Саид разошелсяустроил целую пантомиму, размахивая руками и тараторя без умолку о том, насколько велик и страшен колдун Мохтат-шах. Ларсенис прикрикнул на него, велел сесть на землю и начал задавать конкретные вопросы. Время поджимало, в любую минуту мог начаться штурм кишлака, а он так и не узнал самого главногокак выглядит Мохтот-шо.
Пленник категорически не узнал своего командира на фотографии. Он объяснил, что Мохтат-шах выглядит совсем молодо, борода у него тонкая и редкая, усов нет, а нос расплющен. Но самое главное: глаза у шаха разного цветаодин зеленый, как трава, а второй синий, как горная вода. Теперь, пожалуй, Виктор узнал бы шаха самостоятельно. И еще: Вик вовсе не собирался посвящать в эти подробности свое начальство. Он должен был получить Мохтата первым и только после оттого открыть доступ к телу, ежели таковое вообще объявится.
Едва Ларсенис добрался до медицинского пункта, начался обстрел. Наши шарахнули разом, из всех стволов, из «Шилки», крупнокалиберных пулеметов и пушек БМП. Трудно было сказать, бьют ли они, согласно указу, по основаниям дувалов, или лупят куда попало, потому что пыль, в которую разлетались трухлявые кирпичи и стены, заволокла полнеба. Через десять минут обстрел закончился и Шабдолов через громкоговоритель призвал «товарищей правоверных» выходить организованными рядами, с поднятыми руками и без оружия. Через некоторое время из горящего кишлака потянулся народстарцы, женщины с детишками, многие были ранены. Мужчин сразу отводили в сторонку для фильтровки. Поскольку поток фильтруемых шел мимо медпункта, Виктор зорко посматривал, нет ли среди них кого-то, напоминающего Мохтата. Не было никого даже отдаленно похожего. Армия Мохтот-шо прочно сидела в кишлаке и сдаваться не собиралась.
На пару минут у санитарной палатки появился капитан Багирян, спрыгнул с брони БТРа, грязный как черт. По его круглой физиономии, бурой от пыли, тек пот, оставляя светлые дорожки.
Крепко засел, скатына! пожаловался он. И ведь неплохо все идетмирных, как ни странно, этот шах отпустил, не стал закрываться их спинами. Сейчас бы разбомбить кишлак в труху, э, и дело с концом! Так нетопять радиограмму из Кабула получили: Мохтат-шаха взять живым или мертвым, тело опознать и предъявить начальству. Какой-то важный чин к нам сюда на вертолете летит. А как мы этого беса опознаем, а? Ты получил хоть какую-то информацию, Витя?
Да, важно сказал Ларсенис, на ходу придумывая, как половчее соврать. Я же обещал тебе!
Отлично! Ротный едва не подпрыгнул от нетерпения. Какие приметы?
Ну, в целом, похож на того с фотографии. Бородища длинная, седая, нос орлиный. Глаза черные. Лет около пятидесяти
Ерунда это! Особые какие отметки есть, а?
Есть! Виктора наконец-то осенило. У него левого уха почти нет. Саблей снеслинедавно, недели две назад.
Вот это здорово, Витя! Эдик показал большой палец. Молодец, старлей! И откуда ты балакать по-ихнему научился, а?
Говорил же я тебе, что прошел курсы переводчиков! Сколько можно повторять, диплом показывать? Ты армянин, я литовец. Мы говорим с тобой на русском и отлично понимаем друг друга. Ты неплохо знаешь фарси, я знаю узбекский. Давай не будем больше об этом, а? Ларсенис поднял указательный палец. Слушай, Эдик, вы сейчас зачистку начнете?
Не просто зачистку. Багирян сплюнул бурой слюной. Аккуратную зачистку, да! Всех «духов» будем складировать тути раненых, и убитых. И осматривать! Чтобы не пропустить этого хоза, беса одноухого. Тебя назначаю ответственным.
Да они же у меня разбегутся! притворно озаботился Ларсенис.
Отставить! Кто разбежится? Мертвые? А раненых мы повяжем. Я тебе отделение бойцов дам для охраны. Всех осматривай, да. Если увидишь кого похожего на Мохтат-жопа, свисти немедленно. И помощь ему окажи, э, чтобы до Кабула дотянулесли, конечно, жив будет.
Так точно! козырнул Ларсенис.
Ну все, бывай, Витя-джан. Готовься, сейчас начнется.
Комроты тяжело запрыгнул на броню, и БТР умчался, обдав местность черными клубами выхлопов.
«Начнется подумал Вик, автоматически шагая за обветренный край скалы, на точку, откуда был виден кишлак. Начнется такое, чего вы еще не видели Из всех офицеров здесь он единственный сталкивался в бою с Мохтот-шо. И все-таки, на кой ляд Мохтат понадобился большим шишкам из Кабула?..»
Додумать Виктор не успел. Из дымного облака разбитой деревни вырвалась гигантская стая псов, обвязанных взрывчаткой. Они не лаяли, словно у них вырезали языки, только топот сотен лап приближался, заставляя дрожать землю. Ничего нового в этом не былотактика Мохтат-шаха уже была хорошо известна советским. Собак встретили дружным огнем, скашивая их десятками. И все же расстояние до кишлака было слишком малым, звери мчались с непостижимой скоростью, проделав большую часть пути за пылевой завесой. Вик схватил бинокль и увидел, как множество псов, истерзанных пулями, достигли нашего рубежа и врезались в машины. Вспыхнули одновременно два бэтээра и БМП. Взрывчатку на боках животных подорвали дистанционно, и вдоль линии, где залегли две роты, прошла цепь оглушительных разрывов. А вслед за собаками-подрывниками повалили другие, налегке. Огромные и нелепые, словно сшитые из разных частей Вик не поверил своим глазам, а ведь предупреждал его Саид о странных зверях. Они вкатились на передовую и начали бойню. Пули пронизывали их, оставляя огромные дыры, но, казалось, не причиняли вреда. Когда пулеметная очередь отрывала голову монстра от тела, голова продолжала неистово работать челюстями, вгрызаясь в горло очередной жертвы. Десятки солдат, тех, кто был слабее духом, с воплями вскочили и начали паническое отступление. Виктор сжал зубы до скрипаему бы сейчас верную СВД или хотя бы карабин Симонова, и толку от Вика было бы больше, чем от этих испуганных мальчишек, вчерашних новобранцев, до колик испуганных чудовищами из кошмарных снов. Увы, он не мог ввязаться в бой, не мог оставить свой пост, связанный не столько приказом командира, сколько осознанием того, что место егоименно здесь, в ожидании самого главного, ради чего был затеян этот бой.
Он ждал Мохтат-шаха.
Ужас длился недолго. Сшитая и оживленная армия афганского колдуна была бы эффективна в Средневековье, но современное оружие разделалось с ней за пять минут. Впрочем, наши потери были значительнымик медпункту один за другим побежали пары солдат, вытаскивающие раненых товарищей на носилках. Виктор тут же пожалел, что удалось взять так мало медперсонала. Впрочем, взять больше все равно бы не получилосьмедицинская рота была на грани истощения после непрерывных боев последних месяцев. «Беркут, Беркут! орал в командном пункте радист, и Виктор отчетливо слышал его вопли сквозь брезент палатки. Беркут, это Чеглок! Высылайте вертушки! У нас девять «двухсотых» и два десятка «трехсотых»! Высылайте вертушки, говорю! У нас тут такое»
Дальше непечатно.
Место ординатора Ларсениса было в автоперевязочной, где находился операционный стол, кислородные аппараты и стерильные инструменты. Но Виктор знал, что в АП сейчас легче и безопаснееопытный Михеев справится там и без него. Самая трудная работа была именно снаружи, под навесом около палатки, куда ежеминутно подносили раненыхумирающих, без сознания, жутко-белых от потери крови, с оторванными конечностями, со страшными ранами. Вовремя наложенный жгут, быстро пережатый сосуд, точное определение степени тяжести могли спасти их жизни, и счет шел на секунды. Быстрые одномоментные потери рядом с линией боясамое тяжелое, с чем приходится сталкиваться полевому хирургу. И тяжелее Ларсенису еще не доводилось ни разу.
Он впал в транс, забыв обо всем, кроме раненых. А когда очухался, то обнаружил, что стоит в автоперевязочной, голова к голове с Михеем, и накладывает герметичную повязку на сквозной пневмотораксраненому уже не такому тяжелому, какие были до этого. Бросил взгляд на часыпрошло двадцать пять минут. Что там наши делают? Уже кончают зачищать кишлак? Или еще не начали?
Узнал он об этом почти сразу. «Товарищ старший лейтенант! заорали снаружи. Товарища капитана принесли! Гранатой накрыло! Принимайте срочно!»
Ларсенис даже не успел выпрыгнуть из перевязочнойБагиряна втащили в фургон, и через полминуты он уже лежал на столе. Ротный был весь в крови, однако состояние его оказалось не критическим. Он был в сознании, дышал сам, только глухо мычал от боли. Вик срочно вколол ему промедол и камфору. Пока с капитана стягивали штаны, Виктор вытянул пинцетом несколько мелких осколков из лица. Самый неприятный осколок засел в бедренной вене. Артерию, к частью, не задел, иначе Багирян мог бы и ноги лишиться, но крови вытекло достаточно. Ларсенис убрал осколок, пережал вену. Поставил капельницу с кровезаменителем.
Ну как?.. хрипло спросил Эдик, медленно оживая после двойной дозы промедола, «розового укола».
Терпимо. На три сантиметра вышеи остался бы ты без мужского хрена. На пятнадцать сантиметров вышеи распороло бы кишечник. Опять без бронежилета воюешь, джигит хренов. А таксчитай себя везунчиком, Эдик-джан. До госпиталя долетишь. Если вертушки будут.
Будут минут через десять уже Там ведь этот Багирян показал пальцем в потолок. Шишка из Кабула летит Он вертушки обеспечил.
А как у наших дела?
Нормально После того как от зверей отбились легче дело пошло С людьми воевать привычнее. Кончаем уже зачистку жаль, я до конца не дошел. Комроты, совсем уже порозовевший, встрепенулся. А ты почему не на месте, старший лейтенант?
А где же я?
Я же тебе сказал: принимать пленных, осматривать!
Знаешь, Эдик, мне не до пленных было. Наших бы успеть принять.
Отставить просипел капитан. Иди и найди мне Мохтата! Быстро!
Ладно. Виктор пожал плечами. Так точно, товарищ капитан.
Он выпрыгнул из перевязочной и пошел к санпалатке. Действительно, ситуация измениласьраненых перевязали, новые перестали поступать. Зато пленных моджахедов приносили и приводили одного за другим: убитых, подбитых, пришибленных и связанных, и даже практически здоровых, с поднятыми вверх лапами. Охраняло их два десятка солдат, потому что «духов» было уже с полсотни.
Виктор пошел вдоль вереницы лежащих душманов. Не то, не то В самом конце ряда он остановился как вкопанный. Один из «духов», показавшийся ему трупом, вдруг разлепил веки и уставился на него мутным взглядом. Один его глаз был мутно-зеленым, второймутно-голубым. Козлиная бородка, сплющенный, как у боксера, нос. На видне старше тридцати лет.
Ларсенис оглянулсяникого из наших не было в пределах пяти метров. Виктор присел на корточки и тихо произнес на дари:
Салам алейкум, шо.
Валейкум ассалам, еле слышно отозвался Мохтат. Ты тот, кто меня ищет?
Один из тех. Похоже, тебя ищут многие.
Меня? Или что-то другое?
Я ищу то, что ты хранишь на груди.
Попробуй найди. Мохтат усмехнулся, из угла рта его вытекла струйка крови. Выглядел он плохо: кисть левой руки оторвана и замотана грязной тряпкой, щека разорвана так, что через дыру видны зубы. Большая рваная рана на черепе, бритом наголо. Вряд он протянет долго.
Я обыщу твои карманы, сказал Вик. Надеюсь, ты не против? Не попытаешься меня убить? Иначе мне придется прирезать тебя, а потом уже искать.
У меня нет карманов, кяфир. Тем более не вздумай убить меня, пока не получишь того, что ищешь. Тогда твои усилия будут напрасны, шурави-табиб. Эту вещь нельзя отнять. В таком случае от нее не будет толка. Она сохранит волшебную силу, только если ее подарить.
Почему ты говоришь мне это?
Потому что хочу подарить
Подарить? Мне, врагу?
На войне все враги Друг другу, брат брату Мохтот-шо дернулся, зрачки его сузились, и Вик только сейчас вдруг осознал, насколько моджахеддину больно. Тытабиб. Тывоин. Шелкопряд должен попасть в руки только лекарю-воину. Иначе он будет бесполезной игрушкой.
У тебя начинается бред. Хочешь, я сделаю тебе укол, предложил Виктор. И боль уйдет.
Не надо укола Воин должен терпеть боль и умирать без страха. Воин ислама должен бояться только бесчестия.
Где та вещь, про которую мы говорим? спросил Виктор, нервно оглянувшись через плечо. Никто не обращал на него вниманиявдали раздался гул трех вертолетов и все смотрели на машины, приближающиеся по небу.
Пообещай, что избавишь меня от бесчестия, и я отдам тебе шелкопряда.
Как я это сделаю?
Там летит великий воин, человек без сердца. Мохтат поднял руку, пальцы его дрожали. Если он найдет меня, то расчленит мое тело и не похоронит меня по обычаю ислама. Это бесчестие, и я не попаду в рай. Возьми шелкопряда и пообещай мне, что он не найдет меня. Тогда меня отдадут людям ислама вместе со всеми павшими и похоронят по верному обычаю, до заката.
Обещаю.
Ты знаешь, как это сделать?
Знаю. Я все подготовил для этого.
Я верю тебе, шурави-табиб, потому что ты воин и у тебя есть сердце. Подними мою рубаху.
Тело Мохтот-шо было тощим, с выпирающими ребрами. Его покрывало множество шрамов, багровых заживших надрезов в виде буквы П, положенной на бок. Больше всего шрамов было на груди, напротив сердца.
Ты видишь шелкопряда? спросил шах.
Да.
Ошибиться было трудно. Кожа под одним из надрезов, самым свежим, зашитым грубыми нитками, выбухала заметным бугром.
Вынь его и дай мне.
Виктор достал из кармана нож-выкидушку с лезвием, заточенным до остроты скальпеля, и точным движением вскрыл надрез. В пальцах его оказался небольшой овальный предмет, весь в крови. Вик вложил его в руку Мохтат-шаха.
Дарю тебе шелкопряда, воин-лекарь, прошептал шах. Он принесет тебе тяжелую судьбу, и горе, и радость, и победу. А теперь сделай то, что обещал
«Покойся с миром», хотел произнести Ларсенис. Но не смог сказать это человеку, который убил столько советских солдат и столько своих же людей, мусульман, превратив их в мертвых воинов, который мучил животных и людей, и отправлял их на смерть во имя призрачных, ложных идей. Виктор собирался исполнить то, что обещал Мохтату, но вовсе не был уверен, что тот займет место в раю.
Во всяком случае, Виктор не хотел бы попасть в такой рай.
Вигго приставил кончик ножа к месту на груди, где только что находился шелкопряд, и вогнал лезвие между ребрами до упора. Сердце лопнуло. Мохтот-шо, великий и страшный колдун, дернулся и умер. Как самый обычный человек.
Виктор выдернул нож и вытер его о штанину мертвеца. Потом спешно спрятал добытую вещицу в наружный карман штанов над лодыжкойкак можно дальше от головы, от сердца. Глаза Мохтата медленно теряли разноцветность, становились мертвенно-черными. Вик закрыл его веки рукой. Оглянулсявертолеты приземлялись, взметая с земли бурые вихри. Вигго снял с руки шаха большой золотой перстень с затейливой арабской вязью. Отошел на три метра и подобрал подходящий труп душманас длинной бородой и лицом, посеченным осколками. Наклонился и одним махом оттяпал большую часть его левого уха. Затер свежий надрез землей. Взял ухо и закинул как можно дальше в кусты. За ухом полетел нож. Затем Вик надел перстень на палец «духу». Дело было сделано.
Вигго Ларсенис добыл то, о чем просил его умиравший. Он прошел ради этого через огонь, воду и реки крови. Но не чувствовал ни радости, ни удовлетворения, ни даже усталости. Только пустоту в душе, мертвую и бездонную.
От вертолета к нему спешила группа военных в форме-афганке без погон. Вел ее капитан Дауров. Среди прочих выделялся крепкий мужчина с лицом, словно высеченным из алебастра. Бледнокожий, единственный не загоревший до черноты. «Скорее, он не из Кабула, а из Москвы, подумал Вик. Великий воин, человек без сердца». Наверное, этого человека следовало бояться. Но Вигго не боялся. Он не боялся уже ничего.
Смир-рна! рявкнул Дауров. Виктор сдвинул ноги и слегка выпрямил ноющую поясницу. Товарищ советник, это старший лейтенант медслужбы Ларсенис. Ему поручено опознать полевого командира Мохтат-шаха.
Ну и как, сынок, опознал? негромко спросил человек без сердца.
Так точно, ровным голосом доложил Ларсенис. Вот он. И показал на бородача. Без уха, перстень на руке. Все согласно показаниям захваченного пленного.
Нет, это не Мохтот-шо, устало сказал товарищ советник. Не он. Дешевая подделка.