Вода оказалась теплой и безвкусной. Он выпил несколько глотков, сполоснул лицо. Документы нашлись в нагрудном кармане кителя, вероятно, русские положили их на место. Гимназическое удостоверение, справка об эвакуации. Синие печати, польские орлы.
Разбомбленный поезд был теперь в сотне метров, за ближайшими деревьями. Поле, железнодорожная насыпь, дымящиеся остовы вагонов, мертвые тела. Оттуда несло гарью и тленом. А между насыпью и опушкой по неширокой грунтовке тянулась редкая колонна солдат в светло-зеленой форме. Пропылил грузовик, проехала орудийная упряжка. Война никуда не исчезла, она совсем рядом.
Значит, иди и воюй!
Мысль на какой-то миг показалась чужой и странной, и гимназист попытался собрать вместе рассыпавшийся осколками мир. Итак, онАнтон Земоловский, ученик 4-го выпускного класса третьей белостокской гимназии. Эвакуируется согласно распоряжению от 2 мая 1939 года под соответствующим номером. Поезд, номер вагона, место.
С фотографии смотрел кто-то незнакомыймолоденький паренек, совсем мальчишка. Неужели это он? И кто он такой вообще?
Гимназист присел на траву, отбросив подальше кусок окровавленной ваты. Сорвал травинку, зубами закусил. Осколки не складывались. Если выпускной класс, значит, ему семнадцать. Никак не больше, иначе бы забрали на фронт. У него У Антона Земоловского наверняка есть семья, друзья, может, даже любимая девушка. Нет, не есть. Были!
У него-сегодняшнего нет ничего, даже памяти.
А еще гимназист знал, что пусть он из польского Белостока, но не поляк. На родном языке думать легче и приятнееи фразы складывать проще. Впрочем, это не удивило, БелостокБелоруссия, а там и Литва рядом. Во Второй Речи Посполитой поляков едва-едва половина. И узнал он об этом вовсе не из учебника, там цифры иные, благостные.
Итак, он белорус или литовец. Скорее, белорус, родная речь не слишком отличалась от польской. В гимназии приходилось говорить только на «государственном», иначе жди неприятностей. А в учебнике историисплошные крылатые гусары и Яны Собесские, сказка на сказке.
Он читал и другой учебникна родном языке. Там все совсем-совсем иначе!
Порыв ветра ударил гарью и запахом близкой смерти. Там, в поезде, погибли десятки, может даже сотни. Наверняка его одноклассники, соседи, приятели. Гимназист покачал головой. Какая теперь разница, сколько поляков в Польше? Мало ли что написано в учебнике? Сейчас война, и русскиеагрессоры. Их самолеты СБ разнесли бомбами мирный поезд, их танки ворвались в Белосток. Какая бы ни была Речь Посполитая, но чужую границу перешла РККА, а не Войско Польское.
Неужели не ясно, кто враг? Иди и воюй!
Гимназист вспомнил, что может определять стороны света по солнцу, и это не так сложно. А еще словно наяву представил себе карту. Белосток от Варшавына северо-востоке. Значит, ему на юго-запад!
Первые шаги дались нелегко, и он выломал посохтолстую ветвь от старого рухнувшего дерева.
4
Такси неспешно катило по бульвару Маджент, встроившись в поток машин. Кружить усач пока не собирался, и я пожалел, нет, не о банкноте, все еще торчащей в щели перчаточницы, а о собственной нелепой выходке. Порядок бьет класс. Из Лондона телеграмм я не посылал, зато послал из Каракаса. Могли там за мною присматривать? Очень надеюсь, что нет. Но Легран тоже на что-то надеялся, а сейчас плывет домой в трюме сухогруза среди ящиков и бочек.
Если в меня вцепилисьне отпустят.
Дорогу я помнил, пусть и не в подробностях. Бульвар заканчивается, сейчасналево
Такси, честно отстояв очередь у светофора, свернуло направо. Усатый шофер мельком взглянул в зеркальце заднего вида. То ли честно отрабатывает сверхурочные, то ли везет меня прямиком в засаду. А что? Если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят. Не мною сказано и не мною проверенона собственном горьком опыте.
Теперь мы ехали по бульвару Шапельпрочь от Монмартра. Здесь было попросторнее, и авто набрало скорость. Шофер взглянул в зеркальце заднего вида еще два раза. В таких случаях помогает тяжесть под пиджакомслева, в потайной кобуре. Но серый американец прибыл в прекрасную Францию без оружия. Нонсенс, конечно, но когда приходится пересекать несколько границ. Разобрались бы, конечно, но в этом случае поездка потеряет смысл. Точно бы учуяли.
Вправо! Название улицы на ближайшем доме разобрать удалось не до конца«Патэн». Внезапно я успокоился. Никто меня похищать не станет, им интересны не мои предсмертные конвульсии, а цель поездки. Сам бы я водил серого американца по Парижу не меньше недели. Леграна наверняка раскусили пару месяцев назад, но труп бросили в Сену совсем недавно. Лучше подумать об ином, куда как более актуальном. К примеру.
На Монмартрекуда? поинтересовался шофер, резко сворачивая влево. Мы вновь оказались на бульваре Маджент и я окончательно успокоился. Сказано жебудем кружить.
Есть такая дыра, усмехнулся в ответ. Отель «Этуаль Солитэр». Могу на карте показать.
Французский я знал с детства, но от ассоциаций никуда не деться. От названия так и несло пыльным зеленым сукном игорного стола. Даже обидно за Техас, славный штат Одинокой Звезды.
На карте отель действительно обозначен, хотя открыт совсем недавно. Точнее, переоткрыт.
* * *
Правило простое: чем название проще, тем лучше отель. Гости из Штатов, если они при деньгах, предпочитают «Отель Вандом», «Риц» или на худой конец «Мьюрис». Коротко и без претензий. «Бристоль» и «Мажестик» уже под сомнением, блеску много, зато публика слишком уж разношерстная. А уж с «Одинокой Звездой» все ясно с самого началаназвание говорит само за себя. Добро пожаловать в однозвездочный отель!
Но только на первый взгляд
«Этуаль Солитэр» постарше и «Рица», и «Мьюриса». Его открыли в 1840 году вскоре после признания Францией независимости Республики Техас. Техасцы и открыли, под крышей отеля даже разместилось торговое представительство. Первые годы жизнь там кипела, но потом Техас стал 28-м штатом.
Приехали, мой генерал! доложился шофер. Теперь во двор?
Задумался! Только и слышал гул моторамы явно ползли на подъем. За окномневысокий каменный забор и открытые ворота, как и было сказано.
Во двор! кивнул я, вспомнив план, виденный еще в Вашингтоне. Входа с улицы нет.
Техасцы народ храбрый, но предусмотрительный. В первые годы независимости горячие мексиканцы находили своих врагов даже в Париже.
Авто рыкнуло от души, вкатилось за стены и, в последний раз вздрогнув, умолкло. Двор оказался двориком, двум машинам развернуться, конечно, можно, но с трудом.
Я вынул из щели банкноту, протянул, но усач не спешил.
Мсье! Ваши друзья могут использовать в слежке больше трех машин?
«Мой генерал» исчез без следа. Человек говорил серьезно. Следовало ответить «да», но я наградил излишне резвую паранойю пинком, причем от всей души.
Не думаю. Двеи то много.
Тогда слежки не было. На бульваре Маджент еще могли уцепиться, но потомедва ли. После Шапеля точно бы потерялись. Если еще захочется покружить, обращайтесь.
Взял банкноту, усмехнулся в усы. Я улыбнулся в ответ.
Спасибо, полковник!
Усмешка исчезла, лицо потемнело, словно отключили ночную подсветку.
Капитан. Произведен в Крыму, в июле 1920-го.
Я открыл дверцу.
Ланс-капрал, корпус морской пехоты. Никарагуа, 1927 год.
* * *
Громила-швейцар лениво жевал чуинг-гам, вероятно для того, чтобы больше соответствовать образу. Каким еще быть истинному американцу? На техасца не тянул, не хватало ружья за спиной и широкополой шляпы. Сейчас наверняка заговорит по-французски.
Добро пожаловать, сэр!
Ошибся! Хоть и не совсемакцент явно с Западного побережья. Впрочем, чего я хотел?
Теперь следовало вспомнить фамилию и имя, записанные в паспорте. Пришлось брать, что дают, поэтому с фамилией как-то обошлось, а вот имя сразу не понравилось.
Корд. Джонас Корд. У меня забронирован номер.
ДжонасИона. Слишком уж символично.
Сэр! Ланс-капрал Корд в чрево кита прибыл, сэр!
* * *
Скандал очень тихий, сказал я Леграну, ругаются шепотом при закрытых дверях. Полетят ли головы, не знаю, но случай весьма поучительный.
За что их так? удивился мой друг. Военно-морская разведкаединственная служба, которая хоть как-то, но работает.
Мы шли по центральной аллее парка Рок Крик. Недавно выпал снег, хотя на календаре уже март. Холодная, долгая зима Парк пуст, что меня полностью устраивало. В служебном кабинете о таком не переговоришь.
Работает хорошо, согласился я. За это и пострадала. В Белом Доме узнали, что Президент исключен из числа получателей наиболее важных сводоктех, что с «синим» грифом.
Легран негромко присвистнул.
Значит, у ФДР протекает?
Отвечать я не спешил. Впереди был мостик, каменный, декоративный. Через ручей можно просто перешагнуть. Мы дошли ровно до середины.
Протекает, согласился я, останавливаясь. ФДРчеловек общительный и верит в дружбу. Странный идеализм для человека с его опытом. Шпионов среди гостей Овального кабинета нет, но болтуны точно имеются. Вот моряки и подстраховались. Теперь их будут линчевать, но с выключенным звуком. Как в немом кино.
И какая из этого мораль, Норби?
Я поглядел на темную воду, струящуюся среди мокрого снега. Зима была холодной, весна ожидается ничем не лучше. Синоптики обнадежилитепло придет не раньше мая.
Тебе нужна мораль, Николя? Изволь. Конспект полностью готов. Сегодня ночью его перепечатали в четырех экземплярах. Я сидел рядом с машинисткой, а потом лично сжег черновики и копирку в камине. Затем попросил принести кочергу и размешал пепел.
Легран покачал головой.
Однако! Странно, что ты не застрелил машинистку. С тебя станется.
Миссис Симпсон служит у нас уже четверть века, и ей я верю почти как самому себе. Но только почти. Титульный лист и первую страницу напечатал сами тут же спрятал в сейф.
Помнишь адреса рассылки? Первый и второй экземплярыПрезиденту и Государственному секретарю. Так вот, Николя, ФДР свой экземпляр сейчас не получит. Только после того, как события станут необратимыми. С Корди Халлом я уже договорился.
Николя дернул щекой.
Тогда следующим линчуют тебя. Или засунут головой в президентский камин.
Наверняка.
Легран долго молчал, затем повернулся, взглянул в глаза.
Между прочим, Норби, полный текст Конспекта ты мне так и не показал.
Я выдержал его взгляд.
Естественно. А ты как думал, Николя?
Моего друга все называли Ником, по документам он был Николасом, но с первых же дней знакомства я начал именовать его по-французски. Легран не стал возражать. В конце концов, он из Акадианы, а я из штата Монтана. В Скалистых горах до сих пор не забыли своих французских предков.
5
Тропинку рассек узкий, в полшага, ручей, и гимназист, помыв флягу, набрал свежей холодной воды. Умылся, попытавшись отскрести кровавые пятна на кителе, немного посидел у журчащей водыи зашагал дальше. Лесная тропа вела точно на юго-запад. Если не спешить и вовремя отдыхать, за день можно уйти далеко. Боль никуда не делась, но и не мешала, словно непослушная собачка на поводке. Не слишком удобно, но идти можно.
Гимназист понимал, что хватит его ненадолго. Голод можно и перетерпеть, но впереди вечер. Он, кажется, уже ночевал в лесу, причем без всякой палатки, но это было летом, а сейчас лишь начало мая. А ещеповязка. Рану следует обязательно обработать.
Оставалось надеяться на тропу. Широкая, значит, обязательно куда-нибудь приведет. Восточные Кресыне Сибирь, хуторов здесь немало. А вот русские в такую глушь едва ли сунутся, они сейчас на дорогах, вперед рвутся. Это уж потом, когда осваиваться начнут, разошлют всюду комиссаров и чекистов.
Белосток взят, до Варшавы не так далеко. Устоит ли столица? В 1920м Польшу спасло Чудо на Висле, но чудеса в мире случаются редкои никогда не повторяются.
Интересно, пошел бы он-прежний, гимназист выпускного класса, на войну? В учебнике есть целая глава про «львовских орлят», таких же гимназистов. Они сражались. Нет, не с русскими, не с немцами. И вообще, во Львове все было совершенно не так!
Гимназист Антон Земоловский даже остановился, испугавшись собственных мыслей. «Орлята»враги! Он бы лично взял «снайперку», немецкий карабин 98k с прицелом ZF4 и зимним спусковым крючком. Как нужно целиться, помнит, и о маскировке помнит, и об упреждении на ветер.
Боль, превратившись из ручной собачонки в грозного волкодава, вцепилась в тело. Он, застонав, присел на свежую молодую траву и обхватил голову руками. Перед глазами заклубилась серая холодная пыль Последнего поля. Что-то не так, совсем не так! Он идет воевать за поляков? Но ведь поляки.
Боль переждал, заставил себя встать и взять посох-древолесину в руки. Разбираться он будет потом. Войны здесь нет, она где-то далеко, надо просто идти на юго-запад. Просто идти.
Первый шаг, второй, третий. Дальшелегче, и он уже вошел в привычный ритм, когда легкий порыв ветра, зашумев в листьях, заставил остановиться. Дым! Где-то совсем недалеко! Гимназист оглянулся и, ничего не заметив, двинулся дальше. Шаг, еще шаг, еще, еще.
Стой!
Кусты возле тропы зашевелились. Он попытался вспомнить, живут ли под Белостоком медведии тут же увидел ствол карабина.
Ни с места! Стреляю!..
Руки поднимать не стал. Положил посох на траву, отступил на шаг.
Еще не на войне, а уже во второй раз в плен берут!
* * *
Куда направляешься?
В Варшаву, вздохнул гимназист. Как в справке и написано. Я же не виноват, что эшелон разбомбили!
Карабин по-прежнему смотрел в его сторону. Суровый усатый капрал держал под прицелом, документы же проверял молоденький шеренговый, безусый и в очках. Фуражки-«рогативки», форма цвета хаки, летние льняные мундиры, бриджи с кожаными леями, сапоги со шпорами. Уланы! Как на картинке, конные по пешему, но без сабель.
Тот, что в очках, отнес документы усатому. Капрал, взглянув мельком, поморщился.
А все одноне порядок! Ничего, начальство разберется.
Закинув карабин за спину, порылся в кармане бриджей, достал большую белую тряпку, кинул шеренговому.
Глаза ему завяжи.
Мир исчез, погрузившись во тьму. Резкий толчок в спину.
Пошел!
Посох остался на траве, и после первого шага он чуть не упал.
* * *
Теперь дымило совсем рядом. Не костерздоровенная полевая кухня с высокой трубой. Могучего вида повар мешал варево, помощник в расстегнутом кителе подкладывал дрова.
Полянаи люд на ней. Почти все спят, кто укрывшись шинелью, кто так. Не дремлет лишь кухонная команда, часовыеи хмурый пан подпоручник. Глаза злые и сонные, разбудили, не иначе.
Итак, вы утверждаете, что учились в 3-й гимназии города Белостока.
Ничего не утверждаю! не выдержал он. Очнулся возле вагона, все горит, убитые, раненые. Кто-то оттащил меня в лес, я сознание потерял. А что раньше былоне помню. Совсем! Документы мои, там фотография, взгляните. И еще у меня номер гимназии на кителе.
Подпоручник, развернув удостоверение, поморщился.
Допустим. Разведка доложила, что эшелон из Белостока действительно разбомбили. Но при вас, пан Земоловский, обнаружена фляга советского образца. Перевязывали тоже русские, у нас бинты другие.
Гимназист пожал плечами.
Перевязали. И водой напоили. И что?
О чем они вас спрашивали? Русские? И что вы им рассказали?
Здесь, в лесном лагере, перевязывать его пока не собирались. Сняли повязку, приставили часового, а затем и пан подпоручник пожаловалс блокнотом и остро заточенным карандашом.
Не желаете отвечать, пан Земоловский?
Фамилия, написанная в удостоверении, казалась чужой и незнакомой. Ее словно нарочно коверкали.
Желаю! Могу повторить еще раз. Русские посмотрели мои документы, перевязалии решили, что я «ne zhilec».
Пан подпоручник понимающе кивнул.
Ага! Знаете русский? Интересно, интересно. Хорошо знаете? Скажите что-нибудь, пан Земоловский, первое, что в голову придет.
Память молчала, и он попытался ее слегка пришпорить.
Tri u Budrysa syna, kak i on, tri litvina.
On prishel tolkovat s molodcami.
«Deti! sedla chinite, loshadej provodite,
Da tochite mechi s berdyshami.
Spravedliva vest eta: na tri storony sveta
Tri zamyshleny v Vilne pohoda.
Paz idet na polyakov, a Olgerd na prusakov,
A na russkih Kestut voevoda».