Чего стоит Париж? - Свержин Владимир Игоревич 6 стр.

 Твои действия?

 Я хочу спасти как можно больше народа через наш ход. Так что, будь добр, пришли Лиса или приходи сам.

 Хорошо,  после некоторого раздумья согласился агент Речи Посполитой.  Лиса я отправил с Екатериной за Монморанси. Сейчас буду сам. Держись на приеме.

Тяжелее всего для сильного мужчинычувствовать собственную беспомощность. У меня не было сомнений, что израненный южанин говорил правду. Взорвать Луврвесьма эффектное окончание для злодейства, начатого этой ночью Гизом. Конец династии и сокрушение ее златого чертогао более символичном жесте невозможно даже мечтать!

Я стоял рядом с королем Карлом и смотрел, как одна за другой исчезают в темном провале подземного хода фигуры придворных. Мой дражайший кузен был полубезумцем, склонным к припадкам ярости, но трусом он не был никогда. Услышав, что дворец вот-вот может взлететь на воздух, Карл IX криво усмехнулся, обнажив в хищном оскале крупные желтые клыки, и спросил: «Вы пойдете первым?»

 Нет, Ваше Величество. Я поведу отряд на прорыв.

 Вот как? Я пойду с вами.

 Но это невозможно, Ваше Величество. Вы должны сохранить свою жизнь ради Франции.

 Я пойду с вами, дорогой Генрих, или же спущусь в подземелья за вами вслед. Но только за вами. Я все еще король и должен думать о чести Лилий.

 Монсеньор!  широкоплечий красавец с длинными рыжеватыми волосами, тяжелой волной спадавшими ему на плечи, чуть насмешливо поклонился, обращаясь к брату короля, перебирающего в отрешенной задумчивости жемчужные четки.  Пока Его Величество изволит заботиться о чести Лилий, неплохо бы вам позаботиться и об их благоразумии. Самое время спускаться вниз. Я отвечаю за вашу безопасность.

 Ты прав, дю Гуа,  кивнул принц Анжуйский.  Идем.

Он шагнул к ходу и заметил, оборачиваясь:

 И вам пора идти.

То, что произошло в следующий миг, заглушило ответ короля. Ужасающий грохот, родившийся где-то вдалеке, стремительно приближаясь, комкал все на своем пути, точно сошедшая с гор лавинакарточный домик.

Инстинктивно я схватил за руку короля, спеша добраться вместе с ним до спасительного хода, но тут полуколонна дверей переломилась пополам, будто картонная. Последнее, что я видел: пустые глаза каменного ангела, летящего мне навстречу с ее капители.

Глава 4

Тысячи маленьких колокольчиков серебряным звоном переливались в голове, порождая мысль, что я все еще жив. Мысль эта, слабая и неловкая, точно младенец, едва пытающийся сделать первые шаги, медленно двигалась по извилинам мозга, отчего-то приводя меня самого в состояние крайнего удивления. Между тем разум неуклонно и безостановочно пробуждался, давая знать о себе калейдоскопом ярких, крутящихся картинок, каких-то обрывков памяти, разрозненных образов, быть может, действительно происходившего, а быть может, порожденного игрой ума.

Какие-то люди в доспехах, мчащиеся вперед на скакунах, покрытых лазурными попонами с золотыми лилиями, и девушка, коротко стриженная девушка в кирасе, с откинутым за спину кольчужным хаубергом. Она что-то указывает следующим за ней всадникам, кивая на ощетинившихся копьями защитников стены какого-то города. Белое знамя с радугой плещет у нее над головой. Восторженные лица закованных в железо рыцарей вокруг. Десятки глаз, полных любви и надежды. Кажется, я тоже должен быть там. Я точно должен быть там. Надо встать

Я пошевелил пальцами, с тайным недоумением ощущая, что, кроме мозга и живущих в нем видений, есть еще какие-то части тела и что они, как ни странно, тоже повинуются мне.

 Он пошевелился,  услышал я приятный женский голос.

 Эй, шевалье, ты слышишь, он пошевелился! Да проснись ты, ради бога!

 А? Что? Что ты говоришь?

Голос, произнесший эти слова, был странно знаком. Я точно помнил, что знал его раньше, но, Сакр Дье, я никак не мог вспомнить ни имя говорившего, ни, боюсь, его внешности. Впрочем, попытка открыть глаза пока что не увенчалась успехом.

 Мой капитан, вы слышите меня?  вновь раздался все тот же знакомый голос.

 Капитан, ты слышишь меня? Это я, Лис, ответь!

Так, значит, я капитан. Уже что-то. Впрочем, несомненно, доспехи и оружие я помнил хорошо. И девушку в доспехах я тоже помнил. Помнил этот жест, указующий на ворота крепости. Вот только имя ее

 Мой капитан! Вы меня слышите?

 Капитан, ты слышишь меня? Это яЛис!

 Лис,  прошептал я, едва двигая мало послушными губами.  Я слышу.

 Ваше Величество! Мой капитан! Это я, лейтенант ваших пистольеров,  Маноэль де Батц!

«Господи, что происходит?!  прорезалась у меня в голове странная мысль.  Ваше Величество, насколько я помню, обращение к королю. Во всяком случае, к капитану обращаются как-то по-другому. Или я не прав?»

 Это я, де Батц! Скажите хоть что-нибудь!

 А где Лис?

 Лис? Арман дю Лис, сьер дАрк, колонель шевальжеров Барруа? Но, сир, ведь он погиб два года тому назад у Монконтура!

ДАрк Ее звали Жанна дАрк. Ангеран дю Лис, должно быть, был ее братом или мужем. Да, что-то такое было. Мы должны были спасти ее

 Дю Лис мертв?  прошептал я.

 О да, мой капитан.

 А Жанна?

 Прошу простить меня, Ваше Величество,  слегка обескураженно произнес именовавший себя лейтенантом де Батцем.  Но соблаговолите уточнить, какую Жанну вы имеете в виду?

 Жанну ДАрк.

 Мой король!  Удивленная пауза затянулась, вызывая чувство неловкости у обеих сторон.  Она Ее сожгли

Вот так. Якороль. Вернее, король и капитан. Если де Батц об этом говоритвероятно, так оно и есть. С чего бы ему меня обманывать! Но ни мне, ни дю Лису не удалось ее спасти. Ее сожгли Странно. А мне казалось, что мы ее освободили.

 Давно?

 С позволения сказатьеще до рождения моего деда.

 Очень странно. Это было как вчера.

 Капитан, блин, отзовись! Отец родной, я знаю, что ты жив!

 Увы, Маноэль, я слышу голос с того света. Бедняга дю Лис зовет меня. Но разве я действительно отец ему?

 Да что ты морочишь бедняге голову!  Женский голос властно прервал нашу беседу.  Не видишь, что ли? Он бредит. Еще бытак по голове шандарахнуло! Хорошокаска крепкой оказалась.

Я понемногу приходил в себя и даже, к немалому удовлетворению, смог открыть глаза. Но, сколь не силился, не мог вспомнить ни лица, ни голоса блюстительницы моего покоя. Свет масляной лампады, едва разгонявшей сумерки каморки, где я находился, являл взору склонившихся над моим распластанным телом сиделок: миловидную женщину лет тридцати в одной рубахе, под которой явно прорисовывались тяжелые груди, и широкоплечего усача, одетого чуть более своей подружки, но при шпаге.

 Вам бы следовало подкрепиться,  критически оглядывая подопечного, произнесла девица.  Я принесу вам крепкий куриный бульон.

Она поднялась и, сделав несколько шагов, скрылась за дверью. Стоило ей отворить задвижку, как из помещения по ту сторону стены до моего слуха явственно донеслись хохот, нестройное пение и веселые женские взвизги.

 Где я?  с трудом прошептал я, когда мы остались одни.

 В «Шишке», мой капитан!  отрапортовал де Батц.

 Где?!  пытаясь собраться с мыслями, переспросил я.

 В «Шишке». В борделе.

Я закрыл глаза. Так: я король и капитан, я не смог спасти Жанну дАрк и, по всей видимости, своего сына Ангерана дю Лиса, чей голос теперь настоятельно требует у меня ответа. С этим более-менее все ясно, но, Сакр Дье, что я делаю в борделе?

 Черт возьми, Капитан, активизируй связь!

Голос звал настойчиво, и я, как ни пытался, не мог отогнать слов, звучавших у меня в голове. Навязчивый морок раз за разом призывал к ответу. Это было невыносимо, и все же мне ничего не оставалось, как смириться с неизбежным. Я мученически постарался не обращать внимания на присутствующий в голове голос и вновь обратился к де Батцу:

 Мано! Что произошло? Почему я здесь?

 После того, мессир, как мы расстались, я отправился выполнять ваш приказ. Потомэтот взрыв. Слава богу, в правом крыле

В моей голове из каких-то неведомых омутов всплыл странный образ: длинная серовато-серебристая металлическая поверхность, похожая на огромный меч. На ней посерединеящик с большущим крестом впереди. Этот крест вращается с огромной скоростью, и вдруг бах!  и все рассыпается на куски.

 А фюзеляж?  Я произнес это слово, с удивлением понимая, что не помню его смысла. Однако к крылу это имело прямое отношениеэто точно.

 Фюзеляж? А! Фузеляры! Многие погибли, но большая часть спаслась.  Он наклонился ко мне и прошептал едва слышно:Я велел им забрать как можно больше дворцовых сокровищ и пробираться в Понтуаз. Они должны ждать нас там. Так вот,  продолжил мой лейтенант,  когда все взорвалось, парижане в ужасе бросились бежать, понимая, что теперь кара небесная постигнет каждого, кто поднял оружие на священные устои.  Мано назидательно поднял вверх указательный палец, должно быть, сам искренне веря произносимым словам.  А я взял десяток молодцов и отправился искать вас. Искал, значит, искал Вокруг все горело, рушилось, разваливалось. Слава богу, какой-то лакей сказал, что видел вас в Малой Гардеробной. Я бросился тудаа там вы и покойный король Карл. Ума не приложузачем вам понадобилось его убивать?!

От неожиданности я попытался сесть, но без сил рухнул на подушки.

 Я убил короля Карла?!

 Верно, мой капитан.

 Седьмого?

 Что вы, мессир! Девятого.

Яркая картинка, точно взрыв, вспыхнула в моем мозгу: король с багрово-землистым лицом в распахнутой шелковой рубахе, его искусанные до крови губы складываются в хищную ухмылку. А дальшевзрыв, дым, пламя, летящие каменные обломки Король, пытающийся вытащить меня из-под разрушенной колонны да, если это не очередная игра моего больного воображениязначит, так оно и было. Я лежал под обломками колонны, и король пытался меня вытащить.

 Мано, я не убивал короля.

 Мессир, когда я вас нашел, он лежал рядом с вами, с пробитой грудью. И в ране его был ваш кинжал.

 Даже если это такя не убивал его.

 Увы, мой капитан. Быть может, это действительно верно. В конце концов, не мое дело вмешиваться в распри королей. Но, пуп Господень, пронзенное тело Карла и вас рядом с ним видели десятки человек. Как я слышал, кое-кто из них утверждал, что вы ссорились с ним незадолго до взрыва. Вас ищут по всей Франции как цареубийцу и мятежника. За вашу голову назначена награда. Пятьдесят тысяч ливров.

 Проклятье!  пробормотал я.  Мало того, что у меня отшибло память и в голове разговаривает какой-то мертвец, так вдобавок меня еще и травят, как лису, за убийство, которого я не совершал.

 Не беспокойтесь, мой капитан. Здесь вы в безопасности. Никто не станет искать короля Наварры в борделе мамаши Жозефины. К тому же здесь поблизостидюжина гасконцев, готовых удавить самого Папу Римского кишками Лютералишь бы не дать вас в обиду. Так что набирайтесь сил, а тамглядишь, шум поуляжется.

При этих словах в комнату вошла давешняя подружка моего лейтенанта, неся в руках ароматно пахнущую, объемистую кружку, над которой поднимался густой пар.

 Эй, Мано! Что ж ты, сукин сын, заговариваешь своего приятеля! Хочешь, чтобы у него случилась головная лихорадка, чтоб мозги у него закипели? Иди-ка лучше вниз, выставь за двери одного пьяного наглеца. Он решил, что может получить здесь кое-что без монет. Так покажи ему, что именно! А вы, сударь, выпейте этот бульон, вам он сейчас весьма кстати.

День ото дня мне становилось все лучше. Матушка Жозефина, хозяйка борделя на улице Пон-Вьё, лет пятнадцать тому назад начинала свою карьеру, следуя маркитанткой за королевским полком, и, как видно, знала толк не только в высоком искусстве любви, но и в грубой науке врачевания. Все, что касалось ран, ушибов, переломов, ожоговсловом, всего того, с чем приходится сталкиваться в военном лагере после боя,  было для нее делом привычным и обыденным. Травяные настои, примочки, наваристые куриные бульоны восстанавливали мои силы буквально на глазах.

Память по-прежнему возвращалась кусками, порождая порой ярчайшие картины событий, свидетелем которых я никак не мог быть. Я не мог освобождать из английского плена Жанну дАрк, но точно помнил ее лицо и голос. Помнил сражения, отгремевшие сотни лет тому назад. Я никак не мог странствовать в Святой земле, отвоевывая у неверных Гроб Господень, но перед глазами моими частенько вставал образ императора, вещающего что-то толпе замерших прелатов у разверстых ворот Иерусалимского храма.

Быть может, моя бессмертная душа, как утверждали некоторые ученые мужи, не попадала в чистилище после смерти, а странствовала? И по сей день странствует, переселяясь из тела в тело? Таким образом я вижу прежние свои жизни. Но я не мог вспомнить ни имен ученых богословов, говоривших о таком вот переселении душ, ни, что хуже всего, своей роли во всех тех историях, которые мне порой виделись. А еще иногда в моем возбужденном мозгу всплывали видения уж совсем странные: я видел людей, летящих в небе на больших белых парусах, железные кареты с пушками, много более совершенными, чем наши. А еще в памяти воскресали образы людей в перьях, слушающих седовласого оратора с посохом, вокруг которого обвилась огромная змея.

Эти странные воспоминания изводили меня не хуже, чем голос дю Лиса, время от времени требовавший активизировать какую-то связь, настаивавший, чтобы я не предпринимал ничего необдуманного, и утверждавший, что он все равно найдет меня.

Вначале я пытался делиться своими странными ощущениями с верным де Батцем, но они доводили моего друга до такого суеверного ужаса, что я почел за лучшее держать свои беды при себе.

Однако время шло, и оставаться в гостях у Жозефины становилось небезопасно. Имевшееся в наличии золото подходило к концу, и единственным способом пополнить его запас была продажа прихваченных во дворце драгоценностей. Как говорится, война сама себя кормит. Но сколько ни дали бы за них ростовщикишанс, что деньги не пойдут впрок, был более чем высок. Ищейки Паучихи шастали по Парижу, точно тараканы по столу с объедками, выискивая тех, кого можно было покарать, свалив на их головы всю вину за произошедшее. Я в этом списке стоял первым. Уже были повешены мсье де Ту, обезглавлен родственник Гизов, их ярый сторонник и активный участник «Парижского мятежа» герцог Омальский и несколько десятков вельмож рангом пониже. Уже бежал из Парижа Генрих де Гиз, и его роскошный особняк в квартале Маре был передан в казну, как и имущество его братьев, найденное в столице и ее окрестностях.

Удар по Лотарингскому дому был довольно силен. Теперь наступала пора королевского дома Наварры, то есть в первую очередь моя. Оставаться дольше в Париже было невозможно. Как ни скрывайся я в этих стенах, рано или поздно ищейки все равно выведали бы место нашего убежища, и ни де Батц, ни дюжина гасконцев, готовых безропотно отдать жизнь за короля, не спасли бы меня от «праведного гнева» Черной Вдовы. К тому же прославиться под именем государя, всю жизнь укрывавшегося от опасности в борделе «Шишка», что на улице Пон-Вьё, мне вовсе не улыбалось.

 Сир!  однажды вечером начал бравый гасконец, в час когда хозяйственная Жози устраивала ревизию заработанных девицами монет и потому не крутилась близ красавца лейтенанта.  Пора уезжать из Парижа.

 Верно, Мано.

 В Понтуазе нас ожидает пять дюжин пистольеров, с ними еще до сотни тех, кто сражался вместе с вами в Лувре. Я посылал человека, сегодня он вернулся с сообщением: солдаты будут ждать не более двух недель. Им приходится скрываться, а деньги на исходе. Если мы не появимся, они попросту разбредутся кто куда.

 Значит, за это время нам нужно выбраться из Парижа.

 О да!  радостно подхватил мой помощник.  Наш отряд невеликне более двух сотен, но это испытанные бойцы. Они будут рады служить под вашим знаменем.

 О чем ты говоришь, Мано? Разворачивать стяг Наварры здесь, не имея под командой даже эскадрона,  это самоубийство!

 Мы можем уйти в Гасконь и собрать там армию, сир.

 Можем,  вздохнул я.  Но без помощи Испании или Англии у нас вряд ли получится навербовать более пяти полков пехоты и двух кавалерии. Этого тоже мало для войны с Францией.

 Англия за морем. До нее надо добраться. К тому же туда должен ехать кто-то, способный убедить их королеву дать денег и послать флот. А Испания, прошу простить меня, Ваше Величество Но ведь вы же гугенот. Король Испании никогда не станет вести переговоры с гугенотом.

 Ягугенот?!  Этот вопрос вырвался у меня помимо моей воли и, похоже, изумил отважного лейтенанта.