Ну! Петрович расслабился. Списокэто можно. Это, брат, другое дело. Сам я не мастак писать, однако продиктую, а Ксюшка, дочка моя, запишет. Память-то у меня хорошая И с Василием потолкую. А делиться с ним надо?
Не надо. Хочешь, так пива ему поставь. Пиши список, только по-честному, лишнего не сочиняй.
Кивнув, Миньков поднялся и направился к вездеходу. Чихнул двигатель, потом взревел, машина развернулась и, набирая скорость, покатилась с пригорка. Серов, повернувшись к ней спиной, неторопливо распаковал палатку, вытащил спальник и занялся обустройством лагеря. К тому времени, когда солнце скрылось за горами, палатка уже стояла, имущество было разложено по карманам, у костра громоздилась куча хвороста, а в котелке булькало варево, тушенка с пшенной кашей. Осмотрев карабин, Серов пальнул в воздух, убедился, что оружие в порядке, и сунул его под рюкзак, рядом со спальником. Место, может, и безлюдное, ни зверей, ни птиц, но береженого Бог бережет
Он поужинал, залез в палатку и уснул.
* * *
Утром, при ярком свете, Серов больше часа осматривал вершину пригорка. Место тут было слегка возвышенное, около воды и ольшаника с сухостоем, по всем параметрам пригодное для лагеря, конечная точка автомобильного маршрута, дальше которой проехать нельзя. Тут, вероятно, все и останавливались, не исключая прибывших вертолетом нижегородцев, от которых остались в кустах обрезки проводов, разбитый амперметр и кучка старых батареек. Еще Серов обнаружил десяток ржавых консервных банок, бутылку из-под водки «Сибирская», дюралевый колышек от палатки и полусгнившие газетные обрывки. Все это, как и темные проплешины кострищ и вырубленный кое-где ольшаник, было явным доказательством того, что сопку Крутую посещали, посещают и, вероятно, будут посещать.
Природа людская полна противоречий, думал Серов, шаря под кустами и в жухлой траве. Кто в Бога верует, кто в пришельцев, кто в Атлантиду или Шамбалу, а расскажи им про эти исчезновениязасмеют! Где это видано, чтоб человек растаял без следа! И почему? Лишь потому, что побывал в определенном месте, здесь, у этой сопки, или, положим, в Перми, в норвежских горах и прочей глухомани, куда не всякий забредет! Может, одни идиоты и забредают? Генетический дефект у них такой, а аномальная зона с ним резонирует, и в результатепафф! и нет придурка. Вот Колька Лохмач, нормальный парень, пьянь да рвань, и с ним ничего плохого не случилось, кроме битой морды Хотя не факт; сейчас не случилось, но может случиться в будущем.
Серов пожал плечами, прихватил карабин и флягу с водой и начал спускаться с пригорка. Местность между ним и сопкой поросла корявыми деревьями и для любого транспорта была совершенно недоступной. Имелись тут овраги и большие камни, торчавшие из земли, скользкие предательские откосы, покрытые гниющей листвой, ямы и упавшие деревья, но в общем и целом для человека молодого и в хорошей форме неодолимых препятствий не было. Пробираясь этой чащобой, Серов то и дело узнавал ориентиры, описанные Елисеевым, приметный валун, похожий на моржа, ручей в глубоком овраге, холм с расщепленным стволом сосны, плоскую каменную плиту, похожую на надгробье могилы почившего великана. Чувствовал он себя отлично, никаких вредоносных вирусов или иных феноменов не замечал и одолел нелегкий путь за два часа. Если что тут и казалось странным, так это тишина, какой не бывает в лесу, а тем более в дикой местности, свободной от дорог, заводов и домов. Тишина Серову была неприятна; повоевав в Чечне, он относился к ней с подозрением.
Ничего плохого, однако, не произошло, и, выбравшись из чащи, он поднялся по крутому косогору прямо к скалам. Две из них выдавались вперед, точно пара столбов, подпирающих сопку; над ними нависал карниз, склон горы между скалами был гладким и отвесным, так что все образование в самом деле напоминало гигантские врата. Ровная площадка под ними носила следы человеческого присутствия: тут валялись раздавленная пластиковая бутыль, рваная подметка и две пустые банки из-под краски. На темной каменной поверхности виднелась надпись: «Понедельник, Кадинов, Штильмарк, Ковальская, Таншара, Елисеев, 1995 год». Взглянув на нее, Серов с неодобрением покачал головой и буркнул:
А вот об этом, друг Елисеев, у тебя не написано. Нехорошо! Добро бы в Крыму отметился или на Кавказе А тут как-никак аномальная зона, святое место!
Но после недолгих поисков он ничего аномального не обнаружил, кроме еще одной надписи: «Чередниченко, Невинный, Шуйский, Манин. Нижегородский Политех, 1998». Срисовав ее в блокнот, Серов с минуту размышлял, платить ли Петровичу за эту четверку; потом решил, что сорок баксов деньги невеликие и скупиться, пожалуй, не стоит.
Он посмотрел на солнце, потом на часы и выяснил, что уже перевалило за полдень. Часы у Серова были отменные, самозаводящиеся, швейцарский брегет «Орион» на пятнадцати камнях, коему не страшны ни огонь, ни вода, ни медные трубы. Памятные часики, дар того клиента, который прислал к нему Добужинскую. Ценный подарок, но и причина к тому быласына Сергея Егоровича Серов вытащил из такой клоаки, что страшно вспоминать. Прищурившись, он снова поглядел на солнце, потом окинул взглядом каменные врата и расстилавшийся у подножия сопки пейзаж. Овраги, ручьи, валуны, кривые сосны да ольшаник Девственная картина! Если, конечно, не считать надписей на скале, банок, бутылок и всего прочего. Шагая по площадке у ворот, почти не разжимая губ, Серов замычал:
Капитан Беринг открыл наш дикий берег,
Что за чудо капитан!
И в этот берег дикий стучит волною Тихий,
Ужасно тихий океан
Площадка кончилась довольно глубоким, метров восьми, обрывом. С другой стороны был такой же обрыв. Серов остановился и сплюнул в миниатюрную пропасть. Ну, и где искать? Что искать? На сопку лезть бессмысленно, никто на нее не взбирался, ибо маршруты всех экспедиций кончались здесь, рядом со скальными воротами. Трещин или таинственных пещер не замечается, нет и следов приземления инопланетян, ни отпечатков посадочных модулей, ни выжженных в траве кругов, ни непонятных артефактовскажем, ржавого бластера, брошенного за ненадобностью Есть подметка. Может, от сапога пришельца? Хотя не похожецифры и буквы на ней просматриваются вполне земные. Сорок четвертый размер, фабрика «Скороход»
Задрав голову, Серов уставился в небовдруг оттуда придет какое-то откровение? Телепатема, ментальный импульс или незримый луч, который пометит его в качестве объекта похищения? Он даже подпрыгнул и помахал рукой, чтобы его заметили с орбиты, но небо оставалось просто небом, бездонным, блекло-голубым и молчаливым. Видимо, Андрей Серов, тридцати лет от роду, бывший циркач, бизнесмен и боец ОМОНа, а нынче сыщик, не представлял для пришельцев никакого интереса.
Тем не менее Серов обшарил площадку еще раз, спустился вниз и минут сорок рыскал в зарослях ольшаника, попутно стараясь выдумать причину отсутствия зверья, насекомых и птиц. Наконец решил, что пернатым тут не прокормиться, так как ни ягод нет, ни мошкары, а для четвероногих местность сильно пересеченная. Камни, кусты, канавы, ямы Тут лось копыта потеряет, да и рога заодно!
В лагерь он вернулся часам к четырем, перекусил, а после обеда его посетила новая мысль. Таинственные дела обычно вершатся в темноте, опять же луна восходит, а на ней, быть может, пришельцы и устроились. Ворота у сопки для них ориентир; сидят на луне и поджидают, не появится ли в нужном месте контактер. Обследуют его какими-то лучами, решат, что в принципе подходит, только должен пару лет дозреть, внедрят секретный передатчик, и в нужное мгновениебац! Где стоит, оттуда и утащатиз ванной, лифта или из шашлычной. Чем не гипотеза?
Посмеиваясь над собой за эти нелепые мысли и напевая песенку:
Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в степи сосна,
Словно в году весна...
Серов, однако, собрался. На этот раз он прихватил с собой спальник, топор, котелок, заварку чая, сухари и консервы. Затем повторил свой утренний маршрут и прочно обосновался у ворот на площадке: натаскал и нарубил хвороста, нарвал травы для подстилки под спальником, развел огонь, вскипятил чай, поужинал и сел у костра, обозревая ночное небо. Оно, в отличие от дневного, казалось более живым и многообещающим: звезды, луна, сгущение Млечного Пути, темные загадочные бездны космического пространства Но, как и ясным днем, небо было молчаливо.
Может, сон какой приснитсяпробормотал Серов, стащил штормовку и ботинки и устроился в спальнике.
Так он и провел еще четыре дня, пока не приехал Петрович на своем громыхающем вездеходе. Сны ему снились, но не космические, а связанные с его расследованием: то Елисеев шептал на ухо, что есть в его рукописи тайная часть, в которой все объяснено, то Губерт Фрик приглашал прогуляться в горы над Варангер-фиордом, обещая представить разумному спруту с Венеры, то экстрасенс Таншара подмигивал из окошка шашлычной «Арагви», звал в компанию и намекал, что не худо бы отправиться к девочкам. Были сновидения и с более сложным сюжетом; не раз он видел, как плачущая Татьяна Олеговна затаскивает в ванну мужнин труп и, окропив его царской водкой, спускает сожженный прах в канализацию. Забавные сны! В иных обстоятельствах Серов бы над ними посмеялся, но сейчас приходившие к нему сновидения лишь раздражали. Наконец явился Петрович, отвез его в город, и там, недовольный и хмурый, он сел в самолет.
* * *
В салоне было прохладно, и штормовку Серов не снял. Когда «Ту», пробив облака, поднялся в голубое небо, он вытащил из кармана блокнот с вложенным в него листком, посланием от Петровича, развернул его и внимательно изучил список. Память у проводника-водителя была хорошей, и, очевидно, с Васькой-вертолетчиком он был в отличных отношениях: восемнадцать имен, а иногда и фамилий, включая нижегородскую группу. Если все эти люди исчезли, то теперь, вместе с Ртищевой и Губертом Фриком, набиралось двадцать человек. Пермская зона могла бы дать и больше, подумал Серов;
Пермь гораздо ближе к центру, на поезде можно добраться, что не в пример дешевле самолета. Придется, видно, и туда сгонять
Появились стюардессы с напитками и завтраком. Серов, сидевший у прохода, передал подносики соседям, мужчине с деловитой физиономией и говорливой старушке, летевшей к невестке и сыну в Москву. Курица, сыр, белые булочки, пирожное, сок и кофе После недели на консервах аэрофлотовское угощение казалось роскошным пиром. Серов взял коньяка, выпил янтарную жидкость, убедился, что коньяк хорош, заказал еще и вытянулся в кресле. Деловитый сосед предпочел водку. Они чокнулись и пожелали друг другу успешного приземления.
Коньяк ли был тому виной или приятные личики стюардесс, но только мрачное настроение стало покидать Серова. Он подумал, что путешествие к сопке Крутой вовсе не было бесцельным, как казалось еще получасом раньше. Во-первых, он убедился, что все фигуранты, и шестеро контактеров, и Добужинский, в самом деле добрались до аномальной зоны, а значит, рукопись Елисеева не полный бред. Здесь он, можно сказать, двигался по стопам Добужинского, тоже желавшего разобраться, что ему подсунулито ли описание реальных событий, то ли фантастический сюжет. Во-вторых, отыскался важный свидетель, которого, так или иначе, пришлось бы доставать и опрашивать. Этот свидетель дал ценные показания (Серов пощупал блокнот в кармане куртки), и теперь, если пополнить их хотя бы десятком других имен, можно заняться статистикой. К примеру, выяснить, с чем связаны разные сроки исчезновений после таких аномальных прогулокс возрастом, полом, психическим складом или, что вероятней всего, с временем пребывания в зоне. Ну и в-третьих, наконец Самое, быть может, главное в том и состоит, что он побывал в географическом пункте, где завязались все события. Он видел своими глазами сопку, следы присутствия пропавших, остановился там, где они жили, жег костер около их кострищ Это, как ни крути, впечатления! Когда-нибудь что-то всплывет, потянет за собою мысль, идею что-то более здравое, чем нелепые выдумки контактеров
Усмехнувшись, Серов пригубил коньяк и полез в карман за блокнотом, освежить в памяти полный список. Рукав штормовки задрался, в глаза ему бросились часы, и он остановил движение. С часами, драгоценным швейцарским изделием за тысячу баксов, произошел непорядок: если верить табло в аэропорту, они отстали на две с половиной минуты. Невероятный случай! До сих пор точность хода у них была потрясающаяза месяц они уходили на пару секунд, и подводил их Серов единожды в год, на Рождество.
Не вынесли походных условий?.. мелькнуло у него в голове. Он наклонился к деловитому соседу, тронул его за рукав, спросил:
У вас точные часы? Время не подскажете?
Точные, как в аптеке, проинформировал сосед, поднимая к лицу запястье. Сейчас
Но окончания фразы Серов не расслышал. Взгляд его остекленел, белесая пелена сгустилась перед глазами, тело будто бы потеряло вес, и пронзительный звенящий звук начал пробуравливать виски. Он дернул головой, пытаясь избавиться от этого визга, и потерял сознание.
Вскрикнула старушка, застыл мужчина с поднятой рукой. Кресло рядом с ним опустело.
Часть 2ДЖЕНТЛЬМЕНЫ УДАЧИ
Глава 4ФРЕГАТ «ВОРОН»
Он не мог пошевелиться. То была не судорога, не мышечный спазмпросто ощущение, что тело вдруг превратилось в камень. Серов не чувствовал конечностей, не шевелились губы, не двигались веки; перед глазамиполная тьма. Это было страшно! Но в то же время он сознавал, что жив, и даже помнил, что должен находиться сейчас в салоне авиалайнера, летящего над Охотским морем на высоте десяти километров. Не чувства, но разум и память убеждали в этом, и, справившись с первым приступом паники, Серов решил, что поражен внезапным недугом. Вот только каким? Паралич, инфаркт, инсульт? Нелепое предположение! Он был не только физически крепок, но отличался завидным здоровьем и никогда не болел, если не считать чеченского ранения. Хотя, подумалось Серову, и на старуху бывает проруха. Ну, надо полагать, сейчас ему окажут помощь. Прибежит стюардесса с аптечкой, спросит, нет ли врача среди пассажиров, что-нибудь вколят или сунут в рот таблетку только бы зубы разжать
Зубы не разжимались, зато он начал фиксировать запахи и звуки. Ароматы были совсем не самолетныепахло вроде бы смоленым деревом, пропотевшей кожей и чем-то незнакомым, кислым. Звуки постепенно превращались в речь, но тоже страннуюслова как будто знакомы, а сути не уловить. Два голоса, бормочут над ним, гудят, шелестят Голоса мужские; непохоже, чтобы хлопотала стюардесса. Один голос низкий, басистый, хотя его обладатель пытается изъясняться шепотом, другой повыше, слегка визгливый. О чем толкуют?
Что-то щелкнуло у Серова в голове, и услышанное стало обретать содержание и смысл. Сперва он понял, что говорят на английскомвернее, на диалекте английского, который он понимал с напряжением. Явно не кембриджский акцент и не американский, хотя в Америке по-всякому болтаютуроженца южных штатов не сразу и поймешь. Наверное, случай как раз такой Нашелся в самолете врачдаже два врача! из Алабамы или Джорджии, и сейчас они соображают, что ему вколоть. А может, уже и вкололикажется, полегче стало. Правда, чуть-чуть Но ощущения восстанавливаютсяглаз не открыть, зато появилось чувство твердого под спиной и ягодицами. Из кресла вынули, на пол положили, мелькнула мысль.
Серов прислушался, стараясь связать воедино невнятные фразы, и волна ужаса вновь затопила его. Нет, эти «врачи» толковали не о здоровье пациента! Беседа шла о чем-то непонятном, невозможном, словно он находился не в самолете, а лежал в луже у пивного ларька. Или, скажем, у дверей шалмана, откуда его и этих двоих выкинули за пьяный дебош.
Где мы этого ублюдка подобрали? гудел басистый. Где? Где, Мортимер?
Прах и пепел! В «Старом Пью», где же еще! Парень с французского капера с этого, с «Викторьеза» Ну, Хенк, дырявая башка! Не помнишь?
Помню, басил Хенк. Хранцузика помню как пили, помню как ты сапоги на бутылку сменял, тоже помню ещекак хранцуз под лавку свалился
Свалился! визгливо подтвердил Мортимер. А ты, дубина, его на плечо и поволок! Хотел до пирса дотащить! А приволок сюда! Помнишь?
Ни дьявола не помню, Морти!
Х-ха! Святой Петр, ключарь небесный! И я не помню! Ну и нарезались мы, Хенк!
Точно, Мортимер крепко надрались А пили-то что? Джин или ром?
А все и пили И этого француза ты, должно быть, сюда принес. Ты, чтоб мне в аду гореть! Ты здоровый лоб, я бы такого не допер! Ты притащил, иначе откуда он тут взялся?
Молчание. Мышцы и суставы Серова начали болеть, словно его растягивали на дыбе, но вместе с болью возвращались тактильные ошущения. Он уже твердо уверился, что лежит на чем-то жестком, и эта поверхность, твердая и шершавая, колышется вместе с ним вверх и вниз. В такт этим неспешным колебаниям скакали его мысли. Что за Хенк и Мортимер? Что за французский капер? Что за ром и джин? В самолете он пил коньяк И почему эти типы говорят на английском?
Башка трещит, Морти, гулким басом промолвил Хенк. Джину врезали, не иначе Джин у папаши Пью голландский, быка свалит с копыт.
Свалит, подтвердил Мортимер. Потом с тоской признался:Сапоги-то я пропил Хорошие были сапоги, я их с дохлого испанца снял
Другого разуешь, утешил Хенк.
Разуешь! А до того пятками о палубу тереться? Тишина, потом неуверенный голос:А башмаки у этого француза отменные. И куртка новая, крепкая Из парусины, что ли?
Француз! Это он обо мне, сообразал Серов. Что-то случилось с самолетомнаверное, что-то страшное. Похоже, террористы захватили. Пустили сонный газ или ему, Серову, врезали персонально по черепушке Он был без сознания, когда угнали лайнерскажем, в Новую Зеландию или на остров Барбадос. Выкинули пассажиров черт-те куда, и теперь его, беспомощного, хотят обобрать местные шаромыжники.
Ну, не совсем беспомощного, отметил он. Телесные силы прибывали с каждой секундой, пальцы уже шевелились, и, осторожно напрягая бицепсы и мышцы бедра, он чувствовал их привычную мощь и упругость. Веки Серова дрогнули и слегка приподнялись. Он разглядел низкий потолок из брусьев и потемневших, плотно пригнанных досок, квадратное отверстие в стене, сквозь которое струился яркий солнечный свет, и какую-то блестящую цилиндрическую махину на деревянном станке с колесами, торчавшую перед отверстием. Одновременно с этим он ощутил, как кто-то тянет его за ногу и, похоже, начинает расшнуровывать ботинок.
К местным бандюгам попал, мелькнуло у него в голове. Солнце теплое, щедроенаверняка тропики. А чем страна жарче, тем меньше в ней порядка и законности Куда тут власти смотрят? Нет чтобы помощь потерпевшим оказать! Гражданам великой Российской державы! Бросили, как последнее дерьмо А эти гады, Мортимер и Хенк, затащили в какой-то лабаз и раздевают!
Ты, Морти, полегче, прогудел справа басистый голос Хенка. Хоть хранцуз, а свой! Не гоже башмаки с него сдирать! Не по понятиям Берегового братства! Старик узнает, без руки останешься!
Прах и пепел! визгливый голос Мортимера ударил в уши. Какой еще свой? Он что, к Старику нанимался? Он с «Викторьеза» и контракт с Кловетом подписывал, с жирной задницей! С «Викторьеза», а тут «Ворон»!
Ну и что?
А то, что его башмакимоя законная добыча! На твои-то копыта они не налезут!
И не надо, я и так в сапогах, буркнул Хенк. А ублюдок этот хоть с «Викторьеза», хоть хранцуз, а все одно свой. Пили ведь вместе!
Пили вместе, но пропили мои сапоги. Имею я право на возмещение? Имею! Не иначе, как святой Петр послал мне этого француза, с башмаками, штанами и курткой. Штаны тоже неплохие, прочные. Я их сейчас
Убедившись, что ступор прошел и тело ему повинуется, Серов выгнулся дугой и разом вскочил на ноги. Несложный трюк для бывшего гимнаста Правда, потолок был низковат, и он слегка приложился макушкой, но это его не задержало: в следующую секунду он стукнул носком башмака в челюсть сидевшего на корточках Мортимера. Хорошо приложилтого будто ветром снесло.
3-законная добыча, г-говоришь? прохрипел Серов, шагнул и сгреб упавшего за ворот. Б-будет тебе добыча, гаденыш! За ноги подвешу, растлитель малолетних!
Кто-то огромный и сильный, как медведь, навалился на него сзади. Хенк, сообразил Серов, попытался разомкнуть хватку, а когда это не вышло, лягнул противника в колено. Богатырские объятия ослабли, Хенк взвыл, и тут же локоть Серова заехал ему в живот. Вывернувшись и отпрыгнув в сторону, Серов добавил ребром ладони по шеерука загудела, словно наткнулась на чугунную колонну.
Здоровый хмырь, мелькнуло в голове. Впрочем, ничего опасного в том не былодвум неуклюжим мошенникам не выстоять против тренированного бойца. Что у них было, кроме нахальства и кулаков? Ровным счетом ничего. Ничего, что представляло бы проблему для Серова.
Он стремительно крутанулся на пятке, озирая поле битвы, резко выдохнул да так и застыл с раскрытым ртом. Вытянутое низкое помещение тянулось налево и направо, метров на пятнадцать туда и сюда; сверху нависал уже знакомый потолок с какими-то тюками, подвешенными к нему, торцовые стены были вроде бы глухими, а в боковых по всей длине зияли квадратные дыры или, возможно, бойницы. Кроме всех этих странностей, пол раскачивался, и его, вместе с потолком, пронзали толстенные гладкие столбы, а около них были лестницы, две или три, Серов не разглядел из-за царившего тут полумрака. Но не столбы, не лестницы, не стены с бойницами ошеломили его, а то, что стояло перед ними: ряд сверкающих медных орудий на дубовых лафетах. Пушки были надраены до блеска и украшены причудливыми литыми узорами; рядом, в глубоких ящиках, лежали ядра размером с солидную дыню, а с нимичем-то набитые длинные полотняные мешочки, ветошь и приспособления, напоминавшие кочергу.
Музейные экспонаты? Но на музей это решительно не походилоот пушек и ящиков тянуло гарью и чем-то кислым, пол под ногами мерно колыхался, а в квадратных амбразурах мелькали то лазурное безоблачное небо, то сине-зеленая поверхность океанских вод.
Запах пороха, догадался Серов, а полвовсе не пол, а палуба. Дьявол, куда он попал?
Размышлять об этом было некогдаМортимер поднялся, держась за челюсть, и вытащил из-за пояса нож. Не очень длинныйтак, в половину руки. Стоял он на слегка расставленных и согнутых ногах, будто врос босыми ступнями в палубу, и чувствовалось, что эта поза для него привычна и естественна.
Слева надвигался Хенк, похожий на гориллу в разноцветных отрепьях, шагал неторопливо и поигрывал какой-то увесистой штуковинойкажется, банником, которым забивают порох в пушку. Физиономию его Серов рассмотреть не мог, ее почти что не было видно, так как усы и борода смыкались с падавшими на лоб волосами, но голос слышал вполне отчетливо.
Что ж ты, рожа хранцузская, нас обижаешь? Пили вместе, жрали вместе, и тащил я тебя половину лиги, а ты костылем в колено? Нехорошо-о! Не хочешь делиться с Мортимером, так и скажи, моча черепашья! А в зубы зачем? Или по колену? Господь наш сказал: зуб за зуб, око за око! А про колено Господь не говорил ничего не говорил за колено я что захочу, то из тебя и выну печенку выну или яйца оторву
Решив, что нож все же опаснее банника, Серов двинулся к Мортимеру, тот прыгнул ему навстречу, размахивая тесаком, и напоролся на сильный удар по запястью. Клинок отлетел, звякнул о ствол орудия, и в ту же секунду, слыша сопение за спиной, Серов приник к палубе. Дубина, которой орудовал Хенк, свистнула над ним, зацепив плечо Мортимера. Тот заорал, поминая пепел, прах и акулье брюхо, в котором Хенку предстоит скончаться без христианского погребения. Серов, оставаясь в нижней позиции, ударил ногой, попал по щиколотке Хенка, свалив его на палубу. Весил Хенк порядочно, не меньше центнера, и грохот был такой, словно упала со станины пушка.
Серов вскочил, противники поднялись следом за ним. Хенк прихрамывал, у Мортимера текла кровь из рассеченной губы, но оба, хищно ощерясь, двинулись к нему. Упорные ребята, подумал Серов. О каратэ и самбо ноль понятия, но энтузиазма хоть отбавляй! Он уже собрался заехать Хенку в солнечное сплетение, как где-то над нимкажется, с одной из лестницраздался голос:
Вот вы где, сучьи дети, висельники проклятые! И сразу:Драка на судне? Ушат помоев на ваши головы! Сюда, вы, трое!
Мортимер воровато подобрал свой нож, сунул за пояс и встал навытяжку. Хенк потер колено и тоже выпрямился. С трапа на них глядел невысокий коренастый человек, круглая голова которого, казалось, была утоплена прямо в плечи. Из-за скудости освещения Серов не видел ни лица его, ни одежды, но тон не оставлял сомнений, что перед ним начальник. Скорее всего, сержант или старшинатолько эти чины умели так рычать и рявкать.
Мы, мастер Стурначал Мортимер, но круглоголовый его перебил:
Вы обадерьмо в штанах! Марш на палубу! Он повернулся к Серову:А это кто такой? Тоже наверх, бездельник! Пил с вами разберется!
Наверх так наверх, подумал Серов, взбираясь по крутой лестниценет, то была не лестница вовсе, а трап! Отметив это, он пролез вслед за Мортимером в широкое отверстие люка, шагнул на гладкие доски палубы, огляделся и судорожно сглотнул. Еще одно потрясение, такое же, как при взгляде на медные пушки Солнце жарило нещадно, но он почувствовал холод между лопатками. Все вокруг было таким реальным, вещественными в то же время таким невозможным!
Громада белых, полных ветра парусов вздымалась над Серовым, шептала, шелестела, напевала морские песенки; чуть слышно гудели канаты, поскрипывало дерево о дерево, шипели волны под носом корабля. Он стоял в середине, между мачтами, и мог окинуть взглядом всю палубу и невысокую надстройку, располагавшуюся ближе к корме. Народа тут была масса, не меньше сотни человек, облаченных странно и причудливото полуголые, в одних штанах, подпоясанных ремнями и шарфами, то в рубахах и рваных безрукавках, то в длиннополых старомодных одеяниях, кафтанах или камзолах. Большинство без шляп и босые, но кое-кто носил башмаки или сапоги с широкими раструбами и шапки странного вида. Ножи и кинжалы разнообразных размеров и форм имелись у всех, иногда свисавшие с ремней, иногда заткнутые за пояс или за голенище, но другого оружия Седов не видел. Впрочем, не пестрота одежд, не дубленная ветрами кожа и не эти клинки являлись общим признаком, а глаза и лица. Свирепые, одинаково хищные, как у голодных волков или пантер, они показались Серову похожими, словно все тут были братья-близнецы: смуглые разбойные хари, нечесаные бороды, прищуренные глаза, оскаленные в ухмылке зубы
Разглядеть команду подробнее Серов не успелкоренастый мастер Стур толкнул его в спину и тут же направил к кормовой надстройке крепким пинком. Там, у трапа, стоял мужчина лет сорока с холодной замкнутой физиономией, темными глазами и мощной, выдающейся вперед нижней челюстью. Одет он был гораздо лучше прочих моряков: фиолетовый камзол с кружевами, того же цвета штаны, добротные сапоги; на перевязи болталась длинная шпага, за пояс заткнут пистолет. Зрачки у него были как два сверла, какими дырявят бетонные стены.
Шагнув к Мортимеру и Хенку, человек в фиолетовом глубоко втянул носом воздух.
Ром и джин, ледяным тоном молвил он, глядя на двух приятелей, словно на подлежащих вивисекции макак. Потом повернулся к Серову, тоже понюхал и задумчиво сморщился:Вино? Нет, крепковато для вина Ты откуда взялся, крыса? Кто такой?
Спокойно, сказал себе Серов, спокойно; в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Тем более когда командует в нем этакий тип. Сразу видно, опасная гадина
Он вытянулся по стойке «смирно» и доложил:
Андре Серра, с французского капера «Викторьез»! Мастер Стур ткнул его в почки кулаком, и Серов, будто по наитию, добавил:Сэр!
Что-нибудь еще, боцман? холодный взгляд фиолетового обратился к Стуру.
Эти двое, Стур кивнул на Хенка и Мортимера, вчера загуляли, мистер Пил. Притащили француза и легли отсыпаться на пушечной палубе. Потом затеяли драку. Прикажете их к капитану?
К капитану? Зачем? Обычное наказание, боцман: три раза под килем, чтобы протрезвели. Потомв карцер.
С этими словами Пил развернулся и стал подниматься по трапу.
Эй! крикнул Серов. Я-то в чем виноват? Они хотели меня
Шесть раз! И не спешить! донеслось сверху, и боцман тотчас выкрикнул:
Эрик, Хрипатый Боб! Завести канаты! Хейнар, Олаф, Стигсюда!
Серов дернулся, но его уже валили на палубу, сдирали куртку, вязали руки и ноги. Делалось все быстро и сноровистоон и глазом не успел моргнуть, как был упакован в лучших традициях российских мафиози. Закончив с ним, трое крепких светловолосых моряков взялись за Мортимера и Хенка. Те не оказывали сопротивления, даже Хенк, огромный, как медведь; видно, процедура была для них привычной. Тем временем экипаж столпился у бортов, подбадривая светловолосых гиканьем и улюлюканьем; перед затуманенным взглядом Серова вновь замаячили ощеренные рты, смуглые, опаленные солнцем плечи и спины, развевающиеся по ветру лохмотья. Похоже, в команде бились об заклад: ежели появится акула, то что она отхватитруку, ногу или какой-то орган поважней.
Француза первым! рявкнул боцман Стур, и Серов почувствовал, как его поднимают. Затем сине-зеленые волны стремительно полетели навстречу, он извернулся, пытаясь защитить лицо, успел глотнуть воздуха и с громким всплеском погрузился в морскую пучину.
Тишина, покой, прохлада объяли его. Он видел неясные тени, скользившие под ним, белесые и серые, похожие формой на торпеду; он видел, как колышется вверху поверхность моря, пронизанная золотистыми лучами; видел, как свет тускнеет, уходит в глубину, в темную бездну, откуда нет возврата. Выдохнуть воздух, мелькнула мысль. Выдохнуть, закрыть глаза и погрузиться в соленую тихую пропасть Возможно, это лучший выход? Нет! Никогда! Преодолев приступ малодушия, он задергался, как рыба на крючке. Канат, обхвативший его пояс, тащил под выпуклое днище корабля, мимо досок, покрытых ракушками и водорослями; предохраняя голову, он упирался в них руками и ногами. Тащили его не спеша, и когда Серов миновал киль, тоже обросший морской живностью, в ушах зазвенело, и он почти потерял сознание. Прошла, казалось, вечность, пока его тянули вверх; он вынырнул, задыхаясь и кашляя, сделал три или четыре глубоких вдоха и снова очутился под водой.