Всего я насчитал пятерых. За столом возле окна с крестоносцем о чём-то шепчутся офицер с девушкой в простеньком синем платье с длинными рукавами, белыми манжетами и отложным воротником. Он держит её за руку, а она, скромно потупившись, изучает узоры на скатерти. Сбоку от квадратной колонны, откинувшись на спинку стула, сидит дама средних лет в форме люфтваффе. Перед ней початая бутылка шнапса, тарелка с закуской и хрустальная пепельница с кучкой смятых окурков. В левой руке женщины дымит зажжённая сигарета, а в правой подрагивает полная рюмка. В двух метрах от неё, облокотившись о стол и подперев голову рукой, плачет пожилая фрау в чёрном платье и траурном платке на седых волосах. За столом слева от барной стойки толстый бюргер в светло-коричневой тройке теребит закрученный кверху ус, изучая «Фёлькишер Беобахтер». Поперёк его пуза протянулась массивная золотая цепь от часов, что заметно оттягивают карман жилетки. На столике парует фарфоровая чашечка кофе, чуть поодаль стоит запотевшая бутылочка с минеральной водой и пустой стакан из тонкого стекла.
Я выдохнул, привалившись спиной к двери, снял фуражку, стряхнул с неё снег. Он быстро превратился в воду и теперь блестел лужицами на кафельном полу под брусчатку. Нос, щёки и уши щипало, похоже, я умудрился получить лёгкое обморожение. Макс выглядел не лучшим образом, его лицо горело и по цвету мало отличалось от помидора.
Мы только повесили шинели на стойку у входа и направились к свободному столу, как в помещение ворвалась подвыпившая компания из пяти молодых мужчин и трёх женщин. И те и другие громко смеялись, их лица горели румянцем, глаза светились бесшабашным весельем.
Модницы щеголяли в песцовых шубках по колено; у двух женщин длинные крашеные волосы выбивались из-под шляпок с меховой оторочкой, а у третьей голову покрывал тёплый платок приятного серо-голубого оттенка, подходившего по цвету глазам незнакомки.
Спутники фройляйн были в однотонных пальто и шляпах преимущественно светлых оттенков. Дорогие ботинки из натуральной кожи и брюки из шерстяной ткани говорили о статусе их владельцев. Судя по налёту интеллигентности на лицах, они, наверняка, имели отношение к научным или промышленным кругам. Возможно, решили отметить значимый успех в серьёзном эксперименте или сбрызнуть за повышение кого-нибудь из их компании.
Я наблюдал за моим немцем и видел, как он потемнел лицом при виде вызывающе шумной своры, в которой всё так и говорило о мотовстве. Его и без того холодные глаза превратились в колючие ледышки, желваки напряглись, а левая рука сжалась в кулак.
К подгулявшей компании уже спешил на толстеньких ножках круглолицый и розовощёкий хозяин заведения в чёрных брюках, светло-серой рубашке в тонкую полоску и белом переднике ниже колена с какими-то ржавыми пятнами на груди. На лбу блестели капельки пота, подкрашенные хной усы соревновались по пышности с бакенбардами, гладкий подбородок терялся в слое жира под ним. От трактирщика волнами шёл запах яичницы, кислой капусты и жареного мяса.
Двое из гулён, те, что были особенно пьяны, рванулись к нему наперерез с криками: «Хельмут, дорогой!». Привлечённые шумом посетители повернулись. Одни смотрели с нескрываемым любопытством, ожидая развития событий, другие отводили глаза, но при этом продолжали наблюдать украдкой, только старушка оплакивала потерю, не отвлекаясь по пустякам.
Девицы и блондин в бежевом пальто прыснули и громко засмеялись над плоской шуткой высокого весельчака с тонкими усиками и пышной шевелюрой, чем ещё больше подняли градус бешенства моего соседа.
Самый трезвый из шумной компаниибрюнет в твидовом пальтонаконец-то заметил меня и оберфюрера. Тот уже еле сдерживался и почему-то напомнил мне чайник с кипящей водой. Я так и представил: ещё миги намечающаяся лысина покраснеет, из ушей повалит пар, а немец засвистит, стравливая избыточное давление.
Хмель выветрился из глаз молодого человека за доли секунды. Ещё недавно они смотрели на мир с осоловелым выражением благодушия, зато сейчас, я это прекрасно видел, в них промелькнул страх. Он быстро шагнул за балагурами, дёрнул их за рукава и потащил к двери. В ответ на громкие протесты он что-то прошептал и скосил глаза в нашу сторону. Весельчаки тут же утихли и быстро потопали к выходу. Даже девицы перестали громко смеяться и с удивительной проворностью шмыгнули на улицу.
Вскоре в заведении восстановился порядок: посетители вернулись к прежним занятиям, музыканты снова заиграли. Слегка побледневший Хельмут приблизился к нам и, поклонившись, проговорил шипящей скороговоркой:
Добрый вечер, господин Валленштайн. Вижу, вы сегодня не один. Всё как обычно? Я кивнул и мысленно порадовался: хоть узнаю вкусы барона, а то заказал бы что-нибудь не то, оправдывайся потом с чего вдруг поменял привычки. Проходите на место, господа, я сейчас.
Хельмут ещё раз поклонился и крикнул бармену:
Людвиг, один кофе без сахара и сливок!
Он повернулся к Максу.
Мне то же самое, сказал тот и двинулся за мной к столу.
Два кофе, Людвиг, и пошевеливайся, господа долго ждать не будут!
Мы сели за стол. Хельмут щёлкнул зажигалкой, подержал пляшущий огонёк над фитилями. Свечи затеплились, запахло растопленным воском, салфетки отбросили неровные тени на скатерть. Серые треугольники шевелились и меняли форму.
Шпеер положил руки на стол. Теперь он был без перчаток, и я сразу обратил внимание на сухие, жилистые пальцы с удлинёнными розовыми ногтями треугольной формы. В моих глазах это ещё больше добавило ему сходства с пернатым хищником.
Как меня бесят эти щелкопёры, Макс недовольно фыркнул, резко дёрнул головой, поправил галстук и воротник рубашки, блеснув перстнем с голубоватым кристаллом в виде черепа. Вся страна трудится во имя Великой победы, а эти, он яростно скрипнул зубами и еле сдержался, чтобы не стукнуть по столу, пьют и гуляют без меры и совести. Богатые выродки!
Мне показалось, он метнул в меня злобный взгляд, но уже в следующее мгновение оберфюрер сидел как ни в чём не бывало, а лицо его снова дышало спокойствием и холодным безразличием.
Я только хотел спросить Макса, зачем он привёл меня в «Тевтонского рыцаря», как возле нашего столика появился одноглазый Людвиг с подносом в руках. Он поставил перед нами чашечки с дымящимся кофе, молча кивнул и удалился к себе за барную стойку.
Макс двумя пальцами взялся за причудливо изогнутую ручку, поднёс край чашки к губам, сделал маленький глоток.
Мм! Вкусно! Хельмут, чертяга, где-то ещё умудряется доставать настоящий бразильский кофе. Вы знаете, Отто, фюрер недавно подписал указ о фиксированном продовольственном пайке для всех.
Я кивнул, хоть и понятия не имел о чём он говорит, и тоже пригубил напиток. Он и в самом деле оказался приличным на вкус. Во всяком случае, в разы лучше современной быстрорастворимой бурды.
Проклятые русские! Упёрлись, как бараны! Макс сделал ещё один глоток и вернул чашечку на стол, чуть дзинькнув донышком о блюдце. Блицкриг в сорок первом провалился. Когда Наполеон уходил из России, самая низкая температура была минус двадцать пять градусов. Прошлой зимой она опустилась до минус пятидесяти двух. Такое в Московии бывает раз в полтора столетия. Вы думаете, это знак свыше?
Я пожал плечами и поспешил поднести чашку ко рту. Ещё не хватало мне разговоров о политике. Слишком скользкая тема, особенно с моим знанием дальнейшей истории.
А Шпеер тем временем продолжал:
Русские надеются: морозы помогут им справиться с нашим духом, но в этом и кроется их главная ошибка. Подобные испытания закаляют и воспитывают нацию, она становится более крепкой. Мы не собираемся отступать, временные лишения и тяготы пойдут нам только на пользу. За зиму мы накопим силы, лучше подготовимся к наступлению и уже этой весной возьмём проклятый Ленинград. А там дойдёт дело и до Москвы. Вот увидите, Отто, в середине лета фюрер будет принимать парад победы, приветствуя наши доблестные войска на Красной площади.
Я снова кивнул, старательно изображая из себя патриота. Оберфюрер верил в то, что говорил, а я и не собирался его переубеждать. До победного мая было ещё далеко, вести сейчас пораженческие речиозначало подписать себе приговор. Да и не входило в мои планы просвещать нацистов. Мне бы понять, как я здесь оказался, и найти дорогу домой, а не лектором из общества «Знание» работать.
К тому же мне не давал покоя вопрос: зачем эсэсовец вытащил меня из дома. Я так его об этом и спросил, на что получил ошеломляющий ответ:
Фюрер ждёт вас у себя в Бергхофе. У него возникли вопросы, касательно вашей научной деятельности. Мне поручили доставить вас туда.
Когда поедем?
Шпеер встал, негромко скрежетнув стулом о кафельный пол, поддёрнул рукав указательным пальцем, посмотрел на часы.
Сейчас.
Но позвольте! Мне надо подготовиться, взять документы! воскликнул я, чувствуя, как заколотилось сердце. К такому быстрому развитию событий я был явно не готов.
Хочу дать вам совет, Отто, Шпеер растянул губы в холодной ухмылке, не стоит испытывать терпение фюрера. Он легко может сменить милость на гнев и тогда немец снова оголил зубы, и я заметил, какие у него острые, чуть выдающиеся вперёд и более длинные клыки.
Хорошо, Макс, я тоже встал из-за стола и посмотрел немцу в глаза. Сердце хоть ещё и отбивало чечётку, где-то внутри организма уже зарождалось глубокое спокойствие. Раз я не могу избежать этой встречи, незачем понапрасну тратить нервную энергию. Мы поедем или полетим?
Любопытство ещё никого не доводило до добра, резко ответил он и чуть заметно дёрнул правой щекой.
«Контуженый или неврастеник, или и то и другое», подумал я и полез за бумажником, вынул банкноту в десять рейхсмарок, положил на стол и по взгляду Шпеера понял, что не продешевил.
Мы оделись и вышли на улицу. Пока сидели в кафе, ветер стих, облака растворились в мазуте неба, алмазная пыль звёзд вкупе с бельмом луны посеребрили крыши и фонарные столбы.
Ожидание затянулось. Острые коготки мороза царапали щёки, щипали уши и нос. Ноги мёрзли в холодных сапогах. Я несколько раз поджал пальцы, словно пытался поскрести ногтями ледяные стельки. Не помогло. Тогда я сделал «уральскую стойку» незаметно напряг мышцы тела. Кровь быстрее побежала по сосудам, стало теплее. Жаль, но с лицом этот фокус я проделать не мог. Представляю, как бы это смотрелось со стороны: стоит на крыльце штандартенфюрер и рожи корчит.
Поёжившись, я хотел поднять воротник, чтобы хоть как-то защитить уши от мороза, но передумал. Боковым зрением я следил за Максом, тот даже вида не подал, что ему зябко и я решил не рисковать. Вдруг этот пустяк даст Шпееру шанс заподозрить неладное. Я уже не сомневался: этот тип питал к Валленштайну далеко не дружеские чувства. Разбираться в причинах неприязни мне было некогда, достаточно и самого факта, чтобы держать ухо востро.
Прошло ещё несколько минут. По моим ощущениям, мы торчали на улице уже четверть часа. Я только хотел спросить, где обещанный транспорт, как со стороны Ратхаусштрассе раздался нарастающий звук моторов, и из тёмной щербины между домов показался автомобиль в окружении двух мотоциклов с колясками.
Кортеж двигался с выключенными фарами. Каски мотоциклистов и пулеметчиков отливали лунным серебром, как и длинный капот с плавными обводами крыльев и выпуклой крышей автомобиля, на которой крепились какие-то цилиндры.
Процессия двигалась в объезд по Александерплац с соблюдением правил дорожного движения. Я бы на их месте рванул наискосок через всю площадь. А что? Препятствий никаких, можно и срезать. Но немцы они и в Африке немцы: раз положено ехать по кольцу, так они и поедут.
Тарахтя двигателями, машина и мотоциклы подрулили к «Тевтонскому рыцарю». Над вытянутой в длину радиаторной решёткой блеснула отражённым светом трёхлучевая звезда. Я вздрогнул, узнав в «мерседесе» знаменитый «фюрерваген» личный автомобиль Гитлера. Я видел его фотки в Интернете ещё в тойдовоеннойжизни, когда случайно наткнулся на сайт с историческими автомобилями.
Но больше всего меня поразили те самые цилиндры на крыше. Опутанные толстыми проводами они разместились по обеим сторонам от огромного ИК-фонаря. Похоже, это был прибор ночного виденья.
Над пулемётами мотоциклетных колясок торчали прицелы чудовищного размера и фонари диаметром с тарелку. Видимо, для того, чтобы пулемётчики могли стрелять в темноте. Лица мотоциклистов наполовину скрывали маски, похожие на гибрид бинокля с перископом, а инфракрасные прожекторы крепились в развилке руля над фарой.
Отто, ты что застыл? Шпеер легко толкнул меня в плечо. Давай, садись быстрее.
Я последовал совету, сел в тёплый салон, следом за мной в машину забрался оберфюрер, хлопнув дверью.
В сумраке автомобиля шестью светло-желтыми полумесяцами светились шкалы на панели приборов. Теплились лампочки по краям цилиндров ноктовизора, чернели витки проводов, делая шофёра похожим на киборга.
«Мерседес» зарычал, под колёсами скрипнул снег, и мы покатили по ночному Берлину. Я представил, как водитель ориентируется в зеленоватых сумерках, проезжая мимо светлых домов и скелетов тёмных деревьев. Класс! Вот бы мне за рулём посидеть, всегда мечтал покататься на машине, глядя на дорогу через окуляры ПНВ.
Я еле удержался от печального вздоха, глянул в окно, за которым проносились чёрные силуэты городских зданий. Вскоре мне надоело пялиться в темноту, я сел прямо, откинулся на спинку сиденья и, под ровный рокот мотора, стал вспоминать всё, что узнал из тетрадей Валленштайна.
Итак, барон вернулся в тридцать восьмом из Тибета с таинственным обломком. Подробнее ознакомившись с находкой, он пришёл к выводу, что это осколок какого-то древнего артефакта, неизвестно как попавшего на Землю. Может, он прилетел из космоса миллионы лет назад, а может, проник сюда из иного измерения.
Полученная из этой штуки вакцина творила с живыми организмами чудеса, делала то, что мировая наука не смогла достичь и за десятилетия прогресса. Она давала человеку больше сил, многократно повышала устойчивость к огнестрельным ранениям, ускоряла регенерацию повреждённых тканей.
Побочным действием явилось радикальное изменение внешнего вида подопытных, поэтому и название у проекта «Вервольф», то есть оборотень. Наверное, люди и в самом деле принимали звериный облик, иначе как объяснить следы от когтей на полу лаборатории, крупнокалиберный пулемёт, клетки с бронестеклом и толстыми прутьями. Просто так принимать такие меры безопасности никто не будет.
Гитлер узнал об экспериментах барона и поручил ему создать универсальных солдаттак называемых убер-зольдатенспособных склонить чашу весов в глобальной войне на сторону Германии. То, что они выглядели не как люди, его не пугало, наоборот, в этом он видел сакральный смысл. Дескать, нелюди зачищают Землю от унтерменшев, освобождая жизненное пространство для избранных.
Всё! На этом первая тетрадь кончилась, а остальные я не то что прочитать, пролистать не успел. М-да, не густо. Одни общие фразы и никакой конкретики. Ладно, будем надеяться на русский авось, вдруг и на этот раз кривая вывезет.
Глава 3
Кортеж сбавил скорость, куда-то повернул и остановился, скрипнув тормозами. Я выглянул в окно. Мы стояли посреди белого, как хлопок, аэродрома, вдали хребтом диковинного зверя темнели верхушки каких-то деревьев. Метрах в двадцати отсюда неровными рядами высились тушки самолётов. В лунном свете они тускло блестели серебром, едва заметно покачивая крыльями. За ними виднелись купола ангаров и гребни крыш складских помещений.
На краю взлётного поля средневековой башней торчал цилиндр навигационной вышки. Жёлтые окна трапециевидной чаши ярко светились, щедро рассыпав вокруг колонны лепестки отражённого света. Рядом с каменной громадой жарился в лучах прожектора тонкий шест с ветровым конусом. Стоило ветру сменить направление, красно-белая «колбаса» тотчас поворачивалась в ту сторону и трепыхалась, будто хотела улететь за ним вслед.
Значит, мы не поедем в резиденцию на машине? спросил я, повернувшись к Максу.
Нет, бросил тот, глядя в кресло перед собой.
Прошло несколько минут. За это время мотоциклы из кортежа оставили «фюрерваген» в гордом одиночестве и куда-то уехали. Я подождал ещё немного и только решил спросить: когда будет наш самолёт? как в землю ударили широкие столбы яркого света. Они били откуда-то сверху. Что-то тихо гудящее и огромное, как кашалот, зависло над нами.
Я прижался щекой к стеклу, но ничего не увидел, кроме алмазного блеска косо падавших с неба снежинок. Я решил высунуться в окно и уже взялся за ручку стеклоподъёмника, как щелчок пистолетного затвора отвлек меня от этой идеи.
На вашем месте я бы этого не делал.
Я повернулся. Воронёный ствол «парабеллума» подрагивал на уровне моих глаз.
Сидите спокойно, вам это видеть не положено. Если дадите слово, я уберу пистолет, в противном случае оберфюрер изобразил губами звук выстрела и посмотрел мимо меня, словно уже видел на стеклах и потолке расплескавшиеся мозги.
Я кивнул, медленно убрал руку от двери, положил на колено и уставился в перетянутый резиновыми ремнями затылок шофёра. Что-то ударилось о крышу, я вздрогнул, инстинктивно поднял глаза к потолку, но тут же опустил, опасаясь реакции соседа.
Над головой что-то загудело, и «мерседес» плавно поплыл вверх. Я не удержался, скосил глаза к окну. За тёмным стеклом разматывающимся рулоном бумаги ползла белая скатерть аэродрома с серыми крестиками самолётов. Яркий свет делил её на две неравные зоны, и чем выше поднималась машина, тем шире становилась тёмная часть.
В серой темноте, за ограниченным холмами деревьев периметром, угадывались серебристо-чёрные пики леса. За ним извилистой лентой застыла скованная льдом река. По далёкому берегу, совсем уж на пределе видимости, ползла яркая звёздочка, за которой тянулся хвост из жёлтеньких точек. По-видимому, там шла железная дорога и по ней сейчас, пыхтя, катился локомотив.
Я недолго любовался окрестностями воздушной гавани. В окне показались круглые отверстия шпангоутов, и «фюрерваген» нырнул в красноватый полумрак. Через несколько секунд под ногами что-то с лязгом захлопнулось, я ощутил толчок и почувствовал, как колёса встали на твёрдую поверхность.
Равномерный гул извне усилился. Похоже, кто-то врубил невидимые двигатели на полную мощность, увозя нас в сторону австрийских Альп.
Через час будем на месте, объявил Шпеер и попросил водителя включить радио. В машину ворвался лающий голос Гитлера. Доклад об успехах Германии часто прерывался воплями толпы: «Хайль!» и громкими аплодисментами.
Речь длилась тридцать минут, а потом зазвучали военные марши с патриотическими песнями. Шофёр по знаку оберфюрера убавил громкость, и музыка тихо полилась в салон.
Я незаметно для себя задремал и проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо.
Приехали, Отто, выходите из машины. Отто, да проснитесь же вы! Фюрер не любит ждать!
Спросонья я не сразу понял, что тут делает этот фашист. Потребовалось несколько секунд, прежде чем до меня дошло: где я и кто рядом со мной.
Шпеер снова упомянул о Гитлере. Я живо представил себе этого ублюдка, его знаменитые усы, зачёсанные налево жидкие волосы, водянистые глаза. А ведь мне придётся жать ему руку! Я невольно посмотрел на свою ладонь и подумал: а вдруг у меня кожа покроется волдырями? Помнится, в детстве мы пугали друг друга: не трогай жабубородавки появятся!
Отто! услышал я недовольный окрик и вышел из машины. Сверху раздалось сильное гудение. Я осторожно приподнял голову, увидел длинную сигару дирижабля с огромными винтами в широких кожухах по бокам продолговатой кабины.
Воздушное судно удалялось, ощупывая лучами прожекторов каждую складочку рельефа. Светлые пятна бежали по заснеженным холмам, скакали по черепичным крышам, пока не взобрались на высокую стену ограждения. Скользнув по грубо обтёсанным камням, они вырвали из темноты фигурки автоматчиков. Часовые неподвижно стояли, держа оружие наготове и зорко всматривались в расчищенные от леса подступы к резиденции. Преодолев преграду, пятна заскользили по склонам гор, ныряя в тёмные овраги и прыгая по вершинам елей.
Пройдя несколько шагов, мы остановились у входа в белое здание с двускатной крышей. Справа и слева к дому примыкали длинные пристройки. Из прикрытых шторами окон тёплый свет падал широкими прямоугольниками на придомовую площадку. Солдаты полка охраны так тщательно вычистили её от снега и льда, что я разглядел крупные плиты камня, которыми она была вымощена.
Дальше вы пойдёте один, сказал Шпеер и кивнул солдату с карабином за спиной.
Охранник отворил высокую дверь с витражами, и я оказался в отделанной карельской берёзой прихожей: квадратная люстра из стеклянных трубок, две деревянные скамейки вдоль стен, напольные часы в левом углу. Здесь я нос к носу столкнулся с Гитлеромсутулым человеком в светлом кителе, тёмных брюках и чёрных ботинках. Ростом чуть ниже среднего, коротконогий, с широкими бёдрами и относительно узкими плечами. Он мало походил на тот образ, что я видел на плакатах в Берлине. Там фюрер выглядел намного лучше. На самом деле низкий впалый лоб, длинный нос, щёточка усов над бледными, плотно сжатыми губами и маленькие глазки фиолетового оттенка производили неприятное впечатление.
Хайль Гитлер! вскинул я руку в приветствии, прищёлкнув каблуками.
Добрый вечер, барон, хозяин Бергхофа покосился на часы, на которых восседал бронзовый орёл с широко расправленными крыльями. Птица держала в когтях свастику в венке и как будто охраняла ход истории от любого, кто вздумает перевести стрелки в ту или иную сторону. Вам повезло: ещё пять минути наш разговор состоялся бы в казематах Мюллера.
Я почтительно улыбнулся, передал возникшему рядом слуге шинель и фуражку.
Мой фюрер, я приехал сюда сразу, как только оберфюрер Шпеер передал мне приказ.
Фюрер кивнул, сделал приглашающий жест и повёл меня по коридорам обширного дома.
Мы шли, бесшумно ступая по красным ковровым дорожкам. Хрустальные люстры освещали обшитые деревянными панелями стены. Жёлтые с красноватым оттенком, они словно светились изнутри, отдавая накопленную деревьями энергию солнца. Филенчатые двери казались выпиленными из цельных кусков янтаря, а все простенки занимали картины в золочёных рамах.
Я отметил профессиональный подход к выбору полотен и даже подумал, что здесь наверняка есть работы, принадлежащие кисти хозяина. В начале века Гитлер неплохо рисовал, зарабатывая на жизнь уличным художником в Вене.
Из многочисленных комнат часто выходили девушки в баварских национальных костюмах. Одни с подносами в руках, другие с метёлочками для сбора пыли, третьи с книгами или какими-нибудь безделицами. Заметив нас, служанки делали книксен перед Адольфом, а со мной здоровались кивком.
Свернув за угол, мы прошли ещё несколько метров, пока не остановились у двери из капа-корня. Гитлер потянулся к бронзовой ручке, но та плавно повернулась, и в коридор вышла девица под метр девяносто с грудью больше, чем круглые корзины в её руках. Две чёрные косички задорно торчали в стороны. Малиновые бантики коррелировали с широкой шнуровкой на животе, серый сарафан по колено совпадал по цвету с красивыми глазами, лицо пламенело веснушками, а зубы соревновались в белизне с пышным лифом и коротким передником.
Мой фюрер, она присела в реверансе, блеснув отражённым светом люстры в начищенных пряжках кожаных башмаков. Я всё сделала, как велела фрау Браун.
Гитлер потрепал её по щеке:
Спасибо, Гретхен.
Девушка поклонилась и покраснела ещё сильнее. Я посторонился. Служанка протопала мимо, а я следом за хозяином вошёл в комнату метров пятьдесят в длину и столько же в ширину.
Здесь всё поражало воображение своими размерами. Толстые дубовые плахи делили высокий потолок на большие квадраты, из огромного панорамного окна во всю стену открывался вид на горный пейзаж, монументальные полотна старинных мастеров в резных рамах занимали две трети остальных стен, а нижняя треть целиком принадлежала декоративным решёткам из ценных пород дерева.
Даже мебель и та страдала гигантизмом. Гулливеровский шкаф, за стеклянными дверками которого в серебряных подставках из витой проволоки пылились какие-то дипломы, рядом с ним сверкающим водопадом застыла «горка» с наградами и подарками на прозрачных полках. Возле окна длинный стол на шести толстых ногах. На нём три фигуристых вазы с пышными букетами цветовбольшая редкость зимой.
Евина работа, с гордостью сказал фюрер, кивнув на цветы. Она сама их вырастила во-он в той тепличке. Он показал куда-то в нижний угол окна, потом взял меня под локоть и увлёк к другому столу, круглому и намного меньше в размерах.
Вокруг стола, в мягких креслах с обивкой из красного фетра, сидели Геринг, Гиммлерэтих я сразу узнал по их характерной фактуреи высокопоставленные вояки, судя по разнице в цветах формыпредставители армии, авиации и флота. Два кресла оставались свободными.
Фюрер указал на одно из них:
Прошу, и не дожидаясь, когда я сяду, направился к другому креслу.
Генерал-полковник с ёжиком серебристых волос и седыми усиками встал, сверкнув стёклышками пенсне, отодвинул своё кресло в сторону, чтобы вождь мог сесть без проблем и снова вернулся на место.
Господа, начал Гитлер, когда все расселись. Три месяца назад барон фон Валленштайн доложил об открытии, которое, по его словам, должно помочь нам в короткие сроки победить в затянувшейся войне. Он попросил о финансировании научного проекта. Я пошёл на встречу и приказал выделить необходимую сумму. Сверх того, решив форсировать разработки, я подключил к работам целый научный институт.
Он посмотрел на меня каким-то плотоядным взглядом.
Время вышло, барон, пришла пора доложить о результатах.
Диктатор удобнее устроился в кресле, скрестил ноги и положил на живот сцепленные ладони.
Я встал, негромко кашлянул в кулак, окинул взглядом высокое собрание.
Господа, несколько лет назад я, герр Альтхайм, и ещё несколько учёных из Аненербе провели экспедицию в забытый всеми уголок земного шара. Там мы искали доказательства существования древнейшей цивилизации, от которой ведёт род арийская раса
Я быстро приближался к концу первой тетради и уже готовился импровизировать, опираясь на рисунки из записной книжки, но в эту секунду Гитлер поднял указательный палец. Я замолчал. Фюрер трижды громко хлопнул в ладоши, и в гостиной появился тот самый солдат, которому я на входе отдал шинель и фуражку. Сейчас он нёс в руке пухлый пакет, в каких раньше хранили фотографии. Осторожно протиснувшись между Гитлером и лысеющим генералом с квадратным лицом, он положил свёрток на край стола и также тихо покинул комнату.
Фюрер показал на стол:
Прошу вас, барон, скажите: что вы видите?
Фотопакет из светонепроницаемой бумаги, ответил я, не понимая, к чему он клонит.
Вы ошибаетесь, Гитлер взял в руки пакет, сорвал с клапана защитную наклейку и вытащил на свет пачку фотографий. Это, он бросил снимки на стол, доказательства вашего обмана.
Я посмотрел на веер из чёрно-белых фотокарточек. Здесь были те же самые монстры, что я видел в записной книжке барона.
Вы обещали нам армию убер-зольдатен! визгливо крикнул Гитлер. Я вам поверил, дал денег, велел не мешать! А вы? Что сделали вы? Наштамповали этих ни на что неспособных уродов?!
Прошу прощения, мой фюрер, неожиданно вступился за меня Геринг. Его самодовольная морда кирпичом сильно выделялась среди этого «генштаба». С согласия барона я провёл несколько экспериментов на русских военнопленных. Испытуемые показали прекрасные результаты: они передвигались с молниеносной скоростью, рвали якорные цепи, как нити, кулаком пробивали брешь в бетонных стенах и стальной броне. Он повернулся ко мне:Ну что вы молчите, барон?
Я кивнул:
Всё верно, мой фюрер, так и было. Генерал-фельдмаршал Геринг действительно проводил подобные эксперименты.
И что потом? спросил человек в чёрных брюках и кителе с золотыми нашивками на рукавах. Адмирал, наверное, ну или кто-то в этом роде.
Они все сдохли, как мухи, ответил Геринг с глухим смешком.
Я об этом и говорю! снова взвизгнул Гитлер. Он вскочил с кресла и заметался по гостиной. Вы, барон, обещали нам целую армию непобедимых солдат! Где она, чёрт возьми?! Почему вы всё время подсовываете мне каких-то полудохлых уродов? Он прекратил мерять комнату шагами, подошёл к генералу с треугольными усами, положил ему руки на плечи. Почему танки Гудериана должны охотиться за вашими тварями по всему Берлину?
«Так вот откуда эти развалины», вспомнил я о руинах разрушенных в хлам домов.
Это было всего один раз, мой фюрер, прогудел Гудериан, обернувшись через плечо.
И что? Разве этого мало? Ваши танкисты должны громить дома в России, а не расстреливать их здесь на виду у всех. И это нам повезло, что его монстр, он оставил погон Гудериана в покое и показал на меня пальцем, не успел никого сожрать.
Я почувствовал, как у меня по спине побежали капельки холодного пота. Похоже, у Валленштайна дела вообще шли из рук вон плохо. Как бы мне в скором времени не пришлось и в самом деле отведать гостеприимства папаши Мюллера.
Гитлер заложил руки за спину и опять зашагал по комнате.
Ни на кого нельзя положиться, ни на кого. Кригер обещал ещё неделю назад решить вопрос с устойчивостью мутаций. И что? Где результат? спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.