* * *
Тем временем император сидел в своем кабинете и в ус не дул. Несмотря на всевозможные приметы, его уши демонстративно им противостояли, сохраняя свой нормальный оттенок.
Ваше императорское величество, продолжал отстаивать свою точку зрения Рихтер, я считаю, что для вашей личной охраны превосходно подойдут именно казаки. Ну скажите на милость, чем вам так понравились эти самые горские племена? Да они будут далеки от политики и не будут иметь никакой связи с окружающей их общественностью кроме как через вас, но это как-то не по-русски! уверял меня сидящий напротив меня русский немец. Тем более что в верности ваших казаков можно не сомневаться. Для них охранять вашу персону огромная честь, которой они будут гордиться до самой смерти!
Меня просто весьма впечатлил образ британских гуркхов и шотландских стрелков, несущих охрану королевских особ в Англии, начал оправдываться я. В принципе не имею ничего против казаков.
Тогда я хотел бы приступить к набору солдат из Атаманского полка. Командиров предполагаю поначалу больше выбирать из наиболее верных офицеров. Как вы верно выразилисьнам умные не нужны, нужны верные.
Какое количество солдат вы собираетесь задействовать?
Думаю ограничиться тремя батальонами общей численностью в тысячу солдат. Будут нести охрану посменно. Думаю, спустя полгода, опередил мой уже почти сорвавшийся с губ вопрос, мы сможем организовать вашу охрану. Правда, обучение личного состава будет далеким от совершенства. Впрочем, никто не мешает мне изначально выбрать солдат получше.
Ну что же, неплохо. Кстати, вы уже прочитали все мои книги? получив утвердительный кивок, я продолжил. Быстро вы. Уже составили программу обучения бойцов?
Разумеется, белозубо улыбнулся Рихтер, заставим казачков побегать.
Обсудив еще несколько незначительных деталей, мы расстались, и ко мне в кабинет, без доклада, едва не сбив выходящего Рихтера с ног, прямо-таки ворвался мой министр финансов, сияющий как начищенный пятак.
Все нормально, Александр, взмахом руки отсылая возмущенного поведением министра адъютанта, дорогому Михаилу Христофоровичу можно входить и без доклада. Разве вам еще не доложили?
Смущенно буркнув что-то невнятное, адъютант прикрыл за собой дверь.
Я слушаю вас. Судя по вашему довольному виду и хитрому прищуру глаз, вы сейчас меня изрядно порадуете.
Вы совершенно правы, забыв о субординации (невероятное событие для моего аккуратного министра!), ответил мне Рейтерн. Только что, буквально пару минут назад, во время изучения истории золотого стандарта, меня посетила замечательная мысль!
Ну-ну, продолжайте, поторопил его я, предвкушая что-то нестандартное.
Так вот, а что, если нам перед всякими запретами на вывоз золота за рубеж, задиранием налога на путешествие до небес и повышением земельного и таможенного налогов сделать заявление о скором введении золотого стандарта? Нет-нет, этого совершенно не стоит делать, тут же поспешил успокоить меня он, заявление будет лишь дымовой завесой. Зато когда месяца через три мы введем все эти новые и непопулярные налоги, все будут думать, что это все лишь временные трудности. Тем самым мы ослабим недовольство знати, и без того особенно сильное в последнее время.
Замечательная мысль! Признаться, последнее время я думаю, не поспешил ли я с теми либеральными выступлениями на совете? Реакционная часть дворянства, руководящаяся лишь только личной выгодой, слишком сильна
Это так, однако, не думаю, что они посмеют выступить против вас напрямую. Гвардия и армия беззаветно верны вам. Да и на большую часть своих подданных вы всегда можете положиться, выпрямившись, как на параде, ответил мне Рейтерн.
Бросьте, Михаил Христофорович, и тени сомнения в вашей преданности даже и не мелькало. Лучше расскажите, как продвигается реформирование министерства? И присаживайтесь вы, наконец, во время всего разговора министр возбужденно расхаживал по моему кабинету.
Да какое там реформирование, махнул рукой министр, садясь в кресло. Я даже к его планированию еще не приступил. Так, одни лишь наброски.
Михаил Христофорович, я, конечно, понимаю, что различные экономические теории будущего крайне интересуют вас, однако мне хотелось бы, чтобы вы поскорее приступили к практической части вашей работы.
Но ведь там может быть нечто крайне важнее
Вот поэтому и читайте краткий курс макроэкономики, перебил я его, а не хватайтесь за все подряд. Я уже начинаю думать, что предоставление вам такого большого объема литературы было ошибкой.
Министр финансов тут же поспешил заверить меня, что все нормально, просто он несколько увлекся чтением идей, несомненно, обладающих большим потенциалом в будущем. Пооправдывавшись еще некоторое время, он откланялся, сославшись на необходимость дальнейшей работы, и быстро вышел из кабинета.
Вот ведь не ожидал, что он окажется таким увлекающимся человеком. Хотя, с другой стороны, его дотошность и желание все понять, помноженные на любовь к своему делу и жажду сделать все как можно лучше, в конечном счете, пойдет мне только на пользу.
Я вздохнул и с неохотой встал. Опять придется до ночи распечатывать практическую информацию для еще не зародившегося химпрома. Неудобно перед Бутлеровским предстать с пустыми руками. Еще раз тяжело вздохнув, я смирился и, подойдя к неприметной двери, отомкнул свою тайную комнатку и достал дневник из сейфа. В очередной раз, подумав, как жаль, что нельзя перепоручить эту рутину хоть тому же Сабурову, я принялся за работу.
Из личного дневника статского советника А. А. Сабурова
26 января 1864 года по новому стилю.
Вот уже более месяца я нахожусь секретарем при его императорском величестве Николае Втором. Не вызывает сомнений, что за это время я сумел хорошо зарекомендовать себя, потому как государь теперь полностью доверяет мне такую важную и ответственную работу, как сортировка всевозможных донесений, прошений, жалоб и прочее и прочее.
Для столь высокой чести мне пришлось дневать и ночевать в моем новом кабинете, выделенном мне, к слову, прямо по соседству с императорским наравне с несколькими наиболее отмеченными величайшей милостью министрами. Да, столь напряженная и кропотливая работа непременно стоила этой высокой чести! Думаю, в скором времени моя карьера непременно пойдет в гору, особенно если учесть то, как выделяет меня среди прочих сам глава ЕИВ Канцелярии Дмитрий Николаевич Блудов.
Однако вынужден констатировать и огромное количество других трудностей, сопряженных с моей работой. Так, например, на меня, как на лицо особо приближенное к императору и не обладающее высоким чином, нередко пытаются оказать давление. Мне приходится прибегать ко всевозможным уловкам, чтобы не потерять свой пост и не нарушить пожелания императора, чьим покорным слугой я являюсь. К примеру, не далее чем вчера многоуважаемый Дмитрий Николаевич во время дружеской беседы как бы невзначай (о, он в последнее время все чаще так делает!) спросил меня впрочем, лучше воспроизведу этот знаменательный разговор дословно.
Андрей Александрович, голубчик, ловко выудил меня из толпы проявляющих чрезмерное, на мой взгляд, любопытство придворных Блудов, позвольте украсть вас буквально на пару минут. О, не переживайте, наш разговор не займет много времени, я отпущу вас раньше, чем ваш обед будет приготовлен, умело оборвав все мои потуги ускользнуть еще до того, как я успел открыть рот, увлек меня к себе глава ЕИВ Канцелярии. Вы, верно, в состоянии разъяснить некоторые неясные слухи, достигшие, надо признаться, и моих ушей, о трудностях, возникших у его императорского величества и министра финансов Рейтерна при проектировании перехода к золотому стандарту?
Этим вопросом граф поставил меня в весьма щекотливую ситуацию. С одной стороны, я никоим образом не мог раскрыть сведения, известные мне благодаря моему посту. Это было просто неприемлемо по отношению к его императорскому величеству не оправдать его доверие таким явным образом. С другой же стороны, мой категорический отказ может повлечь за собой крушение моей блестящей карьеры.
Дело в том, что информация о данном слухе не вполне входит в сферу моей компетенции и не может быть представлена в виде неопровержимых фактов за наличием отсутствия оных, попытался уйти от ответа я. Однако граф не зря слыл опытнейшим придворным и чиновником.
Мне было бы достаточно одного лишь только приватного мнения, тут же загнал меня в ловушку Блудов, и я очутился в еще более щекотливой ситуации, чем был в начале разговора.
Разумеется, гипотетически, если бы я имел доступ к гипотетическим проблемам, связанным с введением золотого стандарта
Да-да, продолжайте, я вас внимательно слушаю.
Так вот если бы я гипотетически имел сведения о данном вопросе, то я мог бы гипотетически утверждать, что некоторые проблемы у его императорского величества все же имеют место быть, выделив голосом нужные слова, продолжил свой ответ я. Даже если бы передо мной сидел столь уважаемый человек, как вы, это было бы несколько опрометчиво и неразумно злоупотреблять доверием своего работодателя. Несмотря на то, как высоко император ценит человека, желающего проникнуть в истинность придворных сплетен, ловко закончил я фразу.
Что ж, весьма разумная и похвальная позиция. Не подлежит сомнению, что она будет надлежащим образом расценена тем, кому следует. О! взглянув на часы, воскликнул Блудов. Ваш обед, вероятно, уже приготовлен, приятного аппетита, Андрей Александрович.
Поблагодарив Николая Дмитриевича, я покинул его, на чем и закончил этот сложнейший разговор самым наилучшим для меня образом.
Думаю, очевидно, что подобные разговоры с наиболее влиятельными чинами империи только подчеркивают мое возросшее влияние при дворе.
Кроме того, хочу отметить, что его императорское величество уже дважды похвалил меня за старание и однажды даже спросил у меня совета по части письменных принадлежностей. В целом должен заметить, что Николай Александрович довольно приветлив со мной, хотя этого нельзя сказать про всех, с кем он общается. Иногда его резкие выходки и зачастую жестокие шутки над провинившимися придворными заставляют меня бояться за свою шкуру. Так, не далее как неделю назад молодой государь процитировал своего великого предка Петра Первого и назвал всех лакеев шпионами, которые плохо слышат и еще хуже пересказывают услышанное. Одновременно с этим, прислуживающий ему за обедом слуга, услышав, о чем идет разговор, запнулся о ковер и, потеряв равновесие, уронил с подноса столовый нож прямо под ноги сидевшему за столом государю. На что Николай Александрович отреагировал самым спокойным образом, мимоходом прокомментировав, что зарезать его столовым ножом тем более не стоит пытаться. И выждав короткую паузу, рассмеялся, попросив всех признать, что его шутка про шпионов была весьма хороша. При этом я совершенно точно слышал, что несколько лакеев упало в обморок, а еще несколько ужасно переменились в лице, тем самым дав новый повод для сплетен. Возможно, в анекдоте его императорского величества была немалая доля истины.
Глава 11СОСЛОВНАЯ
Смоленская область, село Степанчиково, N-го уезда.
Шапки долой! Шапки снять! краснея от натуги, орал тщедушный староста, пулей проносясь перед собравшейся толпой.
Иван неторопливо снял шапку, весело глядя на кричащего сухого старика. «Ишь носится как наскипидаренный, едрена вошь. Выслуживается. Откуда только голосище такой».
Сейчас царский манифест читать будут, подал голос стоящий по соседству кум.
«Конечно, будут. С какого ляда бы всю деревню собрали, как не за этим», подумал Иван и покосился на крестного, приходившегося ему родным дядей по отцовской линии.
Дядю Ваня любил. Пусть тот и был немного глуповат, зато добрейшей души человек. К тому же здоров как бык и силы на пятерых. По две подковы за раз ломал. А если к вышесказанному добавить, что этот, считай, единственный Ванин родственник в деревне, души не чаял в своем племяннике Нет ничего удивительного, что эти двое оказались в толпе рядом.
Было солнечное январское утро. Валивший всю ночью снег белым полотном укутал скованную морозом землю. Яркий свет, отраженный от высоченных, по самые окна, снежных сугробов, немилосердно бил в глаза.
Иван ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Сплетни о скором оглашении царского указа ходили уже давно. Да что там! В некоторых деревнях по соседству указ еще осенью зачитали. Вот только ходили упорные слухи, что в деревнях барина Курочкина, что неподалеку, вороватые приказчики указ подменили. Почти вся добрая землица барину отошла. Всем окольным крестьянам было ясно как божий деньне мог царь такой указ подписать! Царь завсегда радеет о своих крестьянах. Где ж это такое видано, чтоб его именем такое непотребство творилось? И так малые земельные наделы урезались, да к тому же худшие обрезки общине выделялись! Царь, он ведь милостив, понапрасну мужика забижать не будет. Хотя за дело, вестимо, накажет. Ну, так оно и понятно! Какой же царь без строгости.
«Как бы и у нас указ не подменили, с тревогой думал Иван. Эвон морду какую себе чинуша отожрал. Такой подменит и не поморщится. Общине соседской вон только обрезки плохонькие пораздавали, все лучшее себе захапали, ироды. Эх, знал бы про то царь, уж он бы этому князю»Иван с силой сжал кулаки.
Все мужское население деревни стояло, переминаясь с ноги на ногу на трескучем морозе, растирая уши и дыханьем согревая мерзнущие руки. Наконец приехавший для оглашения манифеста чиновник поднялся на специально выкаченную для него телегу, развернул лист и, прокашлявшись, начал.
Божией милостью Мы, Николай Второй, император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский начал зачитывать полный титул императора чиновник. Объявляем всем нашим верноподданным
Когда зазвучало имя царя, Иван тихо перекрестился, краем глаза отметив, как крестится спохватившийся кум.
Все, казалось, замерло. Даже ветер утих. Не скрипел под ногами снег, не шуршала одежда, не лаяли собаки. Деревня будто вымерла. Было что-то фантастическое в этой замершей в абсолютной неподвижности толпе.
Иван не знал грамоты, не знал счета, не знал многих слов. Да и не нуждался в этом. Он вообще мало чего знал и видел. Вся его жизнь протекала вокруг родной деревни. Но сейчас он, как никогда ясно, понимал главное. Человек на телеге зачитывает его судьбу, судьбу деревни, судьбу всей общины. Будет ли село жить сыто и привольно или ему предстоит тяжелый труд на бесплодной земле и голодные зимы. Иван весь превратился во внимание. Затаив дыханье, почти не дыша, он чутко ловил каждый звук. Сердце гулко билось в груди от жгучего желания навсегда запечатлеть каждое слово.
все общинные земли, пользуемые оной (общиной), нашей волей милостиво закрепляются за общиной безо всякого выкупа. Общинные же лесные угодья определяются согласно следующему
Дальше Иван не расслышал, хотя и стоял в первом ряду. Толпа зашевелилась, зашумела, все переспрашивали друг у друга, верно ли они разобрали.
Иван, так что же это? И вправду землица вся наша? спросил дядя, толкая его рукой в бок.
Тише ты, не слышно ничего, оборвал его Иван.
Ваня!
Да правда, правда. Тетеря глухая ты! Оглох, что ль?!
Ты как с дядей разговариваешь?!
Дядь Федор, ты, конечно, меня прости, тут же сменил тон Иван, но нельзя же так! Послушать-то дай царского посланца, чай манифест о земле читает!
Подождав, пока загомонившие крестьяне успокоятся, государев человек продолжил.
Общинные недоимки в пользу казны милостиво нами прощаются, с чаяньем впредь такому не повториться
Что тут поднялось Толпа не умолкала минут двадцать. Даже староста, позабыв о своих обязанностях, о чем-то радостно говорил с сыновьями. Только чиновник застыл на телеге со скучающим видом. Очевидно, наблюдать такую картину ему было уже не впервой. Вот и не стал понапрасну рвать глотку в попытках угомонить разошедшуюся толпу. Наконец крестьяне начали успокаиваться.
Выказавшему желание выйти из общины, продолжил чиновник, оная обязана не позднее чем через три месяца выдать землю, согласно среднедушевому наделу, определяемому старостой или комиссией. Оный крестьянин становится частным лицом с правом покупки и продажи земли