И жил, как солдат, и умер, как солдат! говорил господин лет пятидесяти в поношенной кавалерийской шинели. На узкой койке, без перин, без роскоши!
Да, святая, истинно святая жизнь! соглашалась дама в дорогой пелерине, с дорогими серьгами в ушах. И тело, рассказывают, не тлеет
Это вы напрасно, сударыня, покачал головой солидный господин в золотом пенсне, по виду то ли профессор, то ли богатый купец. Мне знающие люди передавали, что на теле императора появились трупные пятна и следы разложения, хотя доктора старались предохранить.
Такое при отравлении бывает, заявил высокий человек в рясе священника. Из истории известно, что многие римские императоры кончали жизнь от яда. И всегда на теле проступали пятна гнилостные.
Так и есть, так и есть! воскликнул человек средних лет, в кафтане, по виду приказчик. Отравили нашего государя лекари заморские, точно отравили!
И даже известно, кто из лекарей! подхватила тетка в салопе. Немец этот, Мандт! Он государю яд подсунул, все так говорят!
Да, верно, Мандт всему виной! прокричал кто-то. Он отравитель!
Выдать нам немца на расправу! загудела толпа.
Чем ближе к подъезду, тем гуще становился народ, тем труднее было пройти. Тогда Углов возвысил голос и стал восклицать:
Дорогу! Дайте пройти! К Государю, по срочному делу! Расступись!
Это возымело действие: люди охотно расступались перед важным чиновником, спешащим к Государю.
Он ожидал, что у входа во дворец его встретят часовые; возможно, потребуют пропуск, как было в любом государственном учреждении в привычное ему время.
Статский советник даже приготовил бумагу, полученную от графа Орлова, чтобы предъявить ее вместо пропуска. Впрочем, он сомневался, надо ли это делать: ведь солдаты, в подавляющем большинстве, были неграмотны, как и 93 процента населения Российской империи, и прочесть важную бумагу не могли.
Однако у входа во дворец никаких часовых не оказалось. Несмотря на собравшуюся на площади толпу, человек примерно в тысячу, дворец никак не охранялся. У подъезда стоял лишь швейцар в золоченой ливрее. Увидев подходившего Углова, он услужливо распахнул дверь.
Статский советник шагнул в нее, затем слегка задержался и сказал:
Слушай, братец, мне необходимо увидеть императорского лейб-медика господина Мандта. Он в каких покоях квартирует?
А это вам не сюда, ваше благородие! отвечал швейцар. Это вам надобно со стороны собора зайти, там отдельный вход имеется.
Спасибо, братец, сказал Углов и отправился разыскивать нужный вход.
Разыскал он его без особого труда. Однако нужная дверь, в отличие от главного входа во дворец, оказалась закрыта. Углов подергал висевший сбоку звонок никакого ответа. Он постучал результат тот же. Тогда он забарабанил в дверь так, что она затряслась, и прокричал:
Открывай немедленно! От его сиятельства графа Орлова! Если не откроете выломаю дверь!
Эта угроза возымела действие. Послышался звук отодвигаемых засовов, дверь приоткрылась, и в ней показался чей-то испуганный глаз, который принялся изучать грозного посетителя. Однако Углов не собирался ждать результатов этого изучения. Он толкнул дверь изо всех сил, цепочка отлетела, и он оказался в темной передней.
Перед ним стоял худой человек лет сорока, среднего роста, в криво застегнутом сюртуке.
Ты Мартин Мандт? спросил его Углов.
Я рюсськи не понимайт! отвечал человек, тараща водянистые серые глаза. Я не есть Мартин Мандт, есть sein Assistent!
Ах, помощник! Хорошо, а где же лейб-медик? Мне необходимо с ним срочно переговорить!
Я не знай, совсем не знай! заверил «ассистент». Герр Мандт уехал, да, уехал!
Куда уехал? продолжал допытываться статский советник.
Я вам говорить, я не знай! продолжал твердить человек. Герр Мандт не говорить, куда!
Слушай меня внимательно, помощник, сказал Углов. Вон там, на площади, за углом, собрались люди, возмущенные смертью Государя. Пока я шел по площади, я слышал, как люди требовали на расправу твоего хозяина. Если ты мне сейчас же, сию минуту не скажешь, где находится Мандт, я выведу тебя туда, к толпе, и скажу, что ты первый Мандтов помощник и соучастник его преступлений. Что вы вместе готовили отраву для Государя. Как ты думаешь, что с тобой сделают возмущенные люди?
Не надо, не делайте этого! вскричал человек в сюртуке. Лицо его, и без того имевшее нездоровый оттенок, еще сильнее побледнело. Однако Углов отметил, что речь его стала заметно более грамотной, а акцент менее заметным. Я ни в чем не виноват!
Я и не говорю, что ты виноват, заметил Углов. Я всего лишь хочу получить нужные мне сведения. И ты мне их сейчас дашь. Итак, в последний раз спрашиваю: где сейчас Мандт?
Он уехал, уехал! заторопился помощник. Эти люди собирались здесь еще вчерашний день, и кричали, и очень сердились на господина лейб-медика. Ну, вы сами слышали! Он был очень расстроен, очень боялся и говорил, что здесь оставаться опасно. Это наше счастье, что никто не знает, что у нас отдельный вход. Ведь здесь не живет Государь, и здесь нас никто не защитит! Господин Мандт не знал, что делать, но тут приехали коллеги
Какие коллеги? Их имена?
Господа придворные лейб-медики Каррель и Магнус. Они совещались с моим патроном и решили, что будет лучше, если он некоторое время поживет у своего знакомого
Адрес?
Я не знаю точно
Врешь, знаешь! повысил голос статский советник. Вижу, что знаешь! Адрес!
Хорошо, хорошо Это на Васильевском острове, в Шестой линии, дом надворного советника Павлинова Там на углу аптека, содержит Клаус Фогель, а над аптекой квартира. Вот там Герр Фогель есть старинный приятель господина Мандта, у него и лекарства покупали Только вы не говорите, что это я адрес сказал
Ладно, не скажу, пообещал Углов. Если спросят, отвечу, что в справочное бюро позвонил. Да не ломай голову это я пошутил.
Глава 6
На Васильевский остров Углов добрался ближе к вечеру, когда солнце уже садилось. Дом надворного советника Павлинова оказался в самом конце Шестой линии, возле церкви Трех Святителей. Это было солидное здание в два этажа, на углу и правда имелась аптека.
Статский советник отпустил извозчика и вошел внутрь. За конторкой сидел мальчик лет двенадцати, в синем фартуке и берете. Перед ним на пюпитре стояла толстая книга, рядом аптекарские весы. В руке у юного провизора имелись щипцы. Ими мальчуган брал по несколько крупиц порошка то из одной, то из другой банки, взвешивал их на весах, а затем ссыпал в стоявший здесь же тигель.
Увидев вошедшего посетителя, мальчик с легким немецким акцентом спросил:
Что вам угодно, господин? Желаете заказать или вам готовую микстуру?
Заказывать мне ничего не нужно, отвечал статский советник. Где хозяин?
Господин Фогель сейчас заняты и не принимают, сообщил мальчуган.
Вот как? А ты кто его сын?
Никак нет, я ученик, меня звать Николас.
Так вот, Николас, послушай меня. Я из полиции, точнее, из жандармерии. Слыхал про такое учреждение? Я не спрашиваю, принимает ли аптекарь Фогель или не принимает. Мне только нужно знать, где он в данный момент находится. Он, а также его гость.
Они в столовой, господин, отвечал ученик провизора. Это здесь, по коридору. Они ужинают. Вас проводить?
Не надо, остановил его Углов. Сам дойду. Они там вдвоем?
Нет, еще фрау Марта, супруга герра Фогеля.
Очень хорошо, кивнул Углов. Где пройти здесь? Ага, вижу. Все, можешь продолжать. Сиди как сидел, делай свои микстуры.
Углов прошел за стойку, свернул по коридору, отворил дверь и оказался в небольшой, но уютной комнате. Посредине стоял стол, за которым сидели женщина и двое мужчин. Сидевший слева был лет около шестидесяти, с седыми волосами и румяным, каким-то кукольным лицом, в пенсне. Напротив сидел человек высокого роста, могучего сложения, с крупными, даже грубыми чертами лица и густой темной шевелюрой. Чем-то он напоминал виденный Угловым портрет композитора Бетховена.
При появлении гостя все сидящие подняли лица от тарелок; оживленный разговор, шедший по-немецки, прекратился. Если до тех пор у Углова оставались сомнения насчет того, кто из присутствующих Мандт, то теперь они отпали: в то время как старик в пенсне выглядел лишь удивленным и растерянным, его визави, похожий на композитора, побледнел; он во все глаза глядел на вошедшего.
Господин Мандт? обратился прямо к нему майор. Я статский советник Углов, выполняю особое поручение Его Императорского Величества. Мне необходимо поговорить с вами наедине. Где это можно сделать?
Вместо Мандта, еще не обретшего дара речи, ответил хозяин.
Да-да, конечно, ваше сиятельство высокоблагородие ваша милость зачастил он, теряясь в обращениях. Вы можете поговорить наверху, в комнатах. Там никто не помешает. Или, если вам неудобно, вы с герром Мандтом можете остаться здесь, а мы с Мартой выйдем
Лучше здесь, решил Углов. Оставьте нас.
Сию минуту! произнес аптекарь, поднимаясь. Идем, Марта, нехорошо, чтобы господин офицер ждал.
Они вышли, причем Фогель тщательно закрыл дверь в столовую. Однако Углов, подумав, дверь открыл, так, что ему стал виден весь коридор, после чего сел наискосок от Мандта, оставив в поле зрения и вход.
Я вижу, мой приход тебя поразил? обратился он к лейб-медику. Думал, что ты сумел скрыться и уже никто не придет?
Я не совсем понимаю, о чем вы, отвечал медик. Я совсем не думал скрыться, просто был пришедший в гости к другу. Но меня поразила одна вещь
Какая же? гость поднял одну бровь.
Ваша шинель! Это Его шинель! Я ее хорошо помню, он выходил в ней на проводы Преображенского полка! Эти злосчастные проводы, когда Его Величество вновь простудился!
Ты обознался, лекарь! резко ответил статский советник, сурово взглянув на сидевшего напротив человека. Это моя шинель, и довольно об этом! Лучше скажи, как ты отравил императора Николая!
Что?! воскликнул лейб-медик, причем прижал обе руки к груди, словно хотел унять слишком сильное биение сердца. Отравить?! Какой абсурд! Какой напраслина! Я сделать, я все сделать, чтобы лечить Государя!
Неужели всё напраслина? спросил гость и склонил голову несколько набок, словно хотел разглядеть своего собеседника под новым углом. А почему же такие обильные трупные пятна на теле? Почему такое быстрое разложение?
Откуда вы знаете про пятна?
Полно, Мандт! Про пятна знают все, кто собрался на площади! Я был во дворце, беседовал кое с кем. Вы ведь проводили осмотр тела? Составляли заключение?
Не я один! Осмотр был комиссионный! Там были доктора Каррель, Рейнгольд, профессор Енохин
С них мы тоже спросим в свое время. Никто из тех, кто виновен в смерти Государя, не уйдет от ответа!
Но мы невиновны! Ни я, ни мои коллеги
А кто же тогда вручил ему склянку? проникновенно спросил чиновник для особых поручений.
Глаза Мартина Мандта, и без того расширенные, при этом вопросе вовсе вылезли из орбит; казалось, что медик близок к апоплексическому удару.
Какую какую склянку?! прохрипел он.
Склянку с ядом! Ведь ты дал ему яд, верно?
Нет, клянусь! Всем, что есть святого, клянусь, я не давал!
Но она была у тебя под рукой, не так ли?
Да, была она имелась среди лекарств всегда есть такие зачастил Мандт. Возможно, вы знаете этот поговорка, что все на свете есть яд, и все лекарство
Значит, яд у тебя был! удовлетворенно произнес Углов, откинувшись на спинку стула.
До сих пор он блуждал в темноте и, что называется, стрелял наугад. О трупных пятнах он узнал не от слуг те хранили молчание. Об этом членам группы рассказал научный руководитель проекта Григорий Соломонович. Он же сообщил, что многие современники связывали появление на теле Государя пятен с его возможным отравлением. И вот теперь лейб-медик фактически признался, что некая склянка с ядом у него имелась.
Значит, яд у тебя был повторил статский советник. И ты дал его Государю
Нет, клянусь, я не давал! с жаром воскликнул Мандт. Не дал, хотя он просил!
Просил?!
Да, да! Был такой минута, минута слабости, когда Это был вчера позавчера нет, три дня назад, вот когда! Он очень мучился. Кашель, боль в груди и судороги Он говорил: «Я не знал, что умирать так тяжело». Я, конечно, его заверял, что о смерти нет речи, что он выздоровеет Но он уже не верил. И тогда он попросил Да, один раз
И ты принес склянку?
Да, я принес яд, который дает мгновенный смерть. Мгновенный и безболезненный! Но он уже передумал.
Почему же?
Он сказал Государь говорил, что Ему запретила мать Иисуса Как же это? Да, в русском языке есть такой слово, но я забыл
Богоматерь?
Да, так, Богоматерь! У него над кровать висел икона. Очень для него дорогой, он рассказывал. И он глядел на нее, и Богоматерь сказал, что принять яд есть страшный грех. И запретил ему.
Ну да, Богоматерь запретила, и Государь отказался, а ты все же дал! заявил Углов. Признайся дал?
Нет, нет! вскричал лейб-медик, вновь прижав руки к груди. Почему вы мне не верить?! Вы должен мне верить! Я применял самый лучший метод, атомистический метод, я сам его разработал. Я давал все лекарства, которые рекомендует наука, я тщательно их измельчал, чтобы организм усвоил. Но он не слушал! Он поехал сначала на свадьба к граф, потом на смотр! Он не говорил, что ему плохо, он говорил, что хорошо! Спросите других врачей!
Кого? Карреля, Магнуса, Рейнгольда? Они такие же немцы, как и ты! Что, если вы получили такое задание от вашего короля извести нашего Государя?
Что вы такой говорите?! всплеснул руками Мандт. Это невежественный народ на площади так говорит, но зачем вы повторять? Я лечил, мы все лечил! Если не верите мне, спросите вашего профессора Енохина! Он тоже там был, он знает!
Енохина мы спросим, заверил Углов. Но сначала хочу спросить тебя. Значит, по-твоему выходит, что Государь сам виноват в своей смерти? Он умер потому, что не слушался вас?
Нет, я не так говорил, покачал головой Мандт. Он умер от болезни, против которой современная медицина бессильна. К сожалению, так. У него в легких был очаг воспаления, и погасить его мы не могли, как ни старались. Если бы Государь лежал в постели, возможно, нам бы удалось справиться. Но он не лежал! Он все стремился заниматься делами! К тому же его организм был ослаблен Он был очень расстроен Очень переживал
Это ты про военные неудачи?
Да-да, военные поражения! Он человек военный, он очень переживал! Я уговаривал его лежать в постели, а он все стоял перед картой, говорил про фельдмаршала Паскевича, про конницу, артиллерию
А когда он попросил у тебя яд после неудач в Крыму?
Да, так теперь говорят, я слышал. Но это не так, неудача ни при чем! Он попросил яд в минута слабости, когда был большой мучений. А потом стало немного легче, и Богоматерь запретила, и отказался.
Откуда у тебя был яд?
В моей аптечке самый разный снадобья. Могут пригодиться в разных обстоятельствах
Даже яды?
Вы же знаете: «На свете все есть яд, и все лекарство». Тот яд, что я хотел дать Государь, в малых дозах помогает при желудочных коликах.
Где сейчас эта склянка, которую ты приготовил для Государя?
Там, где и стояла, в аптечке.
Кому ты рассказывал об этом эпизоде? О том, что Государь просил у тебя яд?
Великий княгиня да, великий княгиня Ольга. Она была при отце неотлучно, все видела. И я ей рассказал.
А кто-нибудь еще, кроме тебя, мог дать Государю яд?
Но кто мог? Нет, никто не мог! Никто не хотел его смерти!
А трупные пятна на теле? Быстрое разложение? Разве это не признаки отравления? продолжал допытываться Углов.
Да, пятна есть признался Мандт. Но это может быть не слишком качественное бальзамирование
Перечисли мне всех людей, кто находился возле покойного Государя в последнюю неделю до его кончины, потребовал статский секретарь.
О, это трудно! Таких людей было много. Прежде всего надо назвать Ее Величество Александру Федоровну, братьев и сестер покойного Государя Анну Павловну, Марию Павловну, Михаила Павловича, Его Величество Александра Николаевича
Родственников пока оставим в стороне, распорядился Углов. Кто еще, кроме них?
Если говорить о приближенных, то чаще других у постели покойного Государя бывал его сиятельство граф Киселев. Также навещали императора светлейший князь Василий Андреевич Долгоруков, генерал-адъютант Горчаков, граф Орлов, директор канцелярии императора Панаев, князь Мещерский, граф Клейнмихель Я могу назвать еще много имен.