Другой Путь - Дмитрий Владимирович Бондарь 12 стр.


Изотов бросил в пруд подобранную на земле шишку и ответил:

 У нашей партии опыт конспирации исчисляется десятилетиями. И ты, Геннадий Иванович, знаешь об этом лучше других. Разве не ты работал с зарубежными товарищами? Пора потрясти старыми связями. Ну и наверняка в хозяйстве Кручины есть специалисты, которые смогут запутать кого угоднохоть АНБ, хоть КГБ, потому что эти товарищи тоже постараются сунуть свой нос в наши дела. Нужно просто добиться его согласия.

Прозвучавшая фамилияКручинапоказалась мне знакомой. Я стал «вспоминать». Это был один из партийных чиновниковУправляющий делами ЦК. Казначей партии. В 1991 году после неудавшегося путча он шагнет с балкона своей квартиры на пятом этаже на тротуар. В кармане найдут записку, подтверждающую его самоубийство. И потом долго будут споритьдействительно ли его смерть была добровольной или ему «помогли». Та самая знаменитая история с «золотом партии», которая вроде и была, а потом загадочно испарилась. Речь шла о десятке миллиардов долларов.

 Может быть, и есть у него такие умельцы,  не стал отклонять предложение с ходу Воронов.  Но у меня нет контакта с Николаем Ефимовичем. А посвящать еще кого-топросто плодить посредников, каждый из которых может стать источником утечки информации.

 Тогда, выходит, я зря к тебе хлопцев привез?

 Успокойся, Валя. На Кручину у меня действительно выхода нет. Да и человек он не наш человек, в общем. Николай Ефимович законченный трусникогда не отважится на самостоятельные действия. Ты его не знаешь, а я помню еще по Новочеркасску, где он был первым секретарем горкома комсомола. Помнишь, что там творилось в шестьдесят втором?  Дождавшись кивка, он продолжил:У него этот страх перед всем на свете до сих пор в душе бродит. Но не только это. Он человек Михаила Сергеевича. А с тем мне связываться совершенно не хочется.

 Так что же делать?

 Как что?!  всплеснул руками хозяин.  Конечно, ставить в известность Георгия Сергеевича.

 Павлова?

 Ну да! Он, кстати, через часок должен подъехать.

Фамилия Павлов мне не говорила ни о чем. Я знал много людей с такой фамилиейне самой редкой в России: расстрелянного в 41-м военачальника, знаменитого физиолога, сержанта, оборонявшего дом в Сталинграде, последний премьер-министр СССР тоже носил такую фамилию. Только звали его как-то иначе. А какя не помнил.

 Павловэто куда серьезнее.  Изотов почесал макушку.  А ты сможешь его контролировать?

 Нет,  легко признался Воронов.  Конечно, не смогу. Его, кроме Юрия Владимировича, вообще в последние годы никто не контролировал. Но зачем нам его контролировать? Если он согласится приложить свою руку к нашему плану, он сделает все нужное. И гораздо больше, чем сможем сделать мы с тобой. Убедимвам, мальчишки, будет предоставлен такой удобный старт, лучше которого и желать нельзя. А деваться ему некуда, и поэтому отказа я не жду.

 Ты с ним уже разговаривал?

 В общих чертах. Ты же, Валентин, знаешь немного этого хитреца? Ни о чем серьезном он по телефону разговаривать не станет. Приедетрасскажете. Но осторожно, он тертый калач, в политических игрищах посильнее меня на порядок будет. Да и многих из этих, кто в Кремле остался. Кто страну, если Сереже верить, скоро предаст. Да и нет в этом ничего удивительного, знаю я их, сук малохольных.

Он принялся вспоминать (при поддакивании Изотова) о каких-то событиях десятилетней давности, называя иногда недругов по именам, а иных и по фамилиям. Весьма нелестных эпитетов от Воронова удостоились многие «прорабы перестройки» и прежние соратники, приведшие страну к состоянию экономического истощения.

 Говорил я нашему «дорогому Ильичу», что не доведут его до добра манипуляции с отчетностью. Кого обманывали? Зачем на тормозах спускали? Ну хорошо, повезло ему с нефтью, так вместо того, чтобы реально укрепить государство, он принялся разбрасываться деньгами на весь мир. Коммунистический интернационал?  отлично! Асуанская плотина и атомные реакторы в Болгарии?  замечательно! Но что-то больно быстро мы забыли о том, как стояли на краю голодных бунтов в шестидесятых, забыли, чего стоило нам выкрутиться из тех трудностей. Каждая следующая пятилетка провальнее предыдущей! Узбеки эти еще: дай денег, дай! А хлопок где?  только на бумаге! Хорошо еще там у них золота, урана и прочего вольфрама навалом. Но спускать такое на тормозах нельзя! А пока что так и происходит. Раз за разом и никому и дела нет! Я почему не удивляюсь Сергеевым прозрениям? Да потому что видно, как разворовывают страну! И даже не для своей выгоды, а чтобы у кормушки остаться, чтоб с поста не сняли! Головотяпы! Эх, пришли бы вы ко мне лет пятнадцать назад, когда я в силе был! Мы бы устроили им социалистическое соревнование!

Он подошел к самому срезу воды, снял тряпичные туфли и вошел в мелкую рябь, поднятую ветерком.

 Люблю стоять вот так с удочкой. Успокаивает. Только не получалось никогдато времени нет, то забуду Сейчас вот вроде и время есть и местоа не хочется. И врачи ревматизмом пугают. И-ээх  С горестным вздохом он вышел на берег, обулся, стаптывая задники у туфель, повернулся ко мне и еще раз внимательно заглянул в глаза:Скажи мне, Сережа, а ты не думал, откуда у тебя этот дар?

Не думал ли я? Конечно, думал, тысячу раз думал! Да мы с Захаром перелопатили десятки учебников в поиске ответов! Будь мы физиками или математиками, может быть, мы и нашли бы какой-то правдоподобный ответ, но мы были всего лишь недоучившиеся инженеры с весьма ограниченным знанием передовых теорий вроде квантовой механики или Майцев-старший вообще предполагал божье провидение, но, как устоявшие атеисты-материалисты, мы отвергли подобную мысль.

Захар как-то высказал догадку, что тамв будущемнаучились если не путешествовать во времени, то хотя бы передавать информацию, что должно быть, наверное, легче. И если так, то, видимо, там я стал участником какого-то эксперимента, позволившего мне отправлять информацию самому себе в прошлое? Но тогда выходило, что при малейшем изменении моей судьбы я уже не должен был попасть в число участников того эксперимента! Мы ведь бросили учебу, мы так сильно уже изменили свое будущее, что я никак не мог принять участие в этом эксперименте, и связь между мной там и мной нынешним должна была оборваться! Но я все еще видел будущее. Правда, не себя в немпоэтому сказать что-то конкретное не мог. Возможно, любая дорога в этой жизни приводила меня к некоему промежуточному перекрестку, на котором я при любом развитии событий оказывался в числе участников неведомого научного опыта?

Это была единственная наша догадка, её я и озвучил перед Вороновым.

 Плохо быть неучем,  посетовал Геннадий Иванович.  Но еще хуже довериться неучу. Ты уверен, что твои способности тебе не откажут в самый критичный момент?

 Не уверен. Но и то, что я уже знаюэто очень много.

 Трудно не согласиться.  Воронов поджал и без того тонкие губы.  Значит, выбора на самом деле у нас нет? Что ж, нам ли привыкатьдействовать в стесненных обстоятельствах? Будет так, как должно быть! А сейчас идемте пить чай, хоть мне и интересно узнать все будущее в деталях, но дважды рассказывать незачем. Подождем Георгия.

Мы вернулись к столу и минут сорок разговаривали ни о чемЗахар восторгался чудесностью дачного места, Изотов задумчиво щурился, а я пил чай, изредка отвечая на вопросы хозяина о том, что нам удалось накопать в справочниках об отечественной экономике. О перекосе в сторону тяжелой индустрии и странным образом несовпадающих цифрах в планах пятилеток.

Наш неторопливый разговор прервала трель телефонного звонка. Воронов снял трубку телефона, обнаружившегося в тумбочке, стоявшей у хозяйского кресла:

 Да, Женя. Подъехал? Ну и чудесно, проводи Георгия Сергеевича к нам. А водителя его чаем напои. Нет, больше никого не ждем. Спасибо.

Он положил трубку и обратился к нам:

 Ну вот, товарищи, скоро все и решится.  По голосу было заметно, что Воронов волновался едва ли меньше нашего.

Я ждал явления какого-то Кащея Бессмертного, что чахнет над златом, профессора Мориарти, дергающего за тайные ниточки, но Женя привел по знакомой нам дорожке улыбчивого старика примерно того же возраста, что и Воронов с Изотовым.

 Вот куда ты забрался, Гена!  обрадовался прибывший появлению на крылечке беседки Воронова.  А мы со Стасом чуть было не заблудились. Представляешь?

 Приветствую тебя, Георгий!  Хозяин обнял Павлова, словно был тот тем самым блудным сыном, вернувшимся от чужих берегов. Если мне не показалось, то они даже поцеловались!  Скрипишь еще? Не собираешься вслед за благодетелями?

 Нет, Геннадий, пусть уж они все раньше нас уйдут, а мы посмотрим, как этобез них жить?

Они оба рассмеялись чему-то своему.

 Какой у тебя здесь чудесный лес,  восхитился Павлов.

 Реликтовый!  довольно сощурился Геннадий Иваныч.  Наврали, наверное, какие из сосен реликты?

Он повернул Павлова к нам спиной и показал рукой куда-то вдаль:

 Вон видишь, сосна стоит? Там на боку какой-то умник ножиком наковырял: «Евстахий, 1772»! Двести лет назад!

Я склонился к уху Изотова и спросил:

 Кто это?

 Это настоящий хозяин партийных денег,  шепотом ответил Изотов.  То, что осталось Кручинекрупица по сравнению с возможностями этого человека. Он десять лет сидел на валютной кассе партии, старался приумножить и неплохо в этом преуспел. Может быть, это единственный в Союзе человек, что-то понимающий в капиталистической экономике. Если бы наш дорогой Леонид Ильич не раскидывал деньги направо и налево

Он замолчал, потому что хозяин с гостем повернулись к беседке.

 Да, Геннадий Иваныч, и не говори,  жаловался Павлов.  Хожуоглядываюсь: не сыплется ли из меня песок? Ха-ха-ха А ты как?

 Да так же. Годыони сомнительное богатство. Курсирую между ЦКБ и дачей.  Поддерживая гостя под локоть, Воронов повел его к нам.  Эскулапы говорят: еще лет десять протяну, если поберегусь. Вот и берегусь. Стараюсь не волноваться, дышу сосновым лесом, гуляю много. Да. Каждое утро по пять километров. Женя следом ходит, брюзжит, а мне и то развлечение.

Они вошли и остановились. Безо всякой команды мы дружно поднялись со своих мест. Павлов быстро и внимательно оглядел присутствующих, улыбнулся каждому. Его взгляд чуть задержалсяна мгновение, не большена Валентине Аркадьевиче, и мне показалось, что он узнал Изотова.

 Ой, Гена, про болячки лучше и не говори. Ты представишь меня компании?

Теперь, когда он был совсем близко, я увидел, что ничего особенного в нем нетдед и дед. Довольно невзрачный. Седой, лицо круглое, высокийна полголовы выше Воронова, тяжелыйпод центнер. А в остальномникаких особых примет. Надень на него орденские колодки, несколько медалей, поставь в группу ветеранов войны и нипочем не найдешь никаких отличий. Разве что одет он был с иголочки: свежая рубашка, одноцветный серый галстук, ладный темный костюм в такую жару с едва выглядывающими из рукавов белыми манжетами. Особенно я поразился туфлямчерные, ладные, блестящие и несомненно очень дорогиея таких и не видел никогда. Выглядел он еще большим франтом, чем Изотов.

 Это мальчишки, о которых я тебе говорил, Георгий. Повыше светленькийЗахар, второйСергей. А Валентина Изотова ты можешь помнить по Донау в Вене.  С каждым из представленных Павлов поздоровался за руку, которая оказалась мягкой и холодной.

 Донау Банк? Как же, как же, прекрасно помню! Его, если мне память не изменяет, сделали уже после того как тебя на пенсию проводили?

 У тебя, Георгий, поразительная память. И она никогда тебе не изменяет.  Воронов усмехнулся.  А это, товарищи, мой старинный знакомец по разным деламПавлов Георгий Сергеевич. Прошу любить и жаловать.

Когда все расселись по отведенным местам, а нового гостя Воронов посадил напротив себя, Павлов прокашлялся и спросил, лукаво посматривая на тумбочку.

 Чем угощать будешь, Гена?

 Поверишь ли, Георгий Сергеевич, для тебя ничего не жалко!  Геннадий Иванович открыл тумбочку и достал фигурную бутылку с яркой этикеткой.  Только ты уж не обессудь, мне врачи запретили: язва, давление, печень, а Валя за рулем. С мальчишками, с Сергеем, тебе еще нужно будет поговорить. Если только с Захаром пару капель?

 Захар, вы как к спиртному относитесь? По чуть-чуть?  Павлов показал пальцами предполагаемую дозу.  За знакомство?

Стушевавшийся Захар вытаращил глаза и быстро кивнул.

 Ну вот и славно. Видишь, Гена, в России в любом месте можно найти собутыльника,  рассмеялся Георгий Сергеевич.

Воронов достал из тумбочки две хрустальных стопки, наполнил их до половины и одну передал Павлову, другую буквально воткнул в трясущуюся руку Захара.

 Ты зачем молодь запугал, Ген?  спросил Павлов, чокаясь с разволновавшимся Захаром.

 Это не страх,  вступил в разговор Изотов.  Это нервы и почтение к заслугам. А так они хлопцы бойкие.

 Почтениевещь нужная,  одобрил поведение Захара Павлов и выпил.  А скажи мне, Геннадий Иваныч, видишься ли с кем-нибудь из прежних?..

Они заговорили довольно громко о каких-то неизвестных мне людях и так увлеклись воспоминаниями, что через пятнадцать минут мне уже казалось, что это не кончится никогда.

Тот умер, этот лежит в больнице, третий похоронил сыновей, а четвертый застрелился, пятый все еще что-то возглавляет, а шестой «здорово вверх попер». Прозвучали знакомые фамилии Пельше, Гришин, Громыко, Кириленко, Добрынин, Фалин, Пономарев. Кого-то хвалили, о ком-то жалели.

Я уже окончательно заскучал, когда вдруг Павлов сказал:

 Покажи-ка мне свой прогулочный парк, Геннадий Иваныч? Да и ребяток давай с собой возьмем, вдруг сердечко у меня прихватитхоть до дома дотащут?

 Я сам об этом только что подумал,  ответил Воронов.  Захар, поскучаешь часок? А то к Жене в сторожку сходи, у него удочки есть, а в пруду карпы водятся. Сам запускал. Заодно уху потом сделаем, если надергаешь немножко рыбки.

Майцев согласно кивнул и едва не вприпрыжку понесся к воротам за снастями, хотя я точно знал, что к рыбалке Захарка относится безразлично, вернее, с некоторым даже отвращением, и никогда по доброй воле удить скользкую рыбу не станет.

А мы вчетвером вышли из беседки. Как-то так подстроили старики, что мы с Павловым оказались идущими в паре вслед за Изотовым и Вороновым. Когда мы отошли метров на пятьдесят, Георгий Сергеевич чуть придержал меня. Хозяин с Валентином Аркадьевичем удалились по дорожке шагов на двадцать, после этого мы медленно поплелись за ними.

 Ну-с, юноша, рассказывайте, зачем я здесь?

 Я вижу будущее,  в который уже раз сказал я.

 И какое оно?

Я рассказывал, он кивал и иногда улыбался одними губами. Мы бродили с ним уже гораздо больше часа. Воронов и Изотов давно вернулись в беседку, а Павлов все выспрашивал и выспрашивал. Его интересовало буквально все: курс рубля в будущем, успехи футбольных команд, результаты геологоразведки в Восточной Сибири, последствия антиалкогольной компании Горбачева, сроки объединения Германии, продолжительность моратория на ядерные испытания, итоги конверсии отечественного ВПК, демографическая ситуация в стране и мире, судьба договоров ОСВ, принципы работы ВТО-ГАТТ, персоналии будущих правительств стран СНГ и еще многое, чего я просто не знал, не помнил.

 Что ж, Сережа, вы меня здорово развлекли. Пожалуй, ради этого мне следовало съездить сюда разок. Скажите мне еще вот что

Он остановился и замолчал.

Я тоже остановился.

 Скажите, Сережа, вы знаете, когда я Ну, как говорится, когда придет мое время?

Я уже знал это.

 После того, как будет разогнан ГКЧП, новые хозяева примутся делить наследство. На счетах ЦК не найдут ничего. История темная, но в конце августа девяносто первого ваш преемник Кручина выпрыгнет из окна своей квартиры.  Я сделал паузу, собираясь с духом.

 Мужественный человек, я бы так не смог,  успел вставить Павлов.

 Через семь лет вы скажете эти же слова, а еще спустя месяц вы поступите как Кручина. Вы прыгнете с балкона едва ли не в присутствии своих близких. Во всяком случае, говорить они станут именно так.

Я видел, как его глаза сделались круглыми, он отшатнулся.

 У меня балконы не открываются никогда. Оба заставлены мебелью.

 В этот раз тот, что в вашем кабинетеоткроется. Вас похоронят на Новодевичьем кладбище. Седьмой участок, первый ряд, левая часть.

Он отвернулся и заговорил куда-то в сторону:

Назад Дальше