Мы так и не посмотрели на Гавану, как рассчитывали.
Надо сигар купить, загорелся Захар. Я слышал, что американцы очень любят здешние сигары, но из-за своего дурацкого эмбарго не могут торговать с Кубой! Дефицит, однако!
Забудь, оборвал его Артем. Ты не турист. К побывавшим на Кубе там относятся с подозрением. А нам лишнее внимание вообще ни к чему.
Жаль, пробормотал расстроенный Захар. И ром нельзя?
И ром нельзя. Вот будешь возвращатьсяприхватишь папаше и сигары и ром.
На следующее утро прощание с Артемом вышло каким-то скомканным: после регистрации на рейс он легонько ткнул меня кулаком в плечо, я ответил тем же, мы с ним обнялись, я отступил, уступая Захару место для прощания. Майцев просто пожал Артему руку и быстрыми шагами пошел к выходу на посадку. Наш опекун усмехнулся и, помахав мне на прощание, отошел к большому окнупроследить за нашей посадкой на самолет.
А самолет, поданный на рейссамый настоящий американский «Боинг» мексиканской авиакомпании «Мексикана Эйрлайнз», не вызвал во мне ожидаемого трепета. Ничего особенного я в нем не увиделстарый, с облезшей местами краской, похожий на распухший «Ту-154»тоже три двигателя, хвост с крылышками наверху. Самолет как самолет. А внутри так и еще теснее, темнее, чем тот «Ил», на котором мы прилетели в Гавану. В общем, не произвел на меня впечатления образец американского авиапрома.
Мы летели в страну, которая стала испытательным полигоном для тех сил, что приняли самое деятельное участие в уничтожении Союза. Аграрная страна, разбогатевшая на нефти в 60-е и 70-е, доходы от которой составляли до трех четвертей бюджета страны, строившая какую-то странную конструкцию из социализма и капитализма под контролем государствапримерно как в России спустя двадцать лет или в Китае через десять, в одночасье оказалась разорена упавшими ценами на рынке нефти. Пока «черное золото» обеспечивало постоянный доход стране, социально ориентированное правительство много и с удовольствием кредитовалось на любых условиях, лишь бы сохранить социальные завоевания. Но пару лет назад доходы государственных нефтяных компаний упали, и вдруг оказалось, что Мексика должна ежегодно выплачивать внешним кредиторам проценты, равные или даже превосходящие размер всего ее экспорта.
И дальнейший путь был похож: восстановительные кредиты МВФ, выполнение рекомендаций кредиторов, либерализация цен, приватизация авиакомпаний, банков, нефтянки (в основном НПЗ и предприятия нефтехимического комплексадобычу оставили за государством), появление сотен нуворишей и даже самый богатый человек мира будет местным олигархом. Большая часть перерабатывающих мощностей досталась тем, кто мог предложить деньги не только в казну, но и устроителям приватизации. В конечном итоге хозяевами НПЗ стали по большей части американские и европейские компании. Вслед за ними пришли «инвестиции»«Форд», «Дженерал моторз», «Сити-банк», и прочие Макдональдсы спешили вложиться в «перспективный большой рынок». Суть этих «инвестиций» свелась к размещению в стране «отверточных» предприятий, выжимание из населения тех невеликих доходов, что все-таки оставались в стране после продажи нефти и вывоз их американским акционерам. Все верно, все, как и вездебедные должны оплачивать свою бедность. Спустя десять лет разразился новый мексиканский кризис, вызванный присоединением Мексики к «клубу богатых стран», контролем над инфляцией и невозможности развиваться без притока внешнего капитала, страна стала полностью зависимой от планов «Большого соседа».
Здесь так же как в будущей России соседствовали запредельная роскошь и необыкновенная бедность. Несколько сотен богатейших семей владели половиной богатства страны. Половина населения не владела ничемвключая собственные судьбы. И кризис следовал за кризисом, потому что решение одной проблемы сразу создавало другую. И все эти решения создавали лишь внешним «инвесторам» условия для выжимания мексиканской экономики досухане позволяя стране подняться выше определенного ей места в мировой табели о рангах.
Я смотрел на море под собою и тихо свирепел. Я из шкуры вывернусь, но не допущу такого будущего для своей страны!
Перелет был коротоквсего три с половиной часа, и почти все время проходил над Мексиканским заливом, о чем мне сообщил приткнутый в спинке переднего кресла журнал.
Когда мы оказались над сушей, едва ли не сразу стало заметно, как под нами вздыбилась горами земля. Небо было безоблачным и прозрачным, и вид открывался сказочныйдлинная полоса побережья с частыми песчинками поселений, собравшиеся гигантскими складками горы, покрытые выгоревшей растительностью.
Мехико поражал своими размерами: мне показалось, что мы летели через него едва ли не полчаса. Он расползся по горам гигантским малоэтажным спрутом, истыканным иглами высоких дымящих труб.
Аэропорт, к моему удивлению, оказался расположен едва ли не посреди города: прямо вокруг него повсюду виднелись жилые дома, улицы, магазины, пробки на перекрестках, редкие пальмы. Все было какого-то невзрачного пыльно-желтого цвета, и только небопронзительно-синее.
Вопреки ожиданиям, высота в две с лишним тысячи метров над уровнем моря, на которой располагался Мехико, никак не отразилась на нашем самочувствии. Опасения Захара, что ему не хватит воздуха для дыхания или внутреннее давление разорвет его в клочья, высказанные перед выходом на трап, оказались надуманными.
Нас встретил седой креол неопределенного возраста. Такому можно легко дать и тридцать лет и шестьдесят. И при этом непременно ошибиться. Назвался он Альваресом. На очень медленном и правильном английском он объяснил нам, что должен забрать у нас прежние документы и отдать новые.
Все три часа до нашего отбытия он пробыл с намисловно и не было у работника аэропорта никаких дел, кроме сопровождения двух туристов. Он постарался рассказать все о своей стране: от революций и двух мексиканских императоров до состояния футбольной сборной, чем изрядно развлек Захара. Я же, напряженный и собранный, никак не мог успокоиться и пропустил его болтовню мимо ушей. Не успев побыть финном, я скоро стану американцем и должен буду пробыть в этой роли достаточно долгоэто давило на нервы. К тому же сразу после посадки самолет немножко тряхнуло: как объяснил Альварес, землетрясения в этой части страны случались по нескольку раз ежедневно, но очень редко они вызывали какие-либо разрушения. Мне же, помнившему по рассказам старших разрушенный Ташкент и Газли, каждую минуту грезились провалы в земле и падающие здания.
Словом, когда нас поднял в небо «Clipper Mexicana»«Боинг-737» в раскраске Pan Am, меня уже сильно колотилодо дрожащих рук, и Захар почти насильно заставил меня выпить таблетку успокоительного. Я уснул. Чтобы проснуться уже на американской земле, где буду изо всех сил стараться ухудшить ее будущие перспективы.
Глава 8
Эй, парни, как вы смотрите на то, чтобы выпить сегодня вечером пива? так спрашивал нас каждый день дядя Сэм, на ранчо которого неподалеку от Франкфорта мы расположились, став для его соседей двумя племянниками с Аляски.
Такое предложение звучало от Сэмюэля Батта очень часто, и мы уже совсем не удивлялись размеру его отвислого брюха, штанам, в которые легко могли поместиться вдвоем, трем подбородкам и постоянно потному лбу.
Накануне нашего приезда ему исполнилось пятьдесят пять лет, был он одинок: недавно похоронил жену, а сын погиб во Вьетнаме в последний год пребывания там американцев. Еще где-то в Сиэтле жила старшая дочь, но отношения с ней испортились по причине сильных политических разногласий. Все дело в том, что раньше Батт жил в Нью-Йорке, держал небольшой бар на двадцать третьей улице и был коммунистом. Да и как не быть коммунистом, если над твоим заведением находится штаб-квартира американской коммунистической партии, а за столами в баре постоянно сидит десяток-другой идейных борцов с капиталом? Вот и Сэмюэль Батт проникся учением товарища Маркса и даже когда-то давно был лично знаком с Гэсом Холломглавой коммунистов США! А теперь время от времени оказывал содействие старым единомышленникам.
Поэтому, когда его попросили ненадолго приютить у себя двух парней, он не стал отказыватьсяпереносить одиночество в его возрасте, если никогда прежде не жил один, достаточно сложно.
Батт уже четыре года как отошел от политической активностивместе с Моррисом Чайлдсом, доверенным лицом которого был. Он часто с восхищением рассказывал о своем боссе, весомом человеке в КП США, двадцать лет мотавшимся по миру в поисках финансирования для своей партии. Все успехи коммунистов в Штатах Батт связывал с деятельностью этого человека, убедившего лидеров из Москвы и Пекина вложить в развитие американского коммунистического движения десятки миллионов долларов. Но после того, как восьмидесятилетний Чайлдс сообщил товарищам, что к нему подбирается ФБР, ему было рекомендовано уйти на пенсию. Вслед за ним отошел от активных дел и Сэмюэль Батт.
Я не стал говорить добродушному толстяку, что Моррис Чайлдс, второй человек КП США, ее «министр иностранных дел» и по совместительству «министр финансов», пользующийся безусловным доверием Суслова и Пономарева, двадцать лет был агентом ФБР, вводящим в заблуждение коммунистов по обе стороны океана. Это лично ему в руки передавал деньги Павлов.
Если б я знал в Москве, что с этим человеком мне предстоит косвенно пересечься, я бы непременно рассказал о его «подвигах», а здесь мне бы никто из тех, с кем я имел возможность познакомиться, не поверил бы никогда. Да и напутствие Павлова однозначно трактовалось как «всячески скрывать свои способности от посторонних». Здесь жаловаться на Чайлдса было попросту некомуничем невозможно объяснить свою информированность. А мое слово против слова героического подпольщикадаже не пыль, нечто гораздо меньшее.
Видимо, труд своего помощника Чайлдс считал заслуживающим хорошего вознаграждения, а может быть, источники достатка были другими, но как бы там ни было в прошлом, к моменту нашего появления дядя Сэм обзавелся приличных размеров хозяйством, где выращивал табак, сою и кукурузу и для собственного удовольствия совсем немножко разводил лошадей: десятка три-четыре бродили по лугам его земли.
А еще у Батта всегда было много пивав обед, вечером и обязательно на ночь. Частенько напиваясь, он начинал мечтать, как выставит однажды своих «лошадок» на скачках «Кентукки дерби» и, конечно же, они привезут ему к финишу Гран-при.
Захару такое существование было в тягость. С его холерическим темпераментом спокойная, размеренная жизнь воспринималась как наказание. Ему хотелось уже завтра начать переворачивать мир наизнанку, крушить и доказывать всем свою исключительность. Он едва себя сдерживал тем, что каждый день старался уработаться до потери сознания. Да и то ежевечерне начинал жаловаться, что устал от неизвестности, и делиться опасениями, что мы доверились не тем и теперь нас попросту выперли из родной страны, и мы окончим свои дни, ковыряясь в грязи посреди штата Кентукки. А я подшучивал над ним и ждал человека, что привезет мне привет от Сомовой Юленьки.
И он появился в конце октября. Когда целыми днями лились со свинцового неба дожди, хотя нам с Захаром уже хотелось снега. Но снег в субтропиках выпадает редко.
Мы с Захаром ковырялись с утра в сломавшемся тракторе, нужно было запустить его до вечерадядюшка Сэм сказал, что он понадобится ему на днях. Сам он уехал на какую-то местечковую ярмарку, и ждали мы его только к ночи. Причину поломки обнаружили достаточно быстро. Мне даже не пришлось напрягать свою «память»: топливный насос не желал запускаться. Я пошел в сарай поискать заменуу запасливого Батта при большом желании можно было найти и комплект ЗИПа для синхрофазотрона. А когда вернулся, увидел, что Захар о чем-то разговаривает с веселым мужиком в деловом костюме, чем-то похожим на Гаррисона Фордамы недавно посмотрели-таки «Звездные войны». Рядом с нашим трактором стоял красный «Додж-Дарт».
Приезжий что-то рассказывал, посмеиваясь при этом, а Захар хмурил брови.
Заметив меня, гость раскинул руки:
Серхио, как я рад тебя видеть! однако идти по размокшему от дождей двору не решился, побоявшись испачкать свои блестящие туфли.
Я подумал тогда: «С чего это незнакомый человек настолько рад меня видеть?»
Но, когда подошел ближе, он протянул руку и сказал:
Меня зовут Чарли Рассел. Я привез вам привет от Юленьки Сомовой и Валентина Аркадьевича Изотова. Имена были произнесены по-русскибез акцента. Я буду вашим техническим консультантом. Все, что касается организационной работы в этом проектеможно свалить на меня.
Я так устал ждать этой фразы, что даже не поверил сначала в то, что услышал. Рассел повторил, и только после этого я протянул ему руку:
И я рад, Чарли!
Захар взял у меня из рук насос, бросил его под капот трактора; втроем мы пошли в дом. Вернее, мы с Майцевым пошли, а наш гость поехал на своем франтоватом «Додже».
Спустя полчаса, попивая чай с пончиками (Сэм каждое утро начинал с приготовления двух десятков этих надоевших нам хуже горькой редьки пончиков), Чарли говорил:
Мне поручено создать такой механизм взаимодействия с главными фондовыми и валютными площадками, который бы позволил скрыть истинного владельца бумаг и кэша. И я это сделаю. Мне только нужно время на подготовку. Месяца три, скажем. Есть несколько сложностей в техническом плане, но вроде бы с ними можно бороться. Насколько я понял, парни, управлять активами будете вы?
Не совсем так, помня предостережения Павлова, возразил я. Мы просто те, кто будет передавать вам инвестиционные распоряжения.
Зачем такая сложная схема? спросил Чарли как бы сам у себя.
Наверное, тот, кто ее придумал, на что-то рассчитывал, пожал плечами Захар. Они же ничего в простоте не сделаютвсе с умыслом.
Чудные дела творятся в нашей синагоге, вздохнул Чарли. Трудно вот так работать, не зная толком, кто стоит за твоей спиной. Ладно, главное, деньгами нас не обидят, а если есть деньги, то в этой стране решить можно вообще все.
Меня очень тревожило, каким образом к нему попали деньги от Павлова, и я просто об этом спросил.
Не волнуйся, Сардж, ответил Чарли. Я в этих делах не новичок. Первые пара сотенпросто наличка. Если речь зайдет о больших деньгахмы найдем способы легализовать эти суммы.
Рассел допил чай, поблагодарил нас за вкусные плюшки и сказал, что ему уже пора ехать. За окном опять собирался дождь; он боялся, что дорогу может размыть. Чарли оставил нам визитку, но пообещал звонить сам каждую неделю, чтобы держать в курсе дел. Еще он передал привет Сэму, с которым, оказывается, был знаком прежде. И вот здесь я испугался. Потому что в мозгу быстро выстроилась цепочка Рассел-Батт-Чайлдс-ФБР. Если бы в этот момент я не завязывал свои ботинки, стоя в соответствующей позе, он бы увидел мое выражение лица и наверняка потребовал бы объяснений.
Если для отошедшего от дел Батта просьба старого приятеля по партийным делам дать приют двум юным лоботрясам могла показаться совсем не странной, то в случае знакомства Рассела с Чайлдсом и посвящения того в цель нашего прибытияу ФБР непременно должны были бы появиться вопросы.
А вы, Чарли, с дядей Сэмом давно знакомы? стоя вниз головой, изображая борьбу с неуступчивым узлом, спросил я.
Я с Сэмом? Да пару лет. Нас познакомил, я напрягся, его младший брат. Точно, вот как Сэм переехал сюда из Нью-Йорка, так Джимми все хотел нас познакомить, а вышло только спустя еще год.
Так вы не были с ним знакомы по его партийным делам? уточнил я.
Это когда он в банде Холла геройствовал? Не, усмехнулся веселый Чарли, я к ним никакого отношения не имею. Я из другого ведомства.
Я почувствовал себя Сизифом, которому больше не нужно толкать перед собой камень.
А почему вы называете организацию Холла бандой?
Рассел рассмеялся:
Вам знакомо слово рэкет?
Конечно. Вымогательство.
Тогда вы меня поймете. Гэс Холл занимается в отношении нашей с вами страны самым что ни на есть рэкетомвымогает деньги под обещания активной работы, но максимум на что его пока хваталоимитировать раз в четыре года участие в президентских выборах. И повелось это еще со времен Эрла Браудера, провозгласившего, что учение Маркса не действует на американской земле. Вот так вот. Впрочем, наши начальники наверняка имеют от него какой-то иной прок. Например, я полагаю, несколько тысяч добровольных идейных сексотов и пропагандистов стоят тех небольших денег, что достаются верхушке. Может быть, и еще есть какие-то резоны. Но Сэм не знает, чем занимаюсь я. Я для негопросто хороший знакомый, если вы об этом.