На шестой год после Катастрофы наши разведчики добрались до большого метро. Они были счастливы встретиться с другими выжившими людьми, но ребятам «посчастливилось» попасть на «бандитскую» станцию, их обманули, разоружили, ограбили и убили. О их судьбе узнала поисковая команда, возглавляемая самим Андреем Сергеевичем. С тех пор в метро идут только специально обученные люди, такие как я. Мы занимаемся тем, что ищем различные вещи и технологии которые могут помочь нашему Анклаву. А также мы ищем детей, которые лишились опеки и которым грозит смертельная опасность. Таких ребят мы отвозим домой, где они находят тепло и ласку, а подрастая становятся верными и надежными гражданами и защитниками своего, теперь уже родного Анклава.
- Вот ребятки, туда я вас и веду, скоро вы будете дома, - с этим словами я вынырнул из внезапно накатившего прошлого и с удивлением обнаружил, что все дети уже крепко спят. Не желая их будить, я только накрыл их одеялами и погасил свет, оставив одну только свечку.
6 глава
Я очнулся в полнейшей темноте, не чувствуя рук и ног. Очень болела голова, рот был забит чем-то грязным и вонючим. Не понимая, где я и что со мной, я стал поддаваться панике, которая толчками накатывала в мое сознание. Когда я уже почти перестал соображать, перед моими глазами появилось лицо папы. Его строгие черты, слегка нахмуренные брови и жестко сложенные губы, вселили в меня уверенность, и я немного успокоился. Между тем отец заговорил.
- Сынок, прекрати паниковать и внимательно слушай меня. Ты нужен малышам, давай-ка соберись и начинай действовать.
- Но папочка, я так устал, - попробовал я возразить.
Лицо папы слегка разгладилось, а в уголке карих глаз появилась тень сочувствия и грусти.
- Я знаю мой мальчик, я знаю! Потерпи еще чуть-чуть, отведи малышей в надежное место и сможешь отдохнуть. Они нуждаются в твоей опеке и защите.
- Папочка, я постараюсь!
- Я уверен в тебе, ты сможешь! Действуй!
С этими словами лицо папы исчезло в красной вспышке, а затем я услышал приглушенные голоса. Я попробовал пошевелиться, но скрученные проволокой руки затекли, я их почти не чувствовал. От досады я заскрежетал зубами и почувствовал, что веревка, прижимающая кляп, слегка поддалась. Преодолевая отвращение я ее стал перегрызать. Вскоре я вытолкнул языком вонючий кляп и отдышавшись просипел:
- Помогите!
Никакой реакции не последовало. Я собрался с силами и закричал изо всех сил.
- ПО-МО-ГИ-ТЕЕЕ!
Голоса замолчали, через мгновение над головой открылась крышка, и в мою тюрьму хлынул ослепительный свет. Две сильные руки подхватили меня под мышки и выдернули наружу.
Когда глаза привыкли к свету, я понял, что нахожусь на родной станции. Вокруг толпятся и перешептываются ее жители. Перед ними стоит дядя Сергеич, рядом с ним высокий пожилой мужчина. Возле дрезины, на которой находился я, стояли незнакомые мне люди, а на ней сидел еще один старик - Колдун - тот, что появился на станции дня три назад. Оглядевшись, я увидел стоящие на дрезине ящики, такие же, как и тот, в котором был заперт я.
-Там Вика и Миша, - выдавил я из пересохшего горла.
Меня посадили на пол и стали развязывать. Несколько людей подбежали к ящикам и освободили моих брата и сестру. Как только меня развязали, я подполз к ним, растирал им руки и ноги. Я успокаивал их и вытирал им слезы, сам с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от жалости. Постепенно Вика и Миша успокоились, и я стал прислушиваться к разговору.
Оказывается, тот длинный старик хотел нас забрать со станции, и другой старик хотел того же, но с другими целями. Они обвиняли друг друга в злых намерениях, а люди вокруг не могли решить кому же нас отдать. Поняв, что происходит, я пришел в ужас! Как же так, нас, что, продают? Как вещь? Это было ужасно. Внезапно мне стало противно. Я больше не хотел быть рядом с такими людьми.
Тут к «длинному» подошел здоровый бугай и что-то прошептал ему на ухо, «длинный» резко дернул головой и что-то приказал. Стало ясно что «бугай» подчиненный «длинного». Бугай повернулся и хмуро посмотрел на меня. Вдруг я увидел повязку на его руке и сразу понял, что именно он, там, в тоннеле, схватил меня. Значит это «длинный» приказал выкурить моих брата с сестрой. Что ж, теперь мне стало ясно что делать - на станции оставаться я больше не хотел, с «длинным» идти тоже, оставался только Колдун. Хоть мне и было страшно, но другого выхода не было. И когда он подошел ко мне, я уже все решил и ничего не страшился.
Я успокоил Вику и Мишу и попросил их не бояться. Вскоре мы уже проходили мимо нашей норы. Я отпросился на минутку и полез в нее. В убежище еще пахло дымом, в свете зажженной лучинки я осмотрел каморку в поисках вещей, которые могут нам помочь в путешествии. Серые, бетонные стены, исписанные детскими каракулями - это я пытался научить малышей писать угольками; закопченный потолок; пол покрытый, чистый, стараниями Вики, но все равно такой холодный; посередине располагался очаг, дым уходил в маленькое вентиляционное окошко; в углу, на коробках лежит дырявый матрац и истертые, ветхие одеяла - наша общая постель. Сборы были недолгими - фотография мамы, блокнот папы, пяток патронов - весь наш скарб уместился на дне старого вещмешка. Тряпки, служившие нам постелью, я бросил, ржавый нож без ручки - тоже. Я еще раз оглядел место, которое приютило нас на последние два года. Многим оно показалось бы убогим, но нам оно было домом, только здесь я мог расслабиться и отдохнуть, только здесь нас никто не трогал и над нами никто не издевался. Тяжело вздохнув, я прикрыл глаза, прощаясь с домом, затушил лучину и пополз назад, к ожидавшим нас впереди новым дорогам и новым тревогам.
Пока мы шли у меня было время подумать. Перед глазами пронеслась вся моя недолгая жизнь. Детство у меня было хорошее. Я, конечно, не знал синего неба и зеленой травы, но, по сравнению с остальными ребятами, жил очень даже неплохо. У меня было все: и лучшие игрушки, и красивые книжки, и даже сладости. У меня было много друзей, мы играли, носились по станции и веселились. Родители моих друзей наперебой приглашали меня с ними пообедать-поужинать и только одно омрачало мое существование - мои младшие сестра и брат.
Они отобрали у меня большую часть внимания мамы, а когда папа возвращался с задания, они бросались к нему, и сидели у него на руках до тех пор, пока он не засыпал - а ведь это было мое место! Раньше только я сидел у него на руках, и только меня он обнимал своими крепкими руками!
Но вдруг все изменилось. Напавшие на станцию страшилища убили папу. Больше никто из нас не получал его скупой ласки. Вместе с ним исчезло то ощущение защищенности, которое он давал нам. Мелкие ревели несколько дней, мама держалась, но по утрам ее подушка была мокрая. Я уходил в свое убежище, которое мы, с моим лучшим другом Васькой, нашли шарясь по ближайшим тоннелям. Только там я давал волю своим чувствам.
Со временем отношение к нам стало меняться. Сначала нас жалели, потом просто терпели. У меня резко убавилось количество друзей, меня больше не звали на обеды и не угощали вкусненьким. Вскоре все мои игрушки и книжки оказались в руках бывших товарищей. Да что игрушки! Через год после смерти папы у нас почти ничего не осталось.
Мама не прекращала плакать, она работала с утра до ночи, но нам все равно не хватало даже на пропитание. Все мы осунулись и стали похожи на привидения. Вика и Миша больше не смеялись, огромного труда маме стоило вызвать хоть тень улыбки на их губах. От этого она все больше расстраивалась и ее и без того грустные глаза наполнялись слезами.
Вскоре мама заболела, и все стало еще хуже. Сергей Сергеич прислал доктора, и тот, осмотрев ее, сказал, что у него нет лекарств, которые смогли бы ее вылечить.
Мама лежала два месяца, не вставая. Кормили нас в столовой для караульных, порции были маленькими и невкусными. Однажды она позвала меня, попросила внимательно выслушать. Мама просила позаботиться о брате и сестре, стать им вместо отца. Еще она сказала, что скоро уйдет к папе. Я плакал и просил не оставлять меня или забрать с собой. А она говорила, что мне нельзя, что я должен быть опорой для младших, что я сильный и смогу выдержать этот груз - не то, что она сама. Она прижала меня, дрожащего и залитого слезами к своей груди и долго гладила меня по голове, напевая детские колыбельные, до тех пор, пока я не успокоился. А на утро она умерла.
Во время похорон мамы я стоял и держал за руки сестру и брата. Они прижались ко мне и плакали. Внезапно мне стало так жалко их, что ненависть переросла во что-то огромное и непонятное. Я понял, что это мои самые близкие люди, и что теперь я должен заботься о них, должен оберегать и обеспечивать их всем необходимым.
С этого времени я стал работать. Так как я почти ничего не умел, мне давали самые простые, а, значит, и самые грязные и тяжелые работы. Мои бывшие друзья стали насмехаться надо мной и обзывать «говнотасом», но у меня не было сил даже на то что бы огрызаться. Только Васька никогда не обижал и даже вступался за меня. Но его мама не одобряла нашей дружбы, хотя всего два года назад она часто называла меня самым хорошим мальчиком на станции, особенно, когда рядом был папа.
Однажды вечером, возвращаясь с работы, я застал мальчишек, роющихся в наших пожитках. Вику и Мишу держали за руки и зажимали им рты. Я бросился на помощь, но меня избили и сбросили с платформы. На наше счастье шум услышал патруль и спас нас. После этого инцидента мы переехали в мое убежище и стали жить там. Взрослые люди пробраться в него не могли, большие монстры тоже, а от мелких мы защищалась копьями. Так мы и жили: я ходил на заработки, Вика готовила и следила за Мишей, Миша мастерил капканы и ловушки на крыс.
Монотонное шагание по рельсам очень усыпляло и утомляло. Я старался шагать в ногу с Колдуном, но не попадал на шпалы, и шаг получался рваный: длинный шаг - шпала, длинный шаг - шпала, короткий шаг - промежуток, короткий шаг - шпала, и опять длинный шаг - шпала. Я искоса поглядывал на нашего провожатого. Выглядел он довольно необычно, и даже можно сказать странновато, все эти мешочки, амулеты, четки и браслеты - придавали его облику устрашающий и вместе с тем загадочный вид. Кто этот человек и зачем он нас выкупил за такую огромную цену? Под монотонность шагов я опять сполз в свои мысли, теперь в моей голове вертелись сцены ближайшего будущего. «Куда мы идем? Зачем? Что с нами будет? - в голове роились вопросы, но ответы получить не представлялось возможным, по крайней мере пока. - Допустим, Колдун нас забрал на свои опыты - но тогда он заплатил слишком высокую цену. За три цинка патронов, головорезы, вроде шайки Коршуна, натаскали бы ему три десятка ребятишек. Может, он хочет нас замучить ради своих садистских прихотей? Но опять же, слишком сложной и затратной дорогой он пошел. А если мы какие-нибудь уникальные дети, и других таких нет? Может быть, но что-то я сомневаюсь. Факт в том, что ему нужны именно мы. Что он в нас нашел - не совсем ясно. Может, ему нужны подмастерья? Это, наверное, было бы наилучшим вариантом. Все это странно и так быстро меняется, что я не успеваю за событиями, мне нужно немного передохнуть и хорошенько все обдумать на свежую голову».
Вдруг мы остановились. Колдун отошел в одно из ответвлений и скоро вытащил оттуда первый цинк патронов, за ним вышел дядя Гена и его подчиненный, дядя Петя. И вот, патрульные разворачиваются и направляются домой.
Дом, что такое дом? Наверное, это не только то место где у тебя есть угол для сна, но, как мне кажется, это то место, где тебя ждут, где находятся любимые тобой и любящие тебя люди. Наверное, это то место куда ты можешь прийти, уставший, голодный, больной, а там добрые и ласковые руки перевяжут твои раны, уложат в мягкую постель, напоят и накормят тебя. Там те, что будут рядом с тобой, будут защищать и оберегать твой покой до тех пор, пока ты не выздоровеешь, не отдохнешь, не восстановишь силы; и тогда тебе соберут еды в дорогу, поцелуют и пожелают доброго пути и удачи. Вот, наверное, что такое дом. По крайней мере так было у папы с мамой. Мама обеспечивала папе такой уют, такой уход, что папа изо всех сил старался вернуться домой целым и невредимым, хотя бы даже для того, чтобы не расстраивать маму. Такой же уход инстинктивно пыталась создать и Вика для меня, но что может маленькая девочка в таких условиях? И все же я был ей очень благодарен. И вот этого дома больше нет, весь наш уют на дне старенького, дырявого вещмешка. Что там впереди? Найдут ли они новый дом? Никто этого не знает.
Патрульные уходили. За ними, сгорбившись и безвольно качая головой, шел их командир дядя Гена. «Что это с ним?» - удивился я. Никогда еще не видел бравого командира, лучшего ученика отца в таком состоянии. И вдруг понимание молнией мелькнуло в моей голове. Дяде Гене СТЫДНО, стыдно за то, что не помог нам тогда, когда умер его учитель, за то, что не помог нам потом, когда умерла его жена, не помог сейчас, когда нас продали незнакомому человеку.
- Мы прощаем вас, - сказал я.
Дядя Гена остановился, его плечи затряслись, он повернулся и бросился к нам. Он принялся что-то предлагать, но Колдун и я стали его отговаривать и успокаивать. В конце концов он сдался и направился за своими людьми, но у меня в голове крутилось еще, что-то, что я еще должен был сделать, без чего я не мог отпустить этого человека. И вот, когда он почти скрылся в полумраке я понял, что нужно еще сделать.
- Мы прощаем вас всех. Передайте всем на станции, мы вас прощаем, - вновь сказал я.
Дядя Гена опять вернулся, и передал нож моего отца, обнял нас и бросился назад. Мы тоже не стали задерживаться и спустя несколько секунд уже бежали в противоположном направлении.
7 глава
Я полностью сосредоточился на ритме шпал, но Вика упорно не хотела попадать в него. Тогда я стал тихонько нафыркивать, как ёжик, изображаемый когда-то папой, ритмичную мелодию: фу-фу-фы-фу-фу-фы. Вика приспособилась и стало получаться. Чародей иногда останавливался и что-то делал с рельсами, шпалами и стенами рядом с нами. Миша, сидевший у него на спине, с огромным интересом смотрел на его манипуляции. Мишанька на самом деле очень любил всякие механические штучки, немало дней мы провели, питаясь исключительно крысами, пойманными в его хитроумные ловушки. Однако, вскоре вдалеке забрезжил свет, и мы вышли на заставу. Наш провожатый довольно легко договорился с патрулем, и мы поспешили к следующему переходу. На выходе нас тоже почти не проверяли, но нам не повезло. В противоположный тоннель ворвались бойцы Коршуна, и все завертелось по новой. Понимая, что другого шанса помочь не представится, я, выдрав лист из блокнота папы, написал письмо, вроде как от мамы к деду, и сунул его в рюкзак нашего Колдуна.
Коршун долго ярился, но мое письмо, найденное в вещах Колдуна, дало нам право уйти со станции. Мало того, местный начстанции помог нам выиграть время, задержав злодеев.
И вот мы опять в тоннеле, бежим изо всех сил. Вика теперь считает шпалы, и я уже не догоняю ее.
- Стоять, Колдун! - раздалось из темноты, и тотчас нас ослепили фонари.
Рука Вики задрожала, неужели опять? Неужели снова этот кошмар?
Но нет, Колдун не стал ждать, он опустил и спрятал за своей спиной Мишу, а затем, дав последний шанс напавшим, сделал пасс ладонью, словно выхватывая из пустоты мячик. И вот, осмелившийся напасть на него бандит, лежит; его пальцы пытаются разжать невидимый капкан жестоких рук, задушивших его, а два его компаньона стоят на коленях, лицом к стенке. Что произошло, я так и не понял, но дернувший за куртку Колдун напомнил: нужно бежать. И вот мы снова считаем шпалы. Прошло довольно много времени: даже я, не говоря про Вику, устал. Но Миша и даже Колдун, тащивший его все это время на загривке, чувствовали себя хорошо.
- Что, запыхался? - Колдун участливо посмотрел на меня. - Ничего, еще чуть-чуть.
Я кивнул, и, ухватив покрепче скользкую от пота руку Вики, побежал за нашим провожатым.
И вот, мы в пустой каморке, коих полно на каждом пути. Колдун внимательно осматривает помещение, затем открывает решетку слухового окна - так он его называет - и, по очереди, заталкивает нас туда. Я слышу, как он что-то делает: вроде заметает следы и что-то задвигает. Вскоре я наталкиваюсь на выходную решетку. Становится очень страшно. Кажется, что сейчас решетка отлетит, и меня схватят цепкие лапы Коршуна. Я достаю фонарик, что дал мне наш провожатый, и пытаюсь посветить за решетку. Вдруг - я чуть не обделался от страха - раздался вопль Миши. Нет, если по-честному, это был просто тихий писк, но было очень страшно. Колдун велел проверить, есть ли кто за решеткой. Странный вопрос с учетом Мишиных воплей!
Наконец мы сидим в небольшом помещении. Вокруг нас стены, окрашенные в скучный серый цвет, из помещения ведут две двери: одна из них металлическая. Колдун, забив мешком лаз, повернулся и сказал: