Тебе пора.
Скажите, я ведь тоже встала на Путь Просвещения могу ли я теперь считаться по-прежнему статистом? Смогу ли я, как ни в чем не бывало, и дальше жить в Бездонном Несоответствии, если я уже получила Зримый Знак второй ступени этот перстень?
Верная, хотя лично я против этого твоего имени, Его дала тебе Тьма, как только ты проникла в преум, в чем-то ты права, не каждому дано скрыться от своего спасения и счастья там, где ему меньше всего хочется оказаться. Твое вхождение в преум было случайным.
А была ли закономерной моя встреча с Вами? Ведь меня к Вам направила Тьма. Получается, она тоже желала мне добра и жаждала моего избавления.
Увы, это не так. Да, Тьма подсказала тебе путь ко мне, но вовсе не за тем, чтобы ты смогла вернуться домой. Вспомни, что говорила она тебе о дромусе, как пугала тебя им разве не так?
Да. Но в таком случае я не знаю, кому верить Вам или ей. Она страшна, безусловно, но какая ей польза от того, что чужак останется в ее совершенном мире? Я могу понять Ваше желание поскорее избавиться от моего навязчивого присутствия в этом мире, поскольку не поверю, что Вас заботит мое существование как таковое. Думаю, вы просто не хотите продолжения данного вторжения. И, поверьте, я разделяю Ваше желание я сама хочу поскорее убраться отсюда. Но мотивация Тьмы мне никак не понятна. Она хочет навредить вам, вашему миру? Но если она его часть?..
И, увы, не лучшая Юлия, все это настолько сложно для вашего понимания Дело в том, что Тьме, по сути, абсолютно безразличны наши с вами миры. Она живет в независимости от них обоих и раздает те советы, которые посчитает нужным. Ее аргументацию сложно понять разумом, ибо она существо неразумное, поскольку на данный момент времени живет в нашем мире. Она дает прозвища к примеру, твое дает указания, в целом ценные и нужные. Она указывает Путь, одним словом. Путь твоего избавления. Но решение за тобой пойдешь ты по нему или испугаешься Тьмы. Ты уже здесь, ты прошла более половины пути твоего спасения. Время возвращаться домой.
Я кивнула. На душе моей было невероятно спокойно, я ощущала дивное умиротворение и была совершенно уверена в правдивости речей Тери.
Сейчас, вспоминая обо всем этом, я удивляюсь как могла я быть столь наивной и глупой. Хотя, чтобы понять Тери, надо было быть либо Просвещенным, либо Великим, либо просто необычайно проницательным человеком. Никем из трех вышеозначенных я тогда не являлась. Мне помогла случайность.
Я поднялась с кресла и пошла к выходу. Тери мягко остановил меня и указал в противоположный угол кабинета, откуда маячил луч света. Я улыбнулась и ринулась к выходу из преума, к милому заветному дромусу. Уже у самой кромки, у края, ступив за который, вернуться назад я уже не могла бы, я подняла руку, чтоб загородиться от ослепительно яркого света, исходящего от трещины в стене комнаты, трещины, которая с каждым мгновением становилась все шире и шире На руке моей блеснул перстень, и что-то непонятное и неуловимое в игре красок на камне привлекло мое внимание. Я остановилась, повернулась спиной к трещине и принялась внимательно рассматривать рубин.
То, что я увидела, повергло меня в глубокий шок. Несколько секунд я стояла и не могла пошевелиться, ужас объял меня с головы до ног. Я подняла голову и взглянула на Тери. Лицо того было искажено злобой, прежде красивые и идеальные черты были перекошены и испоганены. Глядя прямо мне в глаза, он произнес сквозь зубы:
Что ты видишь там, Верная?
Я видела Его Этого не может быть
Его? Кого же это?
Неверова Но этого не может быть. Это бред какой-то, галлюцинация
Я опустилась в кресло и начала тереть виски. Что-то прояснялось в моем мозгу.
Если быть до конца откровенной с самой собой а я бываю таковой нечасто, в основном пытаясь обмануть собственные предчувствия и соглашаясь с ними и идя у них на поводу лишь тогда, когда перспектива, от которой они меня «уберегают» и впрямь не радужная; так вот с самого начала я не была склонна верить Тери. И не знаю даже почему. Возможно, человеческий разум желает верить только тому, что дается ему в первую, а не во вторую очередь. А первым советчиком на моем пути стала змея, Шипящая Тьма, иначе. И хоть ужасен и неприятен был ее незримый облик, но я поверила ей, потому как рядом больше никого не было, кроме дромуса, который с самого начала проявил агрессию по отношению ко мне.
Если бы в тот момент поблизости оказался хоть кто-то мало-мальски мне знакомый и дал совет, как мне поступить остаться или уйти, я бы незамедлительно ему последовала, поскольку всегда не была склонна брать на себя ответственность за свои поступки. Хотя решение лежало на поверхности: казалось бы, ну что я забыла в этом мире? Кому я была здесь нужна? И кто был нужен мне? Именно на это напирал в своей аргументации Тери. Хотя кто знает возможно, именно в этом мире я могла бы обрести свое счастье, ведь недаром же он все-таки проговорился, сказав, что я одна из немногих статистов, прошедших вторую ступень Просвещения и получивших Зримый знак.
Мне всегда была свойственна некая сомнительность, я не могла сразу принять решение, пусть даже какое-то маловажное. Каждого, кто попадался на моем пути, я сперва проверяла на благонадежность, а только потом решала доверять ему/ей или нет. Именно поэтому я вдруг испугалась в самый последний момент, в момент выхода из темного преума. Я испугалась того, что делаю неверный шаг сколько же в своей жизни я их совершила! Мне нужна была поддержка человека, которому я бы доверяла.
И если бы не лик Неверова, узретый мной в рубине, я никогда бы не решилась на борьбу за место в Мире Просвещения. Никогда.
По сути, я консерватор. Какие бы обстоятельства ни окружали меня и определяли мое существование, пусть даже самые неприятные и негативные, от которых иные люди жаждут избавиться и избавляются при первой же возможности я, напротив, в попытках избавиться от негатива в моей жизни, так привыкаю к своему состоянию, что не в силах отказаться от нынешней ситуации. Пусть даже ничего, кроме головной боли, она мне не приносит. Возможно, именно поэтому во мне родился дух противоречия в ответ на слова Шипящей Тьмы. Я не хотела менять свою привычную обстановку, я мечтала вернуться домой, хотя меня ждали там только пустота и одиночество.
Я сидела в кресле, эти беспорядочные мысли проносились в моей голове. В рубине я увидела нечто невообразимое и необъяснимое, то, чему мой неподготовленный мозг отказывался верить. Там был Неверов, Артем Неверов в полном расцвете сил, прекрасно выглядевший, лоснящийся, ничуть не похудевший Неверов, который манил меня за собой. Он смотрел мне прямо в глаза и звал, звал меня по имени. Он просил меня остаться здесь, в этом непонятном и чуждом нам мире, где мы сможем наконец-таки встретиться и обрести друг друга.
Для того, чтобы возможному читателю стало ясным мое дальнейшее и бесповоротное решение, мне стоит вернуться на несколько лет назад и рассказать о том, что же значил в моей жизни этот человек, что только ему я поверила.
Глава 4За крестами
Я со всех ног бежала в университет: занятия должны были начаться с минуты на минуту. Была пятница, впереди выходные, а там не за горами и восьмое марта. Пробегая мимо прилавка с газетами и прочей бумажной шелухой, которой торговали на первом этаже любимого учебного заведения, я внезапно вспомнила, что два дня назад забыла купить газету с телепрограммой на следующую неделю. Моя невнимательность не уставала никого удивлять, но с некоторых пор мне стало сходить это с рук преподаватели тоже люди, они тоже оценивают студентов, исходя из возможностей последних, а, хотя излишняя внимательность и наблюдательность еще никому в этой жизни не мешали, но и ума, и способностей прибавить могли вряд ли. Этой философии я придерживалась всегда, почему-то в ранг главного возводя то, что дается нам от природы, а не то, чего мы зарабатываем сами. Наверное, именно поэтому впоследствии в моей жизни было много проблем.
Итак, я, недолго думая, подлетела к прилавку и, запыхавшись, прохрипела: «Телесемь есть?» «Нет, уже все раскупили». Я тупо уставилась на оставшиеся в наличии газеты. Среди них не наблюдалось даже «желтой» Комсомолки. Вернее, предлагалось нечто, похожее на нее, что я сразу же и приобрела faut de mieux. Засунув в пакет купленный весьма странный выпуск «толстушки», я ринулась на четвертый этаж, т.к. звонок должен был раздаться с минуты на минуту.
Именно эта случайно приобретенная мною газета и сыграла в моей жизни одну из ключевых ролей.
На первой же перемене я мельком проглядела Комсомолку, оставив подробное изучение ее до возвращения домой. На обложке виднелась фотография моих любимых фигуристов Кати Гордеевой и Сергея Гринькова в институте я лишь успела прочесть статью, посвященную их отношениям, весьма, кстати, блеклую и поверхностную. Ну а остальные страницы как и обычно, с конца, стала изучать уже дома за ужином. Газетка оказалась так себе, содержания примитивного со множеством бессмысленных рубрик. И только листая ее раз, наверное, в пятый, я наткнулась на страничку «Клуб знакомств», содержащую несколько объявлений. В отличие от серых и кратких столбцов в «Из рук в руки», эти объявления сияли пестротой, были подробными, а рядом с каждым красовалась фотография, что было уж вообще невероятно! Изучив каждое из них самым тщательным образом, я наткнулась на центральное лишь в самом конце. Оно значилось под заглавием «Особый случай» и было написано заключенным, осужденным на 17 лет. Справа от текста красовалось лицо кареглазого и белозубого шатена с крупными чертами лица, снятого на фоне какой-то грязной и залитой краской зеленой стены. Заключенного звали Артем Неверов. Ему было 28 лет.
Но, пожалуй, и забыла бы я про это объявление, как и про сотни других, прочитанных мною ранее, если бы не два момента, сразу же привлекших мое пристальное внимание и вызвавших надсадное женское любопытство. Парень осужден был на целых 17 лет, но по его же словам не был ни убийцей, ни насильником. Тут же в голове моей зароился целый вихрь предположений, ни одно из которых истинным быть не могло: не приговорили бы его за воровство на столько лет! Равно как и за бандитизм, если трупов-то нет. Это заинтересовало меня настолько, что я в течение нескольких дней мучила всех своих знакомых в попытке докопаться до правды или хотя бы приблизиться к ней.
Второй фразой Неверова, возбудившей еще более живой интерес с моей стороны, стали слова о том, что его внешность подпадает под теорию Ломброзо. При этом не приводилось никакой конкретики, называется думай, что хочешь. И если бы его объявление ограничивалось всего двумя фразами о сроке и внешности, я уже решилась бы на радикальные действия. Но плюс ко всему он характеризовал себя как хронического полиглота, любящего философию и кроссворды. Участь моя была предрешена: я ему написала.
Наверное, мой поступок не был до конца честным: он жаждал встретить свою «несбыточную половинку», а получил высокоинтеллектуальное письмо от безумной и сжираемой любопытством второкурсницы на десять лет его младше. Представляю теперь, как он веселился, ибо показать я себя постаралась в самом выгодном свете. Мало того, что на мудрость замахивалась, так еще и, злоупотребив его нечаянным заявлением о владении несколькими языками, я от руки переписала довольно длинное, но казавшееся мне безумно красивым стихотворение на французском. В нем рассказывалось, как правильно нарисовать птицу, подробно описывался весь процесс. А в самом конце предлагалось открыть нарисованную клетку и выпустить птаху на свободу. Оригинально, верно?
Письмо ушло, и я забыла о нем, т.к. совершенно не ждала ответа. Написать его заставила какая-то внутренняя потребность, на время затихшая, когда ее удовлетворили.
Прошло около десяти дней, прежде чем пришел ответ. За это время я успела обзавестись крестником, и письмо, оказавшееся на моем столе ровно в мамин день рождения, сыграло роль грома среди ясного неба: неожиданно, страшно, удивительно и заманчиво!
Мама потрясла длинным конвертом с голубоватым рисунком:
Что это?! Ты все-таки ему написала?
Мам, ну я просто хотела пообщаться, задать пару вопросов Ничего личного и предосудительного!
А обратный адрес посмотрела? «ОК» что это? Колония особого режима! За что его посадили ты хоть об этом подумала?!
Да почему сразу особого режима! Он не маньяк, не убийца за что его в особую-то сажать? Мам, ну я просто пообщаюсь и все. Мне ничего от него больше не нужно. Он интересный человек, а мне сейчас и поговорить-то не с кем
Это была чистая правда. Я написала Неверову отчасти именно от внутреннего интеллектуального одиночества. У меня было достаточно подруг и друзей, но ох уж эта скука!..
А адрес свой зачем указала? тут же встряла неизменная бабушка, которая считала своим священным долгом комментировать все, происходящее в моей жизни. Вот явятся его дружки сюда и потребуют, чтобы мы их приютили. Да еще и с ножом к горлу
Стало очень страшно, сердце екнуло, и я осознала свою оплошность: указывать домашний адрес было, конечно, лишним.
Раз уж так хочешь пообщаться, вдруг почему-то оттаяла моя вспыльчивая, но отходчивая мама, соври ему что-нибудь про наш адрес и укажи До востребования.
Только не местный почтамт! снова вскрикнула бабушка. Еще не хватало мне потом отвечать на вопросы об уголовнике, с которым моя внучка якшается!
Пришла пора, она влюбилась Доселе я не до конца осознавала смысл слова «любовь», т.к. увлекалась лишь лицами с обложки или безразличными к моей персоне одноклассниками. Но желание любви лишь искало своей объект. Сейчас я часто задумываюсь о том, не было ли это чувство придуманным от начала и до конца. Появись в тот момент в жизни моей другой мужчина вместо Артема не влюбилась ли бы я в него столь же страстно и неумолимо?
Мы переписывались полгода. От него я получила всего девять писем ничтожно мало для того, чтобы хоть поверхностно узнать человека многое в нем, если не почти все, оставалось загадкой. Я даже так до конца и не смогла понять, действительно ли он влюбился в меня, или все это было ложью, нацеленной на завоевание непорочной девичьей души.
В пользу правдивости его слов говорил лишь один, хотя и весьма спорный факт. О своем чувстве он написал мне лишь однажды, признаваясь в нем с видимой неохотой, даже злясь на себя за то, что потерял голову от девчушки на десять лет его младше. В остальном же он часто срывался на меня, постоянно осуждал за то, что общаюсь с уголовником, в чем-то даже высмеивал, а подчас и грубил. Наверное, все-таки если рассуждать логично и он бы хотел влюбить меня в себя, вел бы он себя несколько иначе: рассыпался бы в бесконечных комплиментах, говорил о любви и уж по крайней мере не критиковал бы.
Переписку пришлось прервать по двум причинам. Во-первых, я настолько влюбилась, что жизнь свою не мыслила без его пусть хоть только и письменного присутствия. Увязая в этих новых и неведомых доселе ощущениях, я вдруг совершенно четко осознала, что недалек тот день, когда я готова буду кинуться в омут с головой, лишь бы быть рядом с ним. Брошу родных и умчусь в другой город, чтобы стать женой преступника, главаря банды. Я должна была предупредить приближающееся безумие и разорвала все одним коротеньким письмом.
Во-вторых, как выяснилось впоследствии частично из его последнего письма ко мне, частично из рассказов мамы, к нему в колонию написала мамина знакомая-прокурор с требованием к начальнику колонии запретить Неверову переписку со мной. Все закончилось довольно прозаично.
Случай этот по определению призван был стать всего лишь эпизодом моей жизни, о котором мне по уверениям того же Неверова следовало забыть уже месяца через три. Но не только через три месяца, а и через три года личность Неверова по-прежнему не давала мне покоя. Мужчины приходили и уходили, не оставляя в моей душе ни малейшего следа, а девять писем разбойника, уже изрядно потрепавшиеся и выученные мною практически наизусть, сопровождали меня изо дня в день из года в год, не впуская в сердце никого нового.
И вот в глубине камня цвета крови я вновь увидела его лицо спустя столько лет. Он появился всего на мгновение, чтобы слабым голосом прошептать одно лишь слово: «Останься!»
Я встала с кресла. Бездонное Несоответствие звало и манило, но что мне было делать в мире, где я мало видела чего-то за исключением боли и скуки. Ох уж эта скука! Именно она повергала многих в неведомые дотоле пучины авантюр и безумств. Вернуться домой я могла в любой момент подойдя к дромусу и вежливо попросив его перекинуть меня за пресловутую бетонную стену, с которой все и началось. А вот снова оказаться здесь было мало осуществимым: кто знает, что у этих дромусов за копье, может, я вполне благополучно забуду обо всем приключении и снова погружусь в серость и беспробудность своих обыденных дней. Неверов оттуда ушел, тогда что было там делать мне?