Такую одежду Мирон видел только на оцифрованных двумерных фото. Начала двадцатого века, или еще раньше.
У старика был умный пронзительный взгляд, гладкое коричневое лицо и совершенно белые, как пух одуванчика, волосы.
Выпрофессор Китано, уверенно сказал Мирон.
2.4
Точки и линии.
Ошибаетесь, молодой человек. Меня зовут Мастер Кандзи.
Октябрь тридцать четвертого. Вы пришли вместе с моим отцом. От вас обоих пахло водкой и солёными грибами. Мама была недовольна: она не любит незнакомцев. Но пыталась скрыть недовольство ради отца. Она накормила вас ужином: курица с цветной капустой, запеченная в духовке и салат из огурцов. Вы были одеты в длинный непромокаемый плащ, недорогой коричневый костюм и такую же шляпу, как сейчас. Мы с Платоном тогда еще смеялись: забавный головной убор, как пирожок. На улице вас долго продержали под дождём: патруль изучал документы иностранного гостя. Отец возмущался по этому поводу, а вы его успокаивали. Говорили, что в Токио сейчас тоже не продохнешь от патрулей.
Какой подарок ты получил?
Вид нелепой шляпы-канотье, будто вышедшей из позапрошлого века, сдвинул в памяти Мирона целый пласт воспоминаний.
Деревянный волчок. И вы подарили его не мне, а Платону. А меня учили старой еврейской считалочке: Из двух Камней складываются два Дома, из трёх Камней складываются шесть Домов, из четырех Камней складываются двадцать четыре Дома Из семи Камней складываются пять тысяч сорок Домов
А далее и впредь ступай и мысли о том, что уста не рекут и чему уши не внемлют, закончил за него старец.
Потом я узнал, что эторасчёт факториала, кивнул Мирон. Стало любопытно, что за такие Дома и Камни
Если бы в имени Бога было восемь букв, вариантов бы вышло сорок тысяч, а если десятьтри миллиона шестьсот тысячстарец рассмеялся, а затем, подступив к Мирону вплотную, взял его за рукав. Пойдём, сказал он. Я неуютно себя чувствую на открытом воздухе.
Подхватив другой рукой погремушку-судзу, он потряс ею, прислушался к затухающим звукам и шагнул за кумирню.
Мирон моргнул, не поверив своим глазам: профессор пропал. Только что был здесь, но сделал шаги исчез. Будто его стёрли гигантским ластиком.
Ну где ты? голова и плечо старца высунулись из пустоты. Поторапливайся. Наверняка тебя засекли и уже начали искать.
Мирон подошел к профессору вплотную. Вокруг него воздух вибрировал и тёк, как над раскалённым солнцем асфальтом. Схватив за лацкан куртки, старец дернул его к себе и Мирон понял, что стоят они в каком-то шлюзе-переходнике, образованном прозрачной плёнкой.
Ну, что смотришь? старик нетерпеливо махнул рукой. Обыкновенное Не-поле. Идём.
Это какая-то разновидность стэллс-ткани? спросил Мирон, топая за профессором по узкому коридору из плёнки.
Да нет, тут другой принцип, отмахнулся старик. Хотя тканьтоже моё изобретениездесь она была бы неудобна. Обязательно кто-нибудь наткнётся случайно. Вездесущие дети или собаки А нам это не нужно. Так что я придумал, как создавать стэллс-эффект просто в воздухе. Натяжением молекул.
Ясностарик говорил таким тоном, будто Мирон должен был его понимать. Но не понимал. Вы не очень-то удивились, когда меня увидели, сказал он, когда старикан подошел к двери, прорезанной в сплошном металле стены. Именно прорезанной: казалось, кусок стены просто выпилили лазерным резаком, снабдили ручкой и петлями и позволили время от времени открываться.
Ждал чего-то подобного все последние дни, пожал плечами профессор.
Кроме белых волос и тёмного цвета лица в нём ничего не выдавало старика. Руки были гладкими, с аккуратно подстриженными ногтями, плечи под пиджаком широкими и только чуть сутулыми, да и выше Мирона он был на целую голову. Будто вовсе и не японец.
Ждали? Почему?
Потому что точки и линии наконец-то соединились.
Мирон всё больше запутывался. Какие точки? Какие линии?
Изнутри стена была не ржавой, а цвета металликпокрашена краской против ржавчины. Посыпанные белым песком дорожки, фигурно подстриженные кусты и очень красивые, будто скульптурно вылепленные сосны были как бы продолжением парка снаружи. Только вот вишневые деревья здесь стояли в цвету.
Наверное, те самые сакуры, подумал Мирон, проходя под усыпанной бело-розовыми цветками дорожке.
Поколдовали немного с генами, махнул рукой профессор на невысказанный вопрос Мирона. Приятно, когда цветение продолжается не четыре дня, а пару месяцев, правда? И пчёлам нравится
Только сейчас Мирон услышал равномерное гудение. Будто за облаками шел грузовой стратоплан. Крепкие тельца патрулировали соцветия, как крошечные дроны. Пчёлы Последний рой видели в природе пятнадцать лет назад.
Тоже поколдовали с генами? спросил Мирон, разглядывая мохнатых, полосато-корчиневых летунов. При виде насекомых его накрыл священный трепет.
Пока что экспериментируем, отмахнулся профессор. Феромоновый ограничитель не позволяет им вылетать за пределы монастыря. Как только добьёмся устойчивости особей к циклическим парабенам, выпустим на волю.
Трудились в парке не только пчёлы. Тут и там Мирон замечал согнутые спины, обтянутые коричневыми рубахами, и склоненные треугольные бамбуковые шляпы. Монахираз монастырь, значит должны быть и монахи, правильно? занимались разнообразными делами. Кто-то граблями подправлял ровные чёрные борозды в саду камней, кто-то подметал опавшие лепестки, кто-то ковырялся в землерядом с небесной красоты прудиком располагались вполне прозаические грядки с кочанами зеленой еще капусты и накрытые плёнкой купола теплиц.
Откуда-то издалека ветер принёс кудахтанье кур и запахи птичьего двора.
У нас тут всё своё, махнул на теплицы профессор. Петрушка там разная, огурчики-помидорчики Пруды с карпамилюблю, знаешь ли, отведать жареной рыбки вечерком Ты пробовал когда-нибудь жареного с корнями лотоса карпа?
Не приходилось.
Угощу. Сегодня же вечером и зажарим Жаровня у меня старинная, каменная. Рыба получаетсяобъеденье.
Говорил профессор, сладко жмурясь, как довольный жизнью кот.
Вообще-то у меня мало времени, робко напомнил Мирон.
Масштабы монастыря его потрясли. Считалось, самая большая ценность в Японииэто земля. Громадными зданиями-ульями были застроены даже крошечные рукотворные островки в Токийском заливе. А здесь гектары площади использовались под огород. Если посчитать налоги, каждый монах должен быть миллионером.
Что время? пожал плечами профессор. Волны на песке Впрочем ты прав. Рыбу отложим до лучших времен. А сейчас не желаешь ли выпить чашечку хорошего кофе?
Убейте, если я когда-нибудь откажусь. Потому что это буду уже не я.
Сам монастырьдеревянное здание пятнадцатого века, с галереями, крытыми переходами и выгнутыми крышами над множеством башенок, был окружен современными коттеджами в европейском стиле, с громадными раздвижными окнами, открытыми верандами и небольшими бассейнами с пронзительно-синей водой.
Профессор жил в одном из таких коттеджей.
Основной дом содержится как музей, пояснял он, ведя Мирона по тропинке из белоснежного песка. Всякие там старинные мечи, шелковые кимоно ручной работы и ширмы из рисовой бумаги, расписанные самим Кавагучи.
Но посторонних вы сюда не пускаете?
Ага. Правда, здорово? Эту землю, еще во времена Реставрации, подарил моему прапрадеду новоиспеченный император Мэйдзи, за особые, как ты понимаешь, заслуги А законы в Японии обратной силы не имеют. Так что, пока я сам не захочу, этой землей никто больше пользоваться не может.
А как же налоги?
Я запатентовал официально пару-тройку изобретений. Вот с них деньги на оплату и идут.
Значит, всё здесь принадлежит вам?
Можно сказать и так, удовлетворённо захихикал старик. Зубы у него были ровные, белые и на видсовершенно искусственные. Но так уж заведено: всё кому-то должно принадлежать, а потом нахмурился. Если б не упрямство твоего отцавы с братом росли бы здесь.
Вы знаете, что его убили?
Я приезжал тогда, чтобы лично уговорить его перебраться в Японию. Его исследования приближались к концу и в Москве оставаться было опасно. Но он не послушался.
И умер, кивнул Мирон. А наша с братом жизнь покатилась ко всем чертям. Пришлось переехать в вонючую халупу, мать начала пить, завела любовникаВы знаете, кто это сделал?
Нет, к сожалению, не знаю, покачал головой профессор. Меня не пустили даже на похороны
Я хочу во всём разобраться, сказал Мирон. Слышите? Я найду того, кто его убил.
Профессор только печально кивнул.
Мирон смотрел, как падают бело-розовые лепестки, и вспоминал совсем другую метель, сквозь которую падала его любимая девушка
После его смерти вы продолжили исследования? спросил он.
Да как тебе сказатьстарик пожал плечами и остановился на веранде, перед входом в коттедж. Ветер тронул вереницу стеклянных шаров-колокольчиков, раздался нежный мелодичный звон. Основным разработчиком той идеи был твой отец, я просто помогал ему с некоторыми вычислениями Так что нет, ту идею я развивать не сталотвлёкся на другие дела. Ну проходи, гостем будешь, он распахнул дверь.
Коттедж профессора состоял из большой гостиной, нескольких комнатво всяком случае, дверей Мирон насчитал штук пять, а так же большой кухни с низким деревянным столом, сделанным из круглого спила дерева, и множеством шкафчиков.
Люблю, знаешь ли, готовить, комментировал старик, включая газовуюнеслыханная древность! плиту и выставляя на конфорку металлический сосуд с узким горлом и длинной ручкой.
Мелета, позвал Мирон. Он только что спохватился: не слышал голоса в голове с тех пор, как оказался за стенами монастыря.
Программа не ответила.
Наверное, они экранируют сигналыподумал Мирон и успокоился. Даже приятно некоторое время побыть наедине с собственными мыслями.
Кофе был наконец-то хорошим. Слишком густым и крепким на вкус Мирона, но настоящим, а не той бурдой из жженой яичной скорлупы, что продавали на улицах Токио.
У нас в Японии принято пить чай, будто подслушал его мысли профессор. Сенча, Банча, Ходзича А вот кофе варить не умеют, он поджал губы, словно считал неумение варить кофе самым большим недостатком цивилизации.
У вас получилось очень вкусно, похвалил Мирон, отпивая из низенькой глиняной чашечки. После нескольких глотков на языке образовался устойчивый привкус раскаленного ила, зато в животе разлилось благодатное тепло и наконец-то начала работать голова. Вы сказали, что ожидали чего-то подобного, поэтому и встречали меня у кумирни.
Говорить не хотелось. Хотелось тихо сидеть здесь, за низеньким столиком, грея ноги в тёплой яме, на дне которой тлеет ароматными углями каменная жаровня, любоваться цветущими сакурами, прихлёбывать густой сладкий кофе и решительно ни о чём не думать.
К сожалению, конструкт с Платоном холодил живот, не давая забыть о самом главном.
Сошлись точки и линии, кивнул профессор, вновь произнеся загадочную фразу.
Точки и линии? переспросил Мирон.
Узловые точки и направляющие линии, охотно, но всё так же туманно пояснил старик. Увидев непонимающий взгляд Мирона, он улыбнулся. Сейчас я тебе объясню
Взяв лист толстой бумагиМирон еще подумал, что её кто-то сделал своими рукамистарик согнул его о диагонали. Затемеще несколько раз. Получился журавлик оригами. Развернув лист, профессор разгладил его крупными руками на столе.
Видишь? он ткнул пальцем в бумагу. Я согнул лист определенным образом, и на нём остались линии и узловые точки, в которых эти линии сходятся. Если сделать из этого листа что-то другое, например, собакуточки и линии будут совсем другими.
И что вы увидели в точках и линиях нашей реальности? спросил Мирон.
Пока еще не знаю, пожал плечами профессор. Но явственно ощущаю: они встали определенным, отличным от других, образом. Какимнадеюсь, мы разузнаем вместе.
А как вы их, эти точки, вычислили? спросил Мирон.
Это было несложно. Я же тебе говорил: я люблю статистику. Перепись населения, учёт имущества граждан, доходы и расходы, на что тратят и когда Демография Факторный и компонентный анализ больших групп, выявление закономерностейв общем, я научился слушать биение пульса Вселенной. По крайней мере той, в которой существует человечество. И понял, что емучеловечествугрозит опасность.
Сказал он это таким обыкновенным, спокойным голосом, что Мирон сначала даже не испугался.
Человечеству всегда грозит какая-нибудь опасность, осторожно ответил он, Вирусы, инфоинтоксикация глупость, наконец.
Здесь опасность совершенно иного рода, профессор долил в свою крошечную чашку из турки. Мирон отказался: после двух порций сердце и так трепыхалось где-то в горле. Опасность закуклиться в самих себя, стагнировать не на уровне технологий или духовно, а чисто физически.
Это как?
Всё идёт к тому, что тела станут просто не нужны, пояснил старик. Уже сейчас миллионы людей проводят в Ваннах большую часть времени. Не выходят из дому ни на работу ни на прогулки, не дышат свежим воздухом, даже не едятсовременные биогели снабжают тела всем необходимым. Осталось сделать последний шаг: навсегда избавиться от физических оболочек.
И почему вы считаете, что это плохо? конструкт давил на рёбра и кости таза, сидеть с ящиком, привязанным к пузу было чертовски неудобно, но Мирон не спешил доставать Платона из укрытия.
Остановится прогресс, развел руками старик. Человечество развивалось благодаря тому, что некой обезьяне пришло в голову взять в руки палку. Создать оружие, затеморудия труда Если палку держать будет нечем, человек перестанет эволюционировать. То есть, совершенствоваться.
Хотите сказать, палкаэто всё, что отделяет нас от дикости?
Именно, кивнул профессор. Сейчас я пояснюон встал, направился к древнему холодильнику и стал вынимать из него продукты. От сэндвича не откажешься? спросил он, не поворачиваясь.
Не откажусь, Мирон с интересом наблюдал за действиями старика. Тот же делал всё неторопливо, со вкусом и расстановкой.
Сначала достал деревянную доску. Положил на неё кусок ветчины, взял острый нож и отрезал несколько розовых полупрозрачных пластов мяса. Затем, другим ножом, нарезал щедрыми ломтями хлеб, настрогал кружочками огурец и помидор, помыл под краном несколько нежно-зеленых листиков салата Мирон смотрел, затаив дыхание на то, как из совершенно разрозненных продуктов старик собирает сэндвич: сначалахлеб, намазанный толстым слоем горчицы, на неговетчина, овощи, салат Разрезает квадратную башню на два аккуратных треугольника, кладёт на тарелку и придвигает к гостю.
Десять лет не видел, как кто-то готовит, вырвалось у Мирона. Привык получать еду запакованной в пластики тут же кивнул, затем улыбнулся. Я понял, сказал он. Это наглядный пример. Я давненько не видел, как готовят, но всё же помню, что приготовление пищиопределенный процесс. Новое поколение детей, выросших на линиях доставки, знать не знает, что бутерброд изначально был отдельными ингредиентами. Или горячая пицца. Или замороженный обед
Началось всё примерно тридцать лет назад, когда человечество разогнали по домам в страхе перед заражением вирусами, кивнул профессор. И сначала это казалось отличной идеей: все сидят в Интернете, там же работают и развлекаются Контакты сведены к минимуму, а значитне будет эпидемий. Экономика рухнула, затем переварила и выплюнула новую модель общества. Разобщенного, индивидуального, зацикленного на себе За людей стали работать дроны. И вот результат: дети не знают, откуда берется бутерброд. Точнее, у них своё знание: бутерброд выпадает из раструба лилипайпа. Ведь так?
Ну даМирон снова пожал плечами. А нафига париться-то?
Предположим, старик откусил огромный кусок своего сэндвича, Мирон последовал его примеру. И понял, что жуёт что-то необыкновенно свежее и вкусное. Такое, чего он ни разу не пробовал. Только предположим, что Линии доставки перестанут работать. Кончится энергия и все дроны попадают на землю бесполезным хламом. Где люди возьмут еду?
Ну неверное в магазинах. Вылезут из квартир и пройдутся до ближайшего супермаркета.