Что это было? сдавленным голосом произнес Паша, пытаясь нашарить в сумке фонарик.
Без понятия, ответил ему Матвей. Давай выбираться отсюда.
Но не успели они добраться до лестницы, как неожиданно случилось нечто странное. Настолько странное и настолько неожиданно, что ни Матвей, ни Паша не успели понять, что именно произошло.
3. Святой Иосиф
Матвей пришел в себя, лежа лицом вниз неподалеку от цеха. Первое, что он увидел асфальт в мелких трещинах, сквозь которые пробивалась трава, а также двоих муравьев, ошалело бегавших по кругу. Оторвав туловище от земли, он сел и обхватив колени руками, вопросительно уставился на сидевшего рядом Пашу.
Что это было? Взрыв газа?
Пашка лишь покачал головой.
Если бы взрыв нас бы по кускам сюда выбросило, ответил он. А мы, вроде, целы. Ну, я так точно.
А как мы здесь оказались? Нас сюда вынес кто-то? Но мы ведь одни там были
Может, водитель Лики?
Вон он, возле машины. Пойдем спросим.
Паша помог Матвею подняться на ноги. Апрельское солнце уже пробило лучами смог и теперь нещадно жарило заводской плац. Режиссер выудил из кармана мятого пиджака солнцезащитные очки и спрятал за ними свои красные глаза, Паша последовал его примеру. Головная боль до сих пор не оставила режиссера в покое она бродила из одного полушария в другое, словно выбирая, где ей поселиться и все никак не могла выбрать. Матвей потер виски, прикидывая, что ему не помешала бы бутылка воды и пара таблеток аспирина дай бог, чтоб в машине нашлось и то, и другое.
От мыслей о чудесном спасении его отвлек удар локтем в бок Паша указывал куда-то в небо, и проследив за его пальцем, Матвей увидел пузатый дирижабль, ленивой рыбиной плывущий под облаками. Встретить подобный летательный аппарат в небе над Москвой явление само по себе неординарное. Но еще более удивителен был символ, красовавшийся на серебристом боку дирижабля: красная пятиконечная звезда с вписанным в нее двуглавым орлом.
Наверно, фильм снимают, предположил режиссер, придерживая очки, чтобы они не свалились с запрокинутой головы.
Странно все это, задумчиво произнес Паша.
В это время дирижабль, повинуясь потокам воздуха, развернулся к зрителям другим боком, и они прочитали на нем слоган: 100 ЛЕТ ОКТЯБРЯ. Ну да, 2017 год, подумал Матвей, столетний юбилей революции. Но с какого перепугу эту дату так пышно празднуют в Москве? Впрочем, сейчас это не имело значения. Нужно поскорее добраться до аспирина, потом до отеля, затем до кровати. И тут Матвей заметил, что вместо черного BMW на плацу стояла другая машина тоже черная, но другая. Сомнений не было это «Чайка». Что удивительно, казалась она не раритетом на колесах, а совершенно новенькой, глянцевой будто вчера сошла с конвейера. И если бы не знакомая физиономия водителя, маячившая рядом с авто, режиссер решил бы, что окончательно потерял связь с реальностью. Жены брата не было ни возле машины, ни в салоне.
А где хозяйка? обратился Матвей к водиле.
Тот почему-то вытянулся во фрунт и, глупо ухмыляясь, ответил:
Домой поехала.
Почему же она уехала?
Не могу знать, все так же по-дурацки скалясь, отчеканил водитель.
Значит, она отчалила на бимере, а за нами прислала вот это чудо советского автопрома, решил Матвей. Могла бы хоть записку оставить. Ну да ладно.
Едем в гостиницу?
Режиссер кивнул. Вместе с Пашей они забрались на заднее сидение, и автомобиль тронулся. Матвей нашел желанную бутылку минералки и осушил ее несколькими глотками. Аспирина в машине не оказалось. Паша, отказавшись от минералки, молча пялился в окно. Странное дело промзона давно уже должна была закончиться, но она все длилась и длилась. Поначалу он даже решил, что они едут не в ту сторону, но вскоре машина выскочила на знакомый проспект и полетела по нему в направлении центра. Заводские коробки сменились блоками многоэтажек, и было в этом городском ландшафте что-то новое, чего он не замечал прежде. Казалось, будто изменилась сама архитектура: вместо стекла и бетона московского сити перемежающийся с обшарпанными хрущевками сталинский ампир, взметающийся колоннами в облака, увенчанный серпами, молотами и необъятными снопами пшеницы. Но еще более удивительны были рекламные плакаты на брандмауэрах домов. СЛУЖУ СВЯЩЕННОМУ СОЮЗУ! прочитал Паша на одном из этих гигантских баннеров, когда автомобиль сбавил скорость, приблизившись к перекрестку. Под пятиметровыми буквами этого горделивого слогана в глянцево-идиотической манере были изображены трое: с левой стороны мускулистый рабочий с молотом наперевес, справа поп с окладистой бородой и дымящимся кадилом, а в центре пышногрудая светловолосая селянка в красном платье, обнимавшая молочный бидон. Паша повернулся к Матвею, словно ожидая от него объяснений, но тот спал с запрокинутой головой, приоткрыв рот и спрятав глаза за шорами очков.
Следующий плакат, попавшийся на глаза молодому человеку, изображал Ленина и Сталина, развернувшихся друг к другу таким манером, словно собирались слиться в страстном поцелуе. Над их многометровыми головами был обозначен контур двуглавого орла с алой звездой на пузе, а ниже красовалась надпись: ЗАВЕТАМ ДВУГЛАВА ВЕРНЫ! «Чайка» выехала на эстакаду, с которой открывался вид на город, и перед глазами Паши пронеслась целая вереница многоэтажной агитации. То, что он увидел, за секунду привело его к предобморочному состоянию, и лишь обычная для него флегматичность не дала скатиться в истерику.
ДАДИМ ОТПОР ЯЗЫЧНИКАМ-ИМПЕРИАЛИСТАМ!
ВЕРНУЛИ КУБУ ВЕРНЕМ И АЛЯСКУ!
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСКАЯ СРАЖАЕМСЯ ДО ПОБЕДЫ!
Когда машина проплыла мимо трех одинаковых шестнадцатиэтажек, расположенных по диагонали к проспекту, крыши которых украшали буквы «МИР! ТРУД! ВЕРА!», Паша растолкал режиссера.
Матвей, нужно поговорить!
Что? Что случилось? Я только заснул!
Вместо ответа Паша указал ему на билборд, где кровожадный красноармеец лупил прикладом автомата тощего Дядю Сэма в звездно-полосатом цилиндре и фартуке с треугольником на груди: МАСОНЫ НЕ ПРОЙДУТ!
Что это за? удивился Матвей спросонья.
Тут повсюду такое, выдавил из себя Паша.
Мы точно в Москве? Куда этот хрен нас завез?
Водитель покосился на них в зеркало заднего вида, но сохранил невозмутимое выражение лица.
Эй, любезный обратился Матвей к водителю.
Гена, подсказал ему Паша.
Да, Гена, останови-ка на минутку нам воздухом подышать нужно.
Спустя минуту Гена вырулил в боковой «карман», где двое вывалились из машины и, отойдя чуть поодаль, принялись дышать загазованным воздухом.
Сигарета есть? спросил режиссер.
Только вейп.
Что?
Электронная сигарета.
Не, я эту херню не курю, ответил Матвей. Я вообще не курю. Но сейчас надо.
Он заметил валявшуюся на обочине смятую пачку, нагнулся за ней, расправил папиросы «Звезда». Внутри картонки оказалась одна наполовину вытрушенная гильза. Закрутив бантиком ее кончик, Матвей засунул папиросу в рот. Зажигалки у него не оказалось, у Паши тоже.
Эй, отец, огоньку не найдется? обратился Матвей к потрепанному мужичонке, ковылявшему вдоль трассы с авоськой жестянок из-под пива.
«Отец» протянул ему коробок спичек, режиссер закурил, закашлялся, вернул спички бродяге.
Товарищ, помоги копеечкой, попросил мужичонка.
Чтобы поскорее избавиться от собирателя жестянок, Матвей достал бумажник и, не обнаружив в нем местной валюты, протянул мужику купюру в пять евро. Приняв этот щедрый дар, мужик впал в оцепенение и даже выронил на асфальт громыхнувшую авоську.
Ступай, батя, ступай, поторопил его даритель, и только тогда мужик поковылял дальше, то и дело оглядываясь и что-то бормоча под нос.
Матвей, куда мы попали? произнес Паша, стараясь держать себя в руках.
Ну и дерьмо, прохрипел режиссер, отбрасывая в сторону зловонную папиросу. Ты на машины-то посмотри.
Паша, стоявший спиной к проезжей части, развернулся и тут же понял, что привлекло внимание его спутника. На восьмиполосном проспекте нельзя было увидеть ни одной иномарки только «Жигули», «Волги», «Запорожцы», «Нивы» и «Победы». Были среди них и потрепанные экземпляры, но немало было и совсем новеньких. Вереницу образцов советского автопрома взрезал оборудованный мигалками «ЗИЛ» цвета мокрого асфальта оттеснив несколько машин к обочине, он горделиво унесся вдаль.
По ходу, Павлик, мы в «совке» оказались, сказал Матвей, сам до конца не веря, что произносит эти слова.
В смысле? Пашка не смог придумать ничего умнее этого вопроса.
Сам в шоке. Давай-ка вспомним, что было в этом подвале. Ведь до подвала-то все было ок, верно?
Паша попытался вспомнить.
Я начал фотографировать, потом вы вот так качнулись, ухватились за это колесо А потом мы оказались наверху непонятно как
Точно, колесо! воскликнул режиссер. Вернее, не колесо, а вентиль. Я когда хватался за него, оно провернулось, кажется
Но не могло же из-за этого все так измениться недоверчиво пробормотал Пашка.
Согласен, звучит бредово. Но вокруг все еще бредовее. Другой версии, кроме колеса, у нас все равно нет. Ты ведь знаешь про взмах крыльев бабочки и другую подобную пургу?
Если дело в колесе, которое вы повернули, значит, нужно вернуться на завод и повернуть обратно.
Сейчас возвращаться палевно. Водила на нас и так уже косится.
А что делать-то тогда?
Матвей прошелся взад-вперед вдоль трассы, засунув руки в карманы.
В общем, план такой, произнес он наконец. Едем сейчас в отель, как и планировали. Там по любому должен быть интернет пробьем все и поймем, куда мы влипли. А потом уже поедем на завод и попробуем вернуть как было. Все понятно?
Паше было понятно не все, но он решил промолчать. В полнейшей тишине они добрались до отеля, который еще утром назывался «Витязь Резорт», а теперь над входом в него виднелась вывеска «Гостиница Колхозная». Матвей велел водителю дожидаться в машине дальнейших распоряжений и вместе с Пашей поднялся на верхний, шестнадцатый этаж, где размещался его люкс. Он не мог воссоздать в памяти прежний интерьер отеля, но готов был поспорить, что раньше в лобби не было ковра с орнаментом из серпов и колосьев, а на стене лифта плаката «Развивайте в колхозах художественную самодеятельность».
Окна были занавешены такими он оставил их, когда в полуобмороке выползал из номера поутру. Матвей включил свет, сбросил пиджак и туфли, заглянул в мини-бар. Паша в изнеможении упал в кресло.
Будешь пить? предложил режиссер своему гостю. Есть водка «Столичная», пиво «Жигулевское» и еще «Боржоми».
Я водички попью.
Он протянул Пашке бутылку воды, открыл пиво, подошел к окну и раздвинул шторы. Пивная банка выпала у него из рук и, плюясь пеной, покатилась по ковру перед его глазами возник Храм Святого Иосифа.
4. Союзная энциклопедия
Пока Паша пытался подключить клавиатуру к телевизору марки «Рубин», чтобы воспользоваться интернетом, Матвей провел небольшую инспекцию своего номера. Интерьер, насколько он мог судить, почти не изменился все те же дубовые панели на стенах, зеленый ковролин, дурацкая люстра и плотные коричневые портьеры. Хотя, быть может, убранство его люкса прежде выглядело совсем по-другому все время, проведенное здесь прошлым вечером и сегодняшним утром, он пребывал в таком состоянии, когда на детали интерьера особого внимания не обращаешь. Что касается бытовых мелочей, то тут изменения бросались в глаза на каждом шагу. В ванной комнате Матвей обнаружил мыло «Пионер», полотенца и халаты, произведенные фабрикой «Большевичка», на журнальном столике газеты «Труд» и «Правда», а также журналы «Крестьянка» и «Колхозник». В противоположных углах комнаты подобно образкам висели небольшие портретики Ленина и Сталина, на потолке была изображена стрелка, указывающая направление к Усыпальнице Двуглава.
Наконец Пашка сумел совладать с советской техникой, и на мониторе высветилось окно браузера. Он вбил адрес Википедии, но был перенаправлен на сайт Большой Союзной Энциклопедии, где первым делом ввел запрос «СССР». Тут напарники открыли для себя много нового, отчего тут же припухли. Союз Священных Суверенных Республик или просто Священный Союз был образован в 1922 году и включал в себя 16 республик. Позднее других к Священному Союзу присоединилась Куба в 1961 году. Ни о каком распаде СССР в статье речь не шла, но это было понятно и без энциклопедии. Особо доставил читателей стиль повествования, в котором сухие канцелярские обороты соседствовали с высокопарным слогом, почти былинным. Так отечественные военные именовались не иначе как славными витязями и богатырями, трудящиеся солью земли и героическими строителями будущего, колхозники праведными пахарями, а весь народ проходил под грифом «правоверная нация». Правоверием, как выяснилось при переходе по ссылке, назывался единственно верный образ жизни и мышления, составляющий генетический код союзного народа.
Следующая статья, с которой ознакомились изрядно припухшие читатели, была посвящена Москве. Как выяснилось, Москва это прежнее название Сталинбурга, столицы и крупнейшего города Священного Союза. Нынешнее название указом ЦК ПКСС было присвоено столице в трагическом для всей страны 1953 году, в год успения Иосифа Виссарионовича Сталина или Святого Иосифа (к рангу святых он был причислен отдельным указом в том же году). Паша кликнул на ссылку «ЦК ПКСС», и энциклопедия поведала, что Центральный Комитет Правоверной Коммуны Священного Союза возглавляется вечно живым Святейшим Двуглавом, исполнителем воли которого служит вся правоверная нация и каждый ее представитель в отдельности. Иллюстрация к статье являла собой фото мавзолея, который вместо фамилии «Ленин» украшала надпись «Усыпальница Святейшего Двуглава». В этот момент монитор погас, а затем на нем появилось уведомление, сообщавшее, что согласно правилам проживания в гостинице «Колхозная», интернет можно использовать не более пятнадцати минут в течение одного часа.
Что за херня, товарищ? вырвалось у Пашки.
Вместо ответа Матвей приложил палец к губам и поманил юношу в сторону ванной комнаты, где включил воду на полную мощность и только после этого заговорил.
В номере общаться небезопасно могут быть «жучки». Ясно одно: мы с тобой попали в какую-то поцоватую параллельную реальность, где Союз никогда не распадался
А коммунизм стал религией, закончил за него Паша.
Если бы тебя здесь не было, я бы решил, что тронулся мозгами. Но ты-то видишь то же, что и я?
Вильзон кивнул.
Впрочем, ты тоже можешь быть частью моей галлюцинации Но тогда это полный аут и лучше об этом не думать, с печалью в голосе произнес Матвей.
Не, я точно не галлюцинация, уверенно ответил его собеседник.
А что еще ты можешь сказать?
Что будем делать, Мэт? Давайте вернемся на завод!
Не называй меня «Мэт» лучше «Матвей», чтобы не палиться. И давай на ты.
Хорошо, Матвей. Так что, когда поедем?
Сейчас, вещи соберу и порулим. Но я бы, честно говоря, на фокус с вентилем особо не рассчитывал. Может, сработает, а может, и нет фифти-фифти. По любому нужен план-Б.
Какой тут может быть план-Б? удивился Паша.
Валить за бугор из этого гребаного «совка».
Думаешь, это так просто?
Не забывай, я гражданин другой страны.
А я?
И тебя вытащим, режиссер закрыл кран.
Они вернулись в комнату. Паша занялся изучением прессы, валявшейся на журнальном столике, а Матвей полез в шкаф, где оставил вчера свою дорожную сумку с узором из букв L и V. Вместо дорогущей сумки, подаренной бывшей женой, он нашел там довольно унылого вида коричневый чемоданчик с наклейкой «Аэрофлота» на боку. Щелкнув замками, он заглянул внутрь там обнаружился ворох одежды (преобладала серо-буро-коричневая гамма), электробритву в дерматиновом футляре, одеколон «Саша» и томик Ремарка. Во внутреннем кармане чемоданчика лежал загранпаспорт гражданина Священного Союза. Последняя находка несколько снижала шансы вырваться за пределы советской действительности, но Матвей решил пока не делиться с Пашей своими опасениями. Тут можно было бы сказать, что он ожидал, будто вот-вот проснется, но на самом деле ничего подобного он уже не ждал. Похмелье отпустило его, и все происходящее виделось теперь абсолютно реальным даже более реальным, чем можно было себе представить. От горестных раздумий его отвлек телефонный звонок это был водитель Гена, сообщивший, что Матвея ожидает товарищ министр, и выезжать нужно прямо сейчас.