Майская Гроза 3 - Сергей Иванович Чекоданов 11 стр.


 Да в стране мужиков столько нет!  Возмутился Сашка.

 А это уже никого не волнует.  Продолжил объяснение Андрей.  Обыватель он считать не любит, если, конечно, это не деньги из его кармана. А некоторые и считать вообще не умеют. Зато они верят радио и газетам.  Андрей перешeл на академический тон.  А там, дорогой инженер-майор, напечатали в качестве доказательства сравнение двух картВеликобритании и Советского Союза. А обыватель чешет в затылке и думает: «Уж если в крохотной Англии поместилось семьдесят миллионов жителей, то сколько же живeт в этой громадине?» Ему-то невдомeк, что на большей части нашей страны люди встречаются реже, чем волки и медведи.

 Ну это ты зря!  Усмехнулся Виктор.  Про медведей на западе прекрасно известно. Недавно мне принесли перевод статьи в одной из английских газет. Там один из «очевидцев» описывал, как в Москве милиция медведей по улицам гоняла.

Андрей рассмеялся. Эта байка живуча, как ничто другое. Причeм, во все времена.

 Ну мне пора.  Виктор приподнялся со своего места.

 Витя, так ты и не сказал, как нам теперь быть?  Остановил его Андрей.

 Пока живите, как жили.  Генерал Зайцев на минуту задумался, что можно сказать в дополнение к этому, а чего нельзя.  Охрану, правда, мы усилим. В том числе и у всех ваших родственников. Вы объясните имчто к чему.

Андрей поморщился, выслушав данное пожелание. Легко сказать, а как сделать? Не открывая ничего секретного.

 Добавим к вам ещe несколько человек, из ваших хороших знакомых. Пропускной режим в городе сделаем строже. Ну, и так далее.  Закончил объяснение Виктор.

Всe ясно. Продолжается «охота на живца», имевшая место в прошлом году.

 А нам всe равно. А нам всe равно.  Пропел Андрей.

 А это что за песня.  Остановился двинувшийся к двери Виктор.  А ну-ка спой.

Андрей взял лежавшую неподалeку гитару. И Виктор и Сашка любили, когда он пел им песни из своего времени. Только вкусы у них были разные. Виктор предпочитал философские баллады и военные песни. Сашка же отдавал предпочтение более легковесным жанрам. Но сейчас оба ожидали с одинаковым любопытством.

В тeмно-синем лесу, где трепещут осины.

Где с дубов-колдунов облетает листва.

На поляне траву зайцы в полночь косили.

И при этом напевали странные слова.

А нам всe равно, а нам всe равно.

Хоть боимся мы волка и сову.

Дело есть у нас. В самый жуткий час.

Мы волшебную косим трын-траву.

Глаза у Сашки светились. Это означало, что песня ему понравилась. А также то, что он старательно запоминает текст и мелодию и очень скоро постарается ознакомить с ней своего дружка Ваню Петрова, а уж тот отправит еe в свободное плавание. Тем более, что сам Петров скоро окажется в Зеленограде, как следует из слов генерала Зайцева. Андрей мысленно махнул рукой. Спел же он офицерам из Осназа немного изменeнный текст песни Любэ «Давай за». Ну и что? Мир не перевернулся. Вождь к стенке не поставил. А у осназавцев появился свой гимн, который они с превеликим удовольствием поют после возращения из рейда.

 Ну, а ещe что-нибудь. Для меня.  Попросил Виктор после окончания песни.

Андрей немного подумал и тронул струны.

Давай поговорим о вечном, о душе.

Она, ведь есть, хоть мы еe не видим.

Давай поговорим и может быть уже,

Мы завтра даже мухи не обидим.

Поговори со мною по душам.

Вполголоса спокойно, не спеша.

Поговори со мной, поговори.

Жизнь, если честно, всe же хороша.

И до того, как отлетит душа,

Поговори со мной, поговори.

Сашка потянулся за блокнотиком. Этот «мелкий пакостник» на одной песне не остановится. Сумел же он записать текст, запомнить мелодию песни «Капля в море» и передать их Петрову. Алeнка уже вовсю репетирует еe и ожидает только окончания войны, чтобы исполнить на публике.

Андрей допел и решительно отложил гитару. Гости поняли намeк и поднялись со своих мест. Андрей проводил их до двери, попрощался и, по требованию генерала Зайцева, закрыл дверь на замок, хотя в данное время это не считалось обязательным. Тем более в охраняемом доме.

Думая о том, как подготовить жену к появлению охраны, он вернулся в кабинет. И обнаружил сидящую на диване Ирину.

 Странные песни ты поeшь, Андрюша.  Обратилась Ирина к нему, показывая, что она всe прекрасно слышала.

Андрей только пожал плечами. Он спел ей столько «странных песен», что пора перестать удивляться.

 А мне что-нибудь споeшь?

Андрей с готовностью подхватил гитару. Перебирая струны, пытался вспомнить, что ещe он не пел жене из разрешeнного репертуара. Потом мысленно плюнул на все запреты и начал петь. Он спел ей штук пять песен из разных времeн. Начиная с хита 70-х «Чужая ты», продолжил тремя песнями из 80-х, где Ирине судя по выражению лица больше всего понравилась «Всегда быть рядом не могут люди» из музыкального фильма «31 июня», и закончил 90-ми, из которых он выбрал «Позови меня» из репертуара Любэ.

Ирина зачарованно дослушала этот импровизированный концерт, сбросила с себя оцепенение и сказала.

 Андрей, ответь мне пожалуйста на один вопрос. Только честно!

 Если это не связано с государственной тайной, то непременно отвечу.  Андрей прижал к себе жену и погладил еe по округлившемуся животу.

 Даже, если это государственная тайна, всe равно ответь.  Настояла Ирина.

Андрей обречeнно кивнул на это требование жены.

 Андрей, ты человек?!

Андрей просто ошалел от такого вопроса. Хотел вначале отшутиться, даже изобразить пальцами «марсианские» антенны на голове, но потом понял, что отвечать надо серьeзно.

 Да, я человек. Но человек из другого времени!

3 мая 1942 года Минск

Володька проснулся оттого, что очень сильно качнуло вагон. Пути на запад основательно износились за прошедший военный год, и, по-хорошему, их следовало поменять. Но возможности не было. Рельсы и шпалы больше требовались в Польше и Германии, где немецкие войска старательно уничтожали все железнодорожные пути, пытаясь подобным образом задержать продвижение советских войск. Не жалели и мостов, взрывая их при малейшей возможности захвата противником. Не составляли исключения также заводы, фабрики, электростанции, от которых по большей части нашим солдатам доставались лишь дымящиеся развалины. И если сооружения в самом Рейхе немцы хоть как-то жалели, взрывая их при непосредственном подходе дивизий Красной Армии, то польские города они превращали в развалины не жалея ничего.

Нужно сказать, что и польская армия Берлинга не особо церемонилась с немецкими поселениями. В большинстве случаев бывшие польские жолнежи Армии Крайовой пришли в коммунистические части только за одниммстить. В пяти дивизиях Польской армии они составляли около трети. Поэтому дисциплина в данном формировании оставляла желать лучшего, доставляя массу головной боли как самому генералу Берлингу, так и его советским кураторам. В конце концов, после одного инцендента едва не закончившегося применением оружия между польскими и советскими войсками, командование Красной Армии перебросило столь неуправляемого союзника под Данциг. Всe равно город обещали полякам, как и некоторые другие части Восточной Пруссии, населeнные их соотечественниками. Вот пусть и отвоевывают.

Всe это лейтенант Банев знал со слов одного из курсантов своей учебной роты, успевшего послужить в Первой Польской танковой бригаде. Но покинувшего еe едва возникла возможность перевестись обратно в части Красной Армии. Вот и сейчас он изъявил желание служить в Первой танковой армии, а не возвращаться обратно в Польские части. Володька приподнялся над нарами, рассматривая расположенные у противоположной стены вагона нары. Марек спал, укутавшись в шинель, только лицо белело в полумраке теплушки. Спали и остальные бойцы их взводов, наверстывая бессонные ночи училищ, в которых они провели, как минимум, три месяца. А некоторые, как сам Володька Банев с Мареком Сосновским, по полгода.

Володька перевернулся на спину, уставился в потолок, вспоминая события прошедших месяцев. Отправка в офицерское училище не стала для него большой неожиданностью. Командир батальона поведал об этом старшине Баневу ещe до выхода к Бреслау. Чувство было двояким. С одной стороны льстило. С другой было боязно вешать на себя ответственность за кого либо ещe, кроме собственного экипажа. Но упрашивать старшину Банева никто не собирался. Как только армия блокировала Познань, командир корпуса отдал приказ, и Володька отправился в Челябинск изучать премудрости командования другими людьми.

Челябинск за последние два года превратился в главный центр страны по подготовке танкистов. Кроме офицерского училища были вокруг него сосредоточены учебные части, обучавшие командиров танков, механиков-водителей, радистов, наводчиков, заряжающих. А также учили их заменять друг друга в случае необходимости. В конце срока обучения составляли экипажи, формировали маршевые роты и вместе с готовыми танками отправляли в сторону фронта.

Старшина Банев, как и другие имевшие боевой опыт сержанты и старшины, попал в роту ускоренного выпуска. Полгода зубрeжки командирских премудростей, перемежаемой работой на полигоне, выпускной экзамен и офицерские погоны на плечи. Бывших школьников терзали обучением в два раза дольше, но и то, по мнению преподавателей, готовили из них всего лишь пушечное мясо, из которого может выйти толковый командир, а может и сгореть в первом же бою. Всe зависит от человека. Сержанты с боевым опытом имели больше шансов уцелеть, но и для них срок, всего лишь шесть месяцев, был слишком мал по высказыванию командира их учебной роты.

Капитан Косых, успевший хлебнуть кровавой круговерти трeх войнИспании, Халхин-Гола и Финской, себя не жалел и своим курсантам спуска не давал. У всей учебной роты единственным желанием было, хотя бы раз в неделю выспаться. Но капитан был неумолим, твердя, что если они будут лениться, то высыпаться им придeтся в могиле, в которую они угодят после первого же неудачного боя. Всe же нескольких человек из своих курсантов он выделял, доверяя им не только поступать по своему разумению, но и обучать других. Оказался среди них и старшина Банев. Внимательно рассмотрев на первом построении Володькины награды, капитан назначил того помощником командира первого взвода. Хотя ордена велел снять и спрятать до лучших времeн. И не только ему, а всем кто имел подобные знаки отличия. Недовольные курсанты побурчали, но приказ выполнили, теряясь в догадках о причинах данного распоряжения. Объяснение оказалось простым. Командир учебного батальона, в который входила их рота, терпеть не мог чужие награды, твердя, что «на фронте их дают кому ни попадя». И если капитан Косых имел солидный боевой опыт, то комбат, майор Кудинов, на войне никогда не был, к линии фронта ближе тысячи километров не приближался, да и не стремился туда.

Кроме него было в училище ещe несколько «сынков», которых высокопоставленные родственники прятали от войны в далeком от фронта тыловом Челябинске. Авторитета среди своих курсантов они не имели никакого, часто злились по этому поводу, устраивали учебным ротам внеплановые проверки и выволочки. Спорили до хрипоты с преподавателями, которым пришлось хлебнуть военного лиха, старательно подсиживали их, пытаясь всеми правдами и неправдами избавиться от тех, кто, по их мнению, «не соответствовал высокому званию советского офицера». В конце концов, смогли спровадить на фронт и капитана Косых. К чести их бывшего командира, он и сам туда стремился, чуть ли не еженедельно подавая своему командованию рапорты об отправке на фронт. Командир училища ругался, рвал рапорт на мелкие части и отправлял своего лучшего преподавателя обратно, готовить из курсантов «командиров, которые не сгорят в первом же бою по причине дурости и зазнайства».

Но всe-таки съели! И сейчас капитан Косых на два вагона впереди со взводом материального обеспечения и персоналом ремонтной летучки, которой придeтся обучать фронтовых ремонтников премудростям обслуживания нового танка. Их маршевой роте достались шестнадцать «сорокчетвeрок», на выпуск которых переключился Челябинский тракторный завод с декабря прошлого года. Такое большое для состава роты количество танков объяснялось очень просто. По прибытию на место маршевую роту раздeргают в лучшем случае по взводам, для того их и пять в еe составе вместо обычных трeх. А в худшем разбросают отдельными машинами по всем нуждающимся подразделениям. Впрочем, лейтенанту Баневу в любом случае возвращаться в родную Шестнадцатую танковую бригаду и свой первый батальон. А с танком ли, или одному большой роли не играло. Скорее всего в одиночку, так как его батальон до сих пор вооружeн «тридцатьчетвeрками». Пусть и модернизированными за это время до неузнаваемости.

Даже, если дадут Т-44, большой проблемы его экипажу это не составит. Разберутся. Танки хоть и различаются, но созданы по одним принципам. Вот, на КВ Володька пересаживаться не хочет, даже учитывая лучшую броневую защиту и более мощное вооружение на последних машинах. После юркой «тридцатьчетвeрки» «Клим Ворошилов» кажется неповоротливым. Знакомили курсантов Челябинского танкового училища с его новейшими образцами. Благо выпускали их на том же Челябинском Кировском заводе, пусть и в меньших количествах чем Т-34 и его младшего собратаТ-44.

Володька прислушался. А стук колeс изменился. Да и раскачивать стало меньше, кажется, скорость уменьшилась. Впереди какая-то станция. Хотя стоять им на ней ровно столько времени, сколько нужно железнодорожникам для проверки букс, да дозаправки паровоза водой и топливом. От самого Урала им дали зелeную улицу, и они летели сквозь станции и полустанки, оставляя позади бесконечные вeрсты. Мимо Москвы промчались ночью, лишив лейтенанта Банева последней надежды увидеть родителей до окончания войны. Единственное, что ему удалось, это бросить в станционный почтовый ящик письмо где-то под Смоленском. В конверт кроме коротенького письма он вложил и злополучную заметку из Огонька, едва не стоившую ему офицерских погон.

Майор Кудинов подтвердил характеристику, выданную ему капитаном Косых. Причeм, самым подлым образом. Володька так и не узнал, кто именно из его сокурсников нашeл время пролистать подшивку Огонька, чтобы обнаружить фотографию старшины Банева со всеми наградами и статью переведeнную из американского журнала. Шушуканье по его поводу продолжалось с первого дня пребывания в училище, как и пробные вопросы: «А не тот ли он Банев?» Володька отвечал отрицательно, надоели с подобными выяснениями ещe на фронте. Даже усы отпустил, чтобы отличаться от самой знаменитой своей фотографии. Но вот же кто-то настойчивый нашeл эту статью и притащил еe в роту. То, что с ней познакомились сокурсники, было половиной беды. Хуже, что еe обнаружил их комбат, причeм в наихудшем из возможных настроений. Ему в очередной раз отказали при попытке поступить в академию. Причинами отказа назвали отсутствие боевого опыта и правительственных наград. Вот майор и пришeл в их роту сорвать на ком-либо злость. А тут, как нарочно, на самом видном месте учебного класса фотография курсанта с двумя орденами и медалью, и рассказ об одиннадцати подбитых танках. Майор поначалу потерял дар речи, затем велел построить роту, подошeл с журналом к помощнику командира первого взвода Баневу и долго всматривался то в фотографию, то в курсанта, отыскивая схожие черты. Убедившись, что перед ним именно тот Банев, про которого так красочно расписывали в статье, майор развернулся и ушeл. Ушeл только для того, чтобы немедленно написать рапорт об отчислении помкомвзвода Банева, как «неперспективного».

Спас будущего лейтенанта Банева капитан Косых. Вытащил из урны выброшенную комбатом статью и пошeл с ней к начальнику училища. В результате «неперспективного» курсанта допустили к экзаменам, по результатам сдачи которых дали звание лейтенанта. В двух десятках лучших из ста сорока четырeх допущенных. Все остальные удовлетворились званием младшего лейтенанта.

А капитан Косых отправился на фронт, возглавив их маршевую роту.

Володька сел на нарах, понимая, что уснуть уже не удастся. Намотал портянки и натянул сапоги. Повeл плечами, в вагоне было довольно холодно поэтому спали все одетыми. Отбросил в дальний угол нар нагретую за время сна шинель и прошeл к приоткрытой двери, возле которой примостился дневальный, достал кисет и свернул самокрутку. Положенных по довольствию папирос им так и не дали, зато махорки отсыпали не жалеючи. Протянул кисет дневальному, тот не отказался. Вместе прикурили от трофейной зажигалки, найденной старшиной Баневым в немецком блиндаже под Бреслау. Затянулись дымом, оглядывая мелькающие в проeме двери деревья, проводили взглядом очередной переезд.

 К Минску подъезжаем, товарищ лейтенант.  Подал голос дневальный.

 Откуда знаешь, Демкович?  спросил Володька.

Назад Дальше