Постараюсь скоро вернуться, сказал я, снял фуражку с вешалки и водрузил на голову.
Не надо! воскликнула Сванхильда, чем вызвала у меня неподдельное удивление: хоть бы постеснялась при муже так откровенно хвостом крутить. Тем временем «жена» подошла ко мне, стряхнула с погона невидимые пылинки, обняла за шею и, прижавшись губами к уху, прошептала:Фюреру нужен результат, тебеслава. Не торопись, милый, иначе всё испортишь. Лучше десять раз всё проверь, убедись, что всё работает, и только потом возвращайся с победой.
Она поцеловала меня по-дружески в щёку, стёрла следы губной помады, пошевелила пальчиками в прощальном жесте. Я кивнул и, не желая больше присутствовать при этом спектакле, вышел за дверь.
Сегодня погода радовала отсутствием ветра. Снежинки медленно кружились в прозрачном воздухе, падали на донышко фуражки, погоны, оседали на рукавах шинели, белыми пушинками ложились на сапоги.
Солнце давно уже скрылось за горизонтом, и на звёздном небе вовсю хозяйничала луна, придавая домам мистический вид. Я представил, как красиво здесь было до войны, когда город купался в огнях витрин, а фонари освещали улицы, по которым с весёлым звоном допоздна колесили трамваи. Жизнь так и кипела, повсюду слышался радостный смех, звучали весёлые голоса, всю ночь напролёт работали клубы, кафе и кинотеатры, в Берлинской опере каждый месяц шли премьеры.
Теперь всё было не так. Из-за комендантского часа и строгого режима светомаскировки красивый город каждую ночь погружался во тьму и замирал до следующего утра. Тишину нарушали только топот сапог армейских патрулей, робкие свистки паровозов, да тарахтение редких автомобилей.
И ради чего? Ради амбиций жалкого ефрейтора, мечтавшего поработить мир? Как это неправильно и глупо. Жизнь и так достаточно коротка и хрупка, чтобы тратить её по пустякам и уж тем более нельзя отбирать её у других лишь потому, что они с тобой не одной расы или племени.
Слева послышался нарастающий рокот мотора. Он всё приближался. Наконец показалась и сама машина с чёрными накладками на фарах. Сквозь узкие щёлки маскировочных устройств еле пробивались плоские пучки света. Их едва хватало, чтобы разглядеть хоть что-то впереди «опеля». Водитель буквально нащупывал дорогу, и я даже посочувствовал бедолаге.
Хорошо хоть снег и луна добавляют видимости. Мы ведь, чай, не по городу кататься будем, где всё строго по линеечке построено, а в горы поедем. Там и в обрыв сковырнуться недолго, чуть зазевалсяи привет: даёшь наглядную иллюстрацию силы земного притяжения! Может, зря я решил отправиться в горы на ночь глядя?
Пока я мысленно беседовал с собой, шофёр выскочил из машины, открыл пассажирскую дверь и с молчаливым почтением ждал, когда офицер соизволит сесть в салон. Это был тот же парень, что вёз меня домой из лаборатории в первый день моего пребывания в шкуре Валленштайна. Я не стал испытывать его терпениеда и морозец понемногу давал о себе знатьбыстро сбежал по ступенькам, удобно устроился на кожаном диване заднего сиденья и задремал.
Я проснулся легко, просто открыл глаза и понял, что больше не хочу спать. За окном, в серой прохладе раннего утра, тянулся горный пейзаж. Сейчас он выглядел не так красиво, как вчерашней ночью, да и горы здесь были не такие. Там всё больше встречались покрытые лесом, а здесь голые коричневые скалы с белыми проплешинами снега, тёмными изломами расщелин и зелёными пятнами сосняка.
До появления солнца над ледяными вершинами оставался ещё час, предрассветные сумерки постепенно размывались, словно капли чёрной краски в воде. Ночь не хотела отступать без боя. Остатки её отрядов медленно спускались с обрывистых склонов, прятались в засыпанных снегом ущельях, чтобы в конце дня снова начать наступление.
Мотор неуверенно тарахтел, часто чихая и переходя на хрип: сказывались низкая температура и разреженность воздуха. Всё-таки бензин из углясовсем не то, что горючка из нефти. В какой-то миг двигатель как-то странно закряхтел, потом послышался непонятный вой, машина задёргалась, грозя в любой миг остановиться.
Я испугался: остаться вдали от обжитых мест без связи, спутникового навигатора и поискового маякаудовольствие не из приятных. И в двадцать первом веке люди запросто в горах теряются, а в сороковых годах прошлого столетия пропасть без вести и вовсе проблем не составляло.
Автомобиль всё так же двигался рывками, а солдат за рулём не проявлял никакого беспокойства. Видимо, знал о возможностях машины и особенностях синтетического топлива.
Устыдившись собственного малодушия, я стал незаметно наблюдать за шофёром. Валленштайн наверняка ездил сюда и не раз, возможно, именно с этим унтершарфюрером за рулём, поэтому странность в поведении пассажира могла навести парня на ненужные мысли. В условиях слежки всех за всеми и повального стукачества в гестапо я не мог рисковать и на всякий случай начал прорабатывать в голове варианты ликвидации неудобного свидетеля.
К счастью, эсэсовец, не отвлекаясь, следил за дорогой: «опель» чуть ли не ощупью полз по узкому серпантину, почти вплотную прижимаясь бортом к отвесной скале. Круглое зеркальце на правой двери то и дело жалобно звякало, цепляясь за острые выступы породы, и грозило треснуть в любой момент.
Временами сквозь песню мотора до меня доносился шум камнепада. В такие мгновения моё воображение живо рисовало картинку: вылетевшие из-под колёс камни весело скачут по обветренным склонам, собирают по пути целый поток и грозной лавиной обрушиваются на дремлющие предгорья.
Меж тем горная тропа кончилась, машина покатилась гораздо быстрее. Даже тональность двигателя изменилась: он уже не перхал, не переходил с кашля на хрип, а работал по-прежнему ровно, монотонно гудя на одной ноте.
Пейзаж за окнами тоже поменялся: мы спускались под небольшим углом к давно потухшему кратеру. Изъеденные временем стены древнего вулкана сильно смахивали на свернувшегося кольцом дракона, дорога как раз проходила в том месте, где доисторический ящер пытался укусить себя за хвост. Я так и не понял: эта брешь естественного происхождения или её проделали с помощью изобретённого Нобелем динамита?
«Опель» проехал мимо зубастой пасти каменного динозавра и покатился по широкой равнине. Судя по её идеальной плоскости здесь всё-таки не обошлось без человеческого вмешательства.
Вдали показались белые кубики с чёрными точками. Как будто горные великаны играли в кости, но кто-то их спугнул, и они всё бросили и разбежались. По мере приближения дайсы росли в размерах и вскоре превратились в промышленные корпуса с тёмными пятнами окон. В стороне от них ровными рядами застыли аккуратные домики под красными крышами, ещё дальше виднелись полусферические ангары и длинные строения складов.
Миниатюрный городок окружал бетонный забор с натянутой поверх колючей проволокой. За преградой, с чисто немецкой педантичностью, через одинаковое расстояние возвышались пулемётные вышки с прожекторами. Сейчас мощные фонари не горели, зато по ночам их яркие лучи шарили по территории вокруг секретной базы в поисках лазутчиков и диверсантов.
Затормозив перед собранной из деревянных щитов будкой КПП, водитель приоткрыл окно, чтобы предъявить документы охраннику. В салон вместе с собачьим лаем, морозным воздухом и несколькими случайными снежинками ворвалось лёгкое потрескивание, как у высоковольтных линий. Похоже, колючка была под напряжением.
Часовой в серой шинели и каске поверх вязаной шапочки с застёгнутыми под подбородком ушками долго шевелил губами, читая пропуск. Клубы морозного пара вылетали из его рта, оседая белым кружевом на белесых бровях, коротких ресницах и едва заметных усиках. Наконец он вернул серую картонку с орлом над свастикой и несколькими рядами вычурно написанных слов, поправил за спиной автомат, так что тот громко стукнулся о жестяной тубус противогаза. Махнул рукой: проезжай, и, придерживая конец шлагбаума за тросик, приподнял его на достаточную высоту.
«Опель», фыркнув двигателем и скрипя снегом под колёсами, въехал за охраняемый периметр. Я повернулся, в овальное окошко увидел, как солдат, быстро перебирая руками, притянул деревянный брус к столбу и намотал тросик на крюк.
Потеряв к нему всяческий интерес, я стал глазеть по сторонам. Будто сошедшие с картинки модного журнала коттеджи замерли в пяти метрах друг от друга и от дороги. Возле фонарных столбов возвышались аккуратные штабеля нарезанного ровными кубиками снега. У одного дома стоял солдат с метлой, унтерштурмфюрер что-то говорил ему, показывая на тротуар.
Часто встречались патрули с собаками и простые солдаты. Вторые обязательно что-то несли в руках. Одни бумажные кульки, похоже, с конфетами, другие стопки книг и пластинки. Я так понял, эти парни получили сегодня увольнительную и решили приятно провести время.
В просвете между зданиями виднелся стадион. Там свободные от службы нацисты гоняли оранжевый мяч, левее них на турниках крутились двое эсэсовцев, ещё пятеро играли в снежки. Рядом отрабатывали приёмы рукопашного боя те, кому не повезло получить выходной. Офицер со стеком в руках зорко следил за ними и сразу вмешивался, если кто-то делал не так.
Городок оказался довольно большим. Мы долго крутились по улицам, пока «опель» не затормозил возле длинного строения с двускатной черепичной крышей и широкими окнами.
Из дверей выбежал невысокий пухлый человек в белом халате, медицинской шапочке и в очках с толстыми линзами. Они сильно увеличивали глаза коротышки и делали его похожим на лемура.
Доктор подскочил к машине, открыл дверь, не дожидаясь водителя.
Доброе утро, герр Валленштайн! бодро протараторил он. А я вас давно жду, сразу после звонка баронессы. Всю ночь не спал. Как дорога?
«О как! А у них здесь система оповещения работает ничуть не хуже, чем у нас, и без всяких сотовых, скайпов и прочих интернетов», подумал я, выбираясь из тёплого салона. Лицо тотчас прихватил морозный воздух.
Нормально. Ничто так не бодрит с утра, как добрая порция адреналина. Вы простынете, доктор, давайте зайдём в помещение.
Не беспокойтесь, странно захихикал Кригер, я изобрёл уникальный раствор, он отлично стимулирует иммунную систему и внутренние силы организма. Внутри меня пылает доменная печь. Вот, полюбуйтесь.
Доктор нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и сжал. Из кулака мгновенно потекла вода, словно внутри находился не снежок, а мешочек с брынзой.
Ну как? спросил коротышка, вытирая мокрую руку о халат, а другой поправляя сползшие на нос очки.
Впечатляет. Но я не пью этот чудесный эликсир, поэтому давайте всё-таки пройдём под крышу.
Да-да, конечно! доктор снова как-то странно захихикал и первым потрусил к входу.
Мы оказались в просторном светлом зале с четырьмя окнами, из которого в обе стороны тянулись длинные коридоры с рядами однотипных дверей. Односторонние стёкла окон давали прекрасный обзор местных красот, не пропуская ни одного кванта энергии наружу, поэтому с улицы казалось, что все домики пусты.
На самом деле, внутри кипела жизнь. Сотрудники в белых халатах выбегали с кипами бумаг и какими-то пробирками из одних дверей и исчезали в других, возле которых на вытяжку стояли солдаты с каменными лицами. Держа автоматы на уровне груди, они спокойно смотрели в одну точку перед собой, но при этом чувствовалось, что это спокойствие напускное. Готовность пустить в ход оружие читалась не только в их глазах, но и в телах. Казалось, внутри охранников спрятаны взведённые пружины. Малейший толчоки скрытая мощь вырвется на свободу, круша всё на своём пути.
Завидев нас, часовые вытягивались ещё сильнее, провожали поворотом головы, а потом снова застывали, как сфинксы. Попадавшиеся навстречу сотрудники фабрики прижимались к стенам, вскидывали руку и салютовали. Громкое «Хайль!» звенело в воздухе всю дорогу до лифта и даже там преследовало меня, эхом отдаваясь в голове.
Спуск длился недолго. По моим подсчётам, мы опустились на три этажа ниже уровня земли.
Доктор открыл сетчатую дверь, первым ступил на серый бетон пола. Подождал, когда выйду я, и повёл к видневшейся вдали гермодвери с огромным штурвалом посередине и длинными тягами ригелей. Под потолком ослепительно светились белые трубки ламп, крашеные синей краской стены, обвешанные плакатами геббельсовской пропаганды, отражали звонкое эхо шагов.
Внезапно в памяти вспыхнула лаборатория, ещё без пулемёта и бронированных стёкол внутри клеток. Вырвавшийся на волю вервольф уже убил лаборантов. Один висел на разорванных прутьях клетки, и окровавленные штыри торчали из груди. Другой лежал лицом вниз в расплывающейся луже крови, выпавшие из распоротого живота кишки валялись рядом бесформенной кучей. Двое изуродованных охранников застыли в разных позах на полу, третий стоял на коленях у стеклянного шкафа, с засунутой в разбитую дверцу головой. Окровавленные осколки лежали тут же кучкой драгоценных камней.
Ссутулившийся монстр со звериной мордой и гребнем выпирающих позвонков медленно приближался ко мне на полусогнутых. Из по-волчьи вытянутой пасти с двумя рядами косо загнутых клыков вырывалось зловонное дыхание, капала желтоватая слюна. Перетянутые буграми мышц длинные руки волочились по земле. Выгнутые дугой трёхгранные когти царапали пол, производя звук, с каким гвоздь скребёт по стеклу, и оставляли глубокие кривые борозды. Круглые глаза, не мигая, следили за мной.
Я стоял не шевелясь, чувствуя, как сознание зверя завладевает моим. Вдруг сзади раздались быстрые шаги, в тварь полетели гранаты, и кто-то дёрнул меня за шиворот. В следующий миг я уже лежал на полу, прижатый чьим-то телом.
В лаборатории несколько раз грохнуло, в стены ударила взрывная волна, забарабанили осколки. Тело на мне задёргалось, а я почувствовал, как что-то ужалило меня в руку.
Выждав какое-то время, я пошевелился. Спасший меня охранник кулем свалился на пол и уставился в потолок потухшими глазами.
Я встал. В ушах звенело, в воздухе пахло кислятиной сгоревшей взрывчатки, плавали клубы дыма и пыли.
Плечо саднило. Осколок прошёл по касательной, порезал одежду, глубоко рассёк кожу, но кость не задел. Я оторвал рукав халата, перетянул руку выше ранения, осмотрелся, разгоняя здоровой рукой пылевую завесу.
Сквозь серый туман медленно проступали тела. У кого-то не хватало руки, кто-то лишился ноги целиком или частично. Один труп вообще был без головы, её взрывом забросило на шкаф, и она оттуда смотрела на меня остекленевшими глазами. Повсюду валялись оторванные конечности. Чья-то рука зацепилась скрюченными пальцами за разорванный пополам и выгнутый прут и по капле сцеживала кровь в красную лужицу на полу.
Посреди побоища возвышалось нашпигованное осколками тело монстра. Из раскрытой пасти на пол выпал языкон чем-то напоминал розового червяс него всё ещё стекала вязкая слюна, от которой даже сквозь запах пироксилина и цементной пыли несло тухлятиной.
Покрытая серой шерстью гора какое-то время лежала неподвижно, пока вдруг не стала уменьшаться в размерах. Буквально за несколько секунд шерсть таинственным образом исчезла. Она не осыпалась, не сгорела в пахнущем серой пламени, а просто втянулась в кожу. Чудовищные лапы превратились в обыкновенные руки и ноги. Саблевидные когти быстро уменьшились в размерах, а там и вовсе испарились. Челюсти с треском ужимались, пока не приняли нормальный вид. Какое-то время из уже человеческого рта торчали ужасные клыки, но вот пропали и они, став обычными зубами. Последним трансформировался позвоночник. Он с хрустом выпрямлялся, втягивая в себя костяные гребни. Повисшая складками кожа стянулась, и я увидел труп заключённого с татуировкой номера на левой руке и лагерными лохмотьями вместо одежды.
Ещё одна вспышка памяти перенесла меня на улицы Берлина. Я с Фридрихом и каким-то парнем в защитном костюме оранжевого цвета и круглых очках, как у газосварщика, внутри дымящихся развалин. На улице сотрудники зихерхайтсполицай вместе с автоматчиками сдерживают гомонящую толпу, рычат двигателями танки; они разворачиваются, кроша лязгающими гусеницами кирпичные обломки.
Мы внимательно осматриваем руины, с хрустом ступая по стразам разбитого стекла. Уцелевшие стены, остатки потолка и пол в красных разводах и пятнах, повсюду косые царапины по четыре в ряд. Мебель расколочена, везде кучки окровавленных тряпок, в углу сломанная детская кроватка, рядом кукла смотрит на меня уцелевшим глазом. Половина головы оторвана и валяется неподалёку скорлупой кокоса, руки нет. В стороне игрушечный пароход с пробоинами в борту, под трёхгранными дырками алые отпечатки с чёткими следами папиллярных линий.
Тошнотворный запах крови висит в воздухе, его не может перебить даже чад от тлеющего на раскуроченной кровати матраса. Ни трупов, ни фрагментов телничего. Хотя нет, вроде вон из той кучи битого кирпича и штукатурки торчит чья-то седая от пыли рука в полосатых лохмотьях и с шестизначным номером на запястье.
Видения прошли так же внезапно, как и начались, я снова оказался в звенящем от эха коридоре в двух метрах от цели. Кригер топал на полшага впереди и что-то рассказывал о фабрике и особенностях производства «изделий».
Ну вот мы и пришли, сказал он, остановившись перед гермодверью. Сейчас вы всё сами увидите, господин барон.
Доктор легко повернул штурвал. Тяги сдвинулись, ригели с громким щелчком вышли из пазов, дверь смачно причмокнула резиновым уплотнителем и с мягким шипением повернулась на толстых цилиндрических петлях.
Мы переступили через высокий порог. Пока я разглядывал длинный коридор с люминесцентным потолком и стальными стенами, коротышка задраил шлюз, взял меня за локоть и чуть ли не потащил к зеленоватому окну во всю стену.
Герр Валленштайн, сказал он, когда мы остановились у железной полосы с круглыми шишечками заклёпок. Десяток таких перегородок делили прозрачную броню на равные квадраты через каждые два метра. Вы в смотровом зале для высоких гостей. Отсюда открывается прекрасный вид на производственную линию.
Кригер повёл рукой, словно приглашал меня взглянуть на конвейер с застывшими по бокам чёрной ленты стойками со сложной аппаратурой и странными приспособлениями. Опутанные проводами и прозрачными трубками механические руки с круглыми набалдашниками на концах напоминали роботов автоматизированного завода. Так и казалось, что сейчас резиновая река вынесет железный скелет будущего автомобиля, до поры спавшие машины оживут и, рассыпая искры, начнут поочерёдно приваривать различные детали.
Знаю, для вас это не в новинку, ведь именно вы изобрели это чудо, доктор с угодливым смешком подтолкнул очки к переносице, но я позволил себе внести кое-какие изменения.
Я решил немного поиграть лицом, нахмурил брови и постарался сделать взгляд сердитым.
О, нет! Ничего серьёзного, продолжил коротышка, никак не реагируя на меня. Основной период трансформации остался в неприкосновенности, я вмешался в последнюю стадию процесса и впрочем, к чему эти слова. Сейчас вы сами увидите.
Он дотронулся до стены. Стальная пластинка отскочила с лёгким щелчком, открывая ряд круглых кнопок. Гид нажал на одну из них, и транспортёр за стеклом ожил. Железные руки пришли в движение, из сферических наконечников выползли длинные металлические иглы, а на ящиках с электронной начинкой замигали разноцветные лампочки. В коридор через замаскированные динамики ворвался механический шум.
Конвейер начинался с ширмы из резиновых полос, делал плавный поворот и дальше, по прямой, шёл сквозь ряд готовых к атаке «скорпионьих жал». Ленты занавески раздвинулись, я увидел голого мужчину средних пропорций. Он что-то кричал, пытаясь освободиться, но простроченные жёлтыми нитками кожаные ремни прочно держали его на месте.
Транспортёр подвёз жертву к первому посту и заметно сбавил скорость. Манипуляторы с обеих сторон зажужжали, нацеливая иглы на беззащитное тело. Бедняга увидел сверкнувшие на кончиках жал блики и громко заорал.
Я повернулся к доктору Кригеру:
А почему процедура идёт без наркоза?
Сейчас морфий в полевых госпиталях нужнее, чем здесь, сказал он в ответ, но порозовевшая кожа и широко раскрытые зрачки выдали лжеца с головой. Ему нравилось слушать вопли жертв, а вид человеческих страданий доставлял удовольствие.
Тем временем пытки за стеклом продолжались. Чувствительные микрофоны улавливали каждый звук, и я слышал хруст, с каким иглы вонзались в тело. Силиконовые трубки задрожали, по ним потекли разноцветные жидкости, накачивая жертву химикатами и болью.
Крики усилились. Бедолага задёргался, одна из игл с треском переломилась и торчала из бедра сверкающим копьём. Голубоватый раствор толчками выливался из обломка, растекаясь лужицами по бледной коже подопытного, чёрной ленте конвейера и стальным плитам пола.
Несколько минут пленника пичкали какой-то гадостью. При этом транспортёр всё время двигался от одних манипуляторов к другим, а вместе с ним маленькими шажками перемещались и мы.
Наконец жуткие иглы остались позади. Человек уже не кричал, он сорвал голос и сейчас лишь сипло хрипел и дёргал головой. На его лице поселилась гримаса боли, по телу пробегали судороги, а в тех местах, куда влили раствор, остались крупные шишки.
Сейчас будет самый интересный момент, как он мне нравится, доверительно прошептал коротышка и вплотную приблизился к стеклу. Толстая оправа очков стукнулась о преграду, на которой появилось мутное пятнышкослед от участившегося дыхания.
Я почувствовал нарастающую в глубине живота дурноту, но продолжал смотреть, боясь выдать себя с головой.
Меж тем конвейер поднёс изуродованное тело к рядам изогнутых труб с распылителями на концах. Как только голова жертвы пересекла красный луч, лента транспортёра остановилась, из похожих на обычный душ рассекателей повалил газ и плотно окутал мученика белыми облаками.
Похожий на вату кокон шевелился, оттуда доносились странные звуки, словно кто-то шлёпал веслом по воде, потом скрытая под завесой жертва захрипела, захлюпала, забулькала горлом, как будто захлёбывалась кровью. Вдруг из динамиков вырвалась громкое рычание. Это произошло так неожиданно, что я вздрогнул. Кригер повернулся ко мне. Я увидел глаза маньяка и выражение неподдельного удовольствия на лице.
Вы тоже это почувствовали? спросил он, вынул из кармана платок и промокнул выступившие на лбу капельки пота. У меня на этом этапе кожа всегда покрывается мурашками. Но давайте смотреть дальше, скоро дойдём до моей инновации, он спрятал платок и снова прильнул к стеклу.
Я сглотнул, пытаясь сдержать подкативший к горлу упругий комок. Несколько вдохов по методу йоги помогли мне справиться с собой, и я продолжил наблюдать за процессом.
Коридор наполнился громким гудениемневидимые колонки воспроизвели гул включившихся внизу вентиляторов. Пелена выбросила отростки и стала похожа на уродливого осьминога. Белые жгуты потянулись к прямоугольным раструбам воздухозаборников, постепенно истончая оболочку.
Скоро сквозь дымчатое облако проступили неясные очертания. Новое тело мало чем походило на прототип и заметно превышало его в размерах. Спустя полминуты я увидел точно такое же чудовище, что мне подкинула память незадолго до экскурсии.
Вервольф опять громко зарычал, хищно клацнул зубами. Под редкой пока ещё шерстью заходили бугры мышц, вздулись огромныес палец толщинойвены. Кожаные путы натянулись, но выдержали, хоть и предательски затрещали.
Надо будет заменить фиксаторы, пробормотал Кригер, поглаживая подбородок. Браслеты из стали подойдут в самый раз. Вы согласны, коллега?
Я кивнул, наблюдая за тем, как острые когти беспомощно вспарывали воздух в миллиметрах от широких ремней.
А теперь приготовьтесь, сейчас будет самое главное.
Конвейер потянул монстра к последнему приспособлению. Оно чем-то напоминало мостовой кран, только вместо крюка на цепи висела железная сфера с круглыми оконцами по бокам. Внутри шара плескалась бурая жижа, и мне показалось, что в ней кто-то двигался. Приглядевшись, я различил чёрные щупальца, они постоянно извивались, скручивались в кольца и едва ли не завязывались узлом.
К этому времени оборотня доставили к месту заключительной операции. Из-под ленты конвейера с жужжанием выползли сверкнувшие в свете ламп стальные захваты. Четыре пары механических рук плотно прижали монстра к резиновому основанию, а пятая пара крепко схватила голову. Чудище зарычало и задёргалось в бесполезной попытке освободиться.
Загрохотала цепь, сфера стала быстро опускаться, я подумал, она ударит зверя по носу, но шар, покачиваясь, остановился в двадцати сантиметрах от морды. В глаза оборотню ударил яркий свет, из головных фиксаторов появились крюки, пролезли в пасть и широко раздвинули челюсти. Чудовище издало гортанный рык и снова попыталось вырваться из крепких объятий. Видимо, зажимы усилили давление, поскольку грозное рычание перешло в трусливый скулёж, а из разорванной губы брызнула кровь.
Косые лепестки на дне сферы с шипением скрылись в щели между стенок. Из звёздчатого отверстия с тихими щелчками полезла телескопическая трубка с резиновым загубником на конце. Чёрный наконечник плавно приблизился к раскрытой пасти, откуда с хрипом вырывалось дыхание, замер в паре сантиметров от выгнутого мостом языка.
Я застыл, предчувствуя какой-то подвох. Рядом со мной напрягся Кригер в надежде на скорое зрелище.
И оно произошло.
Из трубки хлынула бурая жидкость, а вместе с ней и длинные глянцевые черви. Монстр задёргался, вырываясь из крепких зажимов, жижа продолжала хлестать, и, чтобы не захлебнуться, ему пришлось проглотить паразитов.
Измученный желудок не вытерпел, я сложился пополам и мощным потоком изверг его содержимое под ноги доктору.
С непривычки всегда так, сказал Кригер, отходя в сторону от зловонной лужи. В первый раз и меня чуть не вырвало, но я сдержался. Хотите узнать, зачем это?
Я кивнул, достал из кармана платок, вытер губы.
Ваше изобретение гениально, барон, но при всех стараниях вы так и не смогли продлить монстрам жизнь. Они жили чуть больше суток, а теперь, благодаря инвазии, срок службы изделия увеличился до двух лет. Конечно, результаты получены умозрительно на основе анализов, экспериментального подтверждения пока нет, но, думаю, мои расчёты верны. Вы представляете, какие это сулит перспективы?
Представляю, доктор. Но зачем нам столь долгоживущие неконтролируемые особи? Ведь, если вы помните, помимо срока службы остро стояла проблема с управляемостью тварей.
Паразиты и здесь пришли нам на помощь! воскликнул коротышка и чуть не подпрыгнул на месте. Они выделяют нейротоксины, которые сильно раздражают центр агрессии в гипоталамусе, а поскольку тот расположен рядом с центром голода, то вот он прямой путь к дрессировке: выполнил задание правильнополучи еду. Твари новой формации беспрекословно слушаются приказов и выполняют их с поразительной точностью. Правда, жрут очень много и, как следствие, гадят. У некоторых по три раза в клетках убирать приходится.
Ну что ж, у каждой медали есть обратная сторона. Я заставил себя улыбнуться, на что Кригер ответил оскалом, означавшим у него улыбку. Спасибо за наглядную демонстрацию, доктор. Теперь я уверен: мы вовремя справимся с заданием фюрера.
Хайль Гитлер! заорал коротышка, застыв с вытянутой рукой.
Я ответил положенным воплем и посмотрел вниз. Пока мы разговаривали, конвейер унёс оборотня в другой зал, где, по словам доктора, шли испытания, и проходила первая в жизни чудовища кормёжка. Безумный учёный предложил понаблюдать за этим, но я отказался, сославшись на усталость. Мне с лихвой хватило процесса трансформации.
Возле машин с иглами суетились техники в герметичных костюмах со стеклянными шлемами а-ля аквариум. Осторожно касаясь набалдашников толстыми пальцами перчаток, они меняли повреждённые иглы, проводили какие-то тесты аппаратуры и что-то делали с трубками.
Ещё одна бригада работала возле сферы. Рядом с ними на тележке стояла бочка со знаком, отдалённо похожим на символ биологической опасности. Один из техников размотал опоясывающий бочку шланг и прикрепил к сфере. Другой взялся за рукоятку ручного насоса и стал дёргать её вверх-вниз. По тому, как задрожала гофрированная кишка, я понял, что в сферу закачивают новую партию гельминтов.
Поскольку больше в смотровом зале делать было нечего, Кригер предложил пройти в столовую. Я хотел сперва отказаться: перед глазами всё ещё стоял захлёбывающийся червями монстр, но потом передумал и согласился. Всё-таки бутылка сельтерской, несколько кусков колбасы и сыр вряд ли сойдут за полноценный обед.
За столом доктор болтал не умолкая. Он постоянно хвастался об успехах улучшенной технологии, рассказал о способностях обновлённых вервольфов. По его словам, они стали практически неуязвимы. Паразиты в процессе жизнедеятельности выделяли в кровь хозяина особое веществокатализатор регенерационных процессовблагодаря ему порезы затягивались за доли секунды, раны от пуль заживали немногим дольше, а шрамы рассасывались за считанные минуты.
Помимо этого, значительно выросла выносливость тварей: они могли пробежать сотню километров без передышки, по двое суток обходиться без воды и переносить груз, в пять раз превышающий массу тела.
Ограничением служило лишь постоянное желание есть. Передвижные пункты продовольствия должны были неотступно следовать за оборотнями, чтобы те не промышляли охотой. Поскольку твари отличались всеядностью, никто не мог поручиться за то, что они не станут нападать на людей.
Но и здесь есть плюсы, сказал доктор, помахивая передо мной наполовину обглоданной куриной косточкой. Зверушек можно отправлять на зачистки вражеских территорий, поиски партизанских отрядов или сбрасывать на самолётах в тыл противника. Группа из пяти особей за сутки легко вырежет городок с населением в пятнадцать тысяч! Это ж какие перспективы, господин барон!