- Почему? - с вызовом в голосе произнесла Софи, стягивая на груди порванную блузу.
Инквизитор кинул на нее взгляд алых горящих глаз искоса, и она его выдержала, не отвела своего взгляда.
- Вы желали бы продолжения? - насмешливо произнес он. - Так извольте, я готов. Если вам холодно и одиноко этой ночью, я всегда готов утешить и согреть любую хорошенькую женщину. Насчет этого я не хотел бы, чтобы у вас оставались сомнения. Я не пуританин и не ханжа. Никогда не отличался гхм сдержанностью. И потереться животом о чужой мягкий животик было бы весьма неплохо.
- О, благодарю, не стоит напрягаться! - раздраженно ответила Софи. - Добывайте огонь трением где-нибудь в другом месте! Я подумала, вам это действительно нужно, и не банальный грех, а
- А что?
- Не важно. Но ваших одолжений мне не нужно!
- Вот поэтому и нет, - произнес инквизитор особым стервозным голосом.- Вы же все понимаете сами. Вы хорошая девочка. Хорошие девочки всегда все портят своей излишней серьезностью. Они сразу хотят отношений, любви и замуж. Вы замужем - значит, третий пункт отпадает сразу. Но и любви я вам дать не могу. Ангелы, - инквизитор помедлил, словно припоминая что-то, - даже падшие, даже карающие - они не должны принадлежать никому. Такие отношения приносят только боль и смерть.
- О, не надо этих пафосных речей! - со смехом воскликнула Софи. - Я всего лишь словом, не важно. Но вы навыдумывали себе много того, о чем я даже не помышляла! Ничего себе, самомнение! Вы не праздничный сладкий пирог, чтобы каждая хотела от вас откусить!
- Мне все больше и больше нравится ваша фантазия! В какое место вы желали бы укусить?
Глаза инквизитора вспыхнули насмешливым огоньком, и Софи покраснела, припоминая его, обнаженного, белого, как взбитые сливки в дорогом пирожном.
- Ни в какое! - выкрикнула она сердито. - Что за сальные пошлости!
- Но вы хотели пригласить меня в свою постель, - с нарастающим интересом продолжил он. - Неужто не страшно?
Он улыбнулся хищно, ноздри его дрогнули, как у хищного животного, учуявшего жертву.
- Вдруг я безжалостен в постели и люблю причинять боль, - прошептал он, наступая на женщину, окутывая ее своей тяжелой, напряженной аурой. - Вдруг я люблю сечь розгами своих любовниц и насиловать их?..
- О, не надо лжи! - воскликнула раздраженно Софи. - Я знаю, каков вы в постели - вы нежный, внимательный и ласковый любовник! Но чтобы ваш грозный имидж не пострадал, я никому об этом не скажу! Рычите себе на людей дальше и запугивайте их грозными взглядами, я никому не скажу, что вы любите нежно целоваться!
С громовым звоном и грохотом упал таз, ссорящиеся обернулись и увидели Густава, вытаращившего глаза и раскрывшего рот, от удивления упустившего вышеупомянутый таз с водой.
- Что уставился! - рыкнула Софи.
- Вы, - пробормотал Густав, указывая трясущимся пальцем то на Софи, то на Тристана. - Вы вы
- Мадам посетило интересное видение, касающееся моей личной жизни, - вежливо пояснил инквизитор. - Не более того. Я мадам и пальцем не тронул.
- Вообще-то, тронул, - осторожно напомнил Густав, явно страшась нарваться на гнев инквизитора. Но тот внезапно рассмеялся, прищурил алые глаза и осмотрел долговязого мальчишку.
- А у тебя храброе сердце, - заметил он.
Густав невпопад поклонился, нескладно прижимая руки к груди.
- Как скажете, ваша милость.
Тристан снова глянул на пылающую гневом Софи и с преувеличенной вежливостью произнес:
- Могу я получить завтрак?
- Разумеется! - едко ответила она. - Что предпочитаете с утра? Выдавленные глаза грешников? Отрезанные уши некромантов?
- Будете так шутить - закажу, - пригрозил Тристан спокойно. - И попробуйте не выполнить.
- Густав, что стоишь столбом! - выкрикнула Софи. Ей просто необходимо было прикрикнуть на кого-то, чтобы вернуть себе хоть каплю уверенности. - Собери тут воду! Скоро посетители придут, постояльцы к завтраку спустятся!
- Конечно, - поддакнул ей Густав. Но у самого так и бегали хитрющие глаза и оттопыренные уши горели от предвкушения чего-то опасного и интересного.
Едва шаг рассерженной Софи смолкли на лестнице, как инквизитор, по-свойски обняв парнишку за плечи, очень проникновенно и даже просяще произнес:
- А скажи-ка мне, храбрый юноша, что там ты упоминал про оборотней? Все части головоломки у меня сходятся, вот только оборотни никак не вписываются в общую картину. Ты ведь оборотень, мой друг?
Эти сказанные добрым слова подействовали на мальчишку словно удар тяжелым молотом по голове. Тощие колени его под короткими штанишками подкосились, длинное лицо вытянулось еще больше, вся кровь отлила от щек и Густав стал бледным, как полотно.
- Откуда вы - пробормотал он испуганно, еле живой от ужаса. Тристан снова покровительственно похлопал его по плечу. - Не говорите никому! Всеми святыми заклинаю - никому! Не то мне!..
- Ну, ну, - ободрил он насмерть перепуганного мальчишку. - Я же не Патрик ваш. Я сразу понял, что ты оборотень. От тебя псиной пахнет. Ну, и некоторые особенности строения черепа, суставов Да не трясись ты так. Я не вижу в этом ничего дурного и предосудительного. Оборотень - значит, оборотень. Лишь бы человек был хороший. А мне что-то подсказывает, что ты хороший человек. И очень храбрый, если много чего знаешь об этих мерзавцах.
Краска медленно возвращалась на щеки мальчишки. Тот с облегчением вздохнул и отер взмокший лоб под черной ровной челкой.
- Ну, рассказывай, - проговорил инквизитор. - Ты пытался спасти одну из жертв Пожирателей?
- Откуда вы - мальчишка уставился на Тристана с почти благоговейным ужасом.
- Я видел на них амулеты, отпугивающие оборотней, запрятанные под этими их развевающимися тряпками, - ответил инквизитор. - Очевидно же, что оборотни на них нападали, и Пожиратели их боятся. Так ты будешь уже говорить, или мне самому придется гадать?
- Да нечего рассказывать, - затараторил Густав. - Ну, была у нас девчонка такая, Мария. Нравилась она мне. Провожал я ее по вечерам, чтобы не случилось ничего
- Но оно случилось.
-Да. Пожиратели пришли за ней
- И погнали по городу пару напуганных детей, - задумчиво произнес инквизитор. - Сердца у них нет.
Густав кивнул и сделался серьезным.
- Они не хотели меня, они хотели ее.
- И тогда ты перекинулся.
- Да, - Густав снова густо покраснел. - Я перекинулся, и их лошади почему-то меня напугались. Пару раз гавкнуть было достаточно, чтобы они взбесились, перестали слушаться седоков, и Мария успела удрать.
- Почему-то? - удивленно переспросил инквизитор. - Ты не знаешь, почему лошади боятся волков?
Густав покраснел еще гуще.
- Но, строго говоря, я не совсем волк, когда оборачиваюсь, - ответил он.
- Волчонок? Молодой щенок?
- Не совсем
- А ты умеешь заинтриговать! Всегда веди себя так с девушками - отбоя не будет. Так кто ты, смелый оборотень? Ты достаточно высокого роста, худощавый, но крупный - медведь?
Мальчишка грустно вздохнул, крутнулся вокруг себя и тотчас у ног инквизитора, трясясь тощей шкуркой, заплясала маленькая пучеглазая черная собачка из тех, что дамы любят носить в муфте, для красоты.
- Что?! - поразился Тристан, разглядывая крохотное хрупкое существо, щурящее круглые огромные глазки. - Чихуахуа?! И тебя напугались лошади?
- Да, ваша милость, - ответил Густав, снова оборачиваясь в человека. - Голос у меня, сами понимаете, тоже не самый грозный, скорее наоборот. Но страху я на них нагнал доброго!
- Интересное какое явление, - пробормотал инквизитор. - Пожиратели оборотней боятся! Патрик задавил всех магов в округе и перевел оборотней. Выходит, оборотни им ни к чему, но магия их опасна для злодеев. А магически бессильные люди не могут сопротивляться Да, интересно. Я поразмыслю на досуге над этим, - он снова по-дружески хлопнул мальчишку по плечу. - А ты не исчезай. Ты мне понадобишься, такой храбрый.
- Да? Правда? - Густав так и расцвел. Перебросив полотенце через плечо, он засеменил за инквизитором, как преданный пес. - Всегда мечтал стать грозным, таким, как вы. Одного вашего появления достаточно было, чтоб все разбежались, как тараканы! Наверное, быть инквизитором здорово
- И не мечтай даже, - холодно ответил Тристан, и Густав тотчас обиженно надулся:
- Это потому, что я чихуа? - проговорил он обиженно. - Был бы волком, вы б меня приняли в инквизиторы?
- Глупый, - Тристан неодобрительно покосился на него. - Это тут причем? В инквизиторы берут не за анимагическую форму, а за желание души. В сердце твоем должно жить желание справедливости.
- Оно там живет! - радостно воскликнул Густав, скача вслед за Тристаном по ступенькам лестницы. - Ей-же богу, живет!
- Инквизиторский труд, - поучительно произнес Тристан, - очень опасное дело и кровавое.
- Так попробуйте меня в деле! Я не струшу!
- Не струсишь - в этом я уверен, - произнес Тристан, с удивлением качнув головой. - Чихуахуа на Пожирателей, м-да но одной смелости маловато.
- А еще? Что еще надо? - не отставал Густав, и Тристан с удивлением обернулся к нему.
- Ты серьезно? - произнес он. - Ты правда просишься в Орден?
Густав с жаром закивал.
- Да и кто ж, как не вы, туда может принять! - выпалил он. - Вы же Тристан Пилигрим, Первый! Я о вас кое-что знаю.
- Никто не знает - а ты знаешь? - удивился Тристан.
- Я читал книги, - признался Густав. - Те, что Патрик велел сжечь на городской площади.
- Но ты их не сжег? - уточнил Тристан.
- Нет, конечно, - ответил Густав. - Бросил в огонь мешки с тряпками и старыми газетами. А в книгах были написаны заклятья и кое-что об инквизиторе Тристане Пилигриме.
Тристан сжал губы, пристально заглянул в преданные мальчишечьи глаза.
- А ты действительно смелый, маленький оборотень, - произнес он. - Хорошо, я подумаю.
***
Верный Густав все же подменил свою изнемогшую хозяйку, которая почти не спала ночь, поджидая инквизитора. Впрочем, это ему было не впервой; частенько, когда хозяин поколачивал Софи, а затем отправлялся в город, молодая женщина уходила наверх, чтобы отлежаться. Тогда Густав вертелся волчком, чтобы все успеть.
Но сегодня Софи, ускользнувшая от обязанностей хозяйки, хоть и улеглась в постель, уснуть не могла. Она ворочалась, и в голове ее вспыхивали видения, одно ярче другого.
Прикосновение к инквизитору будто бы пробудило ее дар, вдохнуло в нее новые магические силы. Стило ей закрыть глаза, как видения начинали кружиться в ее голове, тревожа и мучая ее.
То она видела площадь, темное, будто грозовое небо, и Тристана под ливнем из острейших стрел-перьев.
То чудилась ей некая тайная комнатка, неплотно запертая и золотой свет, бьющий из щели между косяком и дверью. Темное это место почему-то казалось Софи очень знакомым, даже дверная ручка - бронзовая голова льва с кольцом в зубах привычно ложилась в руку, - но как бы она не оглядывалась кругом, вспомнить, что это за дом, ей никак не удавалось.
В своем видении она толкала эту дверь, и раздавалось грозное и страшное, словно тиканье тысячи часов, биение сердец.
Они были в стеклянных баках повсюду, отнятые у хозяев, но странным образом живые. Они бились, часто и испуганно, и каждый их удар превращался в прозрачную слезу, что стекала по стенке хрустального прекрасного сосуда. Он был наполнен уже почти доверху, и там, в прозрачной, как жидкий горный хрусталь, воде, зарождалось что-то новое, что-то магическое, что-то невероятно сильное и прекрасное, такое великое, что Софи не могла ни постичь, ни рассмотреть.
Она касалась стеклянной блестящей стенки сосуда, и ее вышвыривало в другое видение, затирая темнотой комнату с сердцами.
Становилось темно и жарко, Софи беспокойно стонала и ворочалась, чувствуя, что жара навалилась на нее тяжелой плитой. Она тянулась к свету, а из света огня к ней шел Тристан.
Он был одет по-домашнему, рукава его сорочки были закатаны, как у лекаря, и весь его вид наводил на мысль, что он ухаживал за больным.
«А кто заболел? - думала Софи. - Неужто я?»
Инквизитор подходил к ней, клал руку на ее лоб, и она ощущала прохладу его пальцев. Софи стонала и пробовала пошевелиться, но у нее выходило плохо. Инквизитор касался ее магией, она чувствовала, как его сила льется в ее тело, поддерживая, унося в спасительное беспамятство.
«Это было или будет?» - думала Софи, стараясь понять, видения прошлого это или будущего. Лечил ее инквизитор? Или только будет спасать от какой-то болезни? Но ответить ей было некому. И она снова погружалась в видения, пестрые и непонятные, мучающие ее.
Очнулась Софи от того, что кто-то тряс ее за плечо, довольно грубовато, но несильно.
Разлепив тяжелые веки, она потерла глаза и увидела склонившегося над ней мужа.
«Ага, - подумала она, - инквизитора нет в гостинице, иначе Ричард ни за что не осмелился бы подойти ко мне! Что ему нужно? Явился, чтоб за косы оттаскать за то, что я сплю днем?»
Но Ричард, несмотря на то, что тряс ее бесцеремонно и требовательно, решил сыграть в хорошего и заботливого мужа.
- Милая, - сказал он с такой кислой физиономией, будто это ласковое слово щипало его за язык и кололо насквозь острыми иглами, - ты не заболела ли? Спала так беспокойно, стонала и кричала
«Ага, - подумала Софи, пристально глядя в неестественно доброе, чересчур заботливое лицо Ричарда. - Кричала. Интересно, что я такого выкрикнула, что он поспешил ко мне? Секрет, где отец припрятал мое приданое? Или имя инквизитора?!»
В самом деле, такая заботливость для Ричарда была неестественна. Зимой Софи сильно простудись и три дня не поднималась с постели. Так питье и лекарства ей подносил избегавшийся, валящийся с ног Густав. Муж пришел проведать ее лишь однажды, когда она уже шла на поправку, и доктор, уходя от больной, сказал Ричарду, что она не заразна.
И то Ричард глянул на жену лишь издали, из раскрытых дверей, на всякий случай зажимая рот и нос платком, чтоб не подхватить заразу.
А тут такая забота!
Приревновал? Не произнесла ли она часом имени Тристана, не позвала ли его в бреду?
- Что тебе нужно, - грубовато ответила Софи, поднимаясь с постели.
Ее шатнуло, постель эта явилась ей в видениях, наложившись на реальность.
Она была разобрана и смята, подушки расползлись, сплющенные, раскиданные. А в простынях, остывая после любви, лежали они с Тристаном. Обнаженные и уставшие. Обнявшиеся, ласкающиеся.
Софи снова застонала, отчаянно и громко, вцепившись руками в спинку кровати, чтоб не упасть. Ноги ее подгибались, видение настойчиво витало над головой. Софи чувствовала привычный запах мужа - табак, мята и пыль, - но и вкус языка Тристана на своем языке, его мягкие волнующие прикосновения чувствовала отчетливо, как будто он был тут сам и целовал ее так, как никогда не целовал муж, Ричард.
Даже в день свадьбы.
От Тристана тоже пахло индивидуально, так, как не пахло ни от кого. Тонким острым запахом свежести, горечи и отчего-то - золота. Софи иногда вываливала драгоценности из шкатулки себе в ладони, чтоб полюбоваться масляным блеском желтого металла. После него ладони им пахли; Софи не была уверена, что кто-то еще чувствует этот запах, а она вот чувствовала.
В видениях ее поцелуи Тристана тоже пахли золотом.
Они оглушали Софи своей ласковой страстью, она приникала к его губам и позволяла ему ласкать свои губы, свой рот языком. Отчего-то эта ласка была очень возбуждающей. Софи чувствовала, как все горит у нее меж ног, как сладкие спазмы охватывают живот. Под своими ладонями она чувствовала теплую кожу и тугие мышцы инквизитора, и тогда у нее начинала кружиться голова от возбуждения.
«Да это всего лишь картинки, - пыталась она уверить себя. - Никто не знает, сбудутся они или уже сбылись или это просто магия рисует мои потаенные мечты!»
- Ну как же, - оживился Ричард, поднимая повыше лампу и освещая бледное лицо Софи. - Мы же женаты, и я должен о тебе заботиться! В болезни и здравии
«Да как же не так! - уже озлобленно подумала Софи. - Особенно в болезни-то от тебя помощи не дождешься! Значит, что-то тебе понадобилось! Что я такого могла сказать, чтобы он прибежал ко мне со своими нежностями?!»
- Не ври мне! - грубо ответила ему Софи. - Обычно тебе наплевать на меня!
- Софи! - притворно удивленно выдохнул Ричард. - Не говори так! Ты не права! Да, возможно, я сдержан в проявлениях своих чувств, но это вовсе не означает, что мне все равно! Я люблю тебя, и не хотел бы, чтобы наша семья распалась из-за какого-то постороннего
«Ага, - подумала Софи, невольно краснея. - Звала Тристана»