Чайна МьевильОктябрь
Посвящается Гурру
«
»
Введение
В разгар Первой мировой войны, когда растерзанная Европа истекала кровью, одно из американских издательств выпустило получившую широкую известность книгу Александра Корнилова «Современная российская история». Корнилов, либеральный ученый и общественный деятель, завершил свой труд в 1890 году, но специально для этого издания на английском языке, увидевшего свет в 1917 году, его переводчик, Александр Каун, актуализировал текст. Завершающий абзац книги в переводе Кауна начинается с грозного предостережения: «Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что существующему порядку вещей предстоит исчезнуть».
И этот порядок действительно исчез как и было предсказано. В этот бурный, удивительный по насыщенности историческими событиями год Россия была потрясена и сокрушена даже не одним, а сразу двумя восстаниями, двумя сумбурными политическими переворотами, двумя государственными трансформациями. Сначала, в феврале, было свергнуто самодержавное правление, державшееся почти полтысячелетия. Затем, в октябре, произошли события с гораздо более важными последствиями, крайне трагическими и сильно повлиявшими на дальнейшее развитие мира.
Период с февраля по октябрь 1917 года представлял собой непрерывную борьбу за власть, в эти месяцы сжималась пружина истории. До сих пор не стихают споры насчет того, что же тогда произошло и как оценивать произошедшее. Февральская и прежде всего Октябрьская революции уже давно стали призмами, сквозь которые рассматривается любая политическая борьба за свободу.
Уже стало традицией, сочиняя произведение на историческую тему, отрекаться от химерической «объективности», интерес к коей ни один автор не хочет или не способен поддерживать. Я следую этой традиции. Если же я ее нарушил, то, надеюсь, пусть догматически, пусть слепо, я все же остался ее сторонником. В этой книге есть злодеи и герои. Не пытаясь выглядеть беспристрастным, я старался быть честным и рассчитываю, что для читателей с различными политическими взглядами мой рассказ окажется полезным.
О русской революции написано много, и многие из этих произведений просто превосходны. Хотя моя книга основана на документальных материалах, она не претендует на роль исчерпывающего научного исследования. Это, скорее, краткое введение для тех, кто интересуется увлекательными историческими сюжетами, кто жаждет оказаться во власти ритмов революции. По сути, это художественное произведение. 1917 год представляет собой захватывающий роман, он полон исторических событий, надежд, предательств, невероятных совпадений, войн и интриг. Он соткан из мужества, трусости и глупости, из фарса, безрассудства и человеческих трагедий, из непомерных амбиций и эпохальных перемен, из ослепительного света, стали и теней, из дорог и поездов.
В самой «русскости» словно уже есть что-то опьяняющее тех, кто думает о России. Снова и снова споры об историческом пути страны (особенно между теми, кто не является русским по национальности, но иногда и между самими русскими) сворачивают к сентиментальному традиционализму, к неизъяснимой Русской Душе, этой «вещи-в-себе». Бесконечно печальная, непостижимая, многострадальная Россия-матушка Как пишет Вирджиния Вулф в своем фантастическом романе «Орландо», здесь «закаты медлят не ошарашивает вас своей внезапностью рассвет, и фраза часто остается незавершенной из-за сомнений говорящего в том, как бы ее лучше закруглить».
Это не дело. Вряд ли могут быть сомнения в том, что у России свой, особый исторический путь, что этим можно объяснить русскую революцию (правда, поверхностно). Пусть так; но нужно учитывать эти особенности, не забывая о главном: о всемирно-исторических причинах и последствиях политического переворота, произошедшего в России.
Поэт Осип Мандельштам в стихотворении, посвященном событиям 1917 года, говорит о «сумерках свободы». Сумерки предвещают наступление ночи, но есть и предрассветные сумерки. В этой связи переводчик Борис Дралюк задавался вопросом: что́ Мандельштам предлагает восславить, «угасающий свет свободы или ее первый слабый проблеск»?
Вероятно, правильнее вести речь не о медлящих закатах и рассветах, не ошарашивающих своей внезапностью, а о сумерках. Нам всем знакомо сумеречное состояние, и мы еще будем погружаться в него. Сумерки бывают не только в России.
Да, это русская революция, но она имела и имеет отношение не только к России. Она вполне может стать общим достоянием. И коль скоро ее фразы остаются незавершенными, от нас зависит, как лучше их закруглить.
Замечание о датах
Для исследователя русской революции в буквальном смысле «порвалась дней связующая нить». До 1918 года в России использовался юлианский календарь, который отставал на тринадцать дней от современного григорианского. Поскольку действующие лица этой книги использовали именно юлианский календарь, пользуюсь им и я. В некоторых работах можно прочитать, что Зимний дворец был взят 78 ноября 1917 года. Однако те, кто его брал, делали это 2526 октября по своему календарю, и именно слово «Октябрь» перестало быть просто названием месяца, превратившись в лозунг. Поэтому, что бы ни утверждал григорианский календарь, эта книга об Октябре.
Глава 1Предыстория событий 1917 года
Человек стоит на продуваемом ветром острове, глядя в небо. Он плотно сложен, силен и чрезвычайно высок, порывы майского ветра треплют на нем добротную одежду. Он не обращает внимания на плеск Невы, на кустарник и зелень прибрежной топи. С его плеча свисает ружье, над ним парит орел. Человек с восторгом всматривается в даль.
Петр Великий, всесильный правитель России, как зачарованный долгое время наблюдает за орлом. Он восхищен его полетом.
Наконец он резко поворачивается и втыкает во влажную землю штык. Он проводит клинком сквозь грязь и корни, вырезая сначала одну, а затем вторую длинную полосу дерна. Он отряхивает их от земли и перетаскивает, пачкаясь в грязи, на то место, над которым парит орел. Там он выкладывает из полос дерна крест и кричит во все горло: «Здесь будет город заложен!» Так в 1703 году на Заячьем острове в Финском заливе, на земле, отвоеванной у Швеции в Северной войне, царь повелел построить большой город, названный в честь его святого покровителя, городом святого Петра, Санкт-Петербургом.
И этого никогда не было. Ничего такого царь не делал.
Эта история стойкий миф о том, что Федор Достоевский назвал «самым отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре». Но хотя Петр Первый и не присутствовал на месте основания Санкт-Петербурга в день закладки, тот был построен в соответствии с его мечтой, вопреки логике и здравому смыслу, на кишащем комарами берегу балтийского залива, в зоне затопления, которая весь год продувается штормовыми ветрами, а зимой сковывается жестокими морозами.
Сначала царь руководил строительством Петропавловской крепости, обширным сооружением в виде звезды, которое покрыло небольшой остров, чтобы при необходимости отразить ответное нападение шведов, так никогда и не состоявшееся. Затем Петр Первый распорядился построить у стен крепости в соответствии с последними проектами большой порт. Это станет его «окном в Европу».
Петр Первый был фантазером, и весьма жестким при этом. Он являлся современно мыслящим деятелем, презрительно относившимся к елейной «славянской замшелости» России. И если древняя Москва представляла собой живописный хаотичный клубок улиц в псевдовизантийском стиле, то в отношении Санкт-Петербурга Петр Первый указал, что он должен быть построен рационально, по прямым линиям, с изящными очертаниями грандиозного масштаба, широкими горизонтами, каналами, пересекающими проспекты города, с многочисленными величественными дворцами в классицистском стиле или сдержанном барочном это был решительный отход от традиций и архитектуры куполов-луковок. По этому новому образу и подобию Петр Первый был намерен перестроить всю Россию.
Царь нанял иностранных архитекторов, велел внедрить европейский стиль, настоял на том, чтобы при строительстве был использован камень. Он в приказном порядке заселил свой город, распорядившись о переезде купцов и дворян в зарождавшуюся метрополию. Первые годы по недостроенным улицам Санкт-Петербурга по ночам бродили волки.
Улицы города были проложены, болота осушены, колоннады на бывшей трясине возведены тяжким принудительным трудом. Десятки тысяч крепостных и каторжников были под конвоем согнаны на земли, определенные Петром к застройке. Они закладывали фундаменты зданий в непролазной грязи и умирали в огромных количествах. Под городом осталось лежать сто тысяч трупов. Санкт-Петербург станет известен как «город на костях».
В 1712 году в качестве решительного шага против презираемого московского прошлого Петр сделал Санкт-Петербург столицей России. В течение следующих двух столетий с небольшим именно здесь будут происходить наиболее важные политические события. Москва, Рига, Екатеринбург и все остальные города и обширные губернии Российской империи также будут играть заметную роль, и их историей нельзя пренебрегать, однако именно Санкт-Петербург станет горнилом обеих революций. История 1917 года с ее долгой предысторией это прежде всего история его улиц.
* * *
Россия, где слились европейские и восточнославянские традиции, в течение длительного времени формировалась на отвале, который, по словам одного из главных героев 1917 года Льва Троцкого, оставили «западные варвары, поселившиеся на развалинах римской культуры. На протяжении веков князья и цари торговали и вели войны с кочевниками восточных степей, монголами и Византией. В шестнадцатом веке великий князь Московский Иван IV, прозванный впоследствии Грозным, завоевав территории на востоке и на севере, стал «царем всея Руси», правителем громадного и весьма разношерстного царства. Он сплотил Московское государство под властью безжалостного самодержавия. Несмотря на лютые методы правления, здесь периодически вспыхивали бунты и мятежи они всегда вспыхивают. Некоторые (например, Пугачевское восстание казаков и примкнувших к ним крестьян в восемнадцатом веке) являлись движением народных масс. Сопровождавшиеся большой кровью волнения кроваво же подавлялись.
После того как Иван Грозный отошел к праотцам, началась династическая свистопляска. Она продолжалась до тех пор, пока бояре и православное духовенство не избрали в 1613 году на царство Михаила Романова, положив тем самым начало династии, правившей до 1917 года. В указанном столетии положение мужика, русского крестьянина, было определено жесткой системой феодального крепостничества. Крепостные прикреплялись к имению (поместью), владелец которого (помещик) обладал практически безграничной властью над своими крестьянами. Крепостных часто передавали, и при этом их личное имущество, а также их семьи могли оставаться у первоначального владельца.
Это был суровый и весьма живучий институт. Крепостное право сохранялось в России и в XIX веке, когда Европа уже отказалась от него. Историй невероятных притеснений крестьян не счесть. «Модернисты», западники, считали крепостное право позорным тормозом прогресса, а их оппоненты из числа «славянофилов» осуждали этот институт как западное изобретение. Они сходились в том, что с крепостничеством следует покончить.
Наконец в 1861 году Александр II, «царь-освободитель», снял с крепостных зависимость от землевладельцев, отменив крепостное право; крестьяне перестали быть собственностью. Несмотря на то что реформаторы в России очень плохо относились к жестокому обращению с крепостными, отнюдь не добросердечие сподвигло их на этот шаг. Решающим фактором стала обеспокоенность волной крестьянских выступлений и бунтов, и именно острота ситуации способствовала принятию соответствующего решения.
Сельское хозяйство и промышленность находились в застое. Крымская война 18531856 годов с Британией и Францией выявила отставание России во многих областях, военное поражение унизило страну. Стала очевидной насущная необходимость модернизации и либерализации Российской империи. Именно по этой причине возникли «великие реформы» Александра II, которые означали радикальные трансформации в армии, системах образования и правосудия, ослабление цензуры, передачу части власти органам местного самоуправления. Но ключевым элементом «великих реформ» была отмена крепостного права.
Однако освобождение крестьян носило весьма ограниченный характер. Выходящие из крепостной зависимости крестьяне получали не всю ту землю, где раньше работали, а лишь надел, за который они должны были отбывать барщину либо платить абсурдный оброк. Надел средней величины был слишком мал для пропитания крестьянской семьи (поэтому крестьяне постоянно голодали), и его размеры сокращались по мере роста населения. Крестьяне по-прежнему оставались ущемленными в правах. Теперь они были привязаны к деревенской общине, миру, однако нищета вынуждала их к сезонному труду на различных строительных работах, в горнорудном деле, в промышленности и в торговле, как на законных основаниях, так и нелегально. Они пополняли небольшой, но постоянно растущий рабочий класс страны.
Не одни цари мечтают о процветающих царствах. Как и все угнетенные народные массы России, русские крестьяне представляли себе утопические страны, где можно отдохнуть от непосильного труда. В народных преданиях рассказывалось о легендарной стране свободы Беловодье, о невидимом граде Китеже, погрузившемся в воды озера Светлояр. Иногда озадаченные исследователи принимались за конкретные поиски тех или иных волшебных земель, но крестьяне предпочитали прибегать к иным методам: в конце девятнадцатого века по всей России прокатилась волна крестьянских выступлений.
Под влиянием инакомыслящих писателей (таких, как Александр Герцен, Михаил Бакунин, язвительный Николай Чернышевский) сформировалось движение народников, радетелей за народ. В таких обществах народников, как, например, «Земля и воля», состояли в основном люди из нового слоя просветителей с мессианским мироощущением это были представители интеллигенции, где все увеличивалась доля простолюдинов.
«Человек будущего в России мужик», утверждал Александр Герцен в начале 1850-х годов. Историческое развитие страны шло медленно, либеральное движение было слабым, и народники не обращали внимания на города, думая о крестьянской революции. В российской крестьянской общине они видели зачаток, основу аграрного социализма. Мечтая воплотить в жизнь свои надежды, тысячи молодых радикалов шли «в народ», чтобы учиться у крестьянства, трудиться вместе с ним, повышать сознательность этого темного класса.
Немного горького юмора: когда народников в массовом порядке арестовывали, зачастую это происходило по просьбе самих же крестьян.
Один из деятелей народничества, Андрей Желябов, сделал следующий вывод: «История движется ужасно тихо, надо ее подтолкнуть». Другие народники также были убеждены в необходимости ускорить ход истории, для чего считали возможным прибегнуть к насильственным методам.
В 1878 году Вера Засулич, радикально настроенная молодая студентка из обедневшей дворянской семьи, серьезно ранила из револьвера петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, которого многие российские интеллигенты ненавидели за то, что он приказал выпороть не проявившего к нему должного почтения заключенного. Суд присяжных нанес неожиданный удар режиму, оправдав Засулич, которая после своего освобождения бежала в Швейцарию.
В следующем году в результате раскола общества «Земля и воля» появилась новая организация «Народная воля», уже более боевая. Входившие в нее ячейки верили в необходимость революционного насилия и были готовы действовать соответствующим образом. В 1881 году после нескольких неудачных попыток они добились желанной цели.
В первое воскресенье марта, когда царь Александр II направлялся в Санкт-Петербургскую академию верховой езды, молодой член «Народной воли» Николай Рысаков бросил в бронированную царскую карету бомбу, завернутую в платок. Раздался оглушительный взрыв. Среди криков раненых зевак царская карета дернулась и остановилась. Александр II, пошатываясь, вышел; вокруг царил хаос. Пока он раздумывал, что ему делать, товарищ Рысакова, Игнатий Гриневский, выступил вперед и бросил вторую бомбу, крикнув при этом: «Еще слишком рано благодарить бога!»
Прогремел еще один мощный взрыв. «Среди снега, мусора и крови, вспоминал впоследствии кто-то из царской свиты, виднелись остатки изорванной одежды, эполет, сабель и кровавые куски человеческого мяса». «Царя-освободителя» разорвало.