Впрочем, это меня не касается, а сейчас и вовсе не до предположений относительно реальной жизни Милы.
Войдя в кабинет, скидываю пиджак и сажусь за стол. Почти сразу звонит интерком. Нажимаю розовую кнопкупуп моего виртуального существования.
В два часа придёт мистер Фарли, сообщает Мила. Помните, такой противный толстяк, от него ещё всегда жутко воняет луком?
Ну, конечно.
Ещё бы: как забыть ходячий пончик, начинённый пореем?! С вечной испариной и нервным подмигиванием. Поистине, некоторые юзеры поражают меня выбором личин. В мире, где можно выглядеть, как Адонис или Афродита, они конструируют то, что принято называть «альтернативной внешностью» (уж не знаю, почему люди думают, будто «внешность, альтернативная красивой», звучит лучше, чем «уродство»). В чём тут дело? Отражение комплексов? Желание выделиться из толпы? Эксперимент? Быть может, мистер Фарли в реальной жизни умопомрачительный красавец, уставший от того, что женщины вешаются на него толпами, а мужчины начинают завидовать, стоит ему войти в комнату?
Он сказал, чего хочет? спрашиваю я Милу.
Купить набор сиамских близнецов для своего племянника.
Подарок малышу? усмехаюсь я. На день рождения, надо полагать?
Нет, его племянникстудент-медик. Образцы нужны ему для работы.
Понятно. Скажи, чтобы набор доставили ко мне в кабинет к половине второго.
Хорошо, господин Кармин. Есть информационные сводки за последние сутки. Хотите послушать?
Давай, я располагаюсь в кресле поудобнее.
Вчера в восемь часов вечера японское правительство запретило персоналу родильных домов выдавать трупы мёртворождённых младенцев родителям. Отныне все детские тела будут изыматься специально учреждённой службой и кремироваться. Китай также заявил о жёсткой позиции в отношении экономической эксплуатации мёртворождённых. Теперь лица, замешанные в подобного рода правонарушениях, будут считаться пособниками убийства, ибо известноцитирую«что многие женщины специально провоцируют выкидыши, поддаваясь соблазну лёгкого заработка».
Какой бред! Всё это имело бы смысл, будь мой бизнес частью реального мира, но в виртуальности вводить подобные запреты попросту нелеповедь из-за них настоящие дети не перестанут рождаться мёртвыми.
Похоже, скоро дойдёт и до нас. Как тебе кажется? говорю я.
По правде сказать, не думаю.
Почему?
Женская интуиция, господин Кармин. Да, и потом, слишком многим необходимы наши услуги. Не пропадём.
Ну-ну, твоими бы устамиусмехаюсь я. Есть ещё что-нибудь?
Нет, это всё.
Хорошо, тогда займись тем, о чём я просил.
Да, господин Кармин.
Отключив интерком, разворачиваю кресло к окну: мухи плотно облепили стеклокажется, они упорно пытаются проникнуть внутрь. Их тяжёлые чёрные тела разгоняются и бесшумно бьются о прозрачную преградукак я уже говорил, все офисы в здании звуконепроницаемы. Похоже, это всё-таки шпионские программы, только странно, что защитные системы небоскрёба до сих пор их не уничтожили.
На всякий случай запускаю сканер. Через пару минут он выдаёт отчёт: всё чисто, никто не пытается проникнуть в файлохранилище или инфраструктуру фирмы.
Насекомые когда-то были самым многочисленным классом животных на Земле. До того, как Природа поглотила их. Но в городах остались мухи и тараканы. По идее, теперь их следует считать выпавшим звеном эволюции. Как и человечество, кстати.
Я нажимаю розовую кнопку:
Мила, ты когда-нибудь думала о том, что крысы, бегущие с корабля, это новое поколение?
Поколение чего? секретарша явно сбита с толку.
Эволюции. Ты согласна, что только выживший может дать потомство?
О, да, конечно! Само собой.
Ну, так как насчёт крыс?
Какое-то время Мила молчит.
Пожалуй, вы правы, господин Кармин, отвечает она, наконец.
В таком случае попроси кого-нибудь пересчитать всех крыс в нашем здании.
Боюсь, у нас их нет, кажется, секретарша обескуражена. Но и я тоже: мне казалось, что грызуны вездесущи, будь то реальный или виртуальный мир.
Это почему?
Требование санитарной нормы. Всех грызунов давно истребили. Они разносили вирусы и вредоносные
Всё ясно. Тогда приобрети мне парочку в зоомагазине. Разных полов.
Хорошо, господин Кармин. Это срочно?
Нет, подождёт до завтра.
Чем дальше мы идём, тем труднее возвращаться. Чем труднее возвращаться, тем меньше мы этого хотим. Чем меньше мы этого хотим, тем сильнее желание идти дальше. Чем сильнее желание идти дальше, тем быстрее мы устаём. Чем быстрее мы устаём, тем сильнее желание остановиться. Сделать остановкузначит впасть в отчаяние.
Так говорил мой отец. До того, как утонул в Финском заливе. Мать сказала, он заплыл слишком далеко, и у него не хватило сил дотянуть до берега. Но, вспоминая его слова, я иногда думаю: «А хотел ли он вернуться?» Может быть, он сделал ту самую роковую остановку, когда сил идти вперёд уже нет, а смысла возвращатьсяи подавно?
Я часто вспоминаю егоне то, как он играл со мной в детстве, а каким он был в последние годы. Тогда отец казался мне очень старым.
Иногда он делился со мной обрывками своих мыслей, облекая их в форму афоризмов. Не знаю, было ли ему важно, чтобы я его понимал, но я запоминал его слова, составляя из них коллекцию.
Последнее, что он сказал: «Подниматься на гору мешает не её высота, а то, что остаётся у её подножья». Потом отец разбежался и прыгнул в воду. С тех пор живым я его не видел.
Похоже, я и мать тяготили егоа может, весь образ жизни, который он вёл. И он оставил нас у подножия своего Эвереста. Было ли для отца это шагом отчаяния или, напротив, силы? Я думаю, он просто сошёл с ума. Для меня лишение себя жизни неприемлемо в принципе. Иногда мне кажется, что без меня мир исчезнет, что вселенная существует лишь потому, что существую я. Знаю, мысль не нова, однако разве это делает её неверной?
Я никогда не понимал и не принимал поступок отца. Для меня он навсегда останется безумцем, предавшим меня, мою мать и себя самого.
Впрочем, я даже не уверен, что отец нарочно заплыл так далеко. Возможно, это был просто несчастный случай. Иногда чьи-то слова так искажают наше представление о происходящем, что мы сами выстраиваем на их основе иллюзию, ничего не имеющую общего с действительностью.
Привезли образцы для мистера Фарли, сообщает Мила по интеркому.
Пусть заносят.
Неужели уже половина второго?
Дверь открывается, и входят посыльные. В руках они держат запечатанные коробки.
Поставьте под стол, говорю я, вставая с кресла. Да, вот сюда. Благодарю вас.
Курьеры аккуратно размещают товар там, где велено: они работают на моём заводе и знают, с чем имеют дело.
Когда они уходят, я возвращаюсь в кресло.
Сколько ещё уродов мне нужно продать, чтобы добрать до вершины небоскрёба? Тысячи? Сотни тысяч? Хватит ли мне на это жизни? Может, стоило выбрать дело поприбыльнее? Например, торговать оружием или медикаментами. Наверное, ещё не поздно. Стартовый капитал у меня есть, так что сменить сферу деятельности не проблема.
Предаюсь размышлениям на эту тему, когда в интеркоме раздаётся голосок Милы:
Пришёл мистер Фарли.
Приглашай, отвечаю я, поднимаясь из кресла.
Американец заходит в кабинет с широкой улыбкой на лоснящемся лице. Фарли мне отвратителен: кусок жира, затянутый в презентабельность. Широкий светло-синий костюм в крупную полоску плотно облегает его толстые ляжки и живот. Бордовый галстук выбивается из-под лацканов пиджака, а золотая булавка выглядит как надкусанная медаль почётному обжоре.
Добрый день, говорит Фарли и протягивает мне для рукопожатия свою потную ладошку. Вам сообщили о том, что меня интересует?
Благодаря встроенной в каждую личину (и в программу-симулятор) прошивке, в виртуальности не имеет значения, на каком языке говорит человеклюбая речь переводится автоматически в особый код, воспринимаемый собеседником как родной язык.
О, да, разумеется, я извлекаю из-под стола три коробки с сиамскими близнецами: белыми, азиатскими и чернокожими. Открываю их одну за другой и выстраиваю на столе резервуары.
Прекрасно! толстяк облизывается, словно ему подали трюфеля. Мой племянник будет в восторге.
«Смотри, не съешь их по дороге!»думаю я, а вслух говорю:
Цена стандартная: восемьдесят тысяч.
Конечно, я выпишу чек.
Как вам удобно, отвечаю я любезно. Можно упаковывать?
Да, я вам доверяю.
Спасибо.
Пока толстяк выписывает чек, засовываю близнецов обратно в коробки.
Вот, Фарли, отдуваясь, словно только что пробежал пару километров, протягивает мне листок, исписанный нулями. Не могли бы вы послать этих красавцев прямо моему племяннику?
Конечно, только дайте его адрес.
Толстяк снова принимается водить ручкой по бумаге. Кажется, это отнимает у него последние силы, поскольку он отдувается и пыхтит, как паровой котёл.
Держите! говорит он, наконец, с гордостью протягивая мне результат своих трудов.
После ухода американца Мила заглядывает в кабинет, чтобы сказать, что явились рабочие с новой ванной, поэтому не соглашусь ли я пока где-нибудь погулять? Я отвечаю, что поеду домой.
Присмотри за ними, говорю я перед тем, как уйти. Чтоб ничего не прихватили. И жучков не оставили.
Не беспокойтесь, господин Кармин. Если они даже каким-то чудом и сумеют сюда что-то пронести, я обязательно проверю после их ухода ваш кабинет сканером.
Дома я первым делом припираю Фёдора к стенке в надежде выяснить, где прячется Виктор, но дворецкий открещивается и вообще играет в несознанку. Тогда я требую подать обед, а сам отправляюсь в душ. Пока моё виртуально тело стоит под несуществующими струями, я выхожу из Киберграда и отправляюсь в настоящую ванну. Тёплая вода помогает расслабиться, так что даже не хочется вылезать. Но всё приятное, к сожалению, когда-нибудь кончается. Я должен вернуться в виртуальность и поработать над тем частями «Алефа», которые хранятся под паролем-идентификатором Кармина.
И вот я сижу в своём особняке перед терминалом, глаза у меня собираются в кучу, и тут звонит Мила и говорит, что в офис припёрся Фернен и хочет срочно со мной переговорить. Я отвечаю, что буду через полчаса, и, радуясь вынужденному перерыву, начинаю одеваться.
Когда я вхожу в офис, француз поднимается мне навстречу.
Прошу в мой кабинет. Простите, что вам пришлось ждать.
Я должен был договориться о встрече заранее.
Мы проходим в кабинет. Я сажусь за стол, Ферненнапротив.
Мне необходимо с вами поговорить, француз кажется взволнованным и возмущённым. Интересно, с чего бы? Неужели наш товар его не удовлетворил?
Я вас слушаю.
В утренней газетея имею в виду французскую газету, конечно, так вот, там написали, что во многих странах запретили ваш бизнес. Это правда?
К сожалению, да, мсье Фернен.
Но, я надеюсь, Киберграда это веяние не коснётся?
Как знать. Впрочем, моя секретарша убеждена, что нет.
Фернен морщится.
Эти женщины! Что они понимают?
Я пожимаю плечами.
Интуиция. Если не верить в неё, то остаётся лишь надеяться.
Фернен беспокойно ёрзает в кресле. Мне странно видеть этого всегда невозмутимого человека в волнении. Неужели его выбили из колеи проблемы коллекционирования? Это кажется странным. А впрочем у каждого свои слабости.
Но ведь это глупо! восклицает Фернен. Запрещать то, что востребовано, то, что необходимо. Сколько можно заниматься формализмом? Ведь ясно как день, что мир изменился, и люди больше не покупаются на то, что когда-то казалось очевидным. Все устали от нравоучений. Желание независимости толкнуло человека на поиски своего «я», а такие устремления, как известно, всегда кончаются индивидуализмом и эгоизмом.
Которые, в свою очередь, зачастую приводят к чрезмерно завышенной самооценке, вставляю я, видя, что собеседника прорвало и понесло. Господи, зачем я сюда припёрся? Похоже, Фернену попросту надо выговориться, и я попал под раздачу.
Потребность в самостоятельности нельзя отделить от желания властиэто два конца одной прямой, говорит Фернен. Никто не хочет подчиняться, все хотят повелевать. Это потребность духа. Человечество находится на гране истерики, оно должно выродиться, чтобы прийти в себя, и чтобы выздоровление было полным, оно должно выродиться окончательно! Фернен достаёт из кармана носовой платок и вытирает проступившую на лбу испарину. Похоже, пламенная речь далась ему нелегко.
То, что мир боленмысль не новая, замечаю я.
Вы правы, но заболевание может длиться очень долго, прежде чем наступит кризис, а поставить диагноз вовсе не значит излечить.
Вы считаете, это происходит именно сейчас? Я имею в виду истерику и вырождение.
Ну, разумеется!
Почему?
Попытка избавиться от того, что уже существует, и есть свидетельство несостоятельности современного миропорядка. Я имею в виду атаку на ваш бизнес, предпринятую на государственном уровне.
Понятно.
Это симптом глобального процесса. Цивилизация не может вечно совершенствоваться. Мы живём в век материи. Посмотрите, что нас окружает. Вещи, вещи и ещё раз вещи. Целое море предметов, большинство из которых существует вовсе не для пользы человека. Они создаются во имя прогресса и являются его символами. Единственное их назначениеустаревать. А главный признак совершенствасоответствие своему назначению. Например, черви являются шедевром эволюции, ибо у них есть всё, что необходимо (рот, кишечник, кровеносная и нервная системы), но нет ничего, что им не нужно (глаза, конечности, шея). Упрощение тоже может быть совершенством.
Мсье Фернен, неужели вам хочется, чтобы человечество стало похоже на червя?
Француз морщится от такой примитивной формулировки.
Вы говорите, исходя из предположения, что червь отвратителен, отвечает он. Однако данная предпосылка не объективна.
Согласен. С точки зрения природы, червь совершенен. Вернее, был совершенен. До того, как течение эволюции на Земле кардинально изменилось. Видите ли, мсье Фернен, помимо так называемого естественного хода вещей существуют непредвиденные факторы. И они вступают в игру довольно часто, что, кстати, как ни парадоксальнопозволяет считать их частью естественного хода вещей.
Фернен несколько секунд смотрит на меня, переваривая услышанное. Я решаю воспользоваться паузой, чтобы закончить наскучившую мне дискуссию. Спасибо французу за то, что устроил мне перерыв, но и дальше слушать его высокопарное нытьёблагодарю покорно!
Не думаю, что существование нашей фирмы имеет такое уж экзистенциальное значение, говорю я. Право, мсье Фернен, не волнуйтесь за нас. Что бы не случилось, мы не оставим своих клиентов на произвол судьбы и чёрного рынка.
Боюсь, вам самим придётся стать его частью.
Не частью. Сутью.
Фернен поднимает брови.
Я вижу, вы не из тех, кто покоряется, мсье Кармин.
Вы сами сказали: больше никто не хочет подчиняться.
Это верно, только одного желания мало. Необходимо иметь силу.
Вы сомневаетесь во мне, мсье Фернен?
Француз окидывает меня внимательным взглядом.
Я надеюсь остаться вашим клиентом при любом раскладе, говорит он вместо прямого ответа.
Мы всегда работали на радость людям. Ничто не помешает нам продолжить эту славную традицию.
Фернен встаёт.
Что ж Простите за беспокойствок тому же, как я убедился, напрасное. Если не возражаете, я порекомендую вашу фирму одному доброму знакомому. Не так давно я узнал, что он испытывает потребность в вашей продукции.
Конечно, мсье Фернен. Но я надеюсь, вы помните, что мы не имеем дела с олигофренами?
Фернен поднимает брови.
Вы имеете в виду моего знакомого? Разве я дал повод?
О, нет, ни в коем случае! спохватываюсь я, осознав свою ошибку. Просто при последней нашей встрече вы упомянули, что ваш друг интересуется носителями данного заболевания.
Фернен кивает.
Понятно, говорит он, направляясь к двери. Нет, речь об ином моём знакомом. Маленькое недоразумение. Всего доброго.
Чёртов параноик! Припёрся только для того, чтобы изложить парочку своих вшивых мнений. Тоже мне философ. Энциклопедия задрипанных истин. Боится помереть и тешит себя мыслью, будто настал конец света.