Костяник оказался ранен, ослаблен и ослеплен яростью, которая окончательно погасила остатки его разума. Мысли, что когда-то могли присутствовать в голове этого существа, исчезли. Лишь инстинкты.
Он не понял, куда откинул охотника, а после первых же попыток отыскать того среди деревьев заметил поднявшегося на ноги раненого Балеса.
Рывок, стремительная атака.
Джувенил парировал ее, едва успев уйти в сторону, но использовать клинок, к которому не привык, второй раз уже не смог. Он еще как-то смог блокировать первую кисть, загнав лезвие меж пальцев, погрузив в твердую плоть, но вторая рука неотвратимо рухнула ему на грудь.
Кольчуга рассыпалась на звенья. Куртка вмиг окрасилась алым.
Атаковавший следом Тархельгас изменить уже ничего не мог.
Зажав топором кисть костяника, он увел его от заваливавшегося парня, не позволив добить. Грубый удар тыльной стороной щита в грудьи сразу шаг назад, поднимая его для защиты.
Блок.
Сразу второй замах. На этот раз сбоку, также угодивший точно в щит, однако прижавший охотника к дереву, лишив маневренности.
Казалось, Тархельгас загнан в угол, но еще при втором блоке он перехватил рукоять и, едва врезавшись в дерево, контратаковал по широкой дуге, загнав лезвие топора в колено, и выбил ногу из сустава.
Крик боли, вырвавшийся изо рта существа, больше напоминал хруст ломающихся костей вперемешку со сталью, что разом сунули в молотильню. Он выдавил тишину прочь из леса, заложив на какое-то мгновенье уши.
Последовал неистовый удар, преисполненный злости и боли, которую не способен познать человек. Сила оказалась настолько велика, что сорвала щит с руки, разорвав перетертый ремень и едва не сломав предплечье. Самого Тархельгаса бросило в снег, не впечатав в дерево лишь по счастливой случайности.
Однако и такое падение было внушительным. Он с трудом перевернулся на спину, тут же дотянувшись до топора, когда заметил костяника, ползущего к нему.
Охотник стал пятиться назад, изо всех сил пытаясь подняться на ноги.
Страх, перерастающий в ужас, боль после тяжелой схватки, неминуемое приближение костяника. Порождение котлов волочило за собой перебитую, вывернутую неестественным образом ногу, вгрызаясь в снег обеими лапами. Оно скрежетало, приподнималось над землей, снова падало и с каждым мгновением становилось все ближе.
Так и не поднявшись, охотник отползал назад, словно барахтаясь в снегу, когда пальцами вдруг нащупал эфес клинка.
Своего же клинка.
Ничто не способно успокоить воина, как ощущение рукояти родного меча в ладони.
Чувство контроля вернулось.
Костяник подтянулся еще ближе, приподнялся, опираясь на руку, и вторую обрушил в замахе, не сомневаясь в скорой смерти человека.
Немыслимый разбег остановил парный блок меча и топора. Затем рывок в сторону, оттолкнувший лапу прочь, и охотник вгоняет топор под самую шею. Удар не смертельныйметалл просто застревает меж костей, поэтому Тархельгас тут же уходит в перекате, чтобы разминуться с последующей атакой костяника.
Переломанные когти вспахивают изрытый снег, не задевая охотника, который, уже встав на ноги, со всего размаху бьет второй раз в область шеи.
И снова неудача.
Существо еще дышит, но и клинок не застревает в неподатливой плоти, что можно считать огромным везением.
Тархельгас успевает увернуться, как и костяник, который хватает того за плащ.
Рывок.
Охотник уже приготовился рухнуть в снег, но по инерции его развернуло, и тот врезался в дерево, хотя могло показаться, что его лицо встретилось с кулаком сержанта Тана. Рассеченную бровь и струйки крови он не заметил, зато отчетливо различил звук рвущегося плаща.
Так Тархельгас освободился из захвата, следом парировав бросок исхудавшей когтистой лапы.
Или же это было не парирование? Скорее блок по касательной с уходом в сторону, так чтобы разогнать клинок вокруг собственного корпуса, придав металлу максимальное ускорение.
Движение, отточенное годами, едва не ставшее для него рутиной, затухание голосов в голове, полное спокойствие, несмотря на опасную близость духа котла, и он обрушивает меч на шею костяника.
Скрежет. Хруст, сменяющийся надломом, и голова существа падает на землю, пролетев полдесятка шагов. Уже после на бок заваливается и тело, освобождая зажатый топор.
Еще одна отрубленная голова на счету охотника.
Осознание случившегося пришло к Тархельгасу далеко не сразу. Он стоял, тяжело дыша, стараясь успокоить взбесившееся сердце.
Все осталось позади. Он выжил. Как и всегда.
Подобная мысль всегда приходила лишь на мгновенье позже, чем возвращались голоса. В остальномполная отрешенность.
Зажав меч меж плеча и предплечья, охотник вытер клинок от крови, масла и серебра, убрав в ножны. Нечто подобное проделал с топором, счищая все о лоскуты оборванного плаща.
К Балесу Тархельгас подходил скорее по привычкеотдать почести погибшему в бою с гниющим. Иллюзий он не питал.
Исход был очевиден.
Помогите, вдруг прохрипел парень, подняв руку над землей, и тут же без сил та рухнула обратно.
Он дышал. Слабо. Распоротое плечо, рана на лице, разорванная куртка и грудь. И все же жизнь до сих пор теплилась в нем, не позволяя холоду поглотить его.
Тибурон присел рядом с Джувенилом, уже сжимая в руке кинжал. Слов о помощи тот будто не слышал. Собирался прекратить бессмысленные мучения.
Ему уже не раз приходилось проделывать подобное.
Охотник поднес металл к шее парня, когда его взгляд задержался на ранах, что располосовали грудь, чуть дольше положенного.
Заминка.
И Тархельгас начал опять проклинать все на свете.
7
Тархельгас проклял все на свете, но дотащил Балеса до врат, бросив носилки, едва оказался под защитой каменных столпов.
Лошадей ожидаемо не оказалось. Хотя охотник и не рассчитывал на удачу. Куда больше его беспокоила причина, по которой Таги вдруг покинула место, где ее оставили. Может, дело в костянике?
Хотя рано думать об этом.
Тархельгас вновь склонился над Балесом, переводя дыхание и восстанавливая силы. Носилки, сделанные наспех из срубленных веток и висельных веревок, выдержали переход, а вот охотник после схватки с костяником едва преодолел весь этот путь.
Живой?
Не знаю, прохрипел Джувенил, стараясь говорить как можно меньше. Он был мертвецки бледен и слаб. Глаза мутные.
Тархельгас еще у тела костяника влил в него остатки спирта, прежде обработав каждую рану и уже после перевязав тем, что было под рукой. Осмотрев порез на плече и три рваных неглубоких следа на груди, он не обнаружил никаких осколков ни от хвоста, ни от когтей. Но это ровным счетом ничего не значило.
Не считая шока, состояние Балеса казалось стабильным, и чтобы оно таким и оставалось, охотнику были нужны мази из сумок Таги. В лучшем случае его следовало доставить к поселению и лекарю, если в Лихих Каида он вообще был.
Держись. Тархельгас приподнял свой потрепанный плащ, которым укрыл Балеса. К его облегчению, изорванные тряпки пропитались кровью недостаточно сильно, чтобы начать беспокоиться. Еще немногои подлатаем тебя.
Искать Таги было лишено всякой логики. Она найдет его сама. Поэтому, толком не восстановив силы, охотник перекинул петлю носилок через плечо и потащил Балеса к поселению.
Прерываясь на краткий отдых и по возможности перебрасываясь с парнем обрывками фраз, он прошел треть пути, когда в очередной раз остановился.
Подыхать рано, проговорил Тархельгас, говоря уже больше с собой, чем с ним, поселение близко.
Он только успел подойти к Балесу, как вдруг услышал шорох меж деревьев. Не с вырубок. Со стороны леса.
Охотник уже было развернулся, вытащив меч наполовину, когда увидел Таги, медленно идущую сквозь деревья и снег.
Если бы не твоя польза, подумал бы, что ты мое проклятье.
Тархельгас убрал клинок, пойдя к лошади навстречу. Она как раз вышла на вырубки.
Так охотник заметил, что ноги лошади от копыт до колен вымазаны кровью. Ее было немногоснег почти не оставил следов, а вот алые шлейфы на морде уже успели засохнуть.
Ран на теле он не заметил. Значит, Таги кого-то добротно приложила. Возможно, убила.
Вижу, ты смогла постоять за себя. Он подошел к сумкам, доставая еще одну небольшую флягу со спиртом, чистую ткань и мазь, за которую торговец заломил металла как за четыре отрубленные головы. Нам тоже оказали теплый прием. Кому-тобольше положенного. Кивок в сторону парня.
Лучшим вариантом было как можно скорее добраться до поселения, но охотник знал, как критичны в таких случаях могут быть первые часы. Он не собирался позволить духу котлов решать судьбу парня.
Что ты видишь? Тархельгас задал весьма странный вопрос.
Снег, не сразу ответил Балес. Охотник стянул плащ. Срезал грязные тряпки. Небо. Лик Матери. Деревья.
Он дал ему немного выпить.
Холодно, голос почти поник.
Раны казались чистыми, насколько мог судить Тархельгас при тусклом свете Луна. И все же тот еще раз промыл их, а потом стал наносить масло из листьев дерева, которое росло далеко на юге, за пределами владений Высших. Оно помогало. Почти всегда. Убивало всякую дрань и ускоряло заживление тканей. Так Балес продержится, пока им не займется лекарь.
У Тархельгаса был еще припасен порошок, полученный из плесени, но гарантировать, что тот сработает, он не мог. Если ему не удастся предотвратить заражение, парню не выжить.
Охотник перетянул раны. Укрыл Балеса всем, что нашел в седельных сумках, и стал привязывать носилки к лошади, когда Таги, заржав, мотнула головой. Она была обеспокоена, а Тархельгас научился верить ее чутью.
Первое, о чем он подумал, был второй гниющий, но те редко сбивались в группы, предпочитая обособленность, и держались подальше даже от себе подобных. Лишь их атаки на крепость Воющего Ущелья носили массовый характер.
Таги стала топтаться на месте, после чего до Тархельгаса донеслись первые звуки приближающейся опасности.
Нет. Это был не гниющий или костяник. Гораздо хуже.
По вырубкам к охотнику приближались люди. Десятка два или три, не больше. Каждый третийс факелом. Среди них были и лесорубы, и простые жители. Все без разбору.
В первых рядах охотник заметил и лошадь Балеса.
Мы слышали крик, бросил кто-то из толпы.
Вы убили зверя.
И теперь должны заплатить за его смерть.
Тархельгасу был знаком культ зверя, которому негласно следовали если не все местные, то большинство. Именно поэтому он до последнего не хотел вступать в бой с костяником.
Нужно привлечь нового зверя
Который будет отгонять других.
Да! криками поддерживали друг друга местные жители.
Охотник отметил про себя, что с ним разговаривало только трое немытых волосатых мужиков с массивными топорами в руках. Определенно лесорубы.
Вы уже взяли, что вам причитается, Тархельгас кивком указал в сторону лошади Балеса. Пытаться вернуть ее обратно было глупо.
Этого мало.
Достаточно, спокойно и твердо ответил охотник, без лишних слов обнажив меч. Свою позицию он обозначил предельно четко.
Ты один.
Но четверых из вас забрать успею. Он перекинул щит со спины, пристраивая его на левом предплечье, что ужасно ныло после схватки в лесу.
Тархельгас пытался сделать это обыденно. Так, будто был уверен, что сам перебьет всех мужчин и женщин, пришедших на вырубки. Словно резня, которая могла произойти, лишь небольшое осложнение в рутине его пути.
И это подействовало, хоть и не в достаточной степени.
А япятого.
Опираясь на Таги, сжимая в руке кинжал своей касты, с носилок поднялся Балес. Пусть он был ранен и выглядел ослабленным, но он скорее походил на злобного духа гор, что спускается в котел в самые жуткие метели за человеческой плотью.
На фоне потрепанного охотника, с лицом наполовину в крови из-за рассеченной брови, смотрелся он достаточно устрашающе, учитывая ситуацию и то, через что им пришлось пройти.
Никто из вас не встал на защиту соседей, когда тех вешали и потрошили, однако нашли в себе храбрости угрожать нам?
Прозвучавшие слова подействовали не хуже угроз, сказанных охотником. Кто-то из жителей стал прятать глаза. В свете факелов это было видно особенно четко.
Однако совесть мучила далеко не всех.
Вы убили нашего зверя.
Защитника. Того, кого мы знали.
И остается лишь надеяться, что нам повезет с новым порождением котла.
Отдайте вторую лошадь.
Заплатите за беды, что теперь обрушатся на нас.
Толпа заметно оживилась.
Сделайте хотя бы шаг, предупредил Тархельгас, и я заберу то немногое, что вы уже имеете.
Охотник встряхнул щитом, с трудом проигнорировав боль, и сам двинулся вперед.
Оставьте лошадь себе. Одну и только одну. Иначе после меня будет столько трупов, что все создания котлов стянутся к вам. Оставьте лошадь и надейтесь, что привлечете еще одного гниющего. Тогда вам повезет. Или же запах паленой конины приманит волколака, который в кровавый лун перегрызет половину поселения. Будущее покажет. Но сейчас я спрошу: кто из вас готов рискнуть неизвестно чем и уверен, что не станет одним из пяти?
Он остановился.
Может, среди трех десятков поселенцев из Лихих Каида и были желающие испытать удачу, отобрать пожитки и завладеть лошадью незнакомца, но никто не хотел стать первым.
Давайте! Нет желания стоять и мерзнуть здесь, пока нас не засыплет снегом, охотник ударил мечом по щиту, сделав еще шаг им навстречу. Ну же!
Первые ряды невольно отстранились. Попятились назад. Кто-то жался друг к другу. Три десятка страшились одного.
Расходитесь, Тархельгас отмахнулся от толпы, уже не сомневаясь, что у них не хватит духа, расходитесь и выживайте дальше, покуда сможете.
Факелы с задних рядов отделились от общей массы, уходя в сторону деревни. Сперва их было несколько, но постепенно становилось больше, пока и зачинщики не повернулись спиной к охотнику, уводя за собой единственную лошадь.
На заснеженной вырубке вновь стало темно. Даже луни тот почти скрылся за облаками.
Лишь многим позже Тархельгас убрал меч и, скрепя зубами, снял щит. Предплечье просто полыхало.
Полезай на носилки, пока не свалился замертво, проговорил охотник, проходя мимо Балеса. Местные еще могут одуматься.
8
Изначальный план Тархельгаса заключался в том, чтобы добраться до пристанища, и тот дошел, дотащив Джувенила. Вот только парню не стало лучше, как казалось поначалу. Его бросало то в жар, то в холод, сердце билось с неестественной быстротой. Парня рвало, и от него несло трупным смрадом.
Несмотря на все старания, у Балеса пошло заражение крови. Причина стала понятна, едва Тархельгас запалил все факелы, что нашел в пристанище, и тщательно осмотрел раны. В одной из них, кроме образовавшегося гнойника, он обнаружил осколок порченого когтя костяника.
Тархельгас с большим трудом удалил его и вырезал весь гной, после чего зашил парня. Несмотря на слабость, тот бился в агонии боли. Сопротивлялся, всячески мешаясь. Вновь открылась рана на плече. Охотнику ничего не оставалось, как использовать самый надежный способ. Прямой удар в лицо вырубал Балеса на какое-то время, прежде чем тот вновь приходил в себя.
Однако уже на третий раз Тархельгас подумал, что скорее парня убьет он, чем яд костяника. Лицо заплыло синяками.
К счастью, больше этого не потребовалось.
Охотник использовал весь белый порошок, полученный из плесени, засыпав гнойные раны, не надеясь, что он подействует. Так же вышло с маслом из стебля южных стран, банка которого опустела слишком быстро.
Потом, прокипятив тряпки, пропитавшиеся кровью, он перевязал парня.
Так прошел их первый лик в пристанище.
Балесу вроде стало лучше. А когда лун взошел второй раз, лихорадка вернулась. Позже появился гной.
Джувенил был обречен.
Верным решением оставалось бросить его, однако Тархельгас, следуя зову голосов, собирался если не спасти его, то пробыть до самого конца. Тогда-то именно они напомнили, что охотнику известен еще один способ. Невозможный для понимания жителями столицы и местных, однако дававший призрачный шанс.
Или смерть куда жуткую, чем обещало подарить ему гниение заживо.
Тархельгас вновь перебрал седельные сумки в поисках лекарств и мазей. Дважды. Будто это могло что-то изменить. Ведь иначе он обрекал парня на бесконечно долгие муки ломающихся от натуги мышц костей, полное беспамятство и крохи прежнего сознания, если организм отвергнет лечение.
С другой стороны, охотник мог в любой момент прикончить Балеса, когда печальный исход станет очевиден.
И Тархельгас решился.
Как ни странно, все необходимые компоненты были вокруг. Да и нужно не так много. Лишь вода из намоленного снега, кровь живого создания, которое родилось и выросло в котлах, да огонь. Три простых компонента.