И я бы с радостью ему ответила, если бы только могла, но Джефферсон даже не замечал, как близок к тому, чтобы сломать мне шею. Легкие закипели от нехватки воздуха, глаза налились кровью. Но Джефферсон и не думал меня отпускать: он все давил и давил, глядя в мое синеющее лицо. Щеки у него пылали, а верхняя губа поджалась, как у настоящего хищника, обнажая зубы.
Не могу дышать прохрипела я, оставляя на тыльной стороне его ладони багровые полосы от ногтей.
Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. Затем я услышала, как оно замедляется, и мир перед глазами начала топить тьма.
Щелк!
Такой же звук, как в тот миг, когда меч Джефферсона отделил голову Виены от тела. Рука его дернулась, швыряя меня на холодный камень, и пальцы разжались. Первый глоток кислорода после удушья обжег: я закашлялась и, растирая шею, отползла к колонне, оглушенная стрекотом скрещенных мечей. Это было невозможно: ни один смертный не мог двигаться так быстро, как двигался Джеф. В тот момент, когда я почти потеряла сознание от удушья, он успел выдернуть из стены фалькату и обернуться, чтобы встретить вражеский клинок, целящийся ему в спину.
Щелк. Щелк.
Звук повторился несколько раз, но Джефферсон мастерски отражал каждый выпад высокого юноши, бескомпромиссно напирающего на него. Лавируя между колоннами, чтобы не дать загнать себя в угол, Джефферсон не сражался. Лишь уходил в глухую оборону. Оно и понятно: ведь атаковал его тот, кто был похож на него как две капли воды и следовал тому же зову крови, передающемуся по наследству.
Беги, Одри! крикнул Коул, снова обрушивая на выставленный клинок Джефферсона серию режущих ударов.
Метка его пылала оранжевымжидкий огонь, отдающий ему мою магию, а мне дарящий шанс на выживание. Я подобралась, оперлась на локти, пытаясь встать, но мозг вконец опьянел от долгожданного воздуха: голова шла кругом. Я пыталась сосредоточить взгляд на Коуле, но все, что видела, это вихрь мечей и растрепанные кудрявые волосы. Чьи именно?
Джефферсон увернулся, рисуя фалькатой в воздухе дугу. Деревянная стружка ударила снопом вверхпытаясь достать до Джефферсона, Коул случайно располовинил бочку.
Гидеон?! донесся до меня голос охотника. Коул не слышал его, рассекая навахоном воздух снова и снова. Да стой же Черт!
Коул сделал подсечку и, когда Джеф споткнулся, очертил его скулу той частью клинка, что шла волною, напоминая косу. Маленький лоскут кожи буквально сполз с щеки, и лицо Джефферсона залила кровь. Но Коулу было мало: он пнул его ногой в живот и, отбросив к дальней стене с бочками, ударил еще раз.
Вся ярость, что пылала в груди Коула, пылала и в моей: я чувствовала его обиду за то, что покусились на самое дорогое в его жизни. Я чувствовала бурлящую несправедливость, что кто-то чинил расправы над теми, чьей виной было лишь рождение не похожими на других. Я чувствовала и усталость, что медленно росла в Коуле, напоминая: или мы уйдем сейчас, или не уйдем вообще.
Беги же, Одри! Коул повернулся ко мне вполоборота, но руки его были заняты боем: одна ладонь огибала рукоять навахона, а другаясамо лезвие, пуская кровь, но отчаянно удерживая вес Джефферсона, навалившегося сверху. Острие фалькаты почти чиркало Коула по горлу, пока он пригибался, согнув колени. Слишком сильный соперник Слишком похожий. Одри, не смотри на меня! Просто беги!
Давай! Ты его слышала!
Тюльпана, взявшись из ниоткуда, подняла меня под руки. Все, что я видела, это темные глаза Коула, провожающие нас с надеждой и облегчением. Лишь когда меня и Джефферсона вновь стал разделять целый коридор, лязг железа утих. Я оглянулась: Коул позволил себе проиграть, выпустив меч из рук. Но лишь для того, чтобы, упав, перекатиться на спину и, подобрав его, побежать за мной и Тюльпаной.
Скорее! Вперед! скомандовал он.
Коул несся следом, взмыленный и оставляющий за собой дорожку из капель крови, но по крайней мере живой. Лишь когда он нагнал нас и пропустил свои израненные пальцы меж моими, я наконец-то смогла поверить в то, что беда осталась позади.
Стальные двери Ордена распахнулись под заклятием Тюльпаны, выбежавшей первой, а затем закрылись за нами на дюжину магических замков, которые все равно разобьет любой, в чьих венах гудит Охота. Пустой, но мстительный, как разоренный улей, Орден хранил молчание. Он отпустил нас.
Но, как оказалось позже, то была всего лишь фора.
IV. Туда, куда нельзя живым
Вермонт встретил нас такой же стужей, какой и провожал. Снег припудрил верхушки деревьев и крышу из синей черепицы, а особняк, вновь всеми покинутый, смотрел на нас с немым укором темными окнами. Конечно, его обида продлилась недолго: как только Сэм влетел внутрь с Зои на руках, жизнь в доме вновь забурлила, как в котле с вербеной, который Тюльпана поставила на огонь. Мы все нуждались в омовении, но не физическом, а духовном. И в кожу, и в память прочно въелись грязь и боль.
Когда запах трав растекся по дому, как марево, я наконец-то смогла вдохнуть полной грудьювпервые с той поры, как обнаружила себя в клетке Ордена. Даже после побега мне не удалось ни расслабиться, ни подремать. Злость Коула, сидящего за рулем, трещала, электризуя воздух, пока мы мчались прочь от заброшенной водонапорной станции на окраине Шривпорта, под которой, оказывается, прорастал целый замок. Я сидела сзади и ежилась у окна. Коул смотрел на меня редко и украдкой: вероятно, искал на лице ссадины и другие признаки увечий, нанесенных коллегами Ван Хельсинга. К счастью для нас обоих, все окончательно зажило еще в тот момент, когда мы всей гурьбой забились в машину. Убедившись, что я невредима, Коул вновь отвернулся и сосредоточился на дороге и том, как бы не отломать баранку руля, вцепившись в нее мертвой хваткой. Даже в моменты ссор мы были связаны: метка на запястье, утратив огненный окрас, все равно пульсировала. Я чувствовала, как гнев в груди Коула сменился горькой обидой и разочарованием.
Посмотри, нет ли кого на хвосте, велел Коул Сэму, теснящемуся со мной и Диего на заднем сиденье. За те два дня он, кажется, окончательно вернулся в норму.
Никакой погони, ответил Сэм, изогнувшись и вглядевшись в заднее стекло. Его пальцы, еще больше огрубевшие за эти месяцы, непрерывно гладили Зои по волосам. Она ловко уместилась у нас троих на коленях, и ее босые ступни лежали на моих ногах, укрытые пледом.
Коул попробовала заговорить с ним я, перегнувшись через рычаг передач, но он тут же прибавил на радио громкости, давая понять, что не готов.
Как только мы въехали в центр Шривпорта и припарковались на стоянке в районе Каддо Хайтс, солнце село за горизонт. Парковка оказалась безлюдной и почти неосвещенной, что идеально подходило для ритуала перемещения. На долю Тюльпаны выпала телепортация Диего, Сэма и Зои вместе с джипомиз нас двоих она была единственной, чей дар психокинеза осилил бы такие габариты, в процессе не расщепив тела на атомы.
Круг соли на асфальте. Треугольник, образованный сцепленными руками. Порыв ветрабыстрее, чем мой вздох, и вот спустя мгновение мы с Коулом, на которого действовала лишь моя магия, остались на парковке совершенно одни. Вокруг мигали фонарные столбы и виднелись приземистые зданиями из бетона.
Возьми меня за руки, попросила я. И закрой глаза А то сосуды полопаются.
Коул смерил мои раскрытые ладони таким взглядом, будто я держала в них дюжину сороконожек, которых шкодливая ачери Гён любила подбрасывать нам в хижину забавы ради. Что-то внутри надломилось, но это было заслужено. Я в который раз обманула доверие Коула и вновь поступила так, как считала нужным, даже не поставив его в известность. Обойдись так со мной он, разве я бы вела себя иначе?
Не произнося ни слова, Коул взял мои руки в свои, и я затаила дыхание, замлев от тепла его кожи. Тонкие пальцы, израненные клинком, были длиннее моих, а правая ладонь, наспех перевязанная каким-то старым лоскутом ткани из багажника, казалась болезненно горячей. Истинный защитникдаже сгорая от ярости, он не позволит этому огню меня обжечь. И никому другому обжечь не позволит тоже.
Ab uno loco ad alium, прошептала я, нежно сплетя наши пальцы, что было вовсе необязательно для заклятия, но позволило мне незаметно исцелить его раны, даже если Коул этого не хотел.
Под его ресницами пролегли густые тени, такие же чернильные, как облака над нашими головами, окрашенные сумерками. В них карие глаза казались черными, но искусанные губы горели ярко, словно бутоны красных роз. Коул наверняка жевал их все то время, что мчался в Новый Орлеан через несколько штатов, гадая, успеет ли найти меня раньше, чем метка на его руке превратится в истлевший шрам.
Хитросплетение родинок и веснушек, по которым можно было составлять звездную карту, выглядывало из выреза его клетчатой рубашки. Коул послушно закрыл глаза, не догадываясь, что я соврала насчет сосудов: просто так было проще любоваться им, пока вихрь магии уносит нас прочь от проклятого города и возвращает домой.
Когда мир вокруг устаканился и Шривпорт сменился на зябкий и снежный Вермонт, я покачнулась от слабости и расцепила наши руки, чуть не упав в сугроб. Коул ловко придержал меня под локоть. Лишь убедившись, что я твердо стою на ногах и не собираюсь терять сознание, он отпустил меня и поднялся в дом, так ни разу со мной и не заговорив.
А теперь на плите кипела вербена. Я зачерпнула ее кружкой, умыла настоем лицо и встала под горячий душ в охапку с бутылкой шампуня. Увы, это не помогло: в зеркале я по-прежнему выглядела так же ужасно, как и чувствовала себя. Волосы категорически отказывались подчиняться расческе, напрашиваясь, чтобы я снова обрезала их. От пережитого я будто стала выглядеть старше, хотя, будучи ведьмой, еще долго не должна была стареть: двадцать один год ничто по сравнению с тремя веками, что мне предстояли. И все-таки я осунулась. Скулы прорезались, губы высохли, и серые металлические глаза казались непропорционально огромными на тонком лице. Их цвет напоминал мне о том, как много смертей было в моей жизниу всех, кто погиб, были точно такие же глаза.
Втиснувшись в водолазку, я забрала волосы гребнем. Жемчуг в нем сверкал, но не так ярко, как жемчуг на моей шее, безупречно белый и нанизанный на тонкую золотую нить. Я больше не прятала Вестники даров под свитером, а носила гордо, с высоко поднятой головой. Регалия моего ковена сохранилась, даже когда не сохранился сам ковен.
Да я даже имя свое забыл! Ты в курсе, что у меня магистерская степень Принстона по английской литературе? А теперь представь, что я сдавал бутылки, чтобы купить уцененный позавчерашний сэндвич на убогой заправке. И все из-за Рафаэля!
Я поднялась на третий этаж и прильнула ухом к двери. Комната с бумажными фонариками, похожая на восточный шатер, была выкрашена в цвет крыла зимородкаЗои не участвовала в строительстве нового особняка, но ей бы точно понравился наш выбор. В окружении дымящихся кадильниц, кресел с парчовой драпировкой и бдительных друзей, Зои по-прежнему спала беспробудным сном. Но это не мешало Сэму кричать во все горло, меряя ее комнату размашистыми шагами, пока Диего сидел на голом полу с черной свечой в руках и медитировал. Точнее, пытался.
Я пришел к этому вуду-ублюдку, потребовал отвести меня к Зои, а потом он вдруг схватил какую-то тряпичную куклу с тумбы, вцепился мне в волосы, и оп, в просвете замочной скважины я увидела, как Сэм остановился у зашторенного окна, темнота! Ни ковена, ни воспоминаний, ни Зои. Я даже не знал, что прошло два месяца. А ведь когда уезжал, только октябрь заканчивался
Спасибо за исповедь, конечно, перебил его Диего, не выдержав. Лизнув указательный палец, он затушил закоптившийся фитиль. Но ты не хочешь спуститься вниз и, скажем, помочь Тюльпане с приготовлениями к Йолю? Он, кстати говоря, уже послезавтра, как и день рождения Морган. Или можешь еще раз принять душ. Если вывести экстракт твоего запаха, то его можно так и подписать: «Два месяца бездомной жизни».
Слышь Сэм вперил руки в бока, и в хриплом прокуренном голосе зазвенела сталь. Его щетина, такая же морковно-рыжая, как и волосы, завивалась в настоящую бороду. Сэм поскреб ее пальцем и сузил зеленые глаза, выражая недовольство и желание вспомнить былую молодость. То есть накостылять кому-нибудь. Не умничай мне тут, мучачо! Я помочь вообще-то пытаюсь, рассказываю, как дело было. Хотя тебе, наверное, и впрямь все равно. Одри сказала, это ты ей воду в уши лил, будто мы с Зои сбежали из ковена Какого же, выходит, дерьмового мнения ты был о нас все это время?
Диего осекся, и я, наверное, впервые увидела его румянец. На смуглой коже он казался малиновым, как ягодное варенье.
Ты хочешь, чтобы я сказал это вслух? Мне жаль. Облажался, признаю. То письмо выглядело очень правдоподобно. Даже проверку углем выдержало
А вот проверку дружбойнет, фыркнул Сэм. Мы с Зои все это время были в полной заднице, Диего! Ладно я, но она Она такого не заслужила! Так что вытаскивай ее оттуда сейчас же.
А чем я, по-твоему, занимаюсь?! Ты только и делаешь, что отвлекаешь меня! Вот и иди
Хватит отправлять меня в душ! Я уже там был. И какой, к черту, Йоль?! Я католик и понятия не имею, что это вообще такое. Мы, люди, празднуем Рождество!
Диего втянул воздух сквозь сжатые зубы, и черная свеча в его руках снова вспыхнула против воли. Заметив, что он близок к тому, чтобы поджечь дом, Сэм капитулировал:
Хорошо-хорошо, понял! Я буду молчать, но с места все равно не сдвинусь, пока Зои не придет в себя. Сэм вытянулся по струнке во все свои сто семьдесят пять сантиметров. Ну, за работу!
Я и без того знала, что Сэма и Диего нельзя назвать закадычными друзьями: кроме любви к «горячительным смесям», у них так и не нашлось ничего общего. Но я никогда не думала, что они умудрятся сцепиться друг с другом, пробыв наедине всего пару часов. Сэм уже закатал рукава твидового свитера, а Диего расправил плечи и распустил по спальне убийственную ауру с запахом ментоловых сигарет, когда я толкнула дверь, вторгаясь в комнату.
Как у нас дела? Выдавив миловидную улыбку, которая должна была разрядить обстановку, я оглядела обоих мужчин.
Сэм незаметно спустил рукава обратно и отошел к резному трюмо, затопленному дымом из кадильниц. Я же незаметно повела пальцами за спиной, и форточка у постели приоткрылась с едва слышным скрипом. Заметив это, Диего торжествующе ухмыльнулся, ведь оказался прав: хоть Сэм и был одет с иголочки, он по-прежнему благоухал, как армейские сапоги. Я подозревала, что дело было не в питании объедками и ночлежке под мостом, а в колдовстве Рафаэля: заклятия вуду всегда впивались в несчастных намертво. Однако зловоние, которое пройдет со временем само собой, весьма скромная плата за избавление от сумасшествия.
Я подобрал нужный ключ, радостно объявил Диего, отставляя свечу на прикроватную тумбу у лица Зои, спящей в ворохе одеял. Та выглядела такой умиротворенной, будто бы знала, что снова дома и здесь ее никто не обидит. Осталось только освятить комнату, и можно приступать.
Я кивнула, подходя ближе к постели, и Сэм тут же встал рядом. При встрече Коул чуть не задушил его в совсем не брутальных объятиях, и тот так растрогался, что обнял Коула в ответ, но теперь же вновь стал угрюмее тучи. Порядком похудевший и наверняка с гастритом от вечного фастфуда, Сэм даже обзавелся несколькими новыми шрамами: один перечеркивал верхнюю губу, а другойправое веко. Он толком не успел освоиться в новом особнякелишь присвистнул, мельком его осмотрев, а затем Зои вновь заняла все его внимание.
В Ордене ты сказал, что придется отправиться за Зои в Дуат, чтобы вернуть ее душу припомнила я, наблюдая, как Диего обходит ее кровать по кругу, что-то высыпая на пол из бумажного пакетика. Это «что-то» мерцало в воздухе, как пыльца, и, наклонившись, я растерла между пальцами костную муку. Значит, ты подготовил ритуал, который перенесет нас туда?
Диего насмешливо приподнял брови и сдвинул ковер в угол, чтобы начертить посреди комнаты мукой неизвестный мне знак, напоминающий жука-скарабея. Очевидно, это и был тот самый ключ, который Диего так долго выглядывал в своем подсознании, медитируя под треск свечи и болтовню Сэма.
Не нас, а тебя. Ты пойдешь туда одна. И, когда рот у меня беззвучно приоткрылся, Диего пояснил: Я не смогу ее найти, ведь Зои была ведьмой твоего ковена, а не моего. Вдобавок удерживать в Дуате нас двоих слишком энергозатратно
Допустим, согласилась я неохотно, стараясь заткнуть вопящий рассудок. «Верховная не должна бояться таких вещей, как какое-то путешествие в загробный мир», повторила я себе несколько раз, помогая Диего расставлять черные свечи из вощины на комоде. Но что именно представляет собой этот твой ритуал?