- Жмите их робята, - прокричал Ефремов своим, указывая на правый фланг французов. Лейб-гвардейцы мигом выстроились в колонну, дабы зайти в тыл отступающим кирасирам. В это время с левого фланга раздались звуки трубы. Это, наконец-то подоспели драгуны. Французы, преследуемые массой русской кавалерии, были отброшены назад, на исходные позиции.
Вечером, когда, наконец, битва затихла, и стороны разошлись по бивуакам, Ефремов проезжал по разрушенной деревне. За этот кровавый день Вахау три раза переходил из рук в руки и везде взгляд полковника натыкался на горы трупов. Русские солдаты лежали вперемешку с французами, и языки пламени из тлевших развалин создавали зловещий, багровый отсвет. Как будто здесь и сейчас состоялась библейская битва Гога и Магога, а врата преисподни, на минуту приоткрывшись, показали свое отвратительное, кровавое нутро.
В деревне, Ефремова нагнал поручик - адъютант императора Александра, с повелением прибыть со своим полком в ставку его величества. Когда казачки выстроились перед вышедшим из палатки государем, Александр лично поблагодарил весь полк за отчаянную отвагу, которая спасла этот день, и наградил Ивана Ефремовича орденом св. Георгия 3-й степени.
Следующим утром сражение разгорелось заново, и пушки вновь грохотали до вечера по всему фронту, и смерть, в который раз, собирала обильную жатву. Лишь на третий день, побежденный Наполеон отступил и с остатками своей армии начал отходить к границам Франции. Из полумиллиона солдат, схватившихся в этой битве, пятьдесят тысяч навсегда остались на полях и высотах вокруг Лейпцига. Потомки назовут это сражение «Битвой народов».
Глава 7
Февральский вечер в Берлинском дворце выдался суматошным. Ожидался визит великих русских князей: Николая и Михаила. Лакеи расставляли серебряные и фарфоровые сервизы, до блеска протирали бокалы, а на кухне вереница поваров колдовала над яствами. В Зеркальной зале, где принимали высоких гостей, устанавливали свечи на люстре и стенах. Отражаясь в зеркалах, свет создавал причудливый танец, а мягко шедший снег за окном создавал поистине сказочную и торжественную обстановку.
Принцесса Шарлотта, полное имя которой произносилось как: Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина, в свои пятнадцать лет была высока, стройна и изящна. Дочь королевы Луизы, признанной красавицы Европы, внешне она походила на мать. Родившись в столь неспокойную эпоху, за свои пятнадцать лет она успела пережить бегство с семьей в Восточную Пруссию, несколько лет лишений, которые свели в могилу её мать, и непрерывную череду войн. Но, несмотря на эти испытания, девочка отличалась жизнерадостностью и непосредственностью.
Сейчас же Шарлотта смотрелась в зеркало и с помощью служанки поправляла свои локоны. Родители Шарлотты уже задумывались о потенциальных женихах. И хотя вокруг еще шла война, это не являлось препятствием для политики. Великий князь Николай Павлович приходился братом императору Александру, союзника Пруссии, поддержавшего королевскую семью в тяжелое время. А после разгрома Наполеона, престиж России и императора, достиг небывалых высот. Поэтому, несмотря на то, что престол юному князю не светил, укрепление связей с Русским Императорским домом приносило политическую выгоду. А посему Шарлотта была особенно взволнованна - кто знает, может этим вечером, она встретит своего будущего жениха.
Когда кареты с гостями подкатили к парадному крыльцу, король Фридрих Вильгельм со всей семьей встретил их в парадной зале. Встреча не считалась официальной, да и гости, хоть и являлись братьями императора, однако и возрастом не вышли, и влиянием не наделены. А посему, можно сказать, встречали по-семейному. «В такой обстановке молодежь будет чувствовать себя раскованнее, и легче присмотреться к Николаю - думал Фридрих Вильгельм». Ведь, несмотря на политику, он был отцом, а Шарлотта была его любимицей. Потому он не менее дочери желал познакомиться с потенциальным женихом. Про себя он потихоньку вздыхал, понимая, что это, возможно, первый шаг, который разлучит его с дочерью.
Шарлотте Николай сразу понравился: высокий, статный, немного худощавый, с прекрасными манерами. Неделя, которую Никс провел в Берлине, пролетела быстро. Она каждый день, еще с вечера, ждала завтрашней встречи. При молчаливом одобрении взрослых, молодые люди много времени проводили вместе, насколько позволяли приличия. Поэтому, когда он уезжал, она знала что полюбила, и полюбила на всю жизнь.
Глава 8
Отправляя меня в европейский вояж, маменька прозрачно намекнула присмотреться к Шарлотте Прусской. Мол, говорят, она красавица, вся в мать. Вообще Германия считалась этакими царскими конюшнями для остальной Европы, в том числе и для Романовых. Так, например, моя матушка, Мария Федоровна, была в девичестве Вюртембергская принцесса. Дело в том, что исторически Германские земли состояли из множества независимых или полузависимых королевств, княжеств и прочее, бывших частью Священной Римской Империи. Наполеон расформировал большую часть этих образований и, взамен Священной Римской Империи, создал Рейнский Союз. Таким образом, триста пятьдесят лоскутных королевств и княжеств, в одночасье превратились в сорок государств и независимых городов. Большинство вчерашних королей и герцогов остались без работы. Такой большой пул королевских домов давал огромный выбор при подборе потенциальных невест. Поэтому, так сложилось, что в жилах большинства императорских или королевских дворов Европы текла большая доля немецкой крови, а многие императорские дворы являлись родственниками. Получалось, что брак, например, с родом Оболенских считался мезальянсом, хотя они вели свой род от Рюрика, и, владея тысячами крепостных, являлись весьма состоятельным родом. А брак с захудалой немецкой принцессой, пусть и без королевства, зато из «королевского» рода считался комильфо. Так же обстояло дело и в Англии, и во Франции, да и в остальной Европе. Оттого поездка в Европу, помимо поучительной, имела еще и матримониальную цель. Впрочем, я не возражал, так как у меня имелся тут свой интерес.
За год, проведенный в этом мире, у меня имелось время подумать, что делать дальше и как это можно сделать. Историю XIX века я знал неплохо, во всяком случае, основные события и даты. Это послезнание давало мне преимущество в планировании следующих шагов. Здесь главное было не перемудрить, так как желание, что-то изменить могло привести к еще более худшим последствиям. Великие реформы обычно происходят с большими потрясениями, и результат зачастую бывает противоположным желаемому. Легко осуждать властьпридержащих за то, что они сделали или, наоборот, не сделали. На самом деле, большинство из них имеет очень небольшой выбор решений, который ограничен интересами и возможностями других сторон. Ведь мы ни живем в вакууме, и любое наше решение влияет на других и не всем нравится. А если не нравится, значит, они будут ему противодействовать. Так же как и мы противодействуем тому, что не нравиться нам. В краткосрочной перспективе можно наплевать на противодействие других, но вопрос в том: насколько долгосрочный результат соответствует нашим интересам.
Например, мой брат Александр решил присоединиться к коалиции против Наполеона. Здесь была замешана и его личная неприязнь к Бонапарту, и желание избавить империю от новых угроз. В краткосрочной перспективе могущество России и влияние самого Александра на европейские дела возросли, что приятно щекотало самолюбие, но в долгосрочной перспективе Россию стали опасаться как нового гегемона, что увеличило противодействие интересам России. После катастроф Испанской и Русской компаний, возможности Наполеона и так сильно уменьшились. Множество ветеранов погибло, а новые рекрутские наборы давали необстрелянных юнцов и вызывали ропот в самой Франции. Поэтому с Наполеоном справились бы, наверное, и без нас, а если и нет, то он продолжал бы оставаться угрозой миру в Европе. То есть притягивать нездоровое внимание англичан, пруссаков и австрияков к себе. А Россия, оставаясь в стороне, могла бы пожинать политические дивиденды. Но случилось, то, что случилось, и я, в свои шестнадцать лет, повлиять на это никак не мог.
С другой стороны я знал, что в итоге мой реципиент стал императором, хотя в 1814 году, со стороны, это казалось нереальным. Ибо Александр был еще довольно молод и имел шанс на рождение наследника. А если с наследником не выйдет, имелся другой старший брат - Константин, который и считался, пока, наследником престола. Но я знал, что именно Николай в итоге займет Российский престол и посему считал, что если буду вести себя «естественно» и не наломаю дров, я все же стану императором и приобрету реальную возможность кое-что сделать иначе, а кое-что и, вообще, не сделать.
Я также понимал, что в будущем мне понадобятся соратники, которые меня поддержат и которые будут во мне заинтересованы. Для этого предстояло налаживать связи в армии и в администрации, чтобы сформировать свою команду будущих потенциальных менеджеров. Поэтому, для меня поездка в Европу являлась возможностью встретиться со многими влиятельными людьми и завязать первые нужные знакомства.
Первой моей остановкой в Европе был Берлин, где я впервые увидел Шарлотту. Я не возражал против матримониальных планов моих брата и матушки, ведь свадьба с Шарлоттой являлась одним из ключевых моментов в жизни Николая, и одной из причин из-за которой он стал императором, в обход бездетного Константина. Но также хотелось, чтобы она мне понравилась.
Я знал, что настоящий Николай влюбился в Шарлотту с первого взгляда и был полон любопытства, какова она, моя будущая жена. Я даже опасался что-либо испортить, так как мне, настоящему, исполнилось 33 года, и мое поведение и чувство юмора могли быть иными, чем у семнадцатилетнего Николая. Но все прошло замечательно. Видимо чему быть, того ни миновать.
Прусская принцесса оказалась довольно высокой и миловидной, и действительно походила на Луизу, свою мать. По крайней мере, если верить портретам Луизы. Со временем она обещала стать очень красивой женщиной - с прекрасной фигурой и осанкой. За обедом у нас не имелось возможности пообщаться, но после, когда взрослые перешли к игровым столам за партию в вист и триктрак, молодежь, то есть мы с Михаилом и трое Гогенцоллернов: Вильгельм, будущий император Вильгельм I, Шарлотта и Карл, разговорились. Фридрих Вильгельм, старший сын и наследник отсутствовал, будучи при армии. Чтобы разрядить атмосферу, я пошутил насчет строгости Ламздорфа, и мы с Мишкой рассказали о нашем путешествии в Берлин. Далее беседа потекла более непринужденно, благо у нас имелось много общего. Молодые Гогенцоллерны стремились на войну, на которую их, по малолетству, не пускали. Разговор шел в основном о войне, об устройстве армии и о прошедших битвах. Только присутствие Шарлотты немного разбавляло этот разговор. Мишка разошелся, рассказывая Гогенцоллернам о Бородине и Красном, что позволило мне перекинуться с Шарлоттой парой слов наедине.
Так как взрослые не препятствовали нашему общению, за время, проведенное в Берлине, мы с Шарлоттой виделись по нескольку раз в день, и, хотя для меня она была еще девочкой, мне понравились её веселый нрав и непосредственность. Ничего определенного произнесено не было, но мы обещали писать друг другу. Поэтому я покидал Прусскую столицу в приподнятом настроении. Первый шаг был сделан.
Глава 9
Гвардия стояла шпалерами вдоль громадного двора. Впереди стояли ветераны, а позади - Молодая Гвардия. Желтое апрельское солнце тускло освещало серые дворцовые стены и играло на примкнутых байонетах. Обветренные лица солдат под мохнатыми медвежьими шапками выглядели хмуро. Они прошли с Императором не одну компанию, с честью пронеся императорские орлы через всю Европу. Маленький капрал был для них отцом, а армия стала их семьей. Теперь Император их покидал. Они остались без отца.
Среди рядов Молодой Гвардии стоял и Огюст. Когда у той полузамерзшей речки их полк прикрывал отход императора, он не думал, что выживет. Казаков они встретили в каре и отогнали, но за казаками шли пехота и пушки. Картечь уполовинила их ряды, а русская пехота штыками прижала их к реке. Мосты уже были взорваны, и Огюст, чудом не раненный, вброд перешел ледяную речку и из последних сил вскарабкался на крутой противоположный берег, где и свалился без сил. Он бы там и замерз, когда лежал без памяти, но его подобрали, отходившие последними, поляки и на плаще тянули его несколько лье до бивуака. Удэ остался на том берегу. Его ранило, когда они с боем отходили к речке, и что с ним стало далее, Огюст не знал.
Так как новая армия собранная Наполеоном, состояла, в основном, из новобранцев, а ряды гвардии поредели, Огюста приняли в молодую гвардию, учитывая его боевой опыт и заслуги. Теперь же, после еще нескольких сражений, бесконечных переходов, голода и лишений, он стоял среди товарищей на этом плацу и не понимал, что его война уже кончилась.
Створки дверей распахнулись, и к ним вышел Император. Знаменоносец преклонил знамя старой гвардии и барабаны дали бой:
- Солдаты, - обратился он к гвардейцам, - вы мои старые товарищи по оружию, с которыми я всегда шел по дороге чести, нам теперь нужно с вами расстаться. Я мог бы дальше остаться среди вас, но нужно было бы продолжать жестокую борьбу, прибавить, может быть, к войне против иноземцев еще войну междоусобную, и я не мог решиться разрывать дальше грудь Франции. Пользуйтесь покоем, который вы так справедливо заслужили, и будьте счастливы. Обо мне не жалейте. У меня есть миссия, и чтобы ее выполнить, я соглашаюсь жить: она состоит в том, чтобы рассказать потомству о великих делах, которые мы с вами вместе совершили. Я хотел бы всех вас сжать в своих объятиях, но дайте мне поцеловать это знамя, которое вас всех собой представляет... Наполеон дальше не мог говорить. Его голос пресекся. Он обнял и поцеловал знаменосца и знамя, быстро вышел и, простившись с гвардией, сел в карету. Кареты умчались среди криков: «Да здравствует император!». И тут Огюст расплакался.
Глава 10
На войну мы с Михаилом не попали из-за медлительности Ламздорфа. Впрочем, его медлительность объяснялась наказом Александра, который не желал нашего появления на фронте во время боевых действий. Вследствие чего мы ехали кружным путем, по дороге навестив кучу родственников, в том числе и мою старшую сестру Марию Павловну - супругу герцога Саксен-Веймар-Эйзенахского. Конец войны мы встретили в Швейцарии, откуда Александр приказал нам ехать в Париж.
В Париже я встретил своего друга детства Владимира Адлерберга, уже боевого гвардейского офицера. Точнее друга настоящего Николая, но память реципиента и здесь не подвела. Тем более что за прошедший год мы обменялись двумя-тремя письмами, так что я был осведомлен о главных событиях, произошедших в его жизни за последний год. Владимир был типичным молодым ветераном, в свои двадцать четыре года успев поучаствовать в дюжине сражений, в том числе и при Бородине и под Лейпцигом, дослужившись по подпоручика.
Там же в Париже, я впервые познакомился с лучшими боевыми генералами русской армии. Двое из них: Иван Фёдорович Паскевич и Алексей Петрович Ермолов сыграли немаловажную роль в моей жизни. Оба генерала рознились характерами и темпераментом, что частично объясняло их дальнейшую неприязнь. Я довольно много времени проводил с каждым из них, обсуждая прошедшие компании. Это дало мне возможность поближе с ними познакомиться, а так же лучше понять оперативное искусство этого времени, проблемы и лимиты логистики, достоинства и недостатки разных видов вооружения. Им льстило, что великий князь, брат императора, интересуется их «работой» и почтительно выслушивает их пояснения. Я надеялся, что произвел на этих маститых генералов хорошее впечатление. От этого многое зависело в моих дальнейших планах.
Среди этой блестящей плеяды русских генералов не хватало Кутузова. Старый фельдмаршал не дожил до конца войны и был похоронен в Казанском соборе. Я сожалел, что он не дожил до окончательной победы над Наполеоном, хотя, конечно, в победе этой он не сомневался. Я вспоминал, что в моем времени многие сомневались в его полководческих талантах, мол, еще один генерал, который волею случая попал в герои, а так, мол, посредственность. Впрочем, такие голоса слышались и при дворе Александра. Фельдмаршал успел нажить достаточно недоброжелателей.
Кутузова я видел всего лишь раз, и то мельком, поэтому не мог составить о нем четкое мнение. Действительно, долгие годы войны с Наполеоном выявили плеяду отличных генералов, таких как: Милорадович, Дибич, Паскевич, Ермолов и другие. Наверное, многие из них были талантливее Кутузова как полководцы, но одно то, что Кутузов решил сдать Москву вопреки мнению очень многих маститых генералов и политиков и, не подавшись чувствам, сохранил армию, говорило о его таланте стратега и о его здравом смысле. А здравый смысл, во все времена, являлся редкостью. Даже Наполеон, даром что гений, совершал ошибки из-за излишней самоуверенности и презрения к противникам, в итоге чего в итоге и переехал из Парижа на остров Святой Елены.