Риган ХэйсПробуждение Тьмы
Дух Царства Тьмы ко мне воззвал,
Коснулся сердца дланью темной.
Пробрался в самый край укромный,
Где прежде смертный не бывал,
И чернь посеял.
Глаза закрыв, я вдаль умчусь.
Безбожно падая во Тьму,
Тебя я за руку возьму,
И с темисчезну, растворюсь
Во мраке стылом.
Мой свет погаснет в тишине,
В безмолвной бездне пустоты,
Где не решить, ктоя, ктоты,
И где не вспомнит обо мне
Ничья душа.
Услышь мой зов, яви спасенье!
Надежды светоч подари,
Позволь восстать лучом зари,
Что станет знаком избавленья
От гнета Тьмы.
Р.Х
Cтоял конец зябкого ноября. Огромный лес, простиравшийся на многие мили вперед, был скован холодом и туманом. Солнце уже неделю не показывалось из-за хмурой пелены туч, погрузив лесную чащу в полумрак и безмолвие, будто кто-то остановил течение времени. И только маленькая девичья фигурка мелькала среди деревьев, уносясь от погони.
Изо рта бегущей Айны Пендрега́р вырывался пар разгоряченного дыхания. Полы ее потрепанной накидки то и дело цеплялись за ветви колючих кустов, а ноги спотыкались о вьющиеся корни деревьев, словно те не желали ее пропускать. Айна вскидывала ладони и резкими магическими выплесками отбрасывала от себя голые ветки, тянувшиеся к ней, обвивавшие кисти рук, лодыжки, а затем продолжала бег. Девушке не хотелось потерять ни секунды, ведь ее вот-вот могли настигнуть. Сердце испуганно пустилось вскачь, а потому она отбросила страшную мысль подальше.
Некогда род Айны Пендрегар был уважаем и чтим. Ее мать, Мо́рвен Пендрегар, была женщиной нелегкой судьбы, но смогла стать значимой фигурой в колдовском сообществе. С ней всегда считались. Ведьму боялись, и неспроста: ее окрестили Кровавой Морвен за особенно жестокие расправы над теми, кто не пожелал присягнуть ей на верность. В то время Айна и предположить не могла, что будет так трусливо уносить ноги, молясь всем богам, способным уберечь ее мятежную душу. Век Морвен оборвался: члены колдовского круга не пожелали встать на ее сторону и пойти против Инквизиции, а потому предпочли собственными руками уничтожить ведьму, чтобы заслужить благосклонное расположение церкви. Айна же всегда считала путь Пендрегаров единственно вернымкак можно сидеть сложа руки, когда твоих братьев и сестер сжигают на кострах, устраивают показательные казни? Лишь раз Айна присутствовала на сожжении и своими глазами видела мучения белой, ни в чем не повинной ведьмы. Она смотрела, как с костей несчастной лоскутами слезала плавящаяся плоть, а обезображенное лицо исказилось в гримасе предсмертной агонии, и не могла оторвать глаз. Айне хотелось впитать каждое мгновение увиденного, вытатуировать на подкорке, чтобы навеки запомнить, как страшен человек. Он не заслуживал пощады. Равно как и те, кто преклонился перед его мнимым величием.
Мимо вдруг пронеслись магические «выстрелы», выводя Айну из раздумий. Шипы из призрачной субстанции врезались в стволы деревьев и разносили кору в щепки. Айна в страхе прикрыла лицо руками, но не замедлила бега. Дыхание ее участилось, сердце оглушительно забилось в груди. Айна резко оглянулась назад и заметила недалеко несколько фигур, что гнались за ней через весь лес. Одеты преследователи были в черные и белые плащи, по которым нетрудно опознать ведьм местного ковена и друидов. Айна ускорилась, не замечая ноющей боли в натруженных мышцах, и с горечью подумала, что сейчас, в век, когда за ведьмами охотятся обычные люди, сами же ведьмы помогают им и будто не прочь сделать за них всю грязную работу. В одночасье ближний друг обернулся врагом, мир перевернулся с ног на голову и правила игры поменялись для ее семьи раз и навсегда. Морвен была уничтожена, родные братья, Бриан и Руадан, уже пойманы и брошены в заколдованную темницу, где ожидали смертного часа. Настал черед Айны, последней из рода Пендрегар.
Девушка чудом уворачивалась от летящих в ее сторону магических стрел и шипов, на оборону времени не оставалось. Все что она моглаэто бежать, сломя голову и не разбирая дороги. Каждый неверный шаг, каждая потраченная впустую секунда могли стоить ей жизни.
Очередной выстрел вспорол мерзлую землю под ее ногами, вынуждая оступиться, но Айне удалось удержаться и не упасть. Второй выстрел просвистел у самого уха, едва не задев лица. Страх в сердце девушки нарастал, каждый вдох давался ей через боль. В такие страшные секунды перед глазами у нее вставал ожесточенный взгляд матери, будто говоривший ей, что она слаба и недостойна зваться именем великого рода. И тогда в душе Айны вскипала настоящая ярость. Она бежала по венам, разливалась по всему телу и придавала недюжинных сил.
Морвен Кровавая была для нее примером во всем. Мать была сильной, жесткой и детей воспитывала по своему подобию. Вокруг себя она возвела целый культ и вершила своеобразное правосудие. Но в какой-то момент она перешла запретную грань, за что была сурово наказана: с трудом поймав Морвен, Ведьминский Трибунал казнил ее, разорвав на куски, и разослал по кусочку ведьмы каждому ее пособнику, включая членов семьи. Когда Айна с братьями получили «послание» в виде маминой головы, ярости их не было предела. Они решили мстить, и жестоко. Но финал их всех ждал одинаковыйказнь. И прямо сейчас Айна тратила последние силы, чтобы перегнать смерть.
В этот миг что-то ударило Айну в спину. Она остановилась и обмерла. Позвоночник и мышцы сковало ледяным холодом, грудь сдавило, и вдохнуть хоть раз не представлялось возможным. Айна стояла, пытаясь вдохнуть, но вскоре повалилась наземь. Руки и ноги ее тут же обвили древесные корни, полностью обездвижив. И только когда фигуры преследователей подошли ближе, она смогла нормально дышать.
Над ней склонились пятеродве ведьмы и трое колдунов в белых друидских плащах. Айна судорожно гоняла по легким воздух и с ненавистью смотрела в пустые глаза своих палачей. Ведьмы и колдуны смотрели холодно, без капли жалости, а рты их изогнулись в презрительной ухмылке. До сих пор Айне удавалось избежать поимки, но, похоже, и ее час пробил. Отступать больше некуда.
Попалась, беглянка, почти выплюнула одна из ведьм, снимая капюшон и убирая седеющие космы за спину. Айна наградила ее яростным взглядом. Она чувствовала себя загнанным зверем, что угодил в капкан, и готова была отгрызть себе ногу, чтобы сбежать, но, увы, это невозможнозаколдованные путы связали ее крепко-накрепко.
Теперь ты отправишься вслед за своими братьями, отчеканила вторая ведьма. Уголок ее сморщенных губ пополз вверх.
Сердце Айны пропустило удар.
Что с ними сделали?.. пробормотала она, заранее боясь услышать ответ. Последней вестью о судьбе Бриана и Руадана было их заключение под колдовскую стражу, но как сложилась их дальнейшая судьбаможно лишь с ужасом догадываться. Сердце Айны сжалось в предвкушении страшной вести.
А ты не слышала, ведьма? усмехнулся молодой друид. Пять дней назад их казнил Трибунал за преступления против колдовской общины.
Айна впустила его слова внутрь себя, и они разрезали ее сердце на кусочки. Девушка взвыла зверем, и рев ее разнесся по ноябрьскому лесу. Она была разбита потерей, почти уничтоженаее любимые братья отправились в небытие, а она даже не смогла с ними попрощаться, находясь в позорных бегах. Смерти родных она никогда не простит. Никогда.
Трибунал уже давно томится в ожидании, Айна Пендрегар, отчеканил седобородый старец-друид, морща большой нос от одного лишь ее имени.
Завтра на рассвете тебя казнят.
Глава 1
По оконному стеклу не переставая барабанил осенний дождь. Последние теплые августовские деньки в Бэйквелле пронеслись порывом ветра, сорвали листочки настенного календаря и уступили прохладному сентябрю.
В обычный день дверь «Лавки на Тихом холме» не закрывалась от сновавших туда-сюда людей, но в такой ливень большой надежды на посетителей не было. И все же Регина Дарквуд продолжала стоять за прилавком, переворачивая со скукой страницы утренней газеты. Внимание ее привлекла небольшая заметка почти в самом конце полосы:
«В лесах графства Стаффордшир обнаружен труп семнадцатилетней Элизы Брекстон, пропавшей неделю назад. В ходе вскрытия было установлено, что причиной смерти стал перелом шейных позвонков. Иных следов насилия или сопротивления обнаружено не было. Широкой общественности уже известен ряд похожих инцидентов, произошедших тремя и пятью годами ранее в графстве Йоркшир, близ болот Илкли-Мур, а также в графстве Норфолк, на окраине парка Тетфорд, соответственно. Почерк преступлений идентичен друг другуу всех найденных жертв были сломаны шеи, а возраст убитых варьируется от семнадцати до двадцати лет. Что этосовпадение или тревожные признаки появления нового серийного убийцы?»
Регина последний раз всмотрелась в фотографию убитой, на чьем лице навечно застыла невинная улыбка, и сложила газету пополам. Могла ли Регина быть на ее месте и улыбаться сквозь разводы типографской краски? Безусловно, могла. Огорчился бы кто-то, глядя на ее посмертную фотографию за завтраком с чашкой крепкого кофе? Едва ли. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сочувствие, которое не вернет ушедших безвозвратно.
Мерзопакостная погода добавляла Регине мрачных мыслей: еще до дождя воздух на улице наэлектризовался так, что пальцы потрескивали, касаясь предметов вокруг. Сердце Регины необъяснимо полнилось тревогой и странными предчувствиями, а завывания ветра за дверью пробуждали от сна армию мурашек на ее коже.
Взгляд Регины упал на полки: баночки плотными линиями тянулись от одного конца стеллажа до другого и ждали своих покупателей. Они таинственно поблескивали в тусклом свете «Лавки», этикетки, повязанные тонкой бечевой, легонько подрагивали на сквозняке, что тянулся от двери. Магазин Регина с матерью держали на двоих уже много леттот кочевал с ними из города в город, как верный пес следует за своим хозяином. Мать Регины, Гвендолин, варила причудливые бальзамы, настойки и «зелья», как она их сама называла, способные изменить жизнь человека к лучшему. Регина всегда считала это не более чем рекламным ходом, который, кстати, отлично работал: баночки и пузырьки с забавными этикетками «От хворей» и «От несчастной любви» разбирали сразу же, как те появлялись на полках.
Гвендолин была настоящим мастером в приготовлении снадобий для «Лавки». Регина помнила, как еще ребенком она помогала матери варить пахучие смеси: тимьян и ромашкаот головной боли, дудник и ягоды можжевельникадля защиты от темных сил. Регина никогда не задумывалась, от каких темных сил должны были защищать снадобья, и считала все это баловством, в духе викканских зеленых ведьм. Но сам процесс создания бальзамов и настоек Регине нравился, успокаивал и дарил надежду. С самого утра они могли оккупировать кухню и весь день напролет шинковать травы, крошить в труху лепестки свежих цветов, заливать винтажные баночки растворами самых удивительных оттенков, от которых на всю улицу разносился чудный аромат, завлекая прохожих в лавку. Любимой у Регины была сладкая нотка сирени: когда сиреневый запах разносился по всему дому, она ощущала, как в сердце расцветают бутоны нежности.
И хоть в памяти Регины детство было наполнено счастьем, не всегда дела их шли радужно. Часто переезжая, они с Гвендолин были вынуждены каждый раз начинать все сызнова: искать подходящий дом, уговаривать снизить для них арендную плату за небольшой процент от доходов будущей лавки, печатать рекламные буклеты, наращивать клиентскую базу. Многие недели Регина с матерью перебивались с хлеба на воду, экономя буквально на всем. Но труднее всего было раз за разом видеть незнакомых людей, которые косо поглядывали на их дом и старались обходить его стороной.
Тишину пустующей лавки нарушил неожиданный перезвон колокольчиков над входной дверью и известил о госте. Девушке сперва подумалось, кто-то просто решил спрятаться от дождя и юркнул в первую незапертую дверь. Но подняв голову, Регина увидела уже немолодую женщину со светлыми уложенными волосами, которая суетливо складывала мокрый зонт. То была Марион Ленноксона частенько заглядывала к ним с матерью в «Лавку на Тихом холме».
Многие женщины, захаживавшие к ним в магазин, поначалу, скептически осматривались, с недоверием брали одну-другую склянку, читали надписи и ставили обратно, нервно поглядывая на Регину, будто та стояла с ножиком у их горла и требовала непременно принести доход в кассу. Так было и в Дублине, и в Корнуолле, и теперьв Бэйквелле. Чаще всего боязливые гости уходили так ничего и не купив, не забывая кинуть презрительный взгляд на прощание. Но время шло, и через неделю эти же женщины могли вернуться за парой баночек фиалкового настоя или верескового бальзама, не смотря при этом в глаза. Регина никогда не осуждала их и непременно улыбалась, вручая пакет с новыми приобретениями; говорила стандартное «приходите к нам снова!», после чего покупательницы нервно поджимали губы и пулей вылетали из магазина.
В первый свой визит Марион Леннокс вела себя точно так же, вдобавок пустив молву о «практикующих черных ведьмах». Бэйквеллгородок крохотный и сплетня разлетелась быстрее ветра. Благодаря стараниям Марион дела поначалу шли очень туго, пока та случайно не столкнулась с Гвендолин в супермаркете. Там, стоя в очереди у кассы, мама убедила Марион взять на пробу бальзам для густоты волос, отдав баночку бесплатноона всегда носила с собой парочку экземпляров, рекламы ради. Миссис Леннокс, конечно, скривила губы, но баночку взяла. С той самой минуты она попалась в сети Дарквудов, став их самой преданной клиенткой. Весть о чудодейственных качествах «зелий» из «Лавки на Тихом холме» облетела городок так же быстро, как и ранние заявления Леннокс, и магазин наводнили женщины, нуждавшиеся в бережном уходе, искренней любви и излечении давних болячек. Редко забредали и мужчины, но, как казалось Регине, по большей части поглазеть на Гвендолин. Это и неудивительно, мама ведь была очень красива: среднего роста, синеглазая, с чувственными губами цвета спелой малины и длинными черными, как смоль, волосами, которые она любила собирать в красивые высокие прически. Регина была ее точной копией, лишь с маленьким отличием в виде крохотной родинки слева под губой, но предметом восхищения всегда была Гвендолин. Мама умела околдовать любого и, наверное, именно природные чары помогли однажды растопить холодное сердце Марион Леннокс, что бродила сегодня возле полок и выверенными движениями хватала нужные баночки.
Снабдив корзинку месячным запасом целительной артиллерии Дарквудов, Марион подошла к Регине.
Ну и денек, правда? фыркнула миссис Леннокс, потряхивая сырым зонтом. Небольшие лужицы скопились у ног женщины.
Не то слово, вздохнула Регина, бережно запаковывая несколько банок «Сонного бальзама» и настойку с экстрактом цикламена. Это растение часто использовали, желая повысить способность к деторождению. Марион так и не познала счастья материнства, но отчаиваться, судя по всему, не собиралась. Похоже, вечером разразится настоящий шторм.
Регина рассчитала Марион, протянула крафтовый пакет и привычно сказала:
Приходите к нам снова!
Ты же знаешь, я прибегу и в дождь, и в снег, как только закончится «Сонный бальзам», подмигнула миссис Леннокс, забирая пакет с покупками. Иначе бессонница сведет меня с ума, и я снова буду злая, как черт.
С этими словами Марион прощально махнула рукой и распахнула входную дверь. Колокольчики вновь затрезвонили. В лавку ворвался сильный порыв ветра, чуть не сбив женщину с ног. С трудом она раскрыла зонт и, семеня ногами, побежала к машине, которую оставила неподалеку.
Девушка взглянула на настенные часы: стрелки показывали семь пятнадцать. Регине подумалось, что едва ли еще кто-то сумасбродный решится высунуть нос в такую непогоду и заперла входную дверь, не забыв повернуть обратной стороной табличку с надписью «Открыто». Захватив с прилавка недочитанную газету, Регина отправилась наверх, но, поднимаясь, испуганно вздрогнулана улице оглушительно грянул гром.
***
Поздним вечером, как и предполагала Регина, разразился ураган. За окном бушевал взбесившийся ветер, а громыхало так сильно, словно раскалывались пополам небеса.
Из-за непогоды в доме сбоила сеть, так что сегодня Регина оказалась полностью отрезана от виртуальной жизни. За неимением лучшего, девушка расположилась в мягком стареньком кресле в комнате на втором этаже, где обитала последние полгода, и пыталась дочитать потрепанный сборник «Кельтских сумерек» Йейтса. Перечитывать осенью рассказы о таинственных существах из ирландских преданий стало чем-то вроде доброй традиции. На прикроватном столике похрипывал старенький виниловый проигрыватель, неспешно прокручивавший пластинку с ненавязчивым фолком и соло Мойи Бреннан, а на письменном столе рядком стояло несколько зажженных свечей с ароматом сандала и хвои. Пламя подрагивало на сквозняке и вращалось в волшебном танце. Комната Регины была обставлена скромно, но уютно, однако привыкать к ней не стоиломать снова грозилась скорым переездом.