За высшим классом идет средний класс, живущий на выделенных улицах в отдельных поселках в пригородах. Обслуживание их осуществляют представители низшего класса, для которых это тоже является выражением доверия и возможностью продвижения в своем классе.
Кое-кто может понравиться элитным представителям среднего класса и поступить в учебное заведение, чтобы занять низшую ступень в среднем классе.
И самый многочисленный низший класс, который производит все материальные ценности и является средством для решения всех политических и военных вопросов.
Через армию представители низшего класса могут проникнуть и в состав среднего класса. И ничего, жизнь идет.
Низший класс ненавидит средний класс, средний класс ненавидит низший и высший классы, высший класс ненавидит средний и низший классы и каждый представитель высшего класса ненавидит своего соседа и или человека на немного более высшем уровне.
Как я понял, движущей силой нашего общества стала ненависть. А есть ли любовь? Есть и только в пределах своего класса. И то в пределах выгодности для своего положения в классе.
Попытки межклассовой любви жестоко пресекаются. Иногда осуществляются переходы в другие классы, но, как правило, только вниз.
Сильно расспрашивать о существующей схеме организации общества нельзя, можно быть заподозренным в шпионаже со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Как я заприметил, количество слухачей в нашем классе достаточно большое. Как только кто-то начинает что-то рассказывать, то сразу находятся самые благодарные слушатели, которые с открытыми ртами слушают рассказчика, удивляются его уму, знаниям, задают различные уточняющие вопросы о творческих планах, об источниках информации, высказывают просьбы познакомить с теми, кто и где-то уже побывал или имеет что-нибудь интересное почитать.
Считай, что сразу пальцем попадаешь в слухача. Их портрет не изменился с каменного века, когда вождю нужно было знать, не заныкал ли кто какую зверушку и не продает ли на сторону общественное мясо. Потом эта информация в подробном виде ложится на стол того, кому положено наблюдать за настроениями в этом классе.
Сам я старался держаться подальше от пьяных дискуссий. Пару раз меня просили почитать стихи. Откуда они могут знать о стихах? Все очень просто. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. От стихов я отрекся категорически. Никогда их не читал и вообще не люблю стихи. У сильно пьяного может проснуться генетическая память и человек может рассказать о том, что происходило с его предками лет двести или триста назад.
Вчера была облава. Нас всех выстроили вдоль стены, руки вперед, ладони вверх. Как в школе наши санитары проверяли чистоту рук. Человек с небольшим сканером и компьютером шел вдоль шеренги работяг и световым лучом считывал изображение одной из рук. Проверка закончилась и нас отпустили.
После проверки, когда все разошлись, ко мне подошел высокий грузчик, который считался нелюдимым. Меня предупреждали, чтобы я поменьше с ним общался, потому что он из сидевших.
Слава Богу, что тебя не застукали, сказал он.
Глава 18
За что же меня должны застукать? спросил я грузчика.
Тебя все ищут и сейчас нас собирали, потому что тебя не могут найти, сообщил он, оглянувшись по сторонам.
Откуда, интересно, ты все это знаешь? с вызовом спросил я.
Мне уже предъявляли твою фотографию и спрашивали, не знаю ли я этого человека, доверительно сказал он.
А почему они обратились именно к тебе? спросил я.
Я же из судимых, сказал он, и при любой неприятности в первую очередь таскают нас, может кто-то из подельников что-то сделал или мы что-то из своей уголовной среды слышали.
А почему ты мне все это говоришь? недоверчиво спросил я.
Наверное, потому, что я тебя знаю, с улыбкой сказал он.
Когда же это ты со мной познакомился, если я тебя совершенно не знаю? удивился я.
Не удивляйся, сказал он, знакомство было виртуальное и ты вряд ли меня помнишь. Когда-то давно я зарегистрировался в журнале «Самиздат» и стал публиковать свои стихотворения, а ты уже был маститым «самиздатовцем». Количество твоих произведений подходило к шести сотням. И неплохие произведения. Почему я обратил на тебя внимание? Потому что тебя очень мало читали, прочитавшие обменивались мнениями про какого-то «этот». Я установил, что это ты. У нас тогда было так, если только чуть выдвинулся человек, то его нужно обязательно покусать, а если он не любит тусоваться и заниматься переливанием из пустого в порожнее, то такого человека замалчивают. Ты как раз и был из таких. А потом после исторических выборов 2007 года ты куда-то исчез и как будто навсегда.
Это ты точно сказал, что исчез, сказал я. Меня просто долго здесь не было. Что здесь произошло, что с «Самиздатом», что с тобой произошло и вообще, что здесь все-таки происходит?
Ты же помнишь, начал он рассказ, что на «Самиздате» была только самоцензура и люди высказывались по всем вопросам от души. Когда задавили все газеты, телеканалы и даже живой журнал (LJ) был почти в полном запрете, то все бросились на «Самиздат». Весь мир от нас черпал информацию о происходящем в стране. Тогда начали хватать «самздатовцев». За любые статьи и материалы. Главное, за то, что ты «самиздатовец». Все начали свои аккаунты уничтожать и уходить в неизвестность. Остались только заграничные «самиздатовцы» и ты. А тебя нет. Бросились тебя искать и не нашли. Вот тут-то заграница начала копировать твои произведения и печатать в своих издательствах. У тебя, вероятно, какой-то странный пароль был, потому что его никто не нашел и не взломал твой раздел. Пришлось закрыть весь сайт «Самиздат», что ударило по всей новой власти. Все поняли, кто нынче к власти в России пришел. Из твоего стихотворения.
Я и сам чувствую, что в стране что-то совсем не то творится, сказал я. А тебя за что посадили?
Как всех, по пятьдесят восьмой статье посадили, как антироссийца, сказал мой бывший коллега по творческому цеху.
И как там? спросил я.
Все по-старому. По Шаламову. Никто ничего нового не придумал, сказал он.
А чего же ты в грузчики пошел, «самиздатовцы» в основном из интеллигентной среды были? спросил я.
И в грузчики-то приняли, считай, что по блату, сказал коллега. Мы скачками катимся назад, как будто не 2020 год сейчас, а одна тысяча девятьсот пятидесятый. Исторические кольца длиной со среднюю жизнь человека. Семьдесят лет. И каждые семьдесят лет мы проходим через те же самые события, только на другом уровне. В гору карабкаться трудно, а падать легко.
Что же сейчас делать? спросил я.
А ничего делать не надо, сказал грузчик. Начнешь что-то делать, перемелют в мясорубке, и никто не вспомнит о тебе. У нас изменения в истории начинались после смерти генсеков. Китайцы были правы, когда говорили, что «нужно сидеть на крыльце дома и ждать, когда мимо пронесут гроб твоего врага». А я по молодости лет не прислушался к мудрости и загремел в лагерь. Будет о чем написать, десять потерянных лет жизни ничем не вернешь.
Вспомни, кто боролся со Сталиным? Никто. Все рыдали на его похоронах, а потом заплевали его могилу. С этим, думаешь, будет не так? Точно так же. Это участь всех генсеков. Отправил два своих срока и уступи место. Нет, захотелось быть царем. А у нас ни одного путного царя не было. Все цари без царя в голове.
Что-то я закаламбурил. «Самиздатовца» встретил. Кроме тебя никого не встречал. Ладно, мы с тобой поговорили и давай забудем все, а не то мне придется давать объяснения, о чем мы с тобой беседовали и тебе тоже придется отчитываться. Ты лучше вокруг себя хорошенько посмотри, чтобы тебя никто не сдал.
Ладно, бывай здоров, сказал я и ушел.
Глава 19
Моя нелегальная жизнь шла своим чередом. Работа, вечерний отдых у телевизора, секс, сон, снова секс, работа и так далее. Меня нет. Есть другой человек, который живет и радуется своей жизни.
Стоит мне только сесть к столу, написать стихи и прочитать их своим товарищам по работе как сразу придут товарищи из органов и возьмут под белые руки.
С «самиздатовцем» контакт я не буду поддерживать. Припишут антигосударственную организованную преступную группу и дадут по четвертаку на каждого. Ему как рецидивисту и прибавить могут. Не те времена, когда судили Даниэля и Синявского, вся мировая общественность боролась за их освобождение.
Сейчас мировой общественности совершенно по, вернее, совершенно безразлично, что делается в России. Просто российские закидоны надоели всем.
Каждый народ достоин своего правительства, власти, вождя и жалеть этот народ не нужно. За что он боролся, на то и напоролся. Если не боролся, то ему вдвойне должно воздаться.
Никто не голосовал за эту власть, а эта власть набрала максимально возможное количество голосов. Как так может быть? Не знаете? Тут и Достоевского читать не надо. Батоном колбасы можно купить любого российского гражданина. Дай ему этот батон и не лезь к нему, он и проголосует за все, что ему скажут. Он еще и на веревочке приведет к властям любого несогласного. Скажет, вот, мол, спыммал супостата, вяжите его по рукам и ногам. Никому верить нельзя и ни с кем даже разговоры заводить нельзя. Даже когда оттепель начнется после смерти генсека. Всех на заметку брать будут. Я взял бумажку и машинально стал писать:
Я не верю тебе, Россия,
За свободой всегда ГУЛАГ
И партиец царя спесивый
На петличку нацепит флаг.
Снова будет статья шестая,
Беспартийный значит враг,
И дзержинцев веселая стая
Несогласных потащит в овраг.
Ты чего это тут расписался, раздался над ухом сердитый голос Нины. Ты кому это письма пишешь? Я тут тебя приняла, обогрела, накормила, спать положила, а ты себе другую завел? завелась она.
Она выхватила у меня бумажку и стала читать.
Так ты из этих, из поэтов, из врагов народа? тихо заговорила она. Ох, и чувствовала же я, что не все у тебя чисто. И паспорт я тебе сделала, заныла она, это я же человека под удар подставила, и сама соучастницей стала. Сожги эту бумажку. Нет. Лучше я сама сожгу. Сама буду знать, что этой бумажки нет, а то ты не сожгёшь бумажку, а я мучиться буду, а ну как она в другие руки попадет.
Спрятав бумажку у себя на груди, она как-то по-будничному сказала:
Ты сегодня себе на диване постели, а то вдвоем что-то жарко сегодня. Я завтра к матери съезжу, в понедельник и вернусь.
На следующий день была суббота. Рабочий день. Вечерком попили пивка с мужиками, и я пошел домой.
Ночью мне снились старые времена. Супермаркеты. Калейдоскоп журналов в киосках и магазинах. Витрины, заваленные различными продуктами. Одежда. Обувь. Запасные части. Мебель. Телевизоры. Компьютеры. Сотовые телефоны. Портативные радиостанции. Завалы различных кинофильмов от классики до крутого порно. Интернет. Виртуальные друзья и знакомые. Электронная почта. Новости со всего мира. Обмен мнениями по всем насущным вопросам. Выдвижение кандидатов. Дебаты. Заседания Государственной Думы и светская хроника. Выступления руководителей стран. Все и не перечислишь. Обыкновенная жизнь нормального человека и вдруг дверь серого цвета.
Открываю дверь, а там все какое-то серое. Серые люди. Серые дома. Серое солнце. Серая луна. Серая трава и серые деревья. Даже кошки серые. И не понятно, то ли это день такой серый или это серая ночь. И людям снятся серые сны. И газеты печатаются на серой бумаге серыми буквами. И только звонок звонкий. Почему в сером мире звонкий, а не серый звонок?
Я с трудом открыл глаза. Точно, дверной звонок. Звонит и звонит. Подхожу к двери.
Кто там? спрашиваю сонным голосом.
Здравствуйте, «Мосгаз», утечка газа, проверяем стояк, бодро говорят из-за двери.
Я открыл дверь. Прямо передо мной стояла Лена и двое мужчин в серых костюмах спортивного покроя, под которыми переливались накачанные стероидами мышцы.
Здравствуйте, Николай Иванович, ласково сказала она. А вот и мы. Я нисколько не сомневалась, что вы талантливый человек. Но всех талантливых людей губит излишняя доверчивость. Одевайтесь.
Глава 20
Знакомый БМВ отвез нас в Сандуны. Да, в Сандуновские бани. Без Лены, конечно. Похоже, что на обстановку в Сандунах не влияют никакие политические потрясения. Любые люди к концу недели, а то и раньше становятся грязными, и им требуется помывка. Люди попроще моются ежедневно в домашних или производственных душевых установках. Люди основательные ходят в баню не только для того, чтобы помыться, но и для того, чтобы пообщаться с нужными людьми и омолодить организм. Каждый из номенклатурных работников хочет пожить подольше, чтобы не лишиться дарованных ему благ.
Ловкий парикмахер взмахнул простыней и изготовил белый кокон, их которого торчала лохматая и бородатая голова.
Ну, что же, сказал он, каждому скульптору легче работать с глыбой гранита, чем переделывать Венеру Милосскую под фигуру очередного высокого начальника.
Работники «сандунов» всегда отличались вольностью взглядов и при царе-батюшке, и при Сталине-кровавом, и при нынешнем лидере нации.
Примерно через полчаса моя голова приобрела довольно приличный вид. Строгая прическа с ровным пробором слева. Чисто выбритое лицо, освеженное горячим компрессом.
Помывочная процедура много времени не заняла. Моей одежды уже не было, а был новый темно-синий костюм в почти незаметную тоненькую синюю полосочку, белая рубашка, бело-красный галстук, черные полуботинки темно-бордовые носки. Не откажешь в умении подбора одежды нынешним сотрудникам безопасности.
Тот же БМВ пронесся по улицам прямо к Боровицким воротам Кремля.
Надо же, сподобился, подумал я. Интересно, на чем меня отсюда вывезут, на легковой автомашине или в «черном воронке»?
Сопровождающие доставили меня в огромную приемную. Посадили на стул. Сели рядом. Сидим. Подходит секретарь. Жестом приглашает меня. Иду. Сопровождающие сидят.
Вот и волшебство начинается, снова подумал я. В зависимости от результатов разговора они либо останутся сопровождающими, либо превратятся в конвоиров.
Здравствуйте, уважаемый вы наш, ко мне от огромного стола с улыбкой шел лидер нации.
А он сильно изменился, подумал я и сказал просто здравствуйте.
Кроме нас в кабинете присутствовали два человека с профессиональными телекамерами. Судя по движениям, точно не тележурналисты. Каждое наше движение фиксировали с различных ракурсов. Рукопожатие. Улыбки. Прикосновение лидера к моему плечу. Огромные кожаные кресла. Инкрустированный журнальный столик. Кофе и печенье на подносе.
Установив камеры на штативах, телеоператоры удалились.
Так будет уютнее, сказал лидер нации и устроился удобнее в кресле. Встреча наша историческая и поэтому каждое наше слово, и каждый жест будут иметь планетарное значение.
Так уж и планетарное? усомнился я.
Да, планетарное, сказал лидер нации. Меня хорошо знает весь мир. И вас, вследствие некоторых обстоятельств, тоже знает весь мир. Встреча двух мировых знаменитостей будет интересной для всего мира. Особенно с такой фигурой как вы.
Мы уже объявили о том, что вы проснулись и едете на встречу с лидером российской нации, а вы вдруг исчезли. Непонятно как, и неизвестно куда. Из-за вас пострадало немало людей.
Но как вы себя пропарили в мировых средствах массовой информации! Это же придумать надо. Сильнейшая спецслужба мира потеряла известного писателя. Нонсенс.
Но никто не учитывал политической бдительности наших российских граждан. Причем, чем ниже положение человека в социальной иерархии, тем выше уровень политической бдительности. Я понятно говорю?
Талант не закопаешь и на нелегальное положение не переведешь. Талант всегда найдет себе дорогу наверх. Зато как верно вы подметили: «И дзержинцев веселая стая несогласных потащит в овраг». Изумительно. Поверьте мне, это не удастся сохранить тайно в архивах. Это мгновенно вылетит из кабинетов Лубянки и пролетит ласточкой по всей России. Да что по России. По всему миру.
Я молчал. А что говорить мне? Я слушал монолог. Для этого и был приглашен. Для этого и камеры стоят. Мне почему-то представилась встреча Сталина с Максимом Горьким, воспетая во многих анекдотах, чтобы автор романа «Мать» написал и роман «Отэц». Но я-то роман «Мать» не писал. Для чего же я понадобился? Ручку пожать да посидеть и поулыбаться. Или мне предложат поехать на строительство второй нитки Беломорско-Балтийского канала и описать воспитательную роль общественного строительства? Может быть. Но какое-то предложение мне сделают. Но какое?