Орда - Дмитрий Викторович Барчук 2 стр.


 Из всех гуманитарных специальностей я признаю только эту,  мотивировал свой выбор Андрей Александрович.  Есть две вечные ценности для человека. Это здоровье и свобода. Они всегда будут в цене. И раз из дочки эскулапа, похоже, не получится, пусть она будет юристом.

Киреева всегда поражала способность его друга предвидеть развитие ситуации в перспективе. После окончания университета Аксаков пошел работать инструктором в райком комсомола, а Киреева оставили на кафедре, в дневной аспирантуре, которую ему, правда, пришлось бросить после рождения двойни, чтобы прокормить семью. Мечты о научной карьере были отложены до лучших времен, а две ставки учителя в школе позволяли худо-бедно сводить концы с концами. Как только началась перестройка, Андрей возглавил городской центр научно-технического творчества молодежи, оставив кресло второго секретаря горкома комсомола. Шаг по тем временам неординарный. Однако время показало, что он был прав. Центр НТТМ вскоре перерос в крупную компьютерную фирму, хозяином которой оказался господин Аксаков, а все райкомы после августовского путча просто разогнали.

А женитьба чего стоит? В университете Кирееву все завидовали  какую жену ему удалось отхватить. Красавица. Натуральная блондинка с пропорциями Венеры. Девяносто сантиметров обхват бедер, шестьдесят  талия, девяносто  грудь. Когда она проходила по университетскому коридору в тугих фирменных джинсах, все мужики  от сопливого первокурсника до семидесятилетнего профессора  провожали ее глазами. А если еще добавить, что его Людка была круглой отличницей на экономическом факультете и дочерью заведующего отделом обкома партии, то завидней невесты во всей области было не найти. Один только Аксаков был к Людмиле равнодушен. «Слишком ярко и слишком рано расцвела»,  такова была его оценка Володьки-ной супруги. Сам же Андрей женился уже после окончания университета на дочери обыкновенного бурового мастера из северного района, учившейся в малопрестижном по тем времена педагогическом институте на факультете иностранных языков, девушке неброской, худой, к тому же носившей очки.

Сейчас, двадцать лет спустя, Владимир Киреев был без памяти влюблен в жену своего друга и покровителя. Он мог бы учить ее детей просто так, без всяких денег, лишь бы иметь возможность видеть ее, общаться с ней, дышать с ней одним воздухом. Ему нравилось в ней абсолютно все: и естественность в общении, и умение одеваться, и манера вести машину, и короткая стрижка, и простой макияж. В свои сорок Марина Аксакова выглядела чуть постарше собственной дочери. Его же Людмила давно уже обабилась и превратилась в пожилую женщину.

Теперь Марину Кирилловну не портили даже очки, наоборот, изящная оправа придавала ей еще большую интеллигентность и женственность. А тонкий аромат ее духов вообще сводил репетитора с ума. Он опасался приближаться к ней ближе двух шагов, потому что мог потерять контроль над собой и сделать непоправимую глупость. Но Андрея он боялся больше, чем любил его жену. Ведь бывший детдомовец Аксаков гордился своей семьей и берег ее.

Вчера вечером, когда Киреев уходил со своего репетиторства, хозяин дома вызвался его проводить, а заодно прогулять своего любимца  английского бульдога Черчилля. По дороге, пока песик метил окрестные деревья и кусты, Аксаков как бы невзначай спросил товарища:

 А ты давно читал «Капитанскую дочку»?

 Не помню. Наверное, года три назад. Когда еще влезал в тему,  недоумевая, ответил Киреев.

 А ты перечитай эту повесть еще раз,  посоветовал бизнесмен.  А когда прочтешь, спроси себя: в каких войсках служил Петр Андреевич Гринев?

Был уже апрель. Но налетевший с Арктики циклон принес в Юго-Западную Сибирь сильное похолодание. Термометр показывал минус восемнадцать. Демисезонное пальтишко учителя не по-весеннему студеный норд-вест продувал насквозь. Бульдог тоже замерз и справил нужду очень оперативно, а потом быстро-быстро засеменил на крыльцо модного особняка Аксаковых. Открывая перед псом входную дверь, Андрей крикнул в темноту уходящему учителю:

 Он был пограничником! А с кем же тогда была граница? С какой страной?

Человек в демисезонном пальто скрылся за поворотом к троллейбусной остановке, но хозяин дома знал, что уходящий услышал его последнюю фразу. Он закурил сигарету и задумался.

Три года назад ему, Андрею Аксакову, вообще не составило никакого труда убедить друга-неудачника написать диссертацию именно по пугачевскому бунту. Еще в университете будущий компьютерный магнат зачитывался трудами Льва Гумилева, считавшего, что никакого татаро-монгольского ига на Руси не было, а наши древние предки сами при выборе союзника между меркантильным Западом и Великой Степью отдали предпочтение последней. А когда он прочел труды математиков Носовского и Фоменко, ставивших под сомнение всю скалигеровскую хронологию нашей цивилизации и утверждавших, что Средневековая Русь и Великая Орда  одно и то же, то решил проверить прочность их тезисов. Но времени у него для этого не хватало. Ведь бизнес, как и женщина, не любит, когда его совмещают еще с чем-то. Поэтому Аксаков привлек к исследованию своего старого товарища Владимира Киреева. Если бы концепция математиков нашла серьезное фактическое подкрепление на хорошем научном историографическом уровне, то на этом можно было бы сделать неплохие деньги. Киреева, конечно, он в свои далеко идущие планы посвящать не стал, а использовал его, так сказать, вслепую, позволяя себе лишь иногда слегка корректировать направление мысли ученого в нужную сторону.

Андрей не заметил, как догорела сигарета. Он сплюнул, махнул рукой в ночь и выругался вслух:

 Неужели этот дурень так ничего и не нароет?!

В общежитии Киреев первым делом достал томик Пушкина и засел за чтение. Есть не хотелось. Марина после занятий накормила его жареной семгой с овощным гарниром. Поэтому от прекрасной прозы великого писателя ничто постороннее, даже привычное чувство голода, его не отвлекало. Повесть он проглотил быстро. Потом в школьном учебнике по истории России на карте передвижения пугачевского воинства он нанес предположительное местонахождение Белогорской крепости. Получилось как раз на границе с нынешним Казахстаном по реке Урал. Киреев вспомнил, что видел какую-то старинную карту в справочнике по истории Сибири. Открыл страницу наугад и сразу наткнулся на то, что искал. Карта была датирована 1743 годом. И на ней чуть пониже Оренбурга, действительно, была проведена граница, под которой красовалась надпись: «Казаки Белой Орды». Затем эта пунктирная линия поднималась выше, к северу, и странным образом терялась в районе Тюмени.

Киреев посмотрел на часы. Они показывали четверть второго ночи. Он сбегал в туалет, который располагался этажом ниже, раздвинул потертый диван, застелил его несвежим бельем, разделся, выключил свет и попытался заснуть. Но сон никак не приходил. Он проворочался, наверное, больше часа, потом кое-как забылся. Но вскоре заявилась Любка, после которой снова засыпать уже не было смысла. Учитель вскипятил воду в пузатом электрическом чайнике, насыпал в кружку три полных чайных ложки дешевого кофе, бухнул туда три ложки сахара и, выпив обжигающий напиток, принялся проверять контрольные работы учеников 11го «Б».

На пятой или шестой контрольной он споткнулся. На обратной стороне тетрадного листа после правильных ответов на все вопросы аккуратным девчоночьим почерком стояла приписка: «Владимир Валерьевич, я Вас очень люблю!».

«Ну и дура же эта Юлька!  Алена Аксакова аж подпрыгнула от злости на заднем сиденье отцовского служебного «вольво», заботливый родитель каждый будний день присылал за своим чадом машину к дверям гимназии.  И с чего ей взбрендило, что Владимир Валерьевич запал на ее прелести?»

Девушка выпятила губки, а ее розовое личико еще больше порозовело от обиды и несправедливости.

 Сейчас куда, Алена Андреевна?  спросил папин шофер, бывший спецназовец Юра.  В бассейн или на аэробику?

Смятение чувств будоражило юную душу, и гимназистка выпалила:

 Домой!

Юра равнодушно пожал плечами и на ближайшем перекрестке развернул автомобиль. У голубых елочек за витой чугунной оградой водитель нажал на тормоза. Машина еще какое-то время скользила, буравя острыми шипами лед, а Аленка уже выскочила из нее, изо всех сил хлопнув дверцей.

Домой она влетела, как ведьма на метле. Дубленку швырнула на банкетку, а сапоги разбросала по прихожей. Домработница, беженка из Чечни тетя Клава, вздыхая и охая, стала прибирать за «неразумным дитятком». Мать сидела в своем кабинете и от безделья шарилась в Интернете. Аленка хотела незаметно прошмыгнуть мимо раскрытой двери в свою комнату, но ей это не удалось. Марина Кирилловна, услышав шаги, обернулась и увидела краешек дочериного свитера, мелькнувшего в дверном проеме.

 Ты почему так рано?  спросила, как пропела, мать.

В ответ громко хлопнула дверь Аленкиной комнаты. Марине Кирилловне ничего не оставалось, как встать изза компьютера и отправиться к дочери. Молодая особа, как была  в свитере и джинсах, растянулась на кровати и рыдала, уткнувшись в подушку. Мать тихо подсела на краешек ее постели и, проведя ладонью по спутавшимся волосам, ласково спросила:

 Что случилось, Аленушка?

Голова в очередной раз содрогнулась от рыданий и, всхлипывая, дочь выдала:

 Мама, ты должна уволить Владимира Валерьевича. Чтобы ноги его больше не было в нашем доме!

Марина Кирилловна оторопела от неожиданности и спросила растерянно:

 Почему? Тебе же надо готовиться к экзаменам в университет. И потом, это же папин друг. Папа имеет перед ним определенные обязательства.

 Не уговаривай меня, мама,  упрямилась Аленка, продолжая рыдать, но уже тише.  Я больше не могу видеть этого человека. Он не такой, каким вам представляется. Надо же, благородный и бедный дворянин! Рыцарь печального образа!  язвила Аксакова-младшая, передразнивая мать.  Это лживый и порочный сластолюбец!

 С чего ты это взяла?  мать уже не на шутку обеспокоилась.

Аленка оторвала лицо от подушки и зареванными глазами посмотрела на мать.

 А с того!  выкрикнула она, уткнулась в мамкино плечо и снова разрыдалась.

Поглаживая и успокаивая чадо, Марине Кирилловне удалось через рыдания и всхлипы выяснить, в чем причина столь бурного проявления эмоций.

Вчера на перемене перед контрольной по истории Аленкина подружка Юлька Лебедь, девчонка шебутная и яркая, похвасталась ее дочери, что она, точно, получит за контрольную пятерку, потому что их историк Владимир Валерьевич Киреев, оказывается, без памяти в нее, Юльку, влюблен. Аленка, естественно, не поверила. Еще бы  она Владимира Валерьевича видит чуть ли не каждый день у себя дома, а Юлька  только на уроках. Какой у них может быть роман? На что подруга предложила пари. Суть его заключалась в следующем: завтра Юлька приходит в гимназию в мини-юбке и блузке с глубоким вырезом, историк, как и все мужики, не выдерживает и оставляет Юльку после уроков для дополнительных занятий. Если этого не произойдет, то Юлька ведет Аленку на концерт модной рок-группы. Ну а если выиграет другая сторона, то наоборот.

За контрольную обе девчонки получили пятерки. Но каково же было Аленкино изумление, когда перед самым звонком Владимир Валерьевич попросил Юлю Лебедь немного задержаться.

 Я была готова провалиться сквозь землю, когда она расплылась в самодовольной улыбке,  призналась матери дочь.

На что Марина Кирилловна к великому дочерину удивлению очень спокойно и уверенно ответила:

 Темнит что-то твоя Юлька. Поверь, я знаю. Давай лучше иди умойся. А то Владимир Валерьевич скоро придет. Неудобно будет, если увидит тебя зареванной. А я уж у него за чаем все про твою Юльку выпытаю,  сказала мать и заговорщицки ей подмигнула.

Проводив дочь в ванную, Марина Кирилловна вернулась в кабинет. Села за компьютер и загадочно улыбнулась.

 Говорят, вы на гимназисток заглядываетесь?  лукаво спросила репетитора хозяйка дома, наливая ему в чашку душистый чай с запахом апельсина и корицы.

Гость смутился. Круассан с шоколадным кремом встал поперек горла. Лицо залилось густым румянцем. Запинаясь, как нашкодивший пацан, Киреев ответил:

 Эта девушка, Юля. Она написала в контрольной работе, что любит меня. Вот мне и пришлось оставить ее после урока, чтобы объяснить, что она заблуждается

Марина Кирилловна представила себе эту картину. В пустом гимназическом классе полураздетая эмансипированная девица, уверенная, как и все юные дуры, в собственной неотразимости, и смущенный, раскрасневшийся учитель, интеллигент в четвертом поколении, с трудом, как и сейчас, подыскивающий слова для нравоучения.

Аксакова расхохоталась от души, так что чуть не пролила кипяток из чайника, а потом вдруг вмиг посерьезнела и спросила, как следователь на допросе, глядя подозреваемому прямо в глаза:

 А может быть, вы просто струсили, господин учитель?

Она стояла рядом с ним в легкой фирменной маечке без рукавов. Он мог отчетливо разглядеть прожилки на ее белых руках  от кончиков ухоженных ногтей на длинных аристократических пальцах до округлых, словно выточенных, плеч. Он слышал ее учащенное дыхание, видел, как вздымаются ее груди под тонкой материей. Ему стоило лишь протянуть руку, и он мог бы обхватить ее талию, повалить ее на пол, впиться губами в губы. О как же он этого хотел! Пробежав глазами по ее столь вожделенному телу, он посмотрел ей в лицо и встретился с тем же насмешливо-вызывающим выражением, какое он видел сегодня днем в гимназии у этой нахальной девчонки.

Неизвестно, как бы дальше развивалась эта мизансцена, если бы ее участников не отвлек грохот в прихожей. Домработница уже ушла, поэтому Марине Кирилловне пришлось отправиться самой на проверку. Гость, как верный рыцарь, последовал за ней. В прихожей их взорам предстала следующая картина.

Рогатая итальянская вешалка, прежде мирно стоявшая в углу, сейчас валялась посередине прихожей, а под ней, похрюкивая, барахтался отец семейства, безуспешно пытаясь встать. Верный друг Черчилль, поскуливая, суетился подле хозяина. Друг и жена бросились на помощь пострадавшему. Но их обдало первостепеннейшим перегаром. женщина даже прикрыла ладошкой нос, чтоб не задохнуться, но, превозмогая отвращение и презрение, помогла мужу встать, пока Киреев ставил вешалку на место.

 Мариш, ты меня прости, пожалста,  промямлил Аксаков и громко икнул.  Пришлось с москвичами отметить продажу «Инвеста». На следующей неделе они переведут бабки. И  прощай, компьютеры! Хватит просвещать лапотную Сибирь. Будем, как все, выкачивать ее недра. Да здравствует черное золото! Маленькая такая скважина На севере диком стоит одиноко и баксы качает для нас

 Володи бы постеснялся, Рокфеллер,  Марина Кирилловна грубо заткнула рот не к месту разболтавшемуся супругу.

Аксакова словно подменили. Хмель как ветром сдуло.

 А, господин ученый!  протянул он, повернувшись к поддерживающему вешалку другу.  Что ж ты забился в угол как неродной?

И радостно добавил:

 Ну вот и чудненько, что ты к нам забрел на огонек. Будет хоть с кем опрокинуть стопочку-другую. Помнишь, как в общежитии мы баловались этим делом?

Андрей призывно хлопнул Киреева по плечу. Тот вопросительно посмотрел на Марину Кирилловну. Она вздохнула и обречено развела руками.

 Маринка у меня баба умная,  засуетился обрадованный Аксаков.  Она знает, что для мужика выпивка, как для женщины месячные. Дурная кровь выходит.

Тут уже нервы жены не выдержали, и она выпалила в сердцах:

 О климаксе пора думать, алкоголик хренов! Сам за гостем ухаживай!

Женщина изо всех сил хлопнула дверью, так что витражные стекла пронзительно зазвенели и чуть не вылетели.

Аксаков почему-то облегченно вздохнул и вновь стал напевать, таща Киреева за руку на кухню:

 Бабий век  сорок лет. А в сорок пять баба ягодка опять.

 Давненько мы с тобой не выпивали, Вовка,  приговаривал хозяин, разливая по рюмкам «Абсолют» из запотевшей бутылки.

В холодильнике Андрей Александрович также обнаружил соленые грузди, балык из осетра, фаршированные овощами кальмары и жюльен из белых грибов.

 Ты уж извини, но я мяса не ем. Сейчас же пост,  с сожалением произнес Аксаков.

 Так в Великий пост и рыбу нельзя есть, а уж водку употреблять тем более,  попытался умерить прыть товарища трезвый гость.

На что получил исчерпывающий ответ:

 Не согрешишь  не покаешься. Не покаешься  в рай не попадешь. Ну, будем

Назад Дальше