Следовательно, это шифр, основанный исключительно на том, что улеглось в памяти адресата. Тут даже нет уверенности, найдет ли получатель бумагу и карандаш; может статься, что можно будет только веткой по снегу карябать. Так чтоникаких книжек.
Методика, которую запоминают на много лет, достаточно безопасная и достаточно простая. Если и ключ, то такой, который легко можно хранить в голове.
Существует ли вообще нечто подобное? Я-оно грызло в задумчивости ноготь. Какой метод выбрало бы, будучи в подобной ситуации? Перемещение букв в алфавите. На заранее согласованное число мест. Если на одно, тогда В вместо А, С вместо В, D вместо С, и так далее. Если же на хмм, а сколько вариантов подобного шифра возможно? Столько, сколько букв в алфавите. В письме нет польских знаков, следовательно, придерживаются латинской записи. Теперь достаточно будет попробовать с первой строкой: если смысл не появится уже в начале текста, нет смысла мучиться с остальным.
Взяло чистый листок, записало латинский алфавит, от А до Z, нумеруя буквы от 0 до 25. Ладно, начнем перемещение с единицы. YSPAPKMCFYXBCUYWFGJT. Ладно, теперь перемещаем на две. ZTQBQLNDGZYCDVZXGHKU. На три
Безрезультатно проверив все возможные перемещения, засмотрелось на березовые рощи, проплывающие за окном на фоне зеленых полей. Один пейзаж похож на другой, по этим равнинам путешествуешь, будто по океану, одну волну не отличишь от другой, нужно доверять звездам и часам, понимаешь, что корпус взрезает уже иную воду, чем резал вчера. Рука смяла последний покрытый буквами листок, бросила в угол. Нет, это была бы слишком простая система, если бы для расшифровки хватило всего двадцати пяти попыток.
Как можно усложнить шифр, не усложняя самого способа дешифровки, который бы не превышал возможностей старого ссыльного? Глянуло на записанный на предыдущем листке алфавит, на цифры над буквами. Что можно легко запомнитьключслово, предложение. ЕЩЕПОЛЬСКА. ДОЛОЙЦАРЯ. ФИЛИПГЕРОСЛАВСКИЙ. ЕВЛАГИЯ. ПОЛЯКИНЕГУСИИМЕЮТРОДИНУ. АБРАКАДАБРА. Здесь суть в том, чтобы перемещать буквы не постоянно на то же самое расстояние в алфавите, но каждую букву в соответствии с номером соответствующей буквы ключа. Если бы ключом было выражение JESZCZEPOLSKA, тогда первую букву письма зашифровали бы, перемещая на 9 мест (J), вторуюна 4 (Е), третьюна 18 (S), и так далее, а потом уже с начала ключа.
Как сломать такой шифр? Количество комбинаций, которое нужно проверить, это 26 умноженное на 26, умноженное на 26, умноженное на 26 Столько раз умноженное, сколько букв в ключе. Отбрось надежду всякую, не знающий. Даже если бы путешествовать вокруг света, времени бы и то не хватило.
Я-оно стиснуло нос у основания. Пальцы, что касались сосуда с насыщенной тьмечью солью, давали на коже между глазами то же самое впечатление: влага, холод, мелкие иголки, вонзающиеся в тело, несильная, но жгучая боль. Довольно приятнаясловно лед на раскаленной коже. Потом по коже осторожно побежали мурашки.
Открыв окно, закурило папиросу. Бумаги на столе зашелестели и сорвались в полет. Собрало их в одну стопку и прижало чернильницей. Экспресс мчался над руслом какой-то высохшей реки; возможно, это был какой-то исключительно длинный овраг, мелкий распадок. Шрам, особый знак на гладком, если не считать этого, лице Азии. Ветер, то есть, воздух, вталкиваемый вовнутрь движением поездабыл удивительно теплым, сухим. Опустило папиросу. Неужто это уже запах степей? Тук-тук-тук-ТУК, тук-тук-тук-ТУК. Распадок закончился, снова анонимные шири океана трав. Может что-нибудь на небе, профиль горы, птица, гроза с молнияминет, ничего, лишь все те же мегалитические облака, словно известняковые гробницы архангелов.
Солнце било в глаза, взгляд стекал к тени, а в тени выделялся светлый прямоугольник бумаг. Письмо пилсудчиков оставалось сверху. Сбило пепел за окно. Тук-тук-тук-ТУК, еже день-два, и даже сердце станет бить в ритм вагонных колес. Эта регулярность может довести до сумасшествия, безумиеэто как раз вредная привычка преувеличенной регулярности, жажда и голод преувеличенной регулярности. Глянуло еще раз. CAR. CAR. Царь! OREE. REE. ORE. Я-оно склонилось над секретером. Что это означает? И означает ли что-либо? Определенные последовательности букв повторяются. Подняло с ковра карандаш, зачеркнуло идентичные места.
Имелось пять повторений. АВТ и через 56 букв снова АВТ. ORE, а через 32 буквы дальшеOREE, через еще 156 буквREE. JCARеще 32 буквы и JCAR. YRG, еще 44 буквыYRG. Все отделены друг от друга на парное число знаков. Все отделены на количество, делящееся на 4, но уже не на 8.
Что это означает? И означает ли что-либо? Я-оно затянулось дымом. Может ли это быть случайностью? Может. Все равно, это маловероятно. Мы же ставим на то, что банально и обыденно. Ключом является слово из четырех букв. Письмо зашифровано в соответствии с четырьмя перемещениями. Буквы под номерами 1, 5, 9, 13 и далеепередвинуты на первую букву ключа; буквы с номерами 2, 6,10, 14в соответствии со второй буквой; номера 3, 7, 11,15в соответствии с третьей; номера 4,8,12,16четвертой.
Вот только сам ключ все еще остается загадкой. Я-оно уселось на кровати. По крайней мере, известно количество комбинаций, которые следует проверить: 496976. Если каждой попытке посвятить четверть часа Захихикало под носом. Безумие.
Сообщение состоит из 222 букв. По 56 букв передвинутых с первым и вторым правилом, по 55в соответствии с третьим и четвертым. Потушило окурок. 55 букв, которые вытаскиваются из текста с каждого кратного четырем места. Нет, винегрет случайностей. Тут никакой регулярности уже не найти.
Глянуло на машинописную страницу работы Альфреда. А ведь это же неправда: регулярность имеется, невооруженным глазом видно, что в тексте, написанном на польском языке, буквы типа А, Е, I выступают значительно чаще, чем J или G, не говоря уже про X или Q. А для статистики нет значения, берешь их все по очереди или же каждую четвертую.
И так начало подсчитывать частоту проявления букв. Сначала посчитало, сколько раз каждая буква была использована на первых десяти страницах статьи Альфреда Тайтельбаума о «Принципе противоречия у Аристотеля», округляя, в соответствии с латинским алфавитом. Первенствовали I, А, К, R, оставляя G и Н позади. Потом посчитало частоту появления букв в каждой четвертушке письма. И начало подставлять: самые частые под самые частые, наиболее редкиепод наиболее редко встречающиеся. Тут уже в игру входило не более 30 комбинаций. Некоторые из них исключал сам характер языка. Поляк не произнесет ни RGRH, ни WCFZ; некоторые же комбинации в польском языке были даже слишком очевидными. Выплывали первые осмысленные соединения. NIE. CIE. PIE. WIE. NIA. ТАК. ТАК. Я-оно закурило очередную папиросу. Слишком много смысла, чтобы оказаться случайностью. Первая буква ключа: В. Вторая буква ключа: J. Третья буква ключа: А. Четвертая буква ключа: Н. Снова какая-то ерунда. Но вот расшифрованное в соответствие с этим ключом письмо оно содержало конкретный смысл.
Я-оно переписало письмо на чистом листке. Глаза раз за разом пробегали текст, отмечая целые слова и предложения, знакомые уже на память; но нарастала растерянность. Отцу после многих его лет в Сибири писали пепеэсовцы из КоролевстваЗДРАВСТВУЙписали старые революционеры воспитаннику морозниковЗАЩИЩАЙ ЛЮТОВписали они в командном тонеПАРТИЯ ПРИКАЗЫВАЕТкак будто отец был в силах выполнить все этоРОССИЯ ПОДО ЛЬДОМ ОТТЕПЕЛЬ ДО ДНЕПРАписали они ему шифром, чтобы сын, Боже упаси, не узнал их планыВСЕ СРЕДСТВАа это, черт подери, что должно означать?!
Ноготь уже был совершенно обкусан, взялось за кожицу большого пальца. Что там говорил тот одноухий социалист? Что у них не было контакта с отцом? И это первое за пять лет сообщение для него от них? Врал чахоточный, это точно. Про отца они узнали вовсе не от людей с Медовой. Скорее всего, они сами послали его к лютам. Желают использовать Лед для того, чтобы начать революцию, ради триумфа социализма или воскрешения отчизны, какая там фракция сейчас Хлопнула дверь, сквозняк захватил все бумаги в купе, я-оно вскочило, чтобы закрыть окно.
Пан Бенедикт!
Ну, и что ты тут устраиваешь!
Пан Бенедикт, я его вычислила!
Ты топчешься по моему паспорту.
Елена не слушала. Схватила за рукав, потянула, чуть шов в пиджаке не пустил.
Что это за дела! Даже жандармы вежливее себя ведут!
Я-оно оскорбленно выпрямилось.
Девушка радостно улыбалась, бледный румянец расцвел на, обычно, мелово-белых щеках; три-четыре черных локона освободилось из кока, для панны Мукляновичувнынеслыханная небрежность.
Так?
Снизила голос до шепота, придвигаясь еще ближе.
Филимон Романович Зейцов.
Тот коммунист?
Ага.
Я-оно пригладило волосы, глянуло на Елену искосата была чрезвычайно горда собой.
Почему Зейцов?
А вот так. Я взяла деньги у тети, пошла подкупить правадников и стюардов. И
Что с Пелкой?
Ничего с Пелкой, фыркнула девушка. Проснитесь же, пан Бенедикт! Разве Фогель не говорил, что ледняки сунули своего человека в самый последний момент? Они не могли знать до тех пор, пока доктор Тесла не решил, то естьпока панна Филипов не решила, впрочем, билеты приобретались на фальшивое имя. Правда? А имеет пан Бенедикт понятие, какие очереди и записи на эти билеты Транссиба? Месяцами нужно ждать! Она снова цапнула за полу пиджака; я-оно отступило под стену, но на сей раз Елена не отпустила. Вы еще успеете на поздний обед, Зейцов всегда приходит под самый конец, ест сам, вы подсядетеон должен выдать себя!
Но
Выдаст, выдаст! Правадники мне рассказали: билет он выкупил перед самым отъездом из Санкт-Петербурга, у какого-то купца-меховщика, за полторы тысячи рублей. Полторы тысячи! Буржуй-коммунист! Ха! Это он!
Елена протянула руку за спину, нажала на дверную ручку. Я-оно беспомощно осмотрелось по купе. Ковер, секретер, кроватьповсюду валялись бумаги, десятки листков, покрытых комбинациями букв, испытываемых в ходе криптоанализа, на первый же взглядзаписки безумца, ничего иного.
BJAH. И это нужно было запомнить на целые годы сибирской ссылки? Какая же странная машиналюдской разум: в чем больший порядок запряжет он окружающий мир, с тем большей яростью станет нападать на оставшиеся в нем гнезда беспорядка. ВJAH! Быть того не может, ключ обязан что-то означать.
Елена говорила что-то свое, внушая и упрашивая, и дергая за руку, словно обидевшаяся младшая сестратем временем, эта последняя загадка не позволяла вырваться из мыслей, гвоздь в черепушке, рана в голове, мучит, болит, не дает покояобязательно нужно почесать.
Вы снова меня не слушаете!
BJAH. А если буквы на самом деле никакого значения не имеют? Если все гораздо проще? Перемещения алфавита на одну, на девять 1-9-0-7. 1907.
Все можно забытьно год своей ссылки никогда не забудешь.
Семнадцать лет.
Что?
Я-оно глянуло над плечом Елены, у мужчины в зеркале было весьма странное выражение лица. Семнадцать лет. Лицо отца, когда его ссылали в Сибирькаким его запомнилокаким не запомнилона сколько он был тогда старше, всего на несколько лет; почти что ровесник! Нет фотографии, нет картин, только полицейское описание и истинно-фальшивые воспоминания. Самый верный, и по сути своейединственный, способ, это зеркало: лишь так, лишь настолько существует отец в настоящем, только в таком виде.
Елена, сморщив брови, оглянулась через плечо. Видит ли она, что происходит с тенью? Замечает ли она форму этой ажурной светени?
Я-оно застегнуло пикейный жилет.
Зейцов. Его причины могли быть совершенно другими
Ну да! Я всех их хорошенько выпытала: у всех были давно выкупленные билеты, только не у Зейцова, только на него переписали в самый последний момент. Так что, либо это онлибо никто. Разве что ледняки слушают каких-нибудь ясновидящих.
Я-оно вышло за порог. Панна Мукляновичувна присела в реверансе перед миссис Уайт-Гесслинг. Шокированная англичанка отвернула голову.
Елена, подгоняя, прошипела:
Я не стану тянуть вас за галстук, пан Бенедикт, если вы на это рассчитываете.
Тебе следовало бы прилечь, снова будешь себя плохо чувствовать.
Плохо чувствовать? О чем вы говорите? И с каких пор мы перешли на «ты» в разговоре? Господин Бенедикт!
С ключом в руке еще раз поглядело на балаган в купе. На самом верху валяющихся на кровати бумаг лежала рекламная брошюра Транссиба, открытая на странице с неправильно воспроизведенным по памяти шифром.
Я-оно повернуло ключ в замке, зеленая тень залила окна, когда Экспресс ненадолго въехал в лес; в голове закрутилось, и неожиданная, словно эта тень, мысль заслонила сознание:
А вот если бы удалось расшифровать еще и то письмо?
О некоторых способах коммуникации Бога с человеком
За второй порцией водки Филимон Романович вынул фотографию матери.
И следует вам знать, что никакой снимок или рисунок не передаст ее красоты, красавицей была мать моя, что, как отец рассказывал неоднократно, трезвый и пьяный, а я верю этому, тем более, когда водка совсем уже его разберетлишь только взгляд его на ней остановился, сказал сам себе фатер мой: вот эта моих детей на свет произведет, от этой красавицы возьмут они все доброе, чего от меня не возьмут. Так он говорит и, как Господь на небе, истинно говорит, ибо и то вы знать должны, как вас по отчеству, а, Филиппович, еще одну налейте, благодарствую, знать вам надобно, Венедикт Филиппович, что отец мой, Роман Романович, возможно, и доброе сердце имеет, но страсти недобрые. Завистливые языки, которых хватает в любом уезде, особенно в таких земствах, где все благородно рожденные знают один другого с деда-прадеда, и всякий грешок, всякая страстишка, равно как и добродетель всякая многократно успели поменяться у них с кровью, обмененной из поколения в поколение, там все родичи друг другу; завистливые же языки, говорю вам, тут же объявили его сладострастцем и бесстыдником. Большая то неприятность, когда сын об отце подобные вещи слышит; если от чужого услышит, то отрицать станет, защищая отцовскую честь, ну а когда услышит от родичей, членов семьи, приятелейчто тогда с сыном происходит? Со слезами на глазах начнет проклинать и осуждать отцово дурное поведение! Сын! Он наипервейший обвинитель, он страж правоты! И не надо вот этой гримасы. Так было и со мной.
Имел мой отец, как я сам убедился, не одну семью и не один дом, а домов не меньше трех, а уж в семейных связях точного числа и сообщить невозможно, столь запутанной сетью liasons du coeur опутан он был. Мы проживали в имении; в городке же содержал он два дома, где проживали Софья с Елизаветой, каждая с ребенком своим, а с Софьей еще и сестра ее сводная, младшая, которую тоже, вижу, что вы и сами уже догадываетесь, отец своей любовницей считал. Ох и развратник, ох и грешник мерзкий, на приличия людские внимания не обращающий! И вот, подрастая, в сотый и тысячный раз должен был я выслушивать рассказы о его распутстве, а люди любят обсасывать всякую мелочишку грехов чужих, ведь, в отличие от ран телесных, душевные раны большее удовольствие доставляют, когда в них пальцами лезут, расцарапывают и копаютсяособенно, если те не твои; и вожделение в этом еще имеется, свойственное гастрономическим удовольствиям; говорится о грехе, он пробуется на вкус, букет его нюхается, взвешивается, достаточно ли он тяжкий, подходящий ли у него душок; а уж те, что отлежались годами, поколениямитем более они благородные; а уж те, что необычные, исключительныетем более становятся вкусными; и пиры проводятся нередко по примеру тех, римских: в лени и неге, полулежа, уже сытые, но и несытые, на грани сна, с прикрытыми глазами и улыбочкой сладостного удовлетворения, мы жадно слушаем об упадке других людейтак что сами представить можете, что я переживал, вынужденный все это выслушивать, пирам таким свидетелем бытьсловно из моей печени грехи эти выклевываливоистину, прометеевы муки. Не мог я все это выдержать, и не выдержал.
Возможно, все бы иначе пошло, если бы мать моя жила еще. Но она умерла родами, отдавая нас в опеку няни и гувернера; не то, чтобы отец нами не занимался, вовсе даже наоборот; она умерла, родив второго сына, Федора, он остался в доме. Пожилой гувернер, что был еще ее воспитателем, его мать привезла с собой из Ярославля, так вот, он, на время отсутствия отца, когда тот выезжал по делама частенько это длилось целыми месяцами, и невозможно было не мучаться, где же отец дни и ночи проводит, а не с другой ли семьей своей, собственно, с другой женойживой и более красивой, с другими сыновьямилучшими, которых он по-настоящему любит; на такое вот время гувернер управлял чуть ли не всем имением, и тогда, чтобы убить мысли подобные, чтобы занять голову и сердце, стал я сопровождать его в обязанностях помещика и понемногу даже брать их на себя. И открылись мои глаза на судьбину народа русского. И если сейчас вы засмеетесь ну и ладно.