Гизберт вышел из небольшого алькова, который прежде занимал я, уже на второй день после нашего спешного отбытия из тюремной гавани. Он был замотан в бинты, прямо как египетская мумия, что только придавало ему особенно жуткий вид. Но сам факт, что он сумел не просто подняться на ноги, а достаточно свободно выйти из выделенного ему помещения, говорил о многом.
- Где я?прохрипел мечник.
Видно было, что просто оставаться на ногах ему уже стоило больших усилий, но он не сдавался. И несильная, но всё-таки ощутимая качка лишь заставила его схватиться рукой за ближайшую переборку.
- На борту галеона «Espirito Santo», - поведал ему я, - в капитанском салоне, как сам капитан называет это место. Если интересно, куда идёт этот корабль, то он самым спешным ходом, какой только возможен, движется к берегам Италии.
- Зачем?голос Гизберта уже более походил на разумную речь, нежели на животный рык, но всё равно отголоски его были слишком хорошо слышны.Зачем я нужен тебе?
- Этот вопрос, с твоего разрешения, мы обсудим, когда ты достаточно придёшь в себя
- Я уже, - перебил меня Гизберт, не без труда преодолев расстояние от алькова до стола, за которым сидел я.Уже в норме. Почти. Говори, что тебе надо от меня?
- Ты человек дела, как я погляжу, - сказал я.Что ж, раз так, то и вправду, не стоит затягивать. Ты нужен мне, твои таланты и твоя невероятная сила.
- И что мне с того?глянул мне прямо в глаза мечник.
- Не ври ни мне, ни себе, Гизберт, - вернул ему прямой взгляд я.Я отлично знаю, чем ты занимаешься, и почему оказался в Страсбурге в самый разгар безумия. Ты охотишься на самых опасных чумных тварейтиранов, и я хочу предложить тебе такую охоту.
Он долго вглядывался в меня своим единственным глазом, а после вдруг откинулся на стуле, приняв совершенно отстранённый вид.
- А кормить меня будут в дороге?спросил он самым беспечным голосом, какой только смог сымитировать.
В руку и в грудь мне, ровно в тех местах, где тела коснулась раскалённая сталь, словно вонзились иглы. И, конечно же, тоже раскалённые добела. Это было ответом на преображение Гизберта.
То, что творилось на арене, казалось невозможным, однако я точно знал, что это означает на самом деле. Гизберта захватывал тёмных дух, демон, обитающий в нём и в его жутком оружии. Тот самый, что позволил ему уничтожить охранника безумного прелата Монтгиза в Страсбурге, а после одолеть и его самого. Доспехи на Гизберте меняли форму, превращаясь в совсем уж нереальные, состоящие, казалось, из одних только углов и шипов. Теперь и ими он ранил и калечил всё ещё атакующих егонеизвестно, правда, на что надеющихсянаёмников. Шлем превратился в пародию на собачью мордуне устаревший уже хундсгугель, а именно настоящую морду оскалившего чёрные зубы пса с горящими, словно алые угли, глазамищелями забрала.
Если прежде Гизберт убивал быстро, расчётливо, в высшей степени профессионально, то теперь в действиях сквозила чудовищная жестокость. Всё больше наёмников падали на арену, обливаясь кровью, лишённые конечностей, но ещё живые. Они бились в конвульсиях, но умирали далеко не сразу. Мучения их длились и длились, по ним топтались товарищи, на них сверху падали новые убитые и раненые. Уверен, многие успели задохнуться под тяжестью собственных доспехов и брони тех, кто упал на них.
И среди всего этого безумия плясал Гизберт, раздавая последние удары.
- Скоро вы поймёте, что наделали, - пробурчал из своего угла комендант, - когда это чудовище прикончит всех нас. Всех, кто в этой тюрьме.
А вот этого я как раз и не должен был допустить.
Мальчишка-юнга, состоявший при капитане, вернулся с камбуза, передав мне, явно не без удовольствия, ответ кока.
- У нас тут корабль, а не ресторация, - сказал он, подражая раздражённому тону хозяина камбуза, - и кормят всех, даже капитана, в определённое время. А холодные закуски вы можете поискать на берегу.
- Очень мило с его стороны, - кивнул я и захлопнул перед носом наглеца дверь капитанской каюты.
- Похоже, вы тут не в чести, - заметил Гизберт, продолжавший делать вид, будто его ничего не заботит.Капитана я ещё ни разу не видел, а остальная команда глядит на вас волком, наверное.
Я не стал ему рассказывать, что ещё вчера мог за серебряные флорины или марки или ещё какие монетыправда, в основном, обрезанные, конечнопродавать свои ногти и волосы матросам на талисманы. Прав был Рамирес, стоило для начала разобраться с тюрьмой, а потом уже продавать их. Теперь и вправду на меня глядели волкамии если бы не непререкаемый авторитет капитана, нас с Гизбертом тут же отправили бы за борт без лишних слов.
Слишком уж странным и пугающим было наше появление на борту.
Жжение в руке и левой стороне груди стало просто нестерпимым. Я скривился, прижав к груди правую руку, но тут же отдёрнул, так сильно стрельнуло болью. Пора было начинать действоватьтак хотя бы можно было одолеть проклятую боль.
- Рамирес, поможешь мне?спросил я у капитана.
- Чем именно?удивился тот.Да на тебе же лица нет, Рейнар! Что творится?
- Все вопросы потом, - отмахнулся я, усилием воли стараясь не думать о боли вовсеполучалось не очень.Сейчас мне важна только ваша помощь!
Я отвернулся от арены, глянул на стоявшего, словно бледной тенью самого себя, коменданта тюрьмы.
- Как быстро спуститься на арену?спросил у него я.
- Никак, - покачал головой он.Только три круга по коридору, он сам выведет вас ко входу.
- А быстрей?!рявкнул на него я.
- Только если сделать один круг, а после зайти в ложуоттуда уже можно будет спрыгнуть прямо на арену, не опасаясь переломать себе ноги.
- Другое дело, - кивнул я, как можно скорее направляясь к выходу из ложи.Рамирес!
- Я за тобой, - махнул мне рукой капитан.
Мы пробежали круг по постепенно идущему вниз коридору, но я понимал, что опаздываю. Слишком увлёкся наблюдением за резнёй, учинённой Гизбертом на арене. Нечто тёмное и мрачное поднималось во мне, нечто порождённое силой тирана и той, что я получил от крысолюда. И между ними, между обращением в опаснейшую нежить и мной стояли лишь два выжженных на коже, и на самой душе моей, клейма. Они предупреждали меня, но я слишком поздно внял боли. А теперь приходилось бежать со всех ног, понимая, что опаздываю, и пытаясь обмануть само время.
Мы ворвались в первую попавшуюся ложу. Внутри сидели двое господ в роскошных колетах и две дамы, чьи наряды ничуть не уступали мужским. Все взоры сейчас были обращены на арену, а потому даже когда мы с капитаном ввалились прямо в ложу, нас заметили не сразу. Лишь когда мы протолкались через ложу и я первым, а Рамирес сразу за мной, прыгнули через бортик на арену, за нашими спинами послышались крики, исполненные удивления и праведного гнева.
На арене же всё было кончено. Не отличишь уже, где бьются в агонии ещё живые люди, а где судорожно содрогаются отрубленные чудовищным мечом конечности. И посреди всей этой картины, достойной Дантова ада, замер чёрный человек в гротескной броне с несуразным мечом. И он, и оружие его были залиты кровью, но при этом каким-то образом не потеряли своего цвета.
Я шагнул к нему, но Гизберт, повинуясь инстинктам заключённого в его теле и душе демона, подался назад, вскидывая меч. Сейчас от человека в нём осталось слишком малоещё чуть-чуть, и тварь, куда хуже тех, что может породить чума, окончательно возьмёт верх. А может быть, и уже взяла. Но я не хотел в это верить, а потому бросился к нему, перекатился через плечо, вымазавшись в крови по уши, но сумел оказаться к нему вплотную, прежде чем мечник успел разорвать дистанцию. На таком расстоянии его оружие было бесполезно, но и у меня с собой не было ничего, кроме кинжала. По традиции в тюрьму нельзя было входить с оружиемкинжал же за таковое не считался никогда.
Я мёртвой хваткой вцепился в плечи Гизберта. Острые грани его доспехов ранили меня, но мне было плевать на эти мелкие порезы. Сейчас куда важнее было поймать его взгляд. Я вперился в горящую красным огнём щель забрала. Из пасти, меж обсидиановых зубов, вырывались клубы парадыхание демона было очень жарким.
- Слушай меня!крикнул я.Гизберт! Слушай меня! Тычеловек! Это твоё тело и твоя жизнь! Верни её себе! Верни, Гизберт! Тычеловек!
- А ты?услышал я голос из-под чёрной брони.Человек ли ты? Нет, хоть и лжёшь себе, как этот мальчик. Я верну его. Верну лишь потому, что после ты вернёшь его мне. Этонеизбежно!
Я старался в тот момент, да и после, не задумываться над этими словами
Гизберт упал на колени, как будто тело его разом потяжелело на полсотни фунтов. Он по-прежнему крепко сжимал в правой руке свой чудовищный меч, но уродливые доспехи начали опадать с него, будто лепестки с цветка. Не долетая до песка арены, они распадались клочьями мрака и исчезали, словно и не было их вовсе.
Крыши над ареной не былоона прикрывала лишь ложи по её краям. И потому, стоило начать накрапывать дождичку, как тяжёлые капли тут же упали на воздетое к небу лицо Гизберта. А уже через полминуты они колотили нас по плечам, смывая кровь.
- Рамирес, помогай!крикнул я капитану, и вместе мы подняли на ноги почти бесчувственного Гизберта.
Он кое-как, но передвигал ногами, а главное крепко держал свой меч. Клинок его волочился за нами, неприятно скрежеща о каменные плиты пола.
Мы дотащили мечника, потерявшего свои уродливые доспехи, до пристани, с помощью матросов втащили в каюту капитана. Рамирес почти сразу выскочил оттуда и рванул бегом на шканцы, разбрасывая команды к отплытию. Я хотел было подойти к нему, сказать какую-нибудь утешительную глупость, хоть как-то попытаться успокоить. Но как только увидел, что Рамирес срывает с себя перепачканный понизу кровью плащ из павлиньих перьев и в гневе швыряет за борт, понялделать этого не стоит. Сейчас в капитане кипела его горячая кастильская кровь, и вполне мог вызвать меня на дуэль. И ни один из результатов этого поединка меня бы не устроил.
Поэтому я поспешил убраться в каюту, подальше от глаз команды. Матросы и офицеры уже тогда начинали поглядывать на меня без прежней приязни. А то ли ещё будет
Ели мы всё-таки все вместе. Рамирес нашёл в себе силы, чтобы спуститься со шканцев в собственную каюту. Наверное, понимал, что такая демонстрация собственного страха перед новым пассажиром или же неприязни к нему, может спровоцировать команду. Конечно, матросы и офицеры были преданы ему, однако есть определённая грань, переступать которую не стоит, даже если полностью уверен в собственных людях.
Он глядел на жадно поглощающего пищу Гизберта волком, не считая нужным скрывать своих чувств к мечнику. Гизберт же накинулся на еду с просто нечеловеческим аппетитом. Он ел, не особенно озабочиваясь приличиями, тем более что одной рукой управляться со столовыми приборами было не так просто. Левая же его рука заканчивалась чуть ниже локтя. Судовой врач временно снял его механический протез, покуда не заживут раны, но видно было, что Гизберт и одной рукой управляется вполне уверенно. Мне же оставалось делать вид, будто я тут совершенно ни при чём и не поднимать глаз от тарелки.
- Хватит, - звякнул о край своего блюда Рамирес, когда мы почти покончили с трапезой, хотя видно было, что Гизберт ещё не совсем заморил червячка и съел бы с удовольствием ещё что-нибудь.От официала я ничего добиться не могу, потому спрашиваю у тебя, мечник. Кто ты, чёрт тебя подери, такой?!
- Гизберт, - напустив на себя явно привычный ему равнодушный вид, пожал плечами мечник, - по крайней мере, так нарекли меня. Какое имя дали при рождении не ведаю, но крещён был под этим.
- Прекрати издеваться, - насупился Рамирес.Ты думаешь, что можешь играть со мной в эти игры? Зря! Я видел всё, что случилось на арене. Что ты за монстр такой?
- Если бы ты не торчал на палубе всё время, я бы тебе уже рассказал, Рамирес.
Я намеренно обратился к нему по имени, хотя отлично услышал, как он назвал меня официалом. Капитан хотел отгородиться от меня, от нашей прежней почти дружбы, но я снова пытался сократить дистанцию.
- Да нет уж, тебе больше веры нет, - отмахнулся он.Пускай этот тип мне всё сам рассказывает.
- Ну, раз жратвы больше нету, то можно и потрепаться, - кивнул Гизберт, - если только не усну. Меня после еды всегда в сон быстро клонить начинает.
- Хватит!треснул кулаком по столу Рамирес.Или ты начинаешь сейчас же, или я велю и тебя, и официала вышвырнуть за борти будь, что будет.
- Если думаешь, что до его судьбы мне есть дело, - Гизберт указал обрубком руки на меня, - то ошибаешься. Но раз уж захотел, то давай расскажу. Тебе какую версиюполную или покороче?
- Давай уж короткую, - несколько успокоился Рамирес.А то и в самом деле уснёшь ещё за столом.
- Тогда не стану рассказывать, как я дошёл до жизни такой, - кивнул Гизберт.Думаю, тебе будет более интересно то, что случилось в Страсбурге. Так вот, тамошний инквизитор, отец Мотгиз, слегка слетел с катушек на почве мучений еретиков и всего в том же духе. Ну, ты же кастилец, думаю, тебе известны подобные случаи. И вот в городе, охваченном чумой, с которой толком никто не боролся, потому что все искали еретиков днём и ночью, а мертвецы исправно поднимались по утрам, чтобы собирать кровавую жатву, он чувствовал себя как рыба в воде. Ей-богу, не лгу ни единым словом. Когда я приканчивал его, он улыбался, словно у райских врат стоял, хотя вокруг творился кромешный ад. Мертвецы, флагелланты, еретикиа были там и ониа среди этого безумия отряд рыцарей, охраняющих лично Мотгиза, да пятёрка его личных палачей.
- Так, - оборвал его Рамирес.Довольно с меня. Рейнар, давай и в самом деле, рассказывай ты. А то у мечника, как я погляжу, ещё и талант барда прорезался.
Гизберт в ответ только руками развёл, как бы нелепо ни выглядело это в его исполнении, и снова показательно откинулся на спинку крепкого стула.
- В общем, картину Гизберт обрисовал верно, - сказал я.Еретики, а если быть точным, некроманты, пытались получить в Страсбурге невероятную силу, проведя ритуал гекатомбы. Не надо объяснять значения этого слова? Они бы заполучили себе всю жуткую силу смерти и безумия, что скапливалась в проклятом городе. Однако ритуалу помешал отец Мотгиз вместе со своим отрядом личных палачей и рыцарями-телохранителями. Вот только вся сила, которую накопили в результате ритуала еретики, досталась и без того находившемуся не в своём уме Мотгизу.
- И что же началось тогда?спросил поражённый Рамирес.
- Вот тогда-то и начался настоящий ад на земле, - мрачным голосом произнёс Гизберт, враз потерявший всё своё напускное равнодушие.Инквизитор возомнил себя архангелом Гавриилом, потому что мёртвые поднимались из могил по его приказу, и шли за ним настоящим крестным ходом. Да и те, кто были жертвами чумы, тоже. А уж чем стали его личные палачи, и вовсе думать противно.
- А ты, значит, прикончил этого инквизитора?
- Это было очень тяжело, и я едва сам не отдал Богу душу, но всё же справился, - кивнул Гизберт.Правда, потом меня можно было вязать голыми руками. Вот рыцари, которым доверили охранять Мотгиза, и повязали меня. Видимо, хотели как-то оправдаться за то, что не сохранили безумца.
- Ты забыл сказать, что даже в том состоянии, в котором был, сумел прикончить половину оставшихся телохранителей, - добавил я.А это были отборные паладины инквизиции.
Гизберт только плечами пожал, мол, какое это имеет значение для его рассказа.
- Но что тебя вообще понесло в Страсбург-то?задал явно мучавший его вопрос Рамирес.Зачем было переться в этот Господом проклятый город? Там ведь только тебя, наверное, и не хватало.
Гизберт решил отмолчаться, но я не видел причин, чтобы не говорить капитану всей правды.
- Раз Гизберт не хочет говорить, снова расскажу я.
Мечник гневно глянул на меня единственным глазом, и перебил:
- Хочешь знать, капитан, пожалуйста. Я пришёл туда за отцом Мотгизом. Я хотел мести и получил её, пускай и несколько иначе, нежели думал. Как я уже говорил, святой отец был помешан на пытках, и это его палачи выжгли мне глаз, а после отпилили руку. И не сразу, капитан, о нет, они делали это не быстро. Сначала пальцы, потом кисть, потом предплечье. Я был привязан к прочному креслу, но когда они снова взялись за меня, сумел разломать его. Я сумел придушить палача, что занимался мной и сбежать из застенков инквизиции. И именно то безумие, которое овладело мной на арене, помогло мне тогда.
- А меч ты там же нашёл?поинтересовался у него Рамирес.
- Это уже отдельная история, - покачал головой Гизберт, - и вот её-то я лучше оставлю при себе.