, чтобы она прятала волосы и отбрасывала тень на лицо. Не самое изящное прикрытие, но (попыталась успокоить себя Яэль) пока оно срабатывало.
«БРОСЬ ЕГО»
Она должна была это сделать.
Но не могла.
Если попадёшься, бросила Яэль, или если я решу, что ты собираешься меня предать, я тебя брошу одного. Всё понятно?
Да-да, фройляйн. Лука кивнул из-под куртки. Веди.
«БРОСЬ ЕГО БРОСЬ ЕГО НЕ СПАСАЙ»
Инстинкты Яэль не переставали вопить, но она сделала вид, что их не слышит. Сделала вид, будто не помнит, что они обычнопочти всегдаоказывались правы.
Глава 5
Когда Феликс был младше, его самым любимым в мире местом была папина автомастерская. Каждый день, когда Мартин уходил на собрания Гитлерюгенд, а Адель играла в футбол с мальчиками Шулеров, младший Вольф сидел, скрестив ноги, на полу мастерской и слушал, как отец рассказывает о поломках двигателей Фольксвагенов, копаясь в их заляпанных маслом внутренностях.
Свеча зажигания загрязнилась. Видишь, масло разъедает контакт? продолжал отец, вытирая свободную руку о военный комбинезон. Поэтому двигатель не мог нормально завестись. Нужно всего лишь её заменить, и машина будет бегать, как новенькая.
Всё в мастерской становилось понятным после пояснений отца. Решение было всегда. Девятилетнему мальчику казалось, не было ничего, что папа не смог бы починить. Всего через три года, стоя на краю трассы Нюрбургринг, Феликс узнал ужаснейшую правду: это не так. Некоторые вещи слишком поломаны, чтобы можно было их починить. Сломанный шейный позвонок Мартина невозможно было просто заменить запасной деталью.
Автомастерской тоже больше не было. Башни из колёс, стены из шлакоблока, оклеенные схемами двигателей, ряды гаечных ключей, разложенных по типу и размеру Всё это Феликс продал господину Блайеру, выручив достаточно рейхсмарок, чтобы выкупить пропуск на Гонку Оси, чтобы не позволить сестре погрязнуть в планах Сопротивления, о которых предупреждал Ганс Шулер.
Но Адель не просто рисковала «погрязнуть в планах». Она была этими планами. Феликс изо всех сил старался её остановить, починить очередную изломанную вещь. Он старался изо всех сил и потерял автомастерскую, а следом за ней сестру, оставившую его разбираться с последствиями устроенного беспорядка.
Очень, очень болезненными последствиями.
Сапоги членов ССс подбитой гвоздями подошвой и металлической пяткойбыли идеальным пыточным инструментом. Носу Картошкой потребовалось всего три раза пнуть Феликса по рёбрам, чтобы они хрустнули.
Ничего уже не починить.
Феликс знал, что онпокойник. Понял в тот момент, когда заглянул Башу в глаза, увидел в них, что будущего у него нет. Единственное, что он мог сейчас сделать: вытерпеть эту агонию, заработать для сестры время на побег.
Новый пинок. Новый хруст. Огонь у него в боку распространялся дальше, пламенно горячий и тлеющий в самой глубине. Дышать стало тяжело, и Феликс закашлялся. На его губах было что-то липкое
Господин Вольф. Сапоги штандартенфюрера Баша стучали по полу. Времяроскошь, которую мы не можем позволить себе этим вечером. Куда направилась девчонка?
Я н-не знаю.
Баш склонился и прошептал что-то Носу Картошкой. Тот сразу же снял наручники с Феликса и положил его правую руку на пол.
Вы механик, не так ли? Двигатели состоят из множества крошечных деталей. Чтобы с ними умело обращаться, нужна хорошая координация пальцев Пауза штандартенфюрера заполнила всю комнату. Скажите, с кем работает девчонка.
«С Сопротивлением. Спросите у младшего Шулера с улицы Вольфсганг. Он знает Нет! одёрнул себя Феликс. Ничего не говори. Даже не думай об этом».
Хоть один из Вольфов должен выжить. Жизнь Адель зависит от его молчания.
Сапог Баша завис над безымянным пальцем и мизинцем Феликса. Каблук опустился с тошнотворным хрустом. Боль внутри Феликса стала живойвосстала, взревела. Жар в боку встретился с болью в раздробленных пальцах и принял звериную форму, криком вырываясь изо рта.
Баш не стал поднимать ногу. В его голосе была почти слышна скука, когда он продолжил: «Рассказывайте. Почему вы ощущаете необходимость защищать эту девушку? И это после того как она вас связала и оставила нам?»
Я не казалось, даже зубы Феликса сломаны, когда он по кусочкам собирал эти слова, ржавый вкус крови осел во рту, предам сестру.
Сестру? Смех Баша отразился от голого дерева пола. Каблук его поднялся. Вы смотрели телевизор. Разве не слышали, что девчонка прокричала, прежде чем спустить курок?
Переключатель на нуле, штандартенфюрер. Нос Картошкой вскинул голову к экрану. Звука не было.
Ааа. Командир подошёл к переключателю и принялся поворачивать его, пока в динамиках не раздалось низкое монотонное шипение. Благородно с вашей стороны, господин Вольф, вытерпеть столько боли ради семьи. Вы замечательный пример девиза «крови и чести». Но боюсь, ваши страдания были зря. Девушка, которая стреляла в том зале, не ваша сестра.
Боль в пальцах Феликса плохо сочеталась со словами командира. Не (искорёженные ногти) ваша (липкая кровь на полу) сестра. (Это что, откололся кусочек кости?)
Он не мог поверить во всё это.
Не переживайте так, продолжал штандартенфюрер СС. Заключённая 121358.Х обманула много людей. Руководителей гонки, операторов «Рейхссендера», даже самого фюрера. Должно быть, она долгое время изучала жизнь фройляйн Вольф, чтобы так прекрасно выдавать себя за неё. Эта девушка была одной из первых субъектов проекта «Доппельгангер». Она может по желанию изменять собственную внешность. В одно мгновение она ваша сестра, а в другоесовершенно незнакомый человек.
В этих словах не было никакого смысла.
Но он был.
Он точно был, осознал вдруг Феликс, потому что он сам видел это изменение. Там, в Каире, когда он следовал за девушкой, которую посчитал своей сестрой, через ночной рынок, по тёмным извилистым улочкам города вплоть до кальянной. Когда Феликс зашёл внутрь, собираясь поймать её, он нашёл лишь египтянкуодетую в ту же одежду. Позже Адель объяснила ему, что заметила преследование и обменялась одеждой с девушкой в кафе.
Ложь. Она сменила не одежду, а лицо.
Девушка, рядом с которой Феликс проехал двадцать тысяч километров; девушка, дважды ударившая его по голове пистолетом; та, которую он вновь и вновь пытался нагнать, ради спасения которой отдал всё не была его сестрой.
Кто-то должен заплатить кровью за случившееся на балу, господин Вольф. Уверен, вы понимаете, в какое деликатное положение это нас ставит. Весь мир видел, как ваша сестра застрелила фюрера. Если мы не сумеем отплатить тем же, люди начнут сомневаться в нашей решительности Баш разразился кашлем. Он поднёс платоквсё такой же чистый, девственно-белыйк губам.
Отплатить тем же. Слова в тон платку штандартенфюрера СС. Великолепное решение проблемы, таящее в себе гораздо более зловещий смысл: застрелить Адель. Нет, если они решат публично казнить сестру, всё пройдёт в традиционной манере: гильотина. Катящиеся головы лучшее доказательство, чем дыры от пуль в груди.
Вы не можете! проскрежетал Феликс. Что насчёт той девушки?
А что насчёт неё?
Феликс так многое хотел спросить. Он находил восхитительной саму идею того, что эта девушка могла превращаться из одного человека в другого. Как ей удалось придать глазам тот же цвет, что у Адель? Как её кожа повторила саму структуру кожи сестры, все веснушки и шрамы? Как вообще возможно, чтобы человеческое тело могло вот так собирать себя по кусочкам?
Но боль прорвалась сквозь любопытство, пузырясь кровью на губах, просачиваясь в корни зубов, хороня всё, кроме самой низшей эмоции: гнева. Забавно, что всего несколько минут назад Феликс боролся с собой, стараясь обуздать эту ярость. Ту, что поглощала каждую клеточку человеческого естества.
Сейчас ярость была Феликсом, а Феликсей.
Это она с-сделала. Она и д-должна он захлёбывался кровью. Её было слишком много, чтобы проглотить, потому пришлось выплюнуть. Пара капель приземлилась на сапоги капитана. З-заплатить.
Согласен. Даже если Баша волновали капли на сапоге, он этого не показал. Он кивнул, указывая на разбитую руку Феликса. Что возвращает нас к моему первому вопросу. Куда направилась девчонка?
Мысли его кружилисьв огне, в агонии. Голова Адель катилась, катилась, светлые волосы пропитались кровью. Ещё больше кровиего собственнойвытекало из ран, придавливая пальцы к полу. Куда направилась девчонка? Как Феликсу об этом знать? Она не рассказывала ему о своих планах. Она лишь приземлила рукоять пистолета ему на голову и
Стоп. Думай. Вспоминай.
Было кое-что.
Последний раз, когда Феликс видел сестру. (Нет! Не сестру её копию), она придавила его к полу шторами и потянулась за пистолетом. От движения рукав кимоно задрался, открывая ряд бегущих собак.
Не одну, целых пять. Она не сказалапоказала.
Я расскажу, что знаю. Феликсу пришлось сдерживаться, чтобы не выпалить всё сразуярость развязывала язык. Он должен защищать сеструнастоящую сеструдо самого конца. Но я требую помиловать Адель.
Помиловать? Бесстрастная улыбка (искривившиеся губы, но мёртвые глаза) рассекла лицо штандартенфюрера. А вы любите торговаться, да, господин Вольф? К сожалению, решение о помиловании вашей сестры не в моей власти. Поэтому начнём с другого, Баш вновь занёс сапог для удара. Его обитая металлом пятка теперь нависла над средним и указательными пальцами. Расскажите всё, что знаете, и возможно, я соглашусь не трогать то, что осталось от вашей руки.
Феликс опустил взгляд на свои пальцы (восемь целых, два раздробленных, скорее уже тёмно-коричневых, чем красных). Он может продолжать молчать и смотреть, как остальные пальцы ломаются под металлическим каблуком штандартенфюрера СС. Или выложить всю известную информацию в надежде на милость.
Феликс не собирался строить из себя великомученика. Не ради этой девки. Не ради крови чужой семьи.
Собаки, сказал он.
Улыбка слетела с лица командира. Каблук качнулся.
Что?
У неё на руке были собаки. Т-татуировка. Пять штук.
На какой руке?
На л-левой. Чернила покрывали руку до локтя. Как рукав.
Сапог штандартенфюрера всё так же нависал над пальцами. Капли кровавой слюны Феликса окропляли подошву, так близко, что можно пересчитать. Одна, две, три удара всё нет четыре, пять, шесть Баш опустил каблук. Он ударил по полу в миллиметре от кончиков пальцев Феликса.