Не станем впредь, пообещали лешие.
Глава третья. И родишь деда скифского царя Ковыля
Кто упер хомуты?!
Лес свистнул Грома, и тот сразу же прискакал.
Где тут поблизости люди живут? спросил отрок.
А поезжай-ка, милок, против воды, отвечал с земли бывший сосновый.
Сейчас он был тминным, потому что упирался макушкой в зеленый зонтик травы. Верст через пять будет удобный брод, там переправишься и двигайся на юго-запад. Выйдешь к Мане, где удобные броды. К ночи доберешься до высокой горы. Места там красивые, много дичи. Голодным не останешься. А дальше переход на полдня инате вам! Козырный город. Только там коня-то у тебя отымут
Небось не отнимут, сказал Нов и толкнул жеребца коленями. Но-о, хлебоясть.
А за водой не ходи, посоветовал ему вслед березовый, ныне осоковый. Там полным-полно ютов.
Ты еще меня учить будешь? отмахнулся Лес. У кого дед-ведун, в ком его кровьв тебе или во мне?
Гром легко поскакал по заливным лугам, вышли к броду. Перебрались на левый берег и двинулись по тропе через тайгу от Мины к Мане. Дорога была неутомительной. Нов подстрелил прямо с коня краснобрового глухаря, клевавшего камешки на плесе лесной речушки, на левом берегу Маны устроил привал. Прекрасно пообедал. Переночевал у высокой горы, а назавтра ближе к вечеру вороной вышел к Козырь-граду.
Когда впереди показались кривые да косые стены домов, Лес подумал, что не стало у лесного рода настоящих мастеров-кудесниц, чтобы наложить заклятие красотой на творения рук человеческих.
Мама, мама, подумал Нов, зачем умерла родами? Вон какая неприглядная картина открывается издали. Вблизи-то заклятия действуют, ничего кривого-косого не разглядеть, если не всматриваться слишком уж пристально. Издалека же пригожести не видно, срам да безобразие. То ли дело раньше кудесницы были, мама например. Такую красоту, бывало, наведут, аж зажмуришься. И хоть вблизи, хоть вдали стой, красота и есть красота, видна рука мастерская. Теперь не то
Лес притормозил и задумался: как в город въехать, чтобы ни его, ни Грома не признали? Напустить личины на себя и коня? Так в городе полно колдунов и ведьм, им глаза не больно-то отведешь. А еще вещуны, эти мысли услышать могут. Вдруг да ютам сообщат?
А чего я, собственно, маюсь, подумал Нов. Козырь-градгородок тыловой, стенами не обнесен, ворот с патрулями не имеет. Так что въеду в месте понезаметней, найду избу с краю, попробую пристроить коня и обменять одежду. Кто меня в посконной-то рубахе и штанах признает? Ведь разыскивают беглого ученика ютшколы.
Лес выбрал домик явно небогатый, завел Грома во двор. На крыльцо вышла женщина.
Здравствуй, мальчик, сказала она. Кого разыскиваешь?
От горя лытаю, ответил отрок. Укрыться бы мне, меня юты ловят.
Юты? нахмурилась хозяйка. На что ты стражникам сдался? Украл чего?
Нет, сказал Нов. Я же не мазурик какой. По ярмаркам кошелей не режу.
А отчего тогда к стражникам в немилость попал?
Да не к стражникам, к ютам. Беглец я, признался пацан. Из школы ютовой смылся.
То-то я гляжу, хитро прищурилась хозяйка, форма на тебе голубая. Уж не ютшколы ли ученик, прикидываю.
Оттуда, вздохнул Лес.
Везет же некоторым.
Да в чем же везение?
В ютшколу не всякого-разного берут, это любому известно. Всяк туда попасть мечтает, да не каждого берут. Школы той выученики при Дворе живут, с самим Кедом Роем за одним столом сиживают.
Больно высока для меня честь, рассердился Лес. : И вспомни, что пока при Дворе окажешься, нужно сперва в Ютландии повоевать неизвестно с кем и за что. Убьют ненароком за чужие интересы, вот тебе и весь Двордомовина сосновая.
Ты чтотрус? удивилась женщина. Чем тебе в Ютландии плохо? Золота у них навалом, не знают, куда девать. Набьешь мешок и вернешься назад. Станешь при Дворе жить, хреном кедры околачивать.
Брат у меня оттуда вернулся, хмуро сказал Нов. Привез золота мешок с себя весом, да через полтора года и помер. Во Двор его не взяли, на кой им израненный? Уж как его дед лечил! Он у меня ведун, а значиттравознатец великий. Даже прострел-трава не помогла, змеиная травка. Чего только дедуля не делал. В волка внука обращал, чтобы на нем, как на собаке, заживало, ничего не помогло. Так и лег брат мой в земляную постель, дерновым одеяльцем накрылся
А болтали-то, вздохнула хозяйка, кто школу ютову закончитвсю жизнь с золота есть будет.
Коли раньше головой в кусты не перекинешься, сказал Лес. И не трус я, а лесич, но не хочу, как пес, нападать на любогов кого хозяин пальцем ткнет. Мы из лесного рода, и хозяев над нами нет Так поможете мне?
Помогли бы с великим удовольствием, сказала хозяйка. Вижу, что человек ты храбрый, но умный, а одно другому вредит. Вот. Да незадача в том, что на хозяина моего хомут наложили, мается, бедолага, света белого не взвидел.
А кто наложил-то?
Да уж известно кто: Филиха. За огороды у нас с ней пря пошла. Она говорит: моя земля, а мужик мой: врешь, ведьма! Слово за слово, срамом по столу, третий день супруг мой ревмя ревет, а помочь некому. Филиха всей округе известна, ни один колдун заклятия черные снять не решаетсяФилихи боятся. Всех запугала. И откуда только такие ведьмы злые берутся? Остальные-то люди как люди, ничего от них плохого не видели. Утянут разве стакан молока у коровки, но кто внимание на такие мелочи обращает? Пользы-то от них куда больше. Вспомнить хотя бы, как колдуны с ютроллями-то храбро бились, кабы не они, может, и битву бы нам не выиграть
Пошла молотить, цепа не нужно, не больно-то вежливо прервал болтушку Нов. Давай-ка вот как сделаемся. Ты коня моего пристрой, а потом пошли в избу. Погляжу на твоего хозяина. Глядишь, чего и придумаем, найдем способ хомут снять.
А Филихи не боишься?
Пусть она меня боится, сказал Лес.
Ой, тебя, видать, Батюшка нам послал
В избе на лавке постанывал огромный бородатый мужик-хозяин. На лице его гроздью переспелой брусники пламенел преогромный бугристый нос. Дышал хозяин тяжело, задыхался, хватая, как рыба, ртом воздух.
Ой, смерть моя неминучая, причитал он. Удушила вконец Филиха проклятая.
Сам видишь, как мужик мой мается, Кос Тенкин. Помоги, парень, век благодарны будем.
Попробую, просто сказал Нов. Склонился над Тенкиным, разглядывая носопатку заклятого. Раздуло ее так, будто у мужика и впрямь не нос, а член прирос. Точно: надела хомут Филихасинела вокруг багряного носа полоса-рубец, дышать не давала. Лес протянул пальцы к сопатке тенкинской, повел по рубцу. Подцепил ногтем основание хомута и давай мотать на средний палец виток за витком. Нос Тенкина тут же побелел, задышал мужик широко и привольно, только вот рубец обвивал теперь палец отрока наподобие злого перстня. Жал-давил, огнем жег. Ну, это не страшно. Огонь на огонь!
Где печь, хозяйка?
Дак в летнике. Эту печь по теплу-то не топим. Нов вышел вслед за хозяйкой на летнюю кухню и сбросил хомут в топку. Пламя хлестануло из печи, словно горыныч огнем плюнул. Отрок прикрыл дверцу и обернулся к женщине.
Таким вотом, пояснил он, демонстрируя растопыренные пальцы, чистыебез хомутов.
Кос Тенкин сидел на лавке, растирая онемевший нос и посылая по Матушке Филиху, а с нею вкупе и всех прочих ведьм. Но дышал он прекрасно, с беглого взгляда было видно, что мужик оклемался.
Как тебя кличут, мальчик? спросила женщина.
Лесом зовут.
Будем теперь знать, за кого просить Батюшку.
Да ладно, чего там, засмущался Нов.
Нетушки, заявил Кос, нельзя это дело считать за нарошешное. На пласт ведь уложила, злыдня А ты, Лесок, не можешь ли Филихе хомут наложить в отместку? Чтобы неповадно было добрых людей мучать. Она-то, Филиха, не меня одного уложила, весь околоток стонет, лихоматом клянет проклятую
Ой, не связывайся с Филихой! запричитала Тенкина. Она хомуты не только на людейна коров накладает. Разнесет вымя кормилице, вместо молока кровь идет. Да что там коровы-лошади! Она-то, Филиха, хомут одеть может на овощ даже. Сама видела: пошептала над редькой кого-тотак на редьке кругом, кольцом почернело.
Слушая бабьи причитания, Нов решил, что ведьму следует приструнить. Совсем распустилась, злее юта лютует.
Вот что, Тенкина, сказал он, неси сюда ступу да пест, а со двора притащи собачьи хохоряшки.
Хозяйка безропотно принесла посуду из кухни и собачий помет с улицы. Но когда Лес бросил хохоряшки в ступу и принялся толочь, бабье сердце не выдержало.
Ты кого это ладишь? запричитала она. Экое дерьмо в чистую посуду поклал! Ты меня за чернолапотницу держишь, какая из избы выходит, а след за ней на снегучерный, ли чо ли? Яаккуратистка, и мужик мой то подтвердит. Не так ли, Косюшко?
Цыть! рявкнул мужик. Пущай ладит! Видно, жажда мести жгла его изнутри.
Лес напрягся, и с пальцев его в ступу стекло пять языков огня. Хохоряшки потемнели и съежились. Нов принялся мельчить собачий кал в муку.
Вот, хозяйка, сказал он, возвращая ступу. Порошок подсыпь Филихе, она свои злые способности и потеряет.
Да как же я ей подсыплю-то? озадачилась баба. Я в гости к имя не ходок, да и она нас своими гостеваниями не шибко-то балует Вот ежели бы впотай к ей прокрасться, так стыдно навроде лихого человека в чужу избу лезть. А ну соседи увидят? Какая такая дурная слава про меня пойдет? Как я имя в глаза смотреть стану?
Ладно, решил Лес. Сейчас сама прибежит. Пошли в летник.
Нов и хозяева перешли в пристройку. Отрок выбрал небольшой горшок, влил полкружки воды и поставил на огонь. Бросил туда корешок тирлича из кошеля.
Сейчас прибежит, сказала Лес. Как войдет, ты, хозяйка, возьми ухват и поставь кверху ладом, чтобы сразу не убегла. А ты, хозяин, гляди в горшок. Как закипит, сейчас представляй себе Филиху и зови шепотом.
Сам тем временем размешал хохоряшки с водой и на стол выставил. Вода в горшке закипела, и через пару минут приметелила Филихастарая обрюзгшая баба. Влетела, глянула в глаза Лесу и попыталась выскочить вон. Но тут уждудки. Тенкина успела поставить у дверей ухват рожками вверх, и Филиха шлепнулась жирной задницей на лавку, будто ком теста шмякнулся.
А выпей-ка, милая, слащавым голосом предложил Лес и протянул ведьме чашку с хохоряшками.
Тьфу! отплюнула Филиха, попробовала приподняться, но опять села на жопу. Как видно, поняла, что ухват ее из избы не выпустит, придется пить. Давай уж, изверг.
Взяла чашку, глотнула и тут же сползла на пол. Изо рта ее пошла пена, тело в припадке билось о лавку, затем скатилось вниз. Хозяева и Нов молча следили, как ведьма каталась по полу, рвала на себе волосы, а изо рта так хлестало, так хлестало
Заблевала Филиха весь пол и помаленьку утихла, встала на карачки и жалобным голосом сказала юному чародею:
А ведь ты, голубы глаза, решил меня.
А ты-то чего? оправдал гостя Кос. Пошто меня испортила?
А корову нашу кто извел? не смолчала и Тенкина. Пошто из скотины заместо молока кровь хлобыстала?
Да не порешил я тебя, сказал Лес, а зло выпустил. Жива-здорова будешь, лишь злую силу потеряешь. И ни один колдун его тебе не вернет. Пытаться станешьтогда и помрешь. Подумай хорошенькопотеря не столь велика: можно и добром жить, людей хороших не морочить, скотину не обижать, огородную овощ не засушивать.
Филиха поднялась и на нетвердых ногах пошла вон из пристройки. И рожки ухвата не помешали, верная примета, что злая сила пропала.
Ну, Косюшка, спросила хозяйка, как теперь Лесика благодарить станем?
Да я хучь кого, последнюю рубаху отдам, жизнь за его положу, какую он спас от смерти позорной. И не мне одному помог, знаю, что вся округа вздохнет теперь спокойно.
Сейчас стол накрою, засуетилась женщина, распахнула западню и скатилась в подполье. Минут через пяток стол в горнице был накрыт солеными грибочками, мочеными ягодами, копчеными мясом и рыбами: харюзами да таймешками, линками да осетрами. Возникли на столешнице лагушок с хмельным медом и лагушок с вином ягодным, а хозяйка все носилась от печи к столу, что-то жарила-парила.
За добрую встречу, Лесик, провозгласил хозяин, наполняя кружки пенным напитком.
Нет, сказал Нов, этого мне пока не надобно. Мал еще хмелем баловаться. Ты уж выпей за здравие, и хозяйка пусть пригубит, а мне слей брусничной воды, то и хорошо будет.
Таким вотом Леса накормили-напоили и спать уложили. С утра истопили баньку, Нов попарился вволюшку, похлестался березовым веничком, распарил косточки, отвел душу. В ютшколе не было настоящей бани, одни души-дождики, да жесткий-прежесткий банщик вместо мягкого банничка.
Тенкины приготовили ему чистую одежду: светло-зеленые посконные штаны и рубаху, а также новые портянки. Лес взял в руки рубашку и почувствовал, что наговора от стрел она не имеет. Но дареному коню в зубы не смотрят. Да и сам с усам: умеет наложить такое крепкое заклятие, что не только стрелы отклоняться станут, но и мечи Стоп, сам себе скомандовал Нов, вот этогоне надо. Слыхал он про наговоры, после которых от рубах клинки отскакивали, точнее, скользили, но знал и другое, дед объяснял: человек, носящий одежду с такой силы заклятием, начинает чахнуть. Коли не сниметугаснет за год-два. Выберу время, решил Лес, сотворю простое заклятие. На том и успокоился. Надел рубашку, натянул порты. Обулся.
День был базарным, и юный чародей отправился потолкаться по торговым рядам. Товаров было полно, ряды ломились от свежего и копченого мяса, разной рыбы и ягод. Громоздились мешки с зерном, гирляндами висели сапоги и женские ботинки, лежали штуки материи. Лавки лопались, переполненные пушным товаром. Штаны, рубахи, сарафаны, лентывсе яркое, цветное. Торговали конями и коровами, овцами и поросятами, ловчими ястребами и пестрыми говорящими кукшами. Чего только не было. Но цены нельзя было назвать низкими. В княжестве скопились излишки золота.
Страна нуждалась во внешней торговле, это Лес понимал, недаром был выпускником ютшколы: экономика была одним из предметов, изучаемых на старшем курсе. Но торговали разве что с северянами, оленными людьми. Торговле с западными и восточными соседями, считал отрок, мешали юты. Их почему-то не устраивали дружеские отношения ни со степняками запада, ни со всадниками востока. Да и немного их былососедей. Жили они мелкими племенами, не наторгуешься. А с южанами торговли практически не было из-за трудностей сообщения: почти непроходимые горы и Безводное Место разделяли лесной народ с желтокожими владельцами драконов. Шелка у них были хороши. Но и стоили немало, потому что караваны желтокожих купцов редко-редко добирались до таежных пределов Лесного княжества. А сами лесичи не могли к ним попасть, потому что не имели выносливых двугорбых лошадей, способных пройти Безводное Место.
Развлекаясь, Лес уставился на тугой кошель препротивного вида юта. Ютант ходил по базару с брезгливым выражением на лице, все ему не нравилось. Ткани он брал щепотью и презрительно морщил нос, нюхал копчености и картинно отплевывался. Продавцы смотрели на его проделки вроде бы равнодушно, но в душе костерили в Матушку и Первоматушку, это Нов чувствовал как вещун.
Лес понюхал ладошку, она еще пахла соком тирлича. Тогда чародей сосредоточился на завязках кошеля, развязывая хитромудрые узлы. Увидел, что кошель валится в песок, и осторожно, чтобы не заметила базарная публика, выставил ладонь в его сторону. Кошелек голубком порхнул в руку, Лес зажал его в кулаке. Стыдно ему ничуть не было. Помнил примету, что, сколько с юта ни возьми, у того взамен вдвое прибудет.
Кошель уютно устроился у него за пазухой, когда Нов вещун-слухом почувствовал пристальное к себе внимание. Чей-то взгляд буквально буравил его затылок. Лес чуть развернулся и скосил глаза. Батюшки! Тон Киннадзиратель набора из школы ютов. Как он здесь оказался? Через пару дней выпускной вечер, а до школы как раз два дня пути. Похоже, что Тон признал подопечного. Что же делать? Бежать? А если Кин поднимет крик? А вдруг еще и видел трюк с кошелем? Беглец, да еще вор Выбросить деньги, пока не схватили? Наоборот, привлечешь к себе из
лишнее внимание. Может, Тон Кин и не видел ничего. А если напустить на себя личину? Сумеет ли он отвести глаза надзирателю, знавшему Нова как облупленного? Сомнительно. И менять личину нужно уж никак не на глазах Кина