Пока мы с Сергеем осматривали позиции противотанковых орудий (это были буксируемые, зенитные автоматические 40 мм пушки «Бофорс» (производства Швеции, подача боеприпасов из обойм ёмкостью в 5 выстрелов, часто применялись финнами как противотанковые орудия). Прибыла ещё одна рота, вместе с ней подъехал на санитарных санях и начальник штаба батальонакапитан Пителин (все в батальоне его называли Михалыч). Я тут же подошёл к нему, вытянувшись по стойке смирнодоложил об итогах нашего рейда. Он всё это выслушал, похлопал меня по плечу и сказал:
Молодец, Черкасов, настоящий казак! Я в тебе и не сомневался, вот только комиссара дивизии не смог убедить. Ну ладно, пусть ему его партийная совесть будет судьёй. Нас, старых военспецов, эти комиссары совсем слушать перестали. Считают, что если они выучили цитаты Ленина и Сталина, то больше им знать ничего не надо. А меня, беспартийного, вообще ни в грош не ставят.
Капитан на секунду о чём-то задумался, глянул на меня уставшими, раскрасневшимися глазами и продолжил:
Хочу тебя поздравить, Юра, ты теперь у нас старший лейтенант. Приказ пришёл ещё вчера. Утром я не стал тебе сообщать, боялся, что ты, на радостях, каких-нибудь глупостей наделаешь. Всё-таки молодой ещё, кровь в голову ударитлихачить начнёшь. Тебе Климов рассказал уже о гибели Потапыча? Так что, старший лейтенант Черкасов, принимай командование первой ротой. Правда, народу в ней осталось только на два полных взвода и, кроме тебя, ещё только один офицер. Поэтому думай, кого назначишь взводными, время тебедо утра. К десяти часам нужно уже подготовить приказы.
А что тут думать, заявил я, вон, старший сержант Курочкин уже готовый командир взвода, да и сержант Кузнецов годится.
Михалыч открыл планшет и записал названные мной фамилии. Потом повесил сумку обратно на плечо, задумчиво оглядел захваченные орудийные позиции и, уже официальным тоном, сказал:
Черкасов, сейчас собираешь людей, строишь их, и я перед строем зачитаю приказ о назначении тебя командиром роты. Названных тобой товарищей тоже представлю, приказ об их назначении будет часа через три. Окончательным прочёсыванием этой рощи займётся рота, с которой я прибыл. Своих орлов ты можешь после построения распустить отдыхать, а сам вместе со мной поедешь в штаб батальона. Там собралась куча начальства, доложишь о результатах запланированного капитаном Сиповичем рейда. Ты всё понял, лейтенант?
Я опять вытянулся и ответил:
Так точно, товарищ капитан!
Конечно, мне всё было понятноначальство хотело приписать себе заслугу в организации этого обходного манёвра. Меня, в принципе, это тоже устраивало. Во-первых, я боялся, что выплывет вдруг информация о знании мной финского языка. Немецкий ладно, его я учил в военном училище. А откуда же взялось знание финского?.. А тут никто не будет допытываться, и так всё яснолейтенант просто выполнял приказы. Кому будет интересно рыться в особенностях личности какого-то Ваньки-взводного. Во-вторых, по большому счёту мне было наплевать на славу и карьеру, а тем более на вопросы идеологии. Я всё ещё мучительно размышлялзачем же нужно было Всевышнему перемещать меня в тело моего деда. И какая у меня миссия, что я должен сделать, чтобы выполнить волю Создателя? В голову, к сожалению, ничего путного не приходило.
Михалыч между тем улыбнулся, опять хлопнул меня по плечу и пошутил:
Молодец! Верной дорогой идёте, товарищ! Так, глядишь, скоро и до генерала дослужишься.
Потом, уже более серьёзным тоном, продолжил:
Хороший ты парень, Юра! Надёжный. Вот бы ещё тебе таким же неуязвимым стать или хотя бы невозмутимым и спокойным. Ты давай, перед тем как пойдём в штаб, приведи себя в порядок и вставь в петлицы дополнительные кубики. Когда будешь отдавать рапорт, не забудь представиться командиром первой роты. Незачем чужим знать, что в тыл к финнам выдвинулся только один взвод. Начальство там будет прибывать, ещё ждём заместителя командующего седьмой армии комкора Клопова. Не знаю даже, как все поместятся в наших двух вагончиках. Ладно, Черкасов, поговорили и хватит. Давай командуй, я пока тут трофейные пушки посмотрю.
Я козырнул капитану и подошёл к своим ребятам. Оставив одного Якута охранять пленных, остальных разослал собирать красноармейцев нашей роты. Построение назначил недалеко от артиллерийских позиций. Весь процесс сбора роты затянулся на полчаса, в основном из-за красноармейцев, прибывших с Климовым. Они сильно увлеклись прочесыванием лесного массива, даже удалились на несколько сотен метров от рощи, где располагались вражеские укрепления. Мой бывший взвод собрался раньше. И только тогда я получил полную информацию о ходе всего боя, наших потерях и количестве захваченных пленных.
Всего в моём взводе погибло три человека, о двух я уже знал, а третий погиб, напоровшись на автоматную очередь. Это было уже после того, как шестая тройка уничтожила пулемётное гнездо и направилась зачищать от противника выделенный ей сектор. Раненых было семь человек, из них двое тяжело. Пленных всего было двенадцать человек, но это вместе с захваченными нами финнами на позициях противотанковых орудий.
Когда все три взвода собрались, лейтенант Климов построил красноармейцев. Перед строем вышел капитан Пителин, сначала он объявил благодарность всем за проведённую операцию, потом зачитал приказ о моём назначении командиром роты и о назначении взводными Курочкина и Кузнецова. Затем вышел я, скомандовал вольно и объявил, что можно разжигать костры, чтобы обогреться, и что уже прибыла полевая кухня. Действительно, пока все красноармейцы собирались, подъехала ротная кухня и пара санитарных саней с нашим батальонным фельдшером.
Перед тем как направиться в штаб, я поручил Рябе собрать трофейные автоматы и снайперские винтовки, а также другие ценные вещи (бинокли, сигареты и прочее). Кроме этого, направить несколько красноармейцев к Козловунужно, кроме конвоирования пленных, привезти в расположение роты теплушку и пулемёт. После этих распоряжений я встал на лыжи и, резво махая лыжными палками, бросился догонять капитана Пителина. Он, с трудом разместившись на санитарных санях, уже направлялся в сторону штаба.
Глава 6
Штаб нашего батальона в настоящее время располагался в двух небольших вагончиках. Это были установленные на полозья домики с плоской крышей, можно сказать, дилижансы. Длина их была метра четыре, ширина два, вперёд их тащила упряжка из четырёх лошадей. Таких санных дилижансов у нас в батальоне было пять штук. В остальных трёх располагался медпункт, там держали раненых и обмороженных, перед тем как отправить дальше в тыл. А также они являлись обогревательными пунктами. Очень часто мы оказывались в таком положении, что отогреться, кроме как в этих помещениях, было негде. В них были установлены небольшие печки-буржуйки. Во многих частях не было даже таких теплушек. Поэтому и было так много обмороженных, да и просто замёрзших насмерть красноармейцев. У нас за всё время этой зимней войны насмерть никто не замёрз. Всё-таки Сипович был хорошим командиром батальона, всегда заботился о солдатах. Хотя, конечно, стремление к почёту и показуха были ему не чужды.
К штабу мы с капитаном Пителиным добрались практически одновременно. Он ждал меня у одного из вагончиков не больше минуты. Подтолкнув меня к двери, сказал:
Давай, Черкасов, заходи, начальство всё там, докладываешь, как договорились. Я не буду заходитьнароду там, не повернёшься. Пойду лучше, делом займусь. Приказа на прорыв к 44-й дивизии ещё никто не отменял. Наверное, придётся и ночью повоевать.
Я, сняв лыжи, поправив шинель и шапку, вошёл в тёплое помещение. Маскхалат и автомат были мной оставлены в расположении роты.
В небольшом помещении находилось семь человек. Из них я знал только троих, это, конечно, капитана Сиповича, а также командира и комиссара нашего полка. Остальные четверо тоже, наверное, были большие шишки, от количества шпал в их петлицах у меня даже зарябило в глазах. А если сказать точнее, я растерялся. Стоял по стойке смирно и гадал, кому отдавать рапорт? Если Сиповичу, как непосредственному командиру, то у него из всех присутствующих самое маленькое звание. Потом всё-таки решил отрапортовать, ни к кому не обращаясь. Взглядом, уткнувшись в пол, начал бубнить свой рапорт под смешки присутствующих. Я чувствовал, что уши мои и щеки просто горят.
На смешки командиров я совершенно не обижался. В их репликах чувствовалась какая-то отеческая доброта. Внутренне я понимал, что люди искренне хотят мне помочь прийти в себя, и нет тут никакой подковырки. Наверное, чтобы я как-то адаптировался, Сипович начал задавать мне вопросы о наших трофеях. Я механически отвечал. Когда начал рассказывать о захваченных противотанковых орудиях, в дверь кто-то вошёл. Смешки и разговоры среди присутствующих мгновенно прекратились. Я обернулся и чуть не упал.
В дверях стоял, абсолютная копия своего портрета, генерал Клопов.
Это им у нас матери пугали своих детей. Это его больше всего ненавидели настоящие русские патриоты. Это он открыл дорогу немцам на Ленинград и, после этого предательства, основал РОА (Русскую Освободительную Армию). Именно эта армия, состоящая из предателей нации, занималась пособничеством в деле уничтожения фашистами русских и других народов бывшего Советского государства. Его громадные портреты висели во всех отделениях РОА, да и на площадях нашего уездного города.
Тут на меня накатило что-то совершенно невероятное. Такой злобы, такой ненависти я, пожалуй, еще никогда доселе не испытывал. В голове гремело: «Убей его, убей, убей!!»
Я буквально задыхался от этих мыслей, рвануться вперед! Уничтожить, в месиво кровавое превратить! Но тело отказывалось мне повиноваться. Я неподвижно и нелепо стоял перед ним, выпучив глаза, сжав кулаки, яростные мысли стремительно сменяли одна другую. И вот я уже, подобно обезумевшему от злобы животному, готов был броситься на ненавистного этого недочеловека, как вдруг меня осенило: «Вот для чего Всевышний вселил тебя в тело деда! Вот твоя миссия».
Когда я его увидел, то не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, я просто превратился в статую лейтенанта Черкасова. Хотя в голове билась мысль. Но дальше пульсации этой мысли дело не шло, руки отказывались мне повиноваться. Я неподвижно стоял и хлопал глазами. Про комкора Клопова (что соответствовало званию генерал-полковника) я, конечно, знал. Знал, что он является членом Военного совета и первым заместителем командующего нашей армии. Но почему-то эта фамилия не ассоциировалась у меня с тем Клоповым, с тем предателем.
Между тем резво подскочивший с лавки Сипович что-то докладывал этой мрази. Весь смысл произносимых слов пролетал мимо меня. Я чуть не пошатнулся, когда этот ублюдок похлопал меня по плечу. Потом мой мозг всё же стал воспринимать его речь:
Да слышал я, капитан, уже всё это, твой начштаба всё подробно доложил. Давай отпускай старшего лейтенанта, пусть идёт немного отдохнёт. Вашему батальону предстоит бессонная ночь. Нужно срочно выходить на соединение с 44-й дивизией. А тут, я вижу, твой герой больше боится начальства, чем противника. Видишь, аж онемел от присутствия высоких чинов. Хотя, как докладывал начштаба, он лично уничтожил штаб противника. Да, богата русская земля настоящими героями. Ты, капитан, не мелочись, представляя этого парня к награде.
Потом, обращаясь уже к нашему командиру полка, добавил:
Да, и ты, Иван Палыч, напиши представление старшему лейтенанту на внеочередное звание. После того, как деблокируем 44-ю дивизию, я всё это подпишу. Думаю, такому орлу под силу и батальон в атаку вести.
Он опять хлопнул меня по плечу, потом нарочито добреньким голосом произнёс:
Ну иди, лейтенант, иди.
И подтолкнул к выходу. Я совершенно механически вышел на воздух, где минут пять стоял, прислонившись к стенке вагончика, пока снова не обрёл себя. Потом, очухавшись, решил подкараулить Клопова, когда он будет выходить из штаба и всё-таки разрядить в него свой наган. Отойдя за угол, приготовился ждать столько, сколько потребуется. Часовой, с удивлением на меня поглядывающий, для порядку походил невдалеке, чтобы я заметил его службу, но потом всё-таки отошёл в сторону.
Я простоял неподвижно минут пятнадцать и уже порядком замёрз, когда дверь вагончика отворилась, и на улицу вышли два человека. Но, к сожалению, Клопова среди них не было. Это вышли покурить и побеседовать полковой и дивизионный комиссары (соответственно по званиямстарший батальонный комиссар и полковой комиссар).
Они встали недалеко от двери, совсем близко от меня. Я стоял, вжавшись в стенку за угломбуквально в полутора метрах от них. Комиссары продолжали разговор, начатый ещё в помещении. И первоначально разговор этот касался непосредственно меня. Говорил в основном комиссар дивизии:
Ну, как думаешь, стоящий кадр этот лейтенант? Мне он понравилсятупой, преданный убийца. Сипович рассказал, что этот парень сегодня лично уничтожил не меньше тридцати финнов. Да и Каневский в своих донесениях характеризовал его как легко управляемого, недалёкого служаку, преданного нашему делу. Не зря он дал ему рекомендацию в партию. А что скромный парень и теряется при виде начальства, это даже хорошо. Значит, если дадим ему дорогу, не начнёт сразу всю власть грести под себя, а будет чтить политическое руководство. Сейчас, Моня, нужно активизировать работу по подбору новых кадров. Потери среди командиров очень велики и, что ещё более печально, погибло много политработников. Вон, даже у тебя в хозяйствестарший политрук, а погиб так глупо. Какого чёрта он вылез под пулю снайпера? Что, вокруг бойцов мало, что ли? Вот я кого хотел ставить на твоё место, а тебя выдвигать на дивизию. Недавно созванивался с Мехлисом, он собирается меня забирать к себев Главное военно-политическое управление РККА.
При этих словах тут же последовала просьба старшего батальонного комиссара:
Семён Давидович, вы бы напомнили Льву Захаровичу обо мне. Он в Одессе, в десятом году, принимал меня в нашу рабочую сионистскую партию «Поалей Цион».
Да не волнуйся ты, Моня, товарищ Мехлис по мнит обо всех своих соратниках. Думаешь, почему никого из нас не коснулась лапа Ежова и Берии? То-то! Ты пока давай гони полк вперёд, нужно любой ценой деблокировать 44-ю дивизию, а то и мы можем попасть под этот каток. Уже сейчас начинают искать «козла отпущения», поэтому нужно самим возглавить эту зарождающуюся чистку. На всякий случай, подготовь материал на каких-нибудь командиров. Ну вот, например, в этом батальоне начштаба, бывший царский офицерчем не саботажник нашей победы. Если не удастся вытащить 44-ю дивизию, сразу направляй мне на него материал, а то сам можешь попасть под раздачу. Никакой Лев Захарович не поможет. У него и так имеются кое-какие проблемы со Сталиным. Вроде бы не очень серьёзные, но его всё же собираются убирать с политуправления РККА и переводить в Госконтрольнаркомом. Поэтому явно подставляться он не будет. Ладно, Моня, цэу ты получил, теперь пойдём, нечего тут мёрзнуть.
Комиссары зашли обратно в вагончик, а я стоял, мёрз и размышлял над полученной только что информацией. Во-первых, я сразу поздравил себя с тем, что сумел скрыть то, что действовал безо всяких приказов и, даже более того, многие из них я просто игнорировал. При этом прослыл тупым, исполнительным и ограниченным служакой. Во-вторых, меня очень заинтересовали подковёрные игры этих комиссаров, было поучительно узнать и о начинающейся наверху грызне, с целью свалить всю вину за военные неудачи с больной головы на здоровую.
В целом я не имел никакой злобы на комиссаров, в эскадроне нам часто рассказывали о героической гибели многих из них. Тот же самый Мехлис проявил фантастическую смелость и упорство во время уличных боёв в Москве. Ценой своей жизни он и, сформированный из работников Главного политуправления, коммунистический батальон, дали возможность Сталину и членам ЦК спокойно покинуть столицу и эвакуироваться в Саратов. Ни один человек из этого батальона не выжилбезнадёжно окружённые со всех сторон противником, они подрывали себя гранатами.
Поэтому я решил ничего не предпринимать против этих людей. Чёрт с ними, пускай занимаются этой своей вознёй, может без этого они жить не могут, чтобы не плести всевозможные интриги и не организовывать какие-нибудь козни. И всё это для того, чтобы получить следующее по должности звание, а с ним ещё большую власть над другими людьми. Но самым главным было для меня то, что они всё-таки жертвовали своими жизнями ради нашего общего и самого главного, ради нашей Родины. А вот предпринять действия, порочащие их имя, я мог. Память деда без труда предоставила мне информацию: о Троцкистском и других заговорах. Стоило только написать письмо в другой политический лагерь, например, Берии о существовании группы, объединённой общим сионистским прошлым, во главе с Мехлисом. А там уже в НКВД из них выбьют все нужные сведения для организации нового дела. Гораздо опасней для будущего моей Родины была такая личность, как Клопов. Умный, расчётливый предатель, вот кого нужно было обязательно нейтрализовать, пока этот выродок не нанёс непоправимый вред моему народу.