Я делала ужасные вещи, прервала его Даклар, опуская взгляд к земле, к своим ногам, затянутым в матерчатые мешки на концах черных штанин. Но я хожу к скульптору личности, принимаю лекарства. Лечение только началось, но я уже чувствую себя не такой злой.
Понтер имел некоторое представление о том, через что прошла Даклар. Она не только потеряла партнёршу, которую делила в Понтером; задолго до этого она потеряла партнёра, Пелбона, которого однажды утром увели принудители. О, потом он вернулся, но не весь. Его подвергли кастрации, и их отношениям пришёл конец.
Понтер был неимоверно потрясён смертью Класт, но у него хотя бы оставались Адекор, и Жасмель, и Мегамег они помогли ему справиться. Как же тяжёло должно было быть Даклар, у которой ни Пелбона, ни детей.
Я рад, что тебе лучше, сказал Понтер.
Лучше, подтвердила Даклар, снова кивнув. Я знаю, что мне предстоит долгое лечение, но да, мне полегчало, и я
Понтер ждал, что она продолжит, но она молчала.
Да?
Ну, сказала она, пряча глаза, просто, я вроде как одна Она снова замолкла, но потом продолжила без вмешательства Понтера: И ты тоже один. И, в общем, когда Двое становятся Одним, чувствуешь себя таким одиноким, когда не с кем провести время. Она коротко взглянула ему в лицо, но снова отвернулась, словно боясь того, что может увидеть.
Понтер был озадачен. Однако, если подумать
Даклар была умна, а это всегда влекло Понтера. А в её волосах серебрились восхитительные серые пряди, сплетаясь с натуральными каштановыми. А ещё
Но нет. Нет. Это безумие. После того, что она сделала с Адекором
Понтер почувствовал покалывание в челюсти. Это иногда случалось, хотя чаще зимой поутру. Он поднял руку, чтобы почесать это место сквозь бороду.
229 месяцев назад ему сломали челюсть, и сделал это Адекор они поругались из-за пустяка. Не приподними Понтер в тот момент голову, удар Адекора убил бы его на месте.
Но Понтер вскинул голову вовремя, и, хотя половину нижней челюсти и семь зубов пришлось заменить искусственными дубликатами, он остался жив.
И он простил Адекора. Понтер не выдвинул обвинений, и Адекор избежал скальпеля принудителя. Адекор прошёл курс лечения по контролю гнева, и за все месяцы, что минули с тех пор, он ни разу не замахнулся на Понтера или кого-либо ещё.
Прощение.
Он много беседовал с Мэре там, в её мире, о её вере в Бога и о человеке якобы его сыне который пытался научить прощению народ Мэре. Мэре была последовательницей учения этого человека.
Ведь, в конце концов, Понтер и правда один. Невозможно было предсказать, что Верховный Серый совет решит по поводу открытия портала в мир Мэре; и даже если они всё же решат его открыть, у Понтера не было абсолютной уверенности в том, что портал непременно откроется.
Прощение.
То, что он дал Адекору полжизни назад.
То, что система верований, которой придерживалась Мэре, ценила больше всего на свете.
И, по-видимому, то, в чём Даклар сейчас нуждалась больше всего.
Прощение.
Хорошо, ответил Понтер. Ты должна помириться с Адекором. При этом условии я готов забыть о вражде, которая возникла между нами в связи с последними событиями.
Даклар улыбнулась.
Спасибо. Но потом замолчала, и её улыбка померкла. Ты не возражаешь против моей компании пока дети не освободятся, конечно? Я всё ещё табант Меги, и они с Жасмель всё ещё живут в одном доме со мной, но я знаю, что тебе нужно побыть с ними, и не буду мешать. Но до тех пор
Она замолкла, не договорив, но её глаза снова на короткий миг встретили взгляд Понтера, и в них было явное предложение заполнить пустоту.
До тех пор, сказал Понтер, принимая решение, да, до тех пор я буду рад твоему обществу.
Глава 4
Лаборатория Мэри в Йоркском университете выглядела такой же, какой она её оставила; несмотря на все, что произошло с ней в последнее время, прошло всего тридцать три дня с тех пор, как она была здесь в последний раз.
Дария Клейн одна из аспиранток Мэри определённо регулярно наведывалась сюда в её отсутствие. В её углу всё было переставлено, а диаграммы на стене свидетельствовали, что секвенирование древнеегипетской Y-хромосомы идёт полным ходом, и многие пустые места уже заполнены.
Арне Эггебрехт из Музея Пелицеуса в германском Хильдесхайме предположил, что египетская мумия, купленная недавно на распродаже старого парка развлечений в Ниагара-Фолс это на самом деле Рамзес I, основатель династии, включающей Сети I, Рамзеса II (которого в «Десяти заповедях» играл Юл Бриннер), Рамзеса III и царицу Нефертари. Мумия сейчас хранилась в Университете Эмори в Атланте, но образцы ДНК были присланы на анализ в Торонто; лаборатория Мэри была мировым лидером в области извлечения древней ДНК, благодаря каковому факту она и познакомилась с Понтером Боддитом. В отсутствие Мэри Дария достигла значительного прогресса в деле с предполагаемым Рамзесом; Мэри одобрительно кивнула.
Профессор Воган?
У Мэри ёкнуло сердце. Она повернулась. В дверях лаборатории стоял высокий худой мужчина за шестьдесят. У него был глубокий грубый голос и прическа под Рональда Рейгана.
Да? ответила Мэри. Она почувствовала тошноту; мужчина загораживал единственный выход из комнаты. На нём был тёмно-серый деловой костюм с серым шёлковым галстуком узел галстука ослаблен. Мгновение спустя он вошёл в лабораторию, выудил из серебристого кейса визитную карточку и протянул её Мэри.
Она взяла ей, смутившись того, что её рука предательски дрожит. Карточка гласила:
«Синерджи Груп»
Дж. К. (Джок) Кригер, Ph.D.
Директор
Там был логотип: изображение земного шара, аккуратно разделённого надвое. На левой половине океаны были чёрные, а континенты белые, на правой наоборот. Почтовый адрес указывал на Рочестер, штат Нью-Йорк, а адрес электронной почты оканчивался на «.gov», что указывало на принадлежность организации к правительству США.
Чем могу помочь, доктор Кригер? спросила Мэри.
Я директор «Синерджи Груп», сказал он.
Да, я прочитала. Никогда не слышала о такой.
Пока о нас никто не слышал, и мало кто услышит. «Синерджи» правительственный мозговой центр, собиранием которого я занимаюсь последнюю пару недель. Мы взяли за образец корпорацию «RAND», хотя и в меньшем масштабе, по крайней мере, на текущем этапе.
Мэри слышала о «RAND», но мало что знала о ней конкретного. Но всё-таки кивнула.
Один из наших основных источников финансирования INS, сказал Кригер. Мэри вскинула брови, и Кригер пояснил: Служба иммиграции и натурализации США.
Ах, сказала Мэри.
Как вы знаете, инцидент с неандертальцем застал нас застал всех со спущенными штанами. Всё закончилось фактически раньше, чем успело начаться, а мы первые несколько дней считали, что это ещё одна дурацкая газетная утка как сообщение о встрече с йети или о появившемся на сушёном черносливе лике Матери Терезы.
Мэри кивнула. Она сама не сразу в это поверила.
Конечно, продолжал Кригер, есть вероятность того, что портал между нашей и неандертальской вселенными больше не откроется никогда. Но если это всё-таки произойдёт, мы должны быть к этому готовы.
Мы?
Правительство Соединённых Штатов.
Мэри почувствовала некоторое напряжение в области позвоночника.
Портал открылся на канадской территории, так что
На самом деле, мэм, он открылся в миле с четвертью под канадской территорией, в Нейтринной обсерватории Садбери, которая является совместный проектом канадских, британских и американских организаций, включая Университет Пенсильвании, Вашингтонский университет, а так же Лос-Аламосской, Лоуренсовской и Брукхейвенской национальных лабораторий.
О, сказала Мэри. Она этого не знала. Но шахта «Крейгтон», в которой находится обсерватория, принадлежит Канаде.
Точнее, канадской публично торгуемой компании «Инко». Но послушайте, я здесь не для того, чтобы спорить о суверенитете. Я просто хотел дать вам понять, что у США есть законные интересы в этом деле.
Хорошо, ледяным тоном ответила Мэри.
Кригер помолчал; он явно чувствовал, что слишком уклонился от темы.
Если портал между нашей и неандертальской вселенными снова откроется, мы хотим быть готовыми к этому. Защита портала не выглядит большой проблемой. Как вы, возможно, знаете, на командование двадцать второго крыла канадских ВВС, которое базируется в Норт-Бей, возложена задача обеспечения безопасности портала от вторжения или террористических атак.
Вы шутите, сказала Мэри, хотя и подозревала, что вряд ли.
Нет, не шучу, профессор Воган. И ваше, и моё правительство относятся к ситуации очень серьёзно.
А какое отношение к этому имею я? спросила Мэри.
Вы идентифицировали Понтера Боддета как неандертальца на основании анализа его ДНК, так?
Да.
С помощью такого рода анализа можно идентифицировать любого неандертальца? Можно ли надёжно определить, что данное лицо является неандертальцем или человеком?
Неандертальцы и есть люди, сказала Мэри. Мы принадлежим к одному роду Homo. Homo habilis, Homo erectus, Homo antecessor если считать его отдельным видом Homo heidelbergensis, Homo neanderthalensis, Homo sapiens. Все мы люди.
Признаю свою ошибку, сказал Крикер, кивнув. Как мы должны себя называть, чтобы отличить нас от них?
Homo sapiens sapiens, ответила Мэри
Длинновато, не правда ли? заметил Кригер. Кажется, я слышал, что нас иногда называют кроманьонцами. По-моему, вполне подходящий термин.
Технически, он относится лишь к отдельной верхнепалеолитической популяции анатомически современных людей, обнаруженных на юге Франции.
Тогда мы возвращаемся к предыдущему вопросу: как нам себя называть, чтобы отличить себя от неандертальцев?
У народа Понтера есть термин для обозначения ископаемых людей их мира, похожих на нас. Они называют их глексенами. В этом есть определённая симметрия: мы называем их именем, которое придумали для их ископаемых предков, а они нас именем, которое придумали для наших ископаемых предков.
Как вы сказали? Глексены? Кригер задумался. Хорошо, думаю, это подойдёт. Могут ваши методы анализа ДНК провести границу между любым неандертальцем и любым глексеном?
Мэри задумалась.
Сильно сомневаюсь. Внутривидовая вариативность очень велика, и
Но неандертальцы и глексены это разные виды, наверняка существуют гены, которые есть только у них или только у нас. Например, ген, который отвечает за надбровный валик.
О, у многих из нас, глексенов, тоже есть надбровный валик. К примеру, он довольно часто встречается у мужчин из Восточной Европы. Конечно, его двойной изгиб характерен именно для неандертальцев, но
А что насчёт треугольных выступов в носовой полости? спросил Кригер. Я слышал, что это отличительная черта неандертальцев.
Да, это так, сказала Мэри. Если вы готовы заглядывать каждому человеку в нос
Кригеру было не до шуток.
Я думал о том, что вы могли бы найти отвечающий за них ген.
О, возможно, хотя они сами, вероятно, уже его нашли. Понтер дал понять, что они уже давно завершили свой проект, аналогичный нашему «Геному человека». Но вообще да, я могла бы поискать диагностический маркер.
Правда? И как скоро?
Не торопитесь, сказала Мэри. У нас есть ДНК четырёх доисторических неандертальцев и одного современного. Исследовательская база узковата.
Но вы всё же могли бы это сделать?
Возможно. Только зачем?
Как много времени это займёт?
С тем оборудованием, что у меня есть, и если я не буду ни на что отвлекаться вероятно, несколько месяцев.
А что если мы дадим вам всё необходимое оборудование и персонал, которые потребуются? Что тогда? Деньги не проблема, профессор Воган.
Мэри почувствовала, как её сердце убыстряет бег. Будучи канадским учёным, она никогда в жизни не слышала таких слов. У неё были друзья, которые после защиты уехали на постдок в американские университеты; они часто рассказывали про пяти- и шестизначные суммы грантов и новейшее оборудование. Исследовательский грант самой Мэри составлял жалкие 3200 долларов. Причём, разумеется, канадских.
Ну, с неограниченными ресурсами, я думаю, это можно провернуть довольно быстро. Если повезёт, то за несколько недель.
Отлично, отлично. Займитесь этим.
Гмм, при всём уважении, доктор Кригер, я гражданка Канады; вы не можете говорить мне, что делать.
Кригер мгновенно дал задний ход.
Конечно, нет, профессор Воган. Прошу прощения. Мой энтузиазм бежит впереди меня. Я хотел сказать, не будете ли вы так любезны предпринять подобное исследование? Как я сказал, мы предоставим всё необходимое оборудование и персонал и значительную сумму в качестве оплаты ваших услуг.
У Мэри голова шла кругом.
Но зачем? Почему это так важно?
Если портал между двумя мирами откроется снова, сказал Кригер, наш мир будет посещать большое количество неандертальцев.
Мэри прищурилась.
И вы хотите как-то их дискриминировать?
Кригер покачал головой.
Ничего подобного, уверяю вас. Но нам нужно это знать для целей иммиграционного учёта, для оказания соответствующей медицинской помощи и так далее. Вы ведь не хотите, чтобы находящемуся без сознанию пациенту дали не те лекарства только потому, что доктор не смог определить, неандерталец он или глексен.
Но ведь для этого достаточно посмотреть, есть ли у него имплант-компаньон. Понтер говорил, что в его мире все носят такие.
Ни в коей мере не хочу бросить тень на вашего друга, профессор Воган, но мы знаем об этом исключительно с его слов. В своём мире он с тем же успехом может оказаться условно освобождённым преступником, а эта штуковина следящим устройством, которые носят лишь преступники.
Понтер не преступник, сказала Мэри.
Тем не менее вы, несомненно понимаете, как полезно было бы иметь свои собственные, независимые методы для определения вида, к которому относится то или иное лицо, не полагаясь на сведения, известные нам лишь с чужих слов.
Мэри неуверенно кивнула. Это вроде бы имело смысл. И, кстати, был ведь прецедент: канадское правительство уже вложило массу усилий для того, чтобы сформулировать, кого считать индейцем, а кого нет, для правильного распределения пособий и льгот. И всё же
Но ведь нет оснований полагать, что портал когда-либо откроется снова? То есть, должны же быть какие-то основания так считать, разве нет? Она была бы счастлива увидеть Понтера снова, но
Кригер качнул головой.
Нет. Но наша политика быть готовыми ко всему. Буду с вами честен: я признаю́, что внешность вашего мистера Боддета, скажем так, весьма характерна. Но можем ли мы быть уверены, что не существует неандертальцев с менее выраженными характерными особенностями, которые способны раствориться среди людей нашего вида?
Мэри улыбнулась.
Вы говорили с Милфордом Уолпоффом.
Говорил. И с Иэном Таттерсоллом, и практически с каждым специалистом по неандертальцам. Похоже, консенсуса насчёт того, насколько сильно неандертальцы отличаются от нас, не существует.
Мэри кивнула; это, несомненно, было правдой. Некоторые, как Уолпофф, считали, что неандертальцы это лишь ещё одна разновидность Homo sapiens в лучшем случае раса, если этот термин всё ещё имеет хоть какой-то смысл, и, несомненно, относятся к одному виду с нами. Другие, подобно Таттерсоллу, придерживались противоположной точки зрения: что неандертальцы это отдельный биологический вид, Homo neanderthalensis. Пока что все генетические исследования свидетельствовали в пользу последней гипотезы, однако Уоллпофф и его последователи полагали, что немногие имеющиеся образцы неандертальской ДНК, включая 379 нуклеотидов, которые Мэри сама извлекла из типового экземпляра в Rheinisches Landesmuseum, либо были нехарактерными, либо неправильно интерпретировались.
У нас по-прежнему лишь один полный образец неандертальской ДНК, напомнила Мэри, а именно ДНК Понтера Боддета. Выявить характерные признаки по единственному образцу может оказаться невозможно.
Я это понимаю. Но мы этого никогда не узнаем, пока не попробуем.
Мэри оглядела лабораторию.
У меня есть обязанности здесь, в Йоркском. Семинары. Аспиранты.
Я понимаю и это, сказал Кригер. Однако я уверен, что об этом можно договориться. Я уже перемолвился парой слов с ректором.