Даже при незначительной зыби, сила волн не погашаемая качкой вся обрушивалась на корпус корабля, так что от ударов сотрясались переборки и надстройки, разлетались стеклянные стаканы в буфетах, а от того, что волны били в плоское днище, ломались заклепки и расходились швы корпуса. Так что после этогопервого жеперехода «Ливадия» стояла семь месяцев на ремонте в испанском Эль-Ферроле.
Потом все таки добравшаяся до России «Ливадия» выполнила, как оказалось, свой единственный рейспод флагом командующего Черноморским флотом, приняла на борт сразу двух великих князейгенерал-адмирала Алексея Александровича и Михаила Николаевича, и направилась в Батум. Высокородным пассажирам не повезло: был шторм, и от его ударов яхта содрогалась как в лихорадке.
Спешно собранная флотская комиссия изучив вопрос вынесла приговорконструкция была признана неудовлетворительной. То что годилось для броненосцев береговой обороны судну открытого моря не подходило.
Яхта ушла в Николаев, где и стала на прикол. Имущество и мебель потихоньку свозилось на склады порта; «Ливадию» в газетах деликатно упоминали как «бывшую яхту». Потом с нее сняли машины. В итоге бывший плавучий дворец гнил себе у причальной стенки, превратившись в номерной блокшив.
Что-то символичное виделось ныне молодому императору во всей этой истории
Огромный державный корабль с мощными машинами и роскошной обстановкой, отборной командой и спроектированный умнейшими людьмиоказался беспомощен перед волнами и ветрами, которые выдерживали куда как более скромные суденышки. Ибо те не сопротивляются слепо титанической мощи морской стихииа следуют ей.
Как бы и России не оказаться в подобном положении!
И что надо будет изменить из отцовских установлений, чтоб этого не случилось? Вот например просвещение и народные училища Увысколь много говорят недовольные о том что народ наш темен, а власть и пальцем не шевелити вот тут уж не поспорить: в чем, а в этом не сильно врут.
Из армии пишуттолковых грамотных солдат, чтобы обслуживать новейшие пушки и митральезы и военные телеграфы найти нелегко. Земцы плачутсяне хватает врачей и землемеров. Министерство государственных имуществ отмечает, что для казенных рудников не хватает инженеров Купцы и те жалуютсятолковых десятников и мастеров для иноземных машин не сыскать. Увыотец считал, что образование не может быть общим достоянием и должно оставаться привилегией дворянства и зажиточных сословий, а простому народу, как говорили «кухаркиным детям», подобает уметь лишь читать, писать и считать до ста.
А ведь еще прадед Николайтот еще бурбонне отрицал что «Народ без просвещенияэто народ без достоинства. Им легко управлять, но из слепых рабов легко сделать свирепых мятежников».
Но это было забыто, и министром графом Дмитрием Толстым уже летом 1882 года был принят циркуляр о гимназиях, запрещавший обучение в них детей несостоятельных родителей. Вот к словуТолстойкоторый как раз недавно отошел в мир иной. (Как поговаривали в светеот застарелого сифилиса)
Когда то ведь был либерал каких поискатьдружил с Салтыковым-Щедриным и поэтом
Плещеевым, одним из членов кружка Петрашевского. С последним он был настолько неразлучен и близок, что когда того арестовали и посадили в Петропавловскую крепость, то знавшие их считали, что следом за узником в крепость пойдет и Толстой.
Но уже в конце шестидесятых взгляды его резко изменились, злые языки поговаривал что потому что Толстой, будучи крупным землевладельцем много потерял с отменой крепостного права. Вольнодумец был скуп и жаден и рассматривал земельную реформу как откровенное посягательство на свой карман. («А и недорого стоят идеи-то»!)
Обладая большим умом и твердой волей, он вместе с тем был коварным, злым и мстительным, что делало его страшным человеком, получившим прозвище «злой гений России». Грех конечноно не жаль его. Что и говоритьминистров батюшка ему хороших почти не оставил
Горемыкин, Делянов, Муравьев не гении одно слово. Гирс неплоххоть и осторожничает. С военными вот хужекого министром сделатькак не перебирай кандидатурыподходящих и нету. Точнее все с какого-то боку и хорошино в целомнехороши каждый по-своему. Разве что Гурко?
Но тут уж ничего не поделаешь.
Еще Александр Благословенный сказал «честные люди в правительствеслучайность», и что у него такие министры, «которых он не хотел бы иметь лакеями». Да разве одни министры? А те кто нижемасса чиновничествакарьеристы, взяточники, мастера втереть очки? Гимназические преподаватели и журналисты официальных листковпо приказу насаждающие сегодня то, что завтра будут ругать, и наоборот, и при том всегда доказывающие, что и насаждение и руганьна благо России.
Цензорыкоторые сами толком не знают чего запрещают. К тому жеуставы цензурные так хитро составлены, что никто никогда не может знать, как взглянет на его труд и в какую минуту тот или другой цензор. Случалось, что московская цензура пропускала то, что запрещала петербургская, и наоборот В России не бывает лучшей рекламы, чем «попасть под гнет сатрапов». «Запрещенный товаркак запрещенный плод: цена его удваивается от запрещения»
Он и сам читал Кюстина именно поэтомухотя казалось бы пора уже дозволить сие сочинениеуж четвертое царствование идет с описанной им поры
(Разрешить, может быть, личным приказом? Но с чего бы царю снисходить до одной книжицы? Ну да Бог с ним с этим мужеложцем французским! Не в кюстинах ведь дело, а в наших русских Ваньках)
В памяти Георгия намертво засел рассказ генерала Черевинао некоем жандармском ротмистре каким-то боком причастным к знаменитому и позорному делу Дегаева.
Тот, занимаясь изъятием нелегальной литературой, имел занятное увлечениеколлекционировал карикатуры на царякои изымал из секретным образом ввезенных иностранных газет, прокламаций, и брошюрок. Три альбома насобирали даже показывал особо близким друзьямто показывал, за что других отправлял в крепость и сдавал в солдаты
И дальшевплоть до околоточных и заседателей Читая отчеты жандармов и письма отцу из провинции он временами готов был ругаться черными словами.
А кто виноват? А царь! Не серый же Акакий Акакиевич из Цензурного комитета и не дубинноголовый столоначальник из Синода. Сей ребус трудно решитьтем паче в одночасье. С этим всем надо что-то делать Ну вот опять «что-то делать»!
«Надо делать хоть что-нибудь! Пусть хоть что-нибудь да сделает правительство!» так по донесениям восклицали многие земцы, жалуясь на неустройства и беды. И никто не посоветуетчто это такое «что-нибудь»? И хоть бы кто подсказал из этих прогрессивных дельцовс чего начать? А то ведь потом ежели не так пойдетбудут призывать кары небесные на головы власть имущих и лично его
Георгий шумно вздохнул.
Решенораз никто не может подсказатьначнем с народного просвещения. Закон о кухаркиных детях отменимне прямо сейчас, но вскорости после коронации. Либерализму хотите? Будет вам и либерализм! И иудейский вопросдойдет чередрешим ко благу России и к удовлетворению народа библейского. А кто не удовлетворится Георгий недобро прищурилсятому казни египетские вспомнятся!
Однако и спать пораибо даже царям хоть иногда отдыхать надо. Завтра предстоит тяжелый день
Не раздеваясь, он лег на диван и смежил веки, погасив светильник поворотом фарфорового рычажка. Салон-купе заполнил глубокий мрак, нарушаемый лишь лучикам лунного света сквозь занавеси
Бородатый уставший человек внимательно смотрел со снимка на задремавшего сынакак будто чего-то ожидая.
Часть втораяТяжесть венца
Император Георгий Александрович прибыл в Первопрестольную 15 августа около шести часов вечера.
Согласно предварительным планам, царский поезд с берегов Невы должен был прибыть на пути станции Москва-Каланчевская, что рядом с Николаевским вокзалом. Там и планировалась встреча нового царя с московской знатью, городской депутацией. Поэтому строительству павильона уделялось самое пристальное внимание Сперва его хотели построить на Каланчевскойно слава Богу в министерстве двора вовремя сообразили: для тожественного въезда предполагалось иметь несколько десятков парадных карет и почти сотню лошадейи столько же служителей придворного конюшенного ведомства. Неширокая Каланчевская улица необходимого пространства для такого количества экипажей просто не имела. Кроме того, в Москву привезли транспорт жетонов и серебряных рублей, предназначенных для раздачи народу «в память Священного коронования». А такая раздача в тесноте Каланчевской и Мясницкой улиц была крайне нежелательнойсомнут всю торжественную процессию и еще потопчут друг друга не приведи Господь!
Словом, высочайший поезд по соединительной Алексеевской ветке прибыл на Смоленский вокзал.
Пришлось спешно сооружать новый павильон, теперь уже близ Тверской заставы. Нарядный деревянный терем возвели очень быстротут уж сроки поджимали: назначенный лично губернатором Долгоруким известный московский архитектор Лев Борисович Кекушев даже как донесли императору жаловался что работа добавила ему седых волос.
Павильон вышел довольно красивым и был увенчан куполом, покрытым цинком. Над главной залой здания высилась небольшая башня со шпилем.
Внутри павильон был великолепен: стены красиво декорированы штофными тканями, украшены светильниками, зеркалами, стояла изящная мебель любезно предоставленная московскими купцами. В общем и целом строительство вокзальчика обошлось казне в тридцать тысяч золотых рублейвоистину: мал золотник, да дорог. Со стороны путей была устроена весьма просторная платформа, покрытая легким навесом с резьбой тонкого рисунка. Ширина этой галереи позволяла установить в дюжину рядов встречающую парадную войсковую команду, да еще с оркестром в придачувдруг пойдет дождь или случится грозане мокнуть же царю как простому смертному? В убранстве царских черно-бело-золотых штандартов флагов царский павильон выглядел весьма нарядно. Спустившись по ступенькам вагона, застеленным красным сукном Георгий Александрович поздоровался с встречавшими и, пройдя в зал, «милостиво выслушал пришедших» как потом напишут газеты.
Платформа была по всей длине выстлана коврами, белым и красным сукном, на насыпанных в принесенных деревянных кадках клумбах, из цветов были составлены царские вензеля и герб России. На платформе выстроили почетный караул со знаменем и хором с оркестром. Маэстро взмахнул рукой, и полсотни голосов слаженно грянули:
Боже, царя храни!
Сильный, державный, царствуй
На славу нам.
Царствуй на страх врагам,
Царь православный
У Триумфальных ворот Императора встречали генерал-губернатор князь Долгорукий с адъютантами; при вступлении в Земляной город к ним присоединились городской голова Чичерин с гласными Думы и членами всех трех управгородской, мещанской и ремесленной.
Тут же присутствовали генералы Васмундкомандир лейб-гвардии Измайловского полка и Мевеиз лейб-гвардии Павловского. Возле них, недалеко от тронного возвышения, стояли лощеный, с обширной лысиной и прижатыми ушами генерал-адъютант Фридерикс: громадный мужчина с коротким ежиком темных волос, подстриженными усами и бородкой, с пробритыми щеками и приятным лицом.
Тут же собралось московское дворянство во главе с губернским предводителем графом Бобринским вышло навстречу напротив генерал-губернаторского дома; московский губернатор Перфильев со свитой и купцами занял позицию у Воскресенских ворот.
Император, приняв положенные приветствия, сел в карету и, минуя город, прямо проследовал в загородный Петровский дворец, славный тем в котором жил Наполеон I в дни когда после того как вошел в Москву тщетно ждал сперва московских «бояр» с ключами от Кремля, а потом послов Александра с раболепными предложениями о мире.
А на следующий день началось торжество.
На пути следования кортежа московские улицы представляли необычайный вид. Все лавки заперты, нигде не видно ни экипажей, ни пешеходов. Вся жизнь как бы отхлынула от города и вся прихлынула к его центру, к Кремлю
И вотКрасная площадь.
Про себя Георгий невольно ахнул.
Сотни тысяч людей занимали кремлевские площади и стояли вокруг его стен. Это было сплошное море голов.
Толпа хранила торжественное молчание.
Взоры всех были обращены были лишь в одну сторонуна императорский кортеж.
Впереди казаки подняв подвысь высокие пики с бунчуками, за ними кавалергарды в блестящих касках, с серебряными двуглавыми орлами, дальшеСобственный Его Величества конвой в живописных ярко-красных черкесках Конные герольды с поднятыми жезлами Гвардейские конные трубачи с гербовыми трубами
Регент ехал на коне светло-серой масти. На нем был мундир Гвардейского морского экипажа без знаков различия. (Предварительно он забраковал несколько предложных коронационных облачений остановившись в конце концов на флотской форме. Что до чиновто увыприсвоить их ему было некому).
Рядом с Георгием на мышастом пони ехал наследник-цесаревич, великий князь Михаил. За ним следовали великие князья, иностранные принцы и знать рангом пониже, за которой в золотой карете, запряженной восьмеркой белых лошадей, следовала вдовствующая императрица. Рядом с ней сидели Ольга и сгорбившаяся выглядевшая усталой Ксения Александровна.
Парадные, запряженные цугом придворные кареты с верховыми форейторами, предшествуемые верховыми чинами конюшенного ведомства, расшитые золотом мундиры придворных, участвовавших в процессии, и ярко-красное с золотыми позументами одеяние многочисленной прислугивсе это, словно купаясь в ярких лучах августовского солнца, переливало всеми цветами радуги и ослепительно сверкало.
Мгновенно громадная площадь огласилась восторженными криками. Детский хор в двенадцать тысяч юных звонких голосов, управляемый полутора сотнями регентов собранных по церквам и обителям Московской губернии, исполнял «Славься»
Пушечная пальба, перезвон колоколов, крики толпывсе это сливалось в какой-то невообразимый гул.
Спешившись у Лобного места Георгий вошел в самую известную и почитаемую московскую часовню Иверской иконы Богоматери, где его благословил епископ Алексий.
Оттуда император направился к красному крыльцу Большого Кремлевского Дворца, где его встретил с хлебом-солью обер-церемониймейстер князь Долгорукий
Дапризнаться даже Георгий был поражен увиденным.
Предвкушением редкого зрелищакремлевской коронации, царского шествия и проезда по улицам столицы в сопровождении нарядной свиты, торжественных приемовравно как и подготовкой к ним, была насыщена вся повседневная жизнь города.
Почти три месяцас того самого апрельского дня когда определилась судьба Николая II, древняя русская столица готовилась к коронации императора, прихорашиваясь, как-только позволяла фантазия архитекторов и декораторов всех склонностей и таланта. Фасады множества зданий, все вокзалы, центральные площади были пышно убраны государственными символами, вензелями Георгия I гирляндами, флагами, цветными огнями.
Украшались Кремль, Триумфальная арка, улица Тверская; по всему пути выросли мачты, обелиски, колонны, павильоны, были подняты флаги, на Красной площади выстроили трибуны для зрителейвсе было подготовлено к шествию царского кортежа. Вовсю шла работа на Ходынском поле, где намечалось провести народное гуляние.
Изо всех сил строился павильон в Сокольниках для принятия Императора во время церемонии освящения знамен Преображенского и Семёновского полков и для угощения войск; сооружались павильоны для встречи Императора депутациями и амфитеатры для публики у Триумфальных ворот на Тверской улице и на Красной площади. Множество домов и улиц были покрыты лесами: устанавливались щиты, декорациигород принимал праздничный вид.
Готовился совершенно особый никогда не виданный сюрпризэлектрическая иллюминациятысячи разноцветных «свечей Яблочкова» (правдаувыфранцузского и английского производства) должны были украсить соборы и дворцы. В помощь тянувшим электрические провода были даже выделены флотские гальванеры.
И на все это отводилось три месяца! Сперва Министерство двора даже просило отложит церемониюна полгода, а лучше на годссылаясь на опыт коронации 1883 годаи то как указал в рапорте генерал-адъютант Оболенский«Годичный срок может быть достаточен только при усиленной работе». Но молодой император настоялкоронация должна пройти как можно скорее.
Надо сказатьпо ряду причин церемониал въезда Георгия на коронацию в Москву был изменен сравнительно с обыкновением. Напримервсе прежние государи короновались уже будучи женатымиодновременно возводя в императорское достоинство и своих августейших супруг. (Тоже согласно установившемуся церемониалуразработанному еще лично Петром Великим для коронации Екатерины I.)