Тайна «Нереиды» - Марианна Владимировна Алфёрова 3 стр.


Никто не обратил на человека в лохмотьях, сидящего на склоне. Обычный бродяга, каких много появилось в последние дни на дорогах. Он смотрел, как рушатся камни, и его бескровные губы шевелились. Если бы кто-нибудь остановился рядом с ним, то услышал бы, как бродяга шепчет:

 Мой мост мой драгоценный мост Я берег его столько лет столько лет я держал эти арки

Глава IIИгры Юния Вера

«На вопрос, кого бы хотели избиратели шестой трибы видеть в сенате, больше половины опрошенных отвечают «Гая Элия Мессия Деция». Хотя известно, что, сделавшись Цезарем, Элий был вынужден оставить место в сенате. Выборы в шестой трибе назначены на Иды декабря».

«По мнению префекта претория Марка Скавра, не стоит придавать значения передвижениям войск Чингисхана. Разведывательный отряд, числом не более 20 тысяч, после разграбления Экбатан ушел назад в земли Хорезма».

«Пророчество Сивиллиных книг таково: «Жертвоприношение каждогоне первины, но половина. Новую крепостную стену Великого Рима дОлжно возвести в Нисибисе».

«Акта диурна», 9-й день до Календ октября .

I

Инсулы на окраине Рима, построенные после Третьей Северной войны, походили одна на другуювсе из красного кирпича, с маленькими окнами, с наружными лесенками. Крошечные низкопотолочные квартирки, темные коридоры, сидячие ванны; от инсул несло бедностью за несколько миль. Казалось нелепым, что богатейшая Империя строила такие дома. Однако строила. Подальше от форума, подальше от глаз. Своих, чужих Пинии и кипарисы, посаженные вдоль улиц, со временем разрослись, и зелень скрыла созданное людьми уродство.

Рядом с многоэтажками сохранилась старая вилла, принадлежавшая до войны обедневшему всаднику. Теперь эту виллу, вернее, то, что от нее осталось, сдавали внаем. Плющ полностью покрыл дом, даже черепицу умудрились оплести буйные ветви. Сквозь узкие просветы в зеленом ковре немытые окна смотрели на Вечный город с усталым любопытством.

Префект римских вигилов Курций постучал и прислушался, ожидая, когда внутри раздадутся медлительные шаркающие шаги. Но дверь отворил не старик. Человек был молод, высок и широкоплеч. И тяжко болен. Зеленовато-серая кожа обтягивала острые скулы. Левая половина лица исхудала куда сильнее правой. Глаза смотрели на гостя и как будто ничего не видели. Вставные глаза бронзовых статуй смотрят так жекак настоящие, и все же неживые.

 Соседи не донимают?  Курций оглядел пустой атрий, в углу которого догнивал ларарий с оторванными дверцами.

Пахло пылью, плесенью, запустением. Дом был болен, как и его хозяин.

 Еду иногда приносят. Хотя я ничего не прошу. Ставят здесь на крыльцо.

 Тебе надо в больницу, Юний,  сказал Курций.  Или будет слишком поздно.

 Не мешай.  Только и услышал вигил в ответ.

Вер двинулся вглубь дома, сделал несколько шагов и остановился, собираясь с силами, и вновь совершил бросок, превозмогая слабость. Наконец добрался до спальни и, обессиленный, повалился на ложе.

 Юний Вер, тебе надо в больницу,  повторил вигил, усаживаясь на старый сундук подле кровати.

 Это не болезнь.

Вер тяжело дышал, на висках блестели бисеринки пота. Если это не болезнь, то что же?

 Может, Элию сообщить?  предложил Курций.

 Нет!  выдохнул Вер и протестующе вскинул руку.  Элию ни слова.

 Как знаешь.  Курций не мог понять, почему больной прячется в доме, как затравленный зверь, избегая помощи.

 Расскажи, с чем пришел,  попросил Вер.  Узнал?

 И да, и нет. Помнишь папку, что я нашел в доме Элия? Там была ничего не значащая на первый взгляд записка. Несколько цифр. Но число-то, смотрю, знакомое, как дата собственного рождения. Эге, говорю себе, да это же секретный код когорты «Нереида» А на обороте написано «Макций Проб» Ты слушаешь меня?  прервал сам себя Курций, приметив, что Юний Вер прикрыл глаза.

 Да стараюсь  Вер облизнул воспаленные губы.  Код «Нереиды»

 Я с этой писулькой подался в контору адвоката Проба. Протягиваю письмецо, и через часдолго искаливыносят металлический тезариус.

 Ты украл документы Элия,  констатировал Вер.  Не думаю, что мой друг придет от этого в восторг.

Но старого вигила не так-то было просто смутить.

 В ящике было всего две бумаги. Перваяперечень документов, которые были уничтожены после гибели «Нереиды». Их сожгли по личному приказу императора. А вторая бумагаписьмо трибуна «Нереиды» Корнелия Икела Адриану, отцу Элия. Письмо вежливое. Всякие прости, извини «чье имя я всегда произношу с уважением» и прочие обороты, в которых я не силен. «Но открыть тебе, сиятельный, подробности гибели когорты не могу. В интересах родственников легионеров». Именно так и сказано«в интересах родственников».

 И все?  Юний Вер сел на кровати. Курцию показалось, что под туникой больной что-то прячетто ли большое яблоко, то ли мячик.

 И все. Странная история. Если эти две бумажки хранились не хуже государственной тайны в тезариусе Макция Проба, то что же было в самих документах? Кто уничтожил когорту сопляков, которые никогда не воевали?

 Ты говоришьони не воевали. Но ты же был среди них тебя ранили, ты попал в больницу

 Я был болен, а не ранен. Маялся поносом.

 Думаешь, их убили?

 Не знаю. Хорошие были ребята. Ну, может, рассуждали лишку о высших материях и Космическом разуме, да о таких вещах, в которых я мало понимаю. Жаль, что все они погибли.

 Все, кроме Корнелия Икела,  напомнил Юний Вер.  Где это произошло?

 В какой-то крепости в Нижней Германии. Там есть колодец, который называют колодцем Нереиды. Удивительное совпадение. Когорта «Нереида», колодец Нереиды А крепость-то далеко от моря.

 Нереида  прошептал Вер.

Так почему же их убили? Молодых аристократов, дерзких и бесшабашных, готовых на подвиги ради Вечного Рима. Вер был среди них в ту ночь несмышленым мальчишкой. Когда Вер напрягал память, мерещилось ему какое-то помещение, то ли погреб, то ли подвал. Свет факелов. И множество людей. Он ощущал их тепло, их боль. Но лиц не помнил.

Или боялся вспомнить лица, глаза и улыбки? Стер из памяти, чтобы не задохнуться от жалости. Добротаэто жалость,  придумал он для себя простую формулу. А жалость по отношению к самому себетоже доброта?

 Мама, мамочка,  что же произошло?  шептал Вер.  Почему ты умерла? Почему?

II

Рим засыпал и просыпался под немолчные кошачьи песни. Песни были заунывны и печальны. Душераздирающее «мяу» не давало двуногим обитателям города спать.

Но не коты тревожили сон Юния Вера. Несколько ночей он не смыкал глаз. Лежал и смотрел в потолок. Когда к нему заходил Квинт? Два дня назад? Три? Или только вчера? Или сегодня утром? Вер не помнилон потерял счет времени. Он многому потерял счет. Не мог даже вспомнить, куда выходит окно спальни. Сквозь деревянную решетку падали косые солнечные лучи. Утро? Наконец?

Бок жгло все сильнее. Мнилосьвнутри копошится живая тварь, вгрызаясь все глубже. Вер ощупал бок. В который раз! Желвак под кожей еще больше набух и затвердел. Именно к этому месту Юний Вер прижимал свинцовый ларец с кусками черной руды. Теперь-то он знал, что в ларце хранился оксид урана. А может, он знал это уже тогда? Но к чему все знания, если теперь он мог думать только о проклятой опухоли! Подобно капризной красотке, она требовала постоянного внимания. Стоило прилепиться мыслью к чему-то другому, опухоль тут же напоминала о себе. Он обращался к опухоли, как к живому существу. Проклятия Мольбы Не помогало!

Час назад (или два? или три?) он выгреб из морозильника весь лед и обложил опухоль ледышками. Теперь лед таял, капли стекали на несвежие простыни. Есть не хотелосьтолько пить. И жевать лед. И ещебыло нестерпимое желание резануть ножом по горящему огнем боку. Вер то дрожал в ознобе, то обливался потом, он почти умирал, но знал, что это не смерть. Это что-то другое, похожее на смерть. Гораздо страшнее.

Он закрыл глаза, будто собирался уснуть. Несбыточная мечта! Он не в силах уснуть точно так же, как и умереть.

Хорошо бы сейчас отправиться в термы, попотеть в лаконике, потом поплавать в прохладном бассейне и Но в общественных банях бальнеатор тут же поинтересуется его распухшим багровым боком. Приходилось довольствоваться маленькой ванной, где он сидел, скрючившись, и не мог даже вытянуть ноги. А в воду с потолка хлопьями осыпалась побелка. Эта убогая ванна бесила его больше всего. Может, позвонить Элию и попросить о помощи? Нет, нельзя! Вер и сам не знает, почему. Знает одно: о происходящем никому нельзя рассказывать. Это испытание на одного. Потому что никто, кроме Вера, не выдержит. Даже Элий.

Но и Вер не выдержал.

Шатаясь, как пьяный, добрался до ванной, ополоснул лицо под краном, надел чистое и вызвал таксомотор. Водитель не стал спрашивать, куда везтивмиг домчал до Эсквилинской больницы к вестибулу ракового корпуса.

В просторном атрии, отделанным зеленоватым мрамором, дожидалось несколько человек. На крайней скамье сидела девушка лет двадцати, устало прислонившись головой к барельефу. От ресниц на белую щеку падала сиреневая тень. Тонко очерченный девичий профиль померещился Веру медальоном на дорогом саркофаге. Вер смотрел на девушку и не мог отвести глаз. А опухоль в боку бешено пульсировала, будто просила: «Уйдем отсюда немедленно, уйдем, уйдем, уйдем» Но Вер не подчинился. Раб язвы взбунтовался. Вер опустился на скамью рядом с девушкой и принялся ждать. Он вглядывался в лица ожидающих, ему хотелось коснуться каждого и утешить. Он был уверен, что сможет утешить без слов. Вер дотронулся до плеча девушки. Она повернула голову, отрешенно посмотрела на гладиатора.

 Мы вместе и рядом мы почти преодолели  воспаленные губы Вера шептали невнятно, но девушка поняла и кивнула в ответ.  Мы только не знаем, каков должен быть следующий шаг. В этом причина Мы срываемся в пропасть, а могли бы лететь. Но мы взлетим. Придет час

Дверь в приемную медика отворилась, и девушка встала. Льющийся из-за двери голубоватый свет показался Веру светом подземного Аида. Когда девушка через полчаса вновь появилась на пороге, приговор был написан на ее лице. Вер шагнул навстречу. Девушку качнуло, будто порывом ветра, и гладиатор едва успел ее подхватить.

 Мы взлетим Я верю  прошептала она.

Накинула паллу на голову и заспешила к выходу. Ледяная аура синей петлей захлестнула ее плечи и голову. Вер проводил ее взглядом до самого выхода. Потом вошел в приемную медика. Что-то сказалсам не понял что. Поспешно сдернул тунику. Медик с изумлением смотрел на распухший бок. Привыкший ко многому, такое он видел впервые. Пока медик намазывал жирной мазью кожу, пока водил щупом ультразвукового сканера, Вер кусал губы, превозмогая боль.

 Несомненно, опухоль, и, скорее всего, раковая. Сделаем биопсию, красавчик?

Вер покорно кивнул. Сами собой из глаз потекли слезы.

Ответа Вер дожидался в атрии. Люди проходили мимо. Он ощущал родство. Но не со всеми. Вот с этим и тем. А прочие чужие. Потому что здоровы. А избранные больны. Избранные кем? Куда?

Медик вновь пригласил его в свою приемную.

 Рак,  прозвучал приговор. Вер ожидал этих слов.  Что ж так запустил болезнь, красавчик? Поражены почти все жизненно важные органы. Тебе осталось несколько дней. Я выпишу морфий.  Медик достал из стола бланк с золотым орлом.  Подпишешь согласие на эвтаназию? Процедура совершенно безболезненная и будет произведена в удобное для тебя время.  Гладиатор отрицательно покачал головой.  Последние дни могут быть очень мучительны. Ты сам можешь выбрать удобное место, устроить прощальный пир, пригласить друзей. На девять человек помещение и стандартное меню бесплатно. У нас есть свой пиршественный зал. Родственники попрощаются и уйдут.  Вновь отрицательный жест.  Тымужественный человек, преклоняюсь. Но опухоль буквально пожирает тебя. Морфий скоро перестанет действовать. Зачем длить пытку?

Вер улыбнулся распухшими губами:

 Я не умру.

 Это твой выбор  Медик сунул листок обратно в стол.  Есть, кому за тобой ухаживать? Если нет, я дам направление в хоспис Гигеи .

При этих словах опухоль вновь начала отчаянно пульсировать.

 Не надо  чрез силу выдохнул Вер и попятился к двери.

Не стоило сюда приходить, он знал это с самого начала.

III

Какой-то добряк подвез бывшего гладиатора до самых дверей его дома. Но вряд ли этот римлянин узнал в человеке с серым лицом и запекшимися губами прежнего кумира Колизея.

 Дальше я сам!  объявил Юний Вер и оттолкнул протянутую для помощи руку.

Он дошел до двери и даже умудрился войти в атрий. Здесь и упал, потеряв сознание. Но тут же очнулся: пряный запах коснулся ноздрей и даровал силы. Больной поднялся. Шатаясь, добрел до спальни. На столике подле кровати стояла золотая чаша, инкрустированная крупным жемчугом. Вер никогда прежде этой чаши не видел.

«Яд?»подумал он равнодушно, взял чашу и сделал глоток. Напиток был по медвяному сладок. И как медпрозрачен, золотист и тягуч. Да и напиток ли это?

Освещающая стынь воды и обжигающий огнь, насыщающая сила земли и эфемерность воздухавсе вместилось в один-единственный глоток. Вер поставил чашу на столик. Обессиленная рука упала плетью. И бывший гладиатор провалился в глубокий сон, наполненный фантастическими образами. Божественный сон.

Сон кончился так же внезапно, как и начался. Больной распахнул глаза. Какой-то парень, запрокинув голову, жадно сцеживал себе в рот последнюю каплю удивительного напитка.

 Амброзия пища богов,  бормотал незваный гость, и Вер узнал в нем Гюна, своего прежнего гения.

 А мне, мне, мне  шептал обвившийся вокруг столика змей и, подняв плоскую голову, тянулся изо всех сил к золотой чаше.  Ты обещал поделиться

 Тут и одному-то мало,  отвечал Гюн сиплым каркающим голосом.

 Оставь каплю Одну каплю Оставь  шипел змей.

 Попроси у хозяина, может он даст он же хочет быть добрым.  Гюн склонился над кроватью. От него пахло погасшим, залитым водой костром, и Вер невольно поморщился.

 Сердишься на меня?  прокаркал гений.  А зря. Я ни в чем не виноват. Да и может ли гений быть виновенсам посуди? Просто время пришло, и все спятили разоммогучая Империя и глупые людишки И такие же глупые боги  Гений надавил на распухший, горящий огнем бок гладиатора.

Вер заорал от нестерпимой боли. Мир померк. Когда Вер очнулся, судорожно глотая воздух, Гюн по-прежнему склонялся над ним. В руке гений держал кусочек льда. Вер смотрел на лед и тяжело дышал, облизывая губы. Сейчас он бы отдал всю оставшуюся жизнь за этот сочащийся мутноватыми каплями осколок. Даже, если впереди была вечность.

 Что тебе надо?  прохрипел Вер.

 Амброзию. Я почуял ее запах и пришел. Без нее бессмертные гении вскоре начнут умирать от рака.

 Почему именно от рака?  спросил Вер.

 А ты не знаешь? Раковые клетки бессмертны. Глупые люди хотят жить вечно, но их клетки, став бессмертными, пожирают своих хозяев. Люди не знают одной малости: чтобы клетка жила бесконечно и не превратилась в раковую, нужна амброзия.

 Значит, человека от рака может излечить амброзия?

 Именно так.

 И меня?

 Нет. Потому что ты не человек. И ты не болен. Людям только кажется, что у тебя рак.

 А если попытаться создать амброзию в лаборатории?  Вер с сожалением глянул на золотой бокал, который дочиста вылизал гений. Вылизал и продолжал облизываться, как сытый кот.

Гений расхохотался:

 Бедный мальчик все время печется о людях! Так почему бы тебе не помочь своему бывшему гению? Мы должны быть вместе. В следующий раз, когда тебе принесут бокальчик амброзии, не забудь поделиться с бывшим опекуном. И я, может быть, расскажу о твоих детских шалостях. Помнишь, как ты приезжал проститься со своей приемной мамашей? Помнишь, что ты сделал в тот вечер, когда погибла «Нереида»?

 Что я сделал?  переспросил Вер. Лицо его беспомощно сморщилось  Нет, не помню Я был тогда ребенком. А что такое я сделал?

Его охватила смутная тревога. Она все росла, как росла боль в боку. И вот она уже захлестнула его с головой. Вер тогда сделал нечто ужасное. Настолько ужасное, что постарался начисто забыть об этом. Гюн смотрел на его мучения и улыбался, он-то знал, что натворил Юний Вер много лет назад. Знал и хранил все эти годы втайне.

О боги, что же такое сделал Вер?!

Гюн шагнул к двери. Вер приподнялся: то ли хотел удержать бывшего покровителя, то ли преследовать. Но не смог даже встать и лишь прислушивался к шагам, замирающим в атрии.

Все бойцы «Нереиды» погибли в один день. Но почему?! О боги, почему?! Неужели из-за Вера? Неужели

IV

В сентябре после августовских каникул в Александрийской академии вновь начинает кипеть жизнь. Новички-студенты снуют повсюду толпами, сотрудники, весной получившие места перед тем как отправиться в отпуска, торопятся проявить рвение, чтобы заслужить несколько лишних тысяч сестерциев для своей лаборатории.

Назад Дальше