Что-то они задумали, сказал Давид. Но что?
На первый взглядзанимают подходящую позицию для лагеря. А что в дальнейших планах, не могу даже предположить, пожал плечами наемник. Предлагаю пойти пропустить по стаканчику винца. Разгрузка займет несколько часов. Наблюдать за этим нет ни малейшего желания.
Роббер успел не только хлебнуть вина в компании огланкура, но и обойти стены, проверяя готовность к обороне. Он давно уже снял с Давида все чисто военные вопросы. Временами де Крюйон с тревогой посматривал на противоположный берег. Росы разгрузили суда и активно собирали какие-то машины. Смутно знакомые контуры механизмов вызывали у франка нехорошие предчувствия.
Прибежал запыхавшийся посыльный. Назревало некое прояснение. От окружившего Шаркил войска отделилась четверка всадников и на рысях подскакала к воротам, остановившись шагах в ста. Два степняка и два роса. На поднятом копье центрального из переговорщиков трепетало белое полотнище.
Приветствую незваных гостей! прокричал Роббер на неплохом росском, высунувшись из-за зубца. Как ни странно, франка услышали. И поняли.
Приветствую хозяев! в том же тоне ответили снизу. Я атаман Рубец. Предлагаю сдать город без боя. Условия сдачиобычные! Вы оставляете все ценное, а мы дарим вам жизни!
Роббер оглянулся. На стене неведомо как уже оказался Давид, внимательно вслушивающийся в каждое слово. Оказывается, огланкур владеет и росским!
Нельзя дарить то, что вам не принадлежит! А Шаркил нелегко взять!
Зато его просто сжечь. Вместе с вами.
Здесь нечему гореть, прокричал в ответ де Крюйон.
Выйди, и я покажу, что будет гореть в Шаркиле.
Франк усмехнулся. Нашел дурака. Обезглавить оборону городамечта любого завоевателя. Тем временем, всадники спешились. Знаменосец воткнул копье в землю и отошел немного назад, уведя за собой коней.
Роб, это ты? заорал, надсаживаясь, второй из переговорщиков. Это я, Щарах! Не узнаешь? Нам ваши жизни и даром не нужны. Я лично обещаю, что тебя никто и пальцем не тронет! Зуб даю! А увидеть это тебе надо! У тебя же сын есть!
Раздумья продолжались недолго. Щарах, конечно, та еще скотина, но слово обычно держит. Да и у атамана сиверов была слава честного врага. В конце концов, с ним не так просто сладить. Особенно под прицелом сотен луков. Давид кивнул, одобряя решение. А мог и приказать.
Хорошо! Ждите! и уже негромко. Если что, бейте. И
Огланкур снова кивнул:
Пригляжу.
Через пять минут переговорщики встретились.
Ну и что я должен был такого увидеть? спросил де Крюйон. Хотя за задержку спасибо! Как раз масло подогреется.
Заговорил не Рубец. И не Щарах. Третий. Высокий парень в хитром доспехе, смахивающем на хауберк, но со стальными пластинами на груди. Если судить о возрасте, глядя на лицолет двадцать. Если смотреть в глазавсе сорок. Из росов.
Снежко меня зовут. Русин я. Слышал о таких?
Роббер кивнул. Земля слухом полнится. Русин продолжал:
Там за рекой собрали машины. Ты знаешь, что это за машины, франк? Или подсказать тебе? У них множество частей, и превеликое количество
Наемник улыбнулся и продолжил:
И превеликое количество рычагов с тетивами. Не считай меня глупее моего же коня, русин. За рекой ваши инженеры готовят требуше. Очень большие Интересно, где вы найдете столько валунов, чтобы разрушить наши стены? Привезете по реке?
Ответная улыбка была еще шире:
Камни? Что ты, солдат! Они будут метать бочки!
Бочкиладно. Лишь бы не дохлых коров или трупы. От тех становится еще обиднее. Вроде и мясо, а в котелок не положишь
Вы решили напоить весь гарнизон вином? И взять нас пьяными? Только говорю сразулариссиев у нас нет, но мусульман хватает. А у них с соком виноградной лозы отношения сложные. Впрочем, если напиток со склонов моего родного Арелата Хорошее вино в здешних краях большая редкость.
Русин рассмеялся:
Хорошая шутка, франк. А теперь буду шутить я. Ты знаешь, что такое «греческий огонь»?
Наемник вздрогнул.
Вижу, знаешь, снова улыбнулся русин. Только на этот раз в улыбке лишь слепой не разглядел бы оскала льва, решившего пожрать раба Господнего
Но выдавил Роббер.
Смотри, прервал франка Снежко. Внимательнее смотри.
Русин достал небольшой сосуд, щедро плеснул на камень под ногами и чиркнул огнивом. Взметнулось пламя.
Попробуйте погасить. Чем угодно.
Не буду и пытаться, тихо сказал де Крюйон. Меня жгли этой проклятой пакостью.
Поверхность булыжника по-прежнему была охвачена пламенем, издающим мерзкое зловоние.
Мы забросаем город бочками с этой дрянью, продолжал русин, хотя шевалье де Крайону все стало ясно сразу. Когда только побежал по граниту голубой язычок пламени А потом будем стрелять горящими стрелами. Возможно, не будемочаги справятся не хуже. Там посмотрим. В Шаркиле нет деревянных домов. Но там будут гореть камни. Завтра к утру город будет мертв. Не уйдет ни одна живая душа.
Никто из живущих под Луной не мог назвать Роббера трусом. Но ему стало страшно.
В городе дети. Женщины. Выпустите хотя бы их!
Русин всмотрелся в побледневшее лицо франка:
Мы предлагаем лучшие условия. Отпустим всех. Воины сохранят оружие. Один вооруженный на десяток. Вам хватит. Можно взять домашний скарб. Весь, что сможете унести. Нам остается крепость с казной и всеми запасами. Думайте. Временидо темноты. Потом
Снежко не стал договаривать. Троица, дружно развернувшись, зашагала прочь от крепости. К ним навстречу пошел коновод.
Огланкур ожидал переговорщика у самых ворот. Давиду хватило лишь взгляда:
Всё так плохо?
Еще хуже, махнул рукой Роббер. Они нас просто сожгут. Не потеряв ни одного человека. Можно выйти в поле. И принять бой. Две тысячи против ста. Про нас будут слагать песни. На небесах. Потому что на земле не выживет никто. Или сдаться
Хазарин вслух ничего не спросил, только подался вперед, чтобы расслышать каждое слово.
Нас отпускают. На почетных условиях, закончил Роббер.
На почетных? Я пытался отправить голубей. У них ловчие соколы. Перехватывают.
Значит, каган не узнает. Итиль обречен.
И что делать? растерянно сказал Давид.
Думай. Сегодня решение только за тобой, ответил де Крюйон. Я наемник, сражаюсь за деньги. Но у меня есть честь. Скажешь умеретьумру.
Франк, за длинный день постаревший на добрые двадцать лет, тяжело опустился на невысокий поребрик.
За два часа до заката Шаркил, западный оплот хазарского каганата, отворил ворота перед победителями.
Книга
«Пятьдесят два человекаэто много. Мы могли с легкостью остановить набег целого племени. Даже двух, если не особо крупных. А если применить «спецсредства», то и побольше. Сумели меньше чем за пару лет двинуть местную металлургию с сельским хозяйством на полтысячелетия вперед. Объединить кучу не слишком ладящих между собой племен в единую Нет, пока не страну, но почти Пятьдесят два человекаэто очень много. Но
Пятьдесят два человекаэто мало. Мы же должны успевать везде. Мы были нужны и с Игорем на подходе к Босфору. И с вятичами и древлянами под Шаркилом. В Киеве и Кордно, которые нельзя бросить без присмотра. Приходилось делиться, дробя и без того малый отряд. Вашко, матерясь на весь свет, остался помогать Вукомилу перестраивать «госбезопасность» и готовить обученный резерв. Прилук и Неядва составили компанию Буревою в Кордновском сидении. Главный вятичский скрытник ругался больше всей троицы вместе взятой, тем более что Неждана уходила на хазар, но подчинился приказу. Кому же еще держать фактическую столицу?
Большинство наших во главе с князем двинулись на хазар, усиливая удар на основном направлении. Силы здесь собрали серьезные. Вятичи, сивера, сполы и оросы с примкнувшими родственниками. Кроме того, объединенная рать Киевской Руси: древляне, радимичи и сивера западные. Последним, понятное дело, сподручней с родичами за компанию, а древляне шли за Светленом, возглавившим поход на пару с Яриком.
Участие Светлена обеспечило еще одно пополнение, которого не ждали, да и не желали. Галка Багранова, кою планировали оставить в Киеве, коварно поддалась уговорам древлянского князя и согласилась выйти замуж. За него, конечно. Но выкатила очередное условие: свое участие в намечающемся мероприятии. И тот согласился. Возможно, не смог противиться очарованию растрепанной фиолетовой шевелюры. Но вероятнеерешил, что Киев целее будет, да и прикинул, что при таком варианте присмотр за невестой получится надежней. Надо отметить, что выходило неплохо: из обоза Галину Игоревну не выпускали. И даже до ветра «мавке» приходилось ходить не менее, чем с пятеркой «ближней» охраны. Но всё же, мадам в походе участвовала, пусть даже и сугубо официально.
Еще десяток во главе с Тишатой и Изей вел печенегов по краю мадьярских земель. Не самая простая задача, если учесть кровную вражду меж двумя народами. Договоритьсяодно, а попробуй удержи лихих степняков от грабежа. Как ребята справилисьзагадка для всех, кто не видел своими глазами и не слышал своими ушами. Я не видел. Но подозреваю, что перед экспедиционным корпусом сладкой морковкой маячили золотые горы, ждущие в Царьграде.
Серый плыл с Игорем. Необходимо было нейтрализовать огненесущие дромоны противника и обратить поражение в победу»
Пролив Босфор, лето 6449 от Сотворения Мира. Травень
Все люди делятся на три категории. Одни мертвые, вторыеживые. А третьи ходят в море. В море хорошо. Почти как в лесу, но совсем не похоже. Даже не так. Всему лесному есть тут замена. Странная, иногда невидимая сразу, но от того не менее реальная.
Запах прелой листвы, что вечно называют «грибным», имеет брата-близнеца, ведущего свой род от водорослей, выброшенных штормом или приливом. Шелест листьев на вершинахшепот волн, в бесконечном движении меняющих друг друга.
Само моретихое. Во весь голос звучит лишь у берегов, где водяные валы накатываются на камни, шипя пеной, шурша песчинками, что пропускают сквозь невидимые пальцы нереиды. Или когда сыновья Астрея подгоняют бичами воду, заставляя ее бросаться грудью на утесы, взметывая себя выше скал, бессильно стекая множеством ручейков обратно, в материнское лоно Русского Моря
Вообще, большинство звуков морю дают его обитатели и гости. Крики чаек, свист дельфинов, чьи лоснящиеся спины радостными бликами сверкают под жарким солнцем. Скрип деревянного корабельного набора, хлопки паруса, когда неопытная команда теряет ветер, неразборчивые трели ветра, заблудившегося в такелаже
И все это умноженное в сотню раз. Русы, давшие имя морю, снова спустили корабли в прозрачную горечь. Мир так устроен, что приходится напоминать о своем существовании. Забывают враги, забывают друзья И лучшим напоминанием становится выжженный город. Или полнейший разгром тех, кто вздумал объявить себя хозяином моря. Русского Моря. А что летописи в прошлом мире приписали лишний ноль к цифрам Так то историки. «Хххуманитарии!»как сплевывал сквозь седые усы инструктор с позывным «Буденный».
Только все это лирика. А проза в жизни в другом.
Проза неудержимо идет встречным курсом. Отобразившись в виде тяжелого клина ромейского флота. Если верить скрытникам, то у врага вышло в море под две сотни дромонов с триерами и около сорока хеландий.
Глубинная разведка если и ошиблась, то не намного. От силы на десяток единиц. Несущественно. Плюс-минус, и точность до десятого знакадля счетоводов и бухгалтеров. И ни к чему она совершенно сухопутному человеку.
Хорошо идут, красиво. Выдерживая ровный строй. Мерные взмахи длинных весел, копья шпиронов, временами прорывающие поверхность, красующиеся бронзовыми наконечниками, безжалостными в толчее морского боя. А бой будет! Небось, разведка донесла, что русский флот идет навстречу, и уже близко. Так близко, что легкие кораблики передового дозора могут добежать до врага и обратно чуть ли не за полдня. Если, конечно, ветер будет попутным
Русская ладья к таранному бою не предназначена. Она вообще, если по прежним меркамбольшой десантный корабль. Способный сугубо на абордаж. Абордажа ни русины, ни русичи не боялись. Слабы ромеи в честной сшибке грудь в грудь
Опаснее другоена трети, если не больше, вражеских кораблей стоят сифонофоры. Военно-морские огнеметы, опасные, как скорпион в сапоге. Пожар на море всегда страшен. Особенно, если горючая смесь тушится отнюдь не водой. Серый красиво рассказывал про термические реакции, расщепление Аш-два-О с выделением горючих газов, про вероятную повышенную адгезию, сиречь прилипание.
Большое удовольствие доставило рассматривание отвисших челюстей Игоревых генштабистов. Да и сам князь сидел с таким видом, будто за углом сруба получил по темечку пыльным мешком. И дошел до терема исключительно на автопилоте.
Серый, хитро усмехаясь, покусывал кончик уса и обещал отвести беду.
Обещал командир, а отводить рядовым
Приклад СВДшки вошел в плечо как влитой. А чего бы не войти, когда лишь рубаха одета? Все стрелки брони с поддоспешниками поснимали. Дело не только в том, что в «ватнике» стрелять не особо удобно. И не к такому привычные. Даже полный рыцарский не помешает прицельному выстрелу. Только без доспехов все. Во вьюке даже паршивой кольчуги не лежит.
Если все пройдет как надо, то быстрые кони унесут раньше, чем ромеи сообразят, где искать врагов. А если нет Посреди Империи не спасет никакая броня. Но будем верить в лучшее. На амбразуры никто кидаться не собирается. Сделал дело и ушел. А помиратьвообще никакого желания, если честно. Житьхорошо. А хорошо житьеще лучше! Не те ставки сегодня для героического самоубийства
Просветленный «Люпольд» с восьмикратным увеличением послушно приблизил дромон. Все так же мерно взмахивают весла, в любой момент готовые набрать ускоренный ритм, разгоняя корабль для атаки и тарана. Впрочем, пока не спешат: русский флот не так близко, как хотелось бы. День пути для тяжелых кораблей. Потому и идут с «половинной» скоростью, сберегая силы гребцов.
Под ватерлинией ничего интересного нет. У нас другое на уме. Повыше приглядимся. На палубу. Надстроек нет, лишь навес от стрел. Под ним копошатся мастера-огневики, готовя к завтрашнему бою свои аппараты. Знают, суки, что из лука до них не добить. И самострел спасует.
Вот только не знают хидромудрые ромеи, что пуля с носиком, покрашенным красным лаком, с легкостью преодолеет спасительные метры. И со всей пролетарской ненавистью врежется в борт резервуара, пробив, словно и не заметив, тонкую медь, не способную стать достойной преградой.
А дальше пойдут наши термические реакции. И взрывы, и крики, и паника. И радостный рев огня, вырвавшегося на свободу. Огненным петухом скачущего по сухому дереву и парусине, голодным зверем вгрызающегося во все, что может гореть
Продолжая свой разрушительный пир даже на воде, не дающей спасения тем, кто кинулся за борт. Тушить «киллинику» надо песком. На дне его много. С избытком много. Да и катранов кормить надо. С бычками и прочими камбалами.
С прибрежных скал далековато, конечно, для точного выстрела. Но что делать? На то мы и лучшие. И никто, кроме нас. Ожидаемый толчок приклада вышел вовсе легчайшим. Как девушка ладошкой коснулась. Любимая И второй выстрел. Третий
А рядом вторят еще четыре винтовки.
Сифоны рванули разом. Или показалось? Но грохнуло так, что даже здесь заложило уши. Коноводы, устроившиеся в полуверсте, аж присели. Не от испуга. От удивления. И тут же бросились успокаивать перепуганных лошадей. А над скалами прошуршала волна перегретого воздуха, пыхнувшая чуть ощутимым жаром в лица.
Перуновы блискавицы прошептал ошарашенный эффектным взрывом Звяга, Помог, батюшка
Они самые, искренне согласился стрелок, бережно погладив кончиками пальцев тонкий ствол. Пристрелочно-зажигательная, принюхался. Обожаю запах сгоревшего напалма по утрам. Это запах победы!
И снова вжал приклад в плечо, выбирая следующую цель.
Привыкший к непонятным словам, что постоянно звучали от русина с глазами цвета харалуга, скрытник тряхнул чубом, налезшим на лоб, и вскинул ладонь, прикрывая от солнца глаза. Не каждый день можно увидеть, как один за другим превращаются в клубки пламени грозные ромейские корабли И как уцелевшие пытаются развернуться, наталкиваясь друг на друга и подхватывая, словно чуму, пятна пламени. И горят. И тонут. Тонут Тонут
А над морем продолжали свою песнь снайперские винтовки. И даже ревущее пламя не могло перекрыть предсмертные крики побежденных.
Кордно, лето 782 от взятия Царьграда, листопад
Богатое на события выпало лето. Простому люду страсти те видны не были, хоть бушевали не шутейно. «Дело нохчей» не закончилось разгромом боевых группировок. От посланских и горных шакалят потянулись ниточки. Очень нехорошие ниточки. Корабельные канаты. Тати заметали следы, как могли. Но Управа волчьей хваткой впилась в глотку подыхающему зверю. Полетели важные головы. И те, кто торопился подняться повыше или мошну потуже набить, позорными делами не брезгуя. И другие, что благодушествовали, про дело забыв. Кто в поруб пошел, ожидая суда. Кто отставкой отделался. Кого при задержании «оформили». Пинегин Теремную Стражу принял и на Управу кликнул Лютого. Кликнуть-то кликнул, да кто ж ожидал, что Князь на то согласится? Маленький человек Буривой, хотя и рода знатного. И чины не те.
Не знамо, родовитость роль сыграла, или Пинегину поверил самодержец. Может по бересам посмотрел, но стал Лютый по Управе старшим. Ну а чтобы чины должности соответствовали, воеводу получил, разом через звание прыгнув. Не часто так бывает, но на то Князь и Великий, чтобы волей своей мог привычный порядок поменять
На новом месте пришлось трудно. Непривычно теми руководить, кто еще вчера равным был, а то и постарше. Пока втянулся, пока разобрался, а на носу листопад, зима скоро
Про дело русинское не забыл, но сил ему уделял немного. И то, надо сказать, посерьезнее вопросы стояли, а Гридница со своей работой справится. Нужен окажется, Скворец из-под земли достанет. Если такой за работу взялсясчитай, сделана. Только время нужно. Не любит былое суеты и беготни пустопорожней.
Группа, в основном, корпела в свитницах, выискивая несоответствия в источниках и вычисляя, где нужно искать подтверждение невероятной версии. В конце серпня стрый Ждан и сам Голуб укатили к Русскому морю, где проторчали два месяца. Вернулись довольные донельзя, сходу вызвонили Буривоя. Позвонили одновременно, сидя рядом в салоне самобега, и даже не заметили, что повторяют действия друг друга. Розмыслы, что с них взять!
Выбраться в Гридницу у Лютого никак не получалось. Лишь через седмицу вышло. Тяжело было выбрать время, но сумел. И не пожалел.
Оба розмысла смотрели на воеводу, как коты, объевшиеся сметаны. Долго молчали. Ставили самовар, колдовали с пакетами, разливали взвар по чашкам. Ждан Ярославов вытащил откуда-то банки с домашним вареньем Буривой не мешал. Сами скажут.
Наконец не выдержали. Скворец протянул волхву небольшой комок металла.
Буревой повертел бесформенную железяку в руках.
Это что?
Думаю, пуля, сказал Ждан. Нашли ее в детали корабельного набора.
А по порядку?
По порядку так, Голуб, в котором военный потеснил розмысла, перехватил инициативу. Игорь в Царьградском походе сжег ромейский флот. Известное дело и серьезная загадка. Никогда до этого Константинополь не терпел такого поражения на море. Согласно источников, русы горящими стрелами подожгли дромоны.
Чушь редкостная, прокомментировал Ждан. Можно подумать, ромеи не умели с пожарами бороться. Огнемет посреди деревяхи стоит, а техника безопасности не отработана Да у них чуть ли не негорючие одежды были
Скворец кивнул.
По предположению знакомого тебе Торгвассона, поджог был осуществлен иначе. С берега, путем бросания больших горящих снарядов. Чуть ли не сосудов с зажигательной смесью. В общем, тоже бред. Найти флот никому не удавалось. Было мнение, что корабли сгорели без остатка.
Так же не бывает, удивился Лютый. Даже обгоревшие детали набора уцелеть обязаны. Не дотла ведь выгорали, раньше топли.
Правильно, не бывает, подтвердил Ждан, с гордостью глядя на братича, не там искали. Мы этот флот нашли!
Да ну! И как? В Книге про это почти ничего нет. Никаких подробностей. Мстислав же на Итиль ходил.
А голова зачем? довольно усмехнулся стрый. Высчитали мы.
Понимаешь, опять заговорил Голуб, поставили себя на место русинов из Книги. Что грозит русам? Флот. В их истории он решил исход в пользу ромеев. А как бороться с флотом? Сжечь. Собственным греческим огнем! Одна пуля из снайперского самострела в чан, и привет дромону. И всему, что близко. А если в каждый дромон по пуле? И противопоставить грекам совершенно нечего. Взрыв емкостиэто не привычные стрелы с горящей паклей! Ящик с песком не поможет. А дальше просто. Присмотрели места, удобные для такого дела, поплавали с воздухогворами, и получите. С первой попытки! Совместили приятное с полезным. Какое там вино
Поработать всё же пришлось, уточнил Ждан, оборвав воспоминания соратника по истреблению перебродившего виноградного сока, сильно занесено всё. Два месяца ковырялись! Зато на дне! Остатки нескольких судов! Изуродованные внутренним взрывом чаны греческого огня. И один целый. В нем сохранившаяся смесь. И в окружающих деревяшках пулю нашли. Во входном отверстии застряла! Видишь, с одной стороны следы средовоздействия есть, а с другой нет. Однозначно, дромоны были расстреляны снайперами. Из оружия огненного боя уровня нашего века!
Погоди, стрый, возразил Лютый. То, что это пуля, еще доказать надо.
А входное отверстие?
Да даже если пуля. Может, стрельнул кто в рыбу лет десять назад, а попал на дно.
Да ты что, Буринька! Не веришь?!
Буривой улыбнулся:
Проверяю. Доводы нужны железные. И не в смысле материала, из которого «пуля» сделана.
Погоди, воевода, Скворцу явно приятно было называть Лютого новым званием. Что ты на это скажешь?
Новый довод представлял собой продолговатый полый цилиндрик, закрытый с одного конца. Тоже не новый.
На гильзу от самострела похоже.
Не просто похоже. Один в один. Вот только размер, каких ни один производитель не выпускает и никогда не выпускал. Кстати, заинтересовало нас происхождение слова «гильза». Совершенно не славянское слово. Вообще, подобных слов в современных языках не имеется. Разве в древнегерманском есть. При чем здесь он?
Подожди, Голуб Мстиславович, остановил воеводу Буривой, ты считаешь доказанным, что ромейский флот был сожжен огнестрельным оружием?
Ничего я не считаю. Но иначе объяснить, как эти штучки оказалась там, где его нашли, не могу! Возраст гильзы подтвержден. И нашли ее именно там, где могла быть оборудована стрелковая лежка. Лучшее место. А дальше
Лютый вздохнул:
Верю я вам. Яверю. Но как доказательная база этого недостаточно. Мало ли чем может оказаться предмет, похожий на гильзу. Пока только ясно, что роем мы в нужном направлении.
С этим согласен, кивнул Скворец, будем рыть дальше. Кому взвару?
Он отошел к самовару и наполнил чашки.
А еще, Буривой Володимеров, просьба к тебе. Мечи свои дай на обследование. Гарантирую, не испортим.
Какие мечи? не сообразил Лютый.
Родовые, уточнил Ждан. Ту пару, что в тереме на почетном месте висит. Давненько они там обретаются. Терем тебе ведь от предков по матери достался? А родительница твоя род от Нежданы-поляницы ведет, если былинам верить. Не ее ли оружие? Возраст изучим, состав по материалам. Глядишь, еще одна зацепочка будет
Шаркил, лето 6449 от Сотворения мира, травень
Воды
Голос Атлы был хриплым и тихим. Но Кабир расслышал. Поднялся с кошмы, приподнял голову десятника, поднес пиалу с водой. Атлы напился, оглядел то ли юрту, то ли шатер, в котором держали пленных, и спросил:
Где мы?
У русов, ответил торк. Здесь они лечат раненых.
Лечат? удивился десятник. Врагов?
Угу, ответил Кабир. Русы всех лечат. Да и не враги мы им, и поправился. Уже не враги.
Почему?
Токак мертв. Армии нет. Мы в Шаркиле. Русы пошли на Итиль. Думаю, уже пришли. Каганата больше нет.
Сколько прошло? Времени.
Две руки дней.
За две руки дней взять Шаркил?
За день! торк покачал головой. Сдали без боя.
Десятник обреченно откинулся на лежанку.
И здесь измена! Каган-бек здорово насолил своему богу.
В Шаркиле не было предателей. Русы пообещали жизнь и свободу. Или предложили сжечь город греческим огнем. На выбор.
Атлы поморщился, болела пробитая стрелой грудь, да и рана на руке ныла. Тихо прошептал:
А с нами что? Мы кторабы?
Кабир улыбнулся:
Тенгри-небо не оставил своих детей без присмотра. Русы не берут рабов. Мы можем уйти.
Просто уйти? горько сказал Атлы. Без коней и оружия, нищие и босые
Кабир довольно цокнул языком:
Твой Кузы пасется рядом с моим Ясаком, а сабля стоит у изголовья твоей лежанки. Не могу сказать, что удалось спасти все, что у нас имелось, но твой пояс у меня. Вместе с зашитыми золотыми. Если думаешь, что этого мало, можно наняться к русам и повоевать на их стороне.
Десятник задумался. Потом произнес:
Нет уж. Надоело. Предпочту увидеть кибитки торков и получить подзатыльник от отца. Да и жены не должны забывать, как выглядит их властелин.
Вот и я так думаю, согласился Кабир. Как сможешь сесть на коня, так и двинем
Итиль, лето 6449 от Сотворения Мира. Травень
Город горел. Неохотно дымили бедняцкие юрты и полуземлянки. Ярким пламенем полыхали дворцы тарханов. Чадно коптили прибрежные склады, распространяя вокруг себя тошнотворный запах горелой рыбы, смешанный с привычной портовой вонью. Потрескивая, пылали караван-сараи и «веселые дома». Пожар шел сплошной полосой, не спеша, но уверенно. Беря в осаду один дом за другим, захватывая улицы и кварталы, пардусом с раскаленной шкурой, перепрыгивая с острова на остров. И безуспешно пытались узкие полоски проток преградить путь огненной стихии. Первый же порыв ветра перебрасывал пожар дальше. Пламя то рвалось в воздух с басовитым ревом, то раскаленным ветром припадало к земле, чтобы снова взвиться огненным драконом, пожирая следующий дом. Город горел
Город умирал. По тем кварталам, которых еще не коснулась жадная пасть пожара, стремительными тенями проносились на полном скаку всадники, насаживая на пики или полосуя мечами каждого, осмелившегося показаться наружу. Очаги сопротивления гасились мгновенно и безжалостно. А если какой-то особо отважный горожанин рисковал-таки высунуть нос, опасливо вслушиваясь в отдаленный топот копыт, то разбросанные вокруг трупы быстро охлаждали желание куда-то бежать. Впрочем, те, кто хотел отсидеться в норетоже обречен. Рано или поздно, но хлипкую дверь вынесут ударом ноги, и в дом ворвутся опьяневшие от крови и боя воины. Побрезгуют захватчики, то подберется безжалостный и вездесущий огонь
Дворец держался. Обложенный плитами белоснежного мрамора поверх обожженного кирпича, он не поддавался огню. И пусть пала охрана стен, и ухоженный паркукрашение города и всей Вселенной, завален трупами защитников. Но остатки ларисиев удерживают западные двери Каган-бек Иосиф с саблей в руке лично отражал атаки озверевших язычников, рвущихся к его богатствам. Даже не зная, что происходит вокруг, Иосиф понимал: конец. На западе и на востоке вставало зарево.
Полыхали казармы на западном острове и торговые ряды на восточном. Русы обрушились с двух сторон огромными силами, а значит, все донесения доглядчиков оказались одним большим враньем. Не Константинополь был истинной целью славянских полчищ. Итиль! И ушедшая в большой поход на север армия, скорее всего, попала в ловушку хитроумных русинов и уничтожена. Помощи ждать неоткуда В гибели войск Иосиф был уверен полностьюиначе не пропадали бы в степи гонцы один за другим
Ларисии бились с мужеством обреченных. Вот отбит очередной натиск, и волна врагов откатилась назад. Враги?! Наемники и верные слуги в прошлом! А сегоднямерзкие предатели, переметнувшиеся на сторону русов. Проклятые степные выродки! Отхлынувшая волна атакующих не стала кидаться на щиты и копья гвардейцев. Нет! Росский строй расступился, пропуская вышедших вперед воинов с самострелами. Теми самыми. Чтобы их добыть, хазары прошлой зимой сложили немало голов, а добыча оказались никчемной безделушкой
Иосиф вздернул над головой изщербленную саблю:
Вперед!
Ларисии рванулись на прорыв. Главноестоптать тонкую линию стрелков, вооруженных никчемным хламом, разорвать строй. И в каменный лабиринт улиц, знакомый до последней пылинки! Не догонят и не найдут!
Остатки отряда мусульман разом повалились на землю. Русы выстрелили. Залпом. Последний каган-бек Хазарии упал позже всех, хотя получил болт первым. Пока падали бойцы мусульманской гвардии, умирающий правитель смотрел на торчащий из нагрудной пластины лучшего византийского панциря толстый хвостовик самострельного болта. «Обманули, с горечью подумал Иосиф, чувствуя, как уходит из тела жизнь. И здесь обманули Это не безделушки»