Вагон миновал широкий проспект, пронизывающий столицу до побережья океана, куда его сопровождали по обе стороны, торчащие головоломкой, разношёрстные торговые дома, биржи, казинокуполообразных, округлых и пирамидальных форм; вся эта сумбурная компания провожала проспект к еле различимой вдалеке полосе из блёстков волн залива Тетра, впадающего в невидимый отсюда Малый океан. Показалась Площадь Культуры.
На огромной Площади Культуры раскинулись оживлённые зоны развлечений. По плитам почти километровой площади бродили разряженные артисты и актёры, раздавая буклетики и продавая детям лакомства с рекламными наклейками; играли и пели уличные музыканты, показывая своё умение и диковинных зверьков, хлопающим и подтанцовывающим зрителям; у декоративных домиков между десяти гигантских стометровых фонтанных чаш, откуда били струи воды, торговали сувенирами, а также тем, чем можно перекусить с семьёй. Семейные жались к правой стороне Площади Культуры поближе к театрам и музеям. Потому что слева стоял нескончаемый ряд публичных домов.
И ночью, и днём они ждали клиента. Рядом со входами в бордели под полуденным Денебом, никого не стыдясь, вульгарно бродили потрёпанные судьбой, или не нашедшие себя в этой каше жизни, вольно одетые женщины всех возрастов.
На Нату вид Площади Культуры никогда не навевал культурного восторга. Не оттого, что она не ценила искусствов нём она совсем не разбиралась. Её жизнь когда-то могла состояться здесьна левой стороне. В те самые далёкие дни, когда сбежавшая дочка служителя маяка хотела есть и не знала, как добыть на пропитание. Когда одна подруга заявила: иди туда и заработай, если хочешь жить в моём вонючем углу. Ната сбежала и никогда не жалела, что не ела четверо суток. Блевала желчью, ночуя у мусорки, залитая слезами безысходности.
Ната застыла и пронзительно выглядывала крошечный притон, где она полгода спала в подсобке в обнимку с Уборщиками и щётками, а днём убирала и кидала в стиралку смятое постельное бельё, загаженное спермой клиентов.
С перрона внутрь вагона шагнули две размалёванные хихикающие девицы и, болтая, плюхнулись на задние свободные кресла, чуть ли не в обнимку. Вместе с ними в вагон проник специфический душок. Он отталкивающе, до помрачения, напомнил затисканных и уставших от множества чужих рук не девушек, а измотанных клиентами шлюх. Ната поморщилась, а вот дельцынет! Наоборот, с появлением девиц они осклабились и, не отрываясь от экранов искоса проводили молодых блудниц жадными взглядами, после чего снова вернулись к докерам. Но уголки изогнутых губ забыли вернуть на место.
Ната бахнула ладонью по кнопке вентиляции, в попытке избавиться от приторной вони, хотя бы около себя. Загудевший сверху короб, своим гулом приглушил звуки шелестов одежд тех, кто вздрогнул от удара. Спустя пару секунд невыносимый запах понемногу стал уходить. Ната пожалела, что зашла в этот вагон.
Девицы не обратили на суету внимания и затараторили о своём. Чтобы их не слышать, Ната сосредоточилась на высоком небоскрёбе Чонкорпорации, добывающей астероидные ресурсы. Из-за угла "Чона" выплывало самое большое здание на планетеСлавное Правительство Топала. Широкий монумент из миллионолетнего известняка восседал на холме и, увенчанный шпилем, смотрел сверху на остальных. Вокруг него прохаживались люди в штатском и по форме, с оружием. Военные принадлежали отряду Волкилучшему подразделению Министерства Порядка. Да и, пожалуй, всего Союза Восьми Планет. Молодые, собранные ребята, гордые своей работой, с эмблемами на плечах. С такого расстояния не различишь, но её знализолотой, разинувший пасть, зубастый волк.
Ната вспомнила о своей пантере. Вот бы Бесси им отдать!.. Будет бегать по парку и ломать кости нарушителям. Ловить воздух разинутой пастью, как эти волки на эмблемах.
Вокруг Славного Правительства громоздились два крупных здания корпораций и с десяток поменьше. Первый повышеэто Чон, а второй поширеАнтония, торгующая животными. Оба смотрели в сторону Правительства своими входами с собственной охраной. Её составляли такие же броневики, около десятка у каждой, как и у ТНН, но усиленные орудиями. Солдаты частных армий уверенно прохаживались туда-сюда вокруг чёрных стволов. Но пока орудия молча смотрели в сторону правительственного монолита. Лишь пока.
Правительственное здание не отставало в гонке тщеславия, на склонах окрестного холма, зеленели кустарники и били фонтаны. Но фонтаны были не совсем фонтанами, а кустарники не зеленели просто так. В чашах скрывались встроенные орудийно-ракетные турели, заросли обволакивали бронетехнику Волков и с десяток танков, уже заряженных и готовых сорваться в любой момент, по приказу накинуться и разорвать того, кто нарушит спокойствие Власти.
В центрев сердце Топала, две стороны большой политики, ощетинившись, злобно смотрели друг на друга, готовые вцепиться в глотку при первых признаках слабины. И так уже четыреста лет истории Союза.
Нату о состоянии дел инструктировали каждый год. Она знала о каждом спрятанном орудии. Его расположение, калибр, боезапас. А вдруг выпадет момент ввязаться в драку? Нопока тихо. Поэтому рядовым гражданам не нужно знать о возможных противоречиях, и никто не смел рассказывать об этом. Кто смел, тот пропадал бесследно.
Здание Антонии замелькало яркими буквами бегущих рекламных строк: Антония любит вас и ваших питомцев. Чуть ниже: Мы любим ваших котиков, а вы любите нас!
Ната вспомнила, какие эксперименты ставила Антония на животных. Иван, кажется, видел своими глазами, и с побелевшим лицом рассказывал об экзекуциях, вскрытиях, отрезанных суставах и пришитых Нет. Не стоит Она поморщилась и хотела забыть слова коллеги. От омерзения накатила едкая мысль:
Котиков они любят!..
В негодовании Ната сжала поручень, заставив металл, жалко заскрипеть.
Как назло, следом выросли ядовито-жёлтый фасад Министерства Порядка и мрачная пирамида Марул. Нату всегда воротило при её виде. В тёмно-синей пирамиде корпорации Марул, торгующей человеческими органами, в бездонных километровых шахтах-подвалах, в бесчисленных холодильных камерах, в ячейке под номером 80006245734 в герметичном футляре лежали живые клетки с наклейкой Катя Танина. Последнее живое, что оставляли от человека перед тем, как сознание вселяли в матрицу. Бесконечно долго хранящаяся в холоде протоплазма. Набор хромосом. Гены Наты.
Ната отвернулась. Этот номер она помнила наизусть. Это имя она почти забыла.
Она очнулась, только когда вагон вошёл в промышленную зону. Под заводскими трубами ходили понурые, почерневшие от копоти люди. На вялых ногах они тащились от цехов и зданий, устало переговариваясь, и с обречённым видом садились в ржавые автобусы. Автобусы двигались нескончаемым потоком, перевозя массы грязных работяг, неспособных воспользоваться дорогим супервагоном. Из продолговатых транспортов выходили под хмурое от дыма небо другие люди, чуть более жизнерадостные, но сутулые. Они хлопали друг друга по плечам и, болтая, с вялыми улыбками шли к воротам цехов. Это были те, на чьих плечах лежала промышленность Топала.
Можно, конечно, внедрять роботов и андроидов и некоторые, кто так делал, разорялись. Если под ногами ходят миллиарды тех, кто за банку дешёвой синтетической жрачки готов делать что угодно, то какие к чёрту роботы? С роботами давно экспериментировать перестали. Вон Ирт лежит в руинах после таких экспериментов. Земляколыбель человечества покрылась мазутом и отказывалась родить. Те, кто там жиливыживали. Жевали скудные урожаи, кору и существовали, умирая от жажды и голода, цепляясь за Родину, отказываясь переехать на благодатные другие планеты.
При виде местных трудяг Ната каждый раз убеждала себя, что исполняет свою страшную работу, ради их же блага. Чтобы не допустить повторения того, что случилось с Иртом! Чтобы, о них продолжали заботиться корпорации, и не было бунтов. А Правительство, в свою очередь, не допустит, чтобы их зацепила эта зараза пропагандной лжи с других планет. Чтобы они не сомневались в том, как нужны своим компаниям-работодателям и своему Славному Правительству.
Сейчас, внезапно для самой себя, она задумалась: а почему правительство, собственно, звалось Славным? Альб же сам говорил, что эти прохиндеи, как он их назвал, уже лет двести сдают позиции, уступая чужим желаниям и прихотям. Год за годом они теряли одни за другими колонии, спутники, астероиды в руки финансистам, компаниям и всяческим проходимцам в Союзе. Теряли финансовые потоки, лишаясь активов за бесценок. Давно потеряли не только хватку, но и гордость, так Альб говорил, кажется. Мол, Правительство давно забыло собственное уважение и величие. Странно! Альб ругался, но не пояснял, почему тогда правительство продолжали называть Славным. Спросить его?
Ната осеклась очень быстро, вспомнив, что бывает за такие вопросы. Начни спрашивать, лезть не в своё дело, строить догадки, предположения, делать выводы о политике Славного Правительства и тут же можно быть уверенным, что тебя взяли на внимание, в деле поставили оранжевую галочку: ненадёжен. Создатель абсолютно прав, отказываясь снять ей блокировку, боясь связываться с машиной правосудия. Мудрый старик за свои сто тридцать лет, наверное, испытал на себе эти галочки. Личное дело с такой галочкой подводило под подозрение, что ты недоволен и суёшь нос. Если будешь болтать больше, то галочка станет красная: опасен, и ты очутишься на допросе следователей Министерства Порядка, или прочих служб. А если докажут, что ты связан с радикаламитакие связи обязательно найдут, если захочет следователь, значит, ты болтун, мешающий процветать финансовым институтам и власти.
Куда могут завести такие вопросы, люди понимали уже поздно, когда под палками подписывали документы о признании вины. С поломанными костями, залитые соплями и кровью, сами признавались, что стали на скользкий путь. Путь в никуда. К утрате всех привилегий, работы, ипотечного жилья.
Преступников пытали, судили, высылали на каторжные астероиды и спутники, где глоток воздуха они отрабатывали в обязательном порядке. Иначетебе не дадут его! Наконец, самых опасных предателей уничтожали. А с Натой никто церемониться не станет. После короткого суда ей просто выжгут матрицу сознания. До конца До полного выгорания личности.
Зачем тогда Альб при ней ронял такие фразы о Славном Правительстве? Проверял надёжность? Нет. Не стоит заговаривать вовсе! Кто она такая? Там, наверху, сидят умные люди! Они всё знают и решают. Наверное, Альбу, большому и значимому, можно так говорить. А ей, Нате, маленькой шпильке, мелкому винтику. Нет, даже не винтику. А крошечной гаечке, крохотусенькой такой, малюсенькой, в этой колоссальной машине службы государству. Нет. Ей, нельзя!
Лучше думать, вон о них Тех мрачных людях Что шли к заводским и фабричным воротам. Защищать их от заразы сепаратистской пропаганды. Защищать их! Чтобы не пришли к ним из Министерства Порядка и не лишили их семьи кормильцев. Чтобы не ломали им руки, ноги и не рвали рты крюками.
Промышленная зона постепенно сходила на нет. Заводы превратились в склады, а фабрики в подкошенные ангары. Трубы торчали всё реже, а почва обнажалась всё больше, превращаясь в грязную кашу, изрытую шинами, и утыканную бетонными обломками. В то время, когда здания редели и делались ниже, из-за горизонта прорастала Свалкастена мусора высотой метров сто, наваленная городскими властями, чтобы оградить благополучный промышленный сектор от пришельцев с той стороны.
Транспортный акведук стал отдаляться от грунта. Вагон, намереваясь перескочить через стометровую гору мусора, пошёл вверх. От ускорения ноги Наты вдавило в пол. Внизу замельтешили обломки, железки, бочки, арматура и через секунду горизонт очистился от ржавых краёв и встал далёкими видами на бескрайнее поле из контейнеров. Мятые, с пожухлой выгоревшей краской железные блоки, поодиночке, или наваленные друг на друга стояли ровно, или валялись на боку, создавая безумную мешанину из выцветшего ржавого железа. По ней и между перемещались тени. Оборванные, грязные худые тени с руками и ногами. Они не обращали внимания на акведук с вагоном и, снуя между вонючих луж, таскали из мешанины Свалки непонятные куски, которые могли найти. Ходили по улочкам между контейнерами и ползали на карачках вокруг маленьких грядок. Те, кто возделывали грядки, тонкими руками бережно пололи или вынимали из коричневого отравленного грунта плоды своего труда.
Похоже, были и те, кто оптимизма здесь не терял, потому что почти все стены контейнеров-домов были исписаны в основном белой краской, надписями неприличного содержания и неумелыми рисунками. Среди них значительно преобладали черепа и кисти рук, скованные цепями.
Район Склады тянулся долго, вагон же на этом промежутке, не делая остановок, ускорился. Стараясь как можно стремительней миновать пугающее место, он набрал около двухсот километров в час и плавно полетел на стометровой высоте над полем безнадёжной нищеты. И всё же, нескоро удалось покинуть Склады. Небоскрёбы Тетры скрылись за горизонтом. Промышленные кварталы растворились в дымке. А мрачное поле из ржавых контейнеров с полуживыми людьми, шло и шло до горизонта, на десятки километров, не имея ни начала, ни конца.
Всё это время внутрь, неровными приливами, то усиляясь, то утихая, проникала тошнотворная вонь, близкая к смеси чего-то масляно-мазутного с животным потом. Девицы с каждым приливом обмахивали лица, будто это их спасало. Мужчины выглядели чуть более стойкими, просто морщились и кашляли. Нате вонь тоже досаждала, но не грозила лёгочными заболеваниями, поэтому приходилось просто терпеть.
Когда через полчаса акведук закончился и вагон, миновав следующую насыпь Свалки, въехал в благополучный сектор загородных коттеджей, по вагону разнёсся вздох облегчения. Но вскоре пассажиры вновь напряглись. На очередной остановке вошёл парень с видом бедняка. Его куртка имела прорехи, а штаны выглядели затёртыми.
Студент, поняла Ната, завидев в руке дешёвый докер с логотипом учебного заведения. Парень смущался и выглядел, как не в своей тарелке. Он напомнил Нате тех молодых людей, которые пытались выучиться на последние гроши своей семьи, чтобы выбиться в люди. Худой, черноволосый и скуластый он бегал глазами по пассажирам, словно просил у них прощения, за то, что потревожил столь уважаемых людей. Трое мужчин ближе всего сидевшие к выходу неприятно отстранились, а девахи переглянулись с издёвкой.
Дверь не закрылась в ожидании оплаты. Парень развернулся, достал из кармана пластиковые жетоны и тем самым невольно подтвердил свой статус. Для платежа на Топале жетонами пользовалась в основном беднота. Парень бросил чёрные кругляши в отсек машинки, но, похоже, одного не хватило, и он стал нервничать. Похлопав по карманам, парень с досадой выдохнул и понял, что створки не захлопнутся и вагон не тронется с места, из-за него.
Девицы злобно шикнули, на их сигнал ответил один из мужчин. Он мигом встал и навис со строгим видом над головой юноши. В ответ бедняга сгорбился и покраснел. Он не смел обернуться, и, похоже, собирался подчиниться и шагнуть наружу.
От его жалкого вида Ната ощутила странную тесноту в груди, где ничто не могло у неё теснить. У горла стал непривычный ком. И голова поплыла куда-то, где из-за стекла торчали холодные лица и киберсобачка на руках у ледяной женщины. Колёса автобуса поплыли от неё вдаль туда, куда Ната тихо наклонилась и приложила кредитный обруч.
Ната сама не поняла, что слышит писк машинки оплаты. Двери схлопнулись перед носом испуганного парня и вагон стал набирать разбег. Молодой человек схватился за поручень, и ошарашенно посмотрел на неё. Нависший мужчина, удивлённо покосился. Ната встретила его взгляд, грозно, исподлобья, готовая защитить беспомощного студента, если что. Остальные выглядели такими же недовольными, и ей пришлось обвести взором весь вагон, только тогда мужчины сделали вид, что ничего не произошло, а тот, кто стоял, немного подумав, молча сел на место. Лица девиц при этом перекосило так, будто они снова учуяли вонь Складов.
Унижение парня возмутило настолько, что захотелось подойти, нависнуть над головами и закричать в тупые лбы: Эй! Успокойтесь! Этот парень изо всех сил старается! Что с вами?
Ната, посчитав, что уже и так одержала свою маленькую победу, отвернулась к окну и сердито уставилась в одну точку. Парень выглядел, как разнесчастный, которого только, что спасли от бандитов. Через минуту он смог побороть смущение и поблагодарил её, назвав имя, и протянул руку:
Неважно, отмахнулась она. Эта мелочь для неё ничего не значила:
Я учусь пока что
Ната не сдвинулась и слабо улыбнулась:
Я нигде не училась. И знакомиться мы не будем, прости, она с сожалением покачала головой и добавила, не желая обидеть паренька. Мне нельзя.
После чего убедилась, что он не оскорбился, и отвернулась окончательно. Не стоило с её работой болтать лишнего. Помогла и того довольно.
Наконец, показалась, радующая глаз, зелень. Вагон прибыл в загородный сектор обеспеченных граждан, где жил Альб. Ната, не оборачиваясь, гордо подняв подбородок, вышла на перрон, откуда зашагала в тени, аккуратно подстриженных деревьев.