Соседки уже не спали после утреннего скандала. Как только Тома появилась на пороге, разговоры стихли, и все повернулись к ней.
Что было? не удержалась Лиза Тимохина.
Ничего, буркнула Тамара. Меня забирают.
Ей до последнего не хотелось произносить это вслух. Как будто скажешь и все исчезнет, окажется выдумкой. Она так и видела, как торжествующе вопит Осипов: «Ха-ха, ты правда думала, что кто-то тебя возьмет?»
Да ладно! Менты, что ли? Из-за драки?
Не менты. Опекунша.
Тишина. Скрипнув дверцей, Тома открыла шкаф и принялась быстро выгружать одежду, чтобы никто не видел, как дрожат ее руки. Это заняло от силы минуту. Ну и в тумбочке еще несколько книг, кислотно-зеленый заяц и тетради. Щедрые благотворители редко совались в эту дыру.
Ну вот, она, наконец, обернулась, чересчур бодро улыбаясь. Ни у кого нет пакетика?
Слушай, я так за тебя рада, Лиза первой пришла в себя. Просто так неожиданно Поздравляю, и вообще.
Удачи тебе. Не забывай нас. Держись там, посыпались разрозненные напутствия.
Угу, кивнула Тома. Лиз, можем поговорить?
Сек, соседка обулась.
Они пошли в дальний конец коридора, чтобы наверняка оторваться от любопытных ушей. У подоконника с субтильными цветами, свесившими вниз длинные бледные листья, Тимохина остановилась и вопросительно взглянула на подругу.
Раз уж я уезжаю Пока никто не передумал Ну, кроме тебя, тут ко мне вроде как никто нормально не относился Короче, хотела тебе кое-что отдать, Тома протянула Лизе потемневший от времени ключ.
Что это?
От подсобки трудовика. Там табуретки старые, столярка Барахло одно. Он там редко бывает. Если надо будет где-то отсидеться
Так вот где ты пропадала! А я все думала: может, в туалете или с мелкими Спасибо.
Только ты это Не говори никому. Ну, чтобы место не профукать, Тома замялась, не зная, что делать дальше.
Ты что! Такая вещь! Только у меня для тебя ничего нет.
Ерунда, Тома неуклюже похлопала Тимохину по плечу, но та полезла обниматься.
Ощущения были странными: Тамара ни к кому не была так близко, как сейчас. Ну кроме драк. Она замерла, но потом все же сомкнула руки у Лизы за спиной. Обе чувствовали себя неловко, поэтому объятия длились недолго. Тимохина отлепилась первой, благодарно кивнула и, не оборачиваясь, вернулась в спальню.
Тома растерянно смотрела ей вслед. Каждый детдомовец мечтает о моменте, когда его заберут из ненавистных стен. У Тамары было вдвое больше причин бежать отсюда, сверкая пятками. И она совсем не ожидала, что перед отъездом вдруг почувствует что-то похожее на сожаление.
Уже попрощалась? Из раздумий ее вырвал мягкий женский голос.
Анна Леонидовна? Пора идти? выпалила Тома, не давая собеседнице шанса пойти на попятную. Я готова. Только переоденусь в уличное.
Нет-нет, не торопись. Мне нужно еще уладить кое-какие дела с документами. Я знаю, что произошло утром. Почему ты ничего не сказала про огонь?
Стукачей бьют.
Кого? Анна Леонидовна наморщила лоб.
Боже, неужели она настолько рафинированная, что даже слова этого не знает?!
Ну ябед. Тех, кто жалуется.
Ясно. Что он сжег?
Вашу книгу. Я не успела прочитать.
Не страшно. Что еще? допытывалась опекунша.
Ну фотографию моей мамы. Единственную.
Тома настороженно наблюдала за выражением лица Анны Леонидовны. Зачем она выспрашивает? Ищет повод отказаться? И если это проверка, то что говорить?
Ты поэтому была в кабинете? поинтересовалась та. Я сразу не поверила в историю про конфеты.
Да. Хотела стащить личное дело. Долгая история. Вы не волнуйтесь, я не воровка, Тома заглянула женщине в глаза. Не собираюсь тырить у вас деньги и все такое.
Я верю. А ты не думала просто попросить?
Давно как-то. Она выдала только эту фотографию, рассказала про пожар. Я знаю, у нее там что-то еще есть. Но она говорит, что тема закрыта.
Понятно. Хорошо, собирайся и жди меня у выхода, Анна Леонидовна развернулась, но Тома окликнула ее:
Погодите А вы вы разве не будете меня ругать?
И не подумаю, улыбнулась женщина и как ни в чем не бывало зашагала к лестнице, постукивая каблуками.
Даже если она из секты, в чем Тома уже сомневалась, жить у нее будет не так плохо. Только бы не радоваться раньше времени Не сейчас. Пусть сначала выйдут за ворота вот тогда. Или лучше потом, на острове. Не расслабляться. Спокойнее. Нервные дети никому не нужны.
Спустя полчаса девочка переминалась с ноги на ногу у поста охранника, сжимая в руках два шуршащих пакета с полустертыми надписями. Ожидание казалось невыносимо долгим, где-то в глубине ворочалось и разрасталось подозрение: вдруг передумает? Вдруг за забором уже нет той красивой иномарки?
Но Анна Леонидовна появилась. Она шла, подняв подбородок, ровно и невозмутимо. Походка у нее была такая, что ей смело можно было поставить на голову поднос с хрустальной вазой все сохранилось бы в целости. Рядом с подобострастной улыбкой семенила директриса. Гостья определенно была важной шишкой: Тамара еще не видела у начальства такого услужливого выражения лица.
Ну, Томочка, я поздравляю тебя с новой семьей! Валентина Семеновна влажно расцеловала воспитанницу в обе щеки.
Вполуха Тома выслушала казенные неискренние пожелания, окинула взглядом холодный от ламп дневного света коридор, кафель, знакомый до последней щербинки, стол охранника, на котором когда-то нацарапали гвоздем неприличное слово, а потом залепили наклейками с бабочками. Их, правда, все равно называли, мягко выражаясь, «хреновые бабочки», потому что каждый интернатовец старше десяти знал предысторию.
Господи, неужели взаправду? Она уходит насовсем. А где же восторг, где счастье от исполнения главной мечты? И почему так страшно, что хочется заплакать? Возьмите меня за руку, Анна Леонидовна. Пожалуйста. Ведь вы же настоящая? Вы правда забираете меня? Тома не решилась произнести это. Нечеловеческим усилием расправила плечи. Она уже взрослая, она справится. И больше сюда не вернется. Никогда. Чего бы ей это ни стоило.
Тамара вышла на улицу. Ржавая пружина входной двери в последний раз проскрежетала у нее за спиной. Солнце уже поднималось над каштанами, из распахнутых окон доносились детские голоса: после ночи проветривались спальни младших. На другом этаже толпились за стеклом ее ровесники. Тома махнула им рукой, они замахали в ответ. Кирилла не было видно, и Тамара очень надеялась, что он сейчас по полной огребает от завхоза. И даже защипало в глазах Нет-нет, просто слишком яркое солнце.
Анна Леонидовна подошла к машине, достала ключ фары вспыхнули, щелкнули замки.
Садись назад, до Москвы ехать долго. Ты, наверное, не выспалась сегодня.
Шутите? Не думаю, что смогу уснуть, Тома нервно улыбнулась.
Но все же подчинилась, ей хотелось произвести самое благоприятное впечатление, если это было возможно после утренних событий. Какое-то время они ехали молча, потом Анна Леонидовна вырулила на трассу до Москвы.
Куда мы сейчас?
Я же говорила: полетим в Швецию, опекунша взглянула на Тамару через зеркало заднего вида. В шесть у нас самолет до Стокгольма. Если успеем, купим тебе одежду. Я бы предпочла шопинг там, на месте, но мы прилетаем вечером, надо будет сразу плыть в пансион.
Ясно.
Как в телике, что ли? Всякие там магазины, яркие упаковки? И прямо все фирменное? А если очень дорого? И Тома пообещала себе выбирать только самые дешевые вещи. Пусть видит, какая она экономная. А лучше нет, пусть выбирает сама. Вот что скажет то и покупает.
Тебе не верится? Глаза в зеркале мягко прищурились: женщина улыбалась.
Не очень, если честно.
У меня есть для тебя сюрприз. Посмотри в бумажном пакете. Там, рядом с тобой.
Девочка нерешительно заглянула в дорогую картонную сумочку с ручками-ленточками даже про себя она не могла назвать это произведение искусства пакетом и увидела грязно-белую папку. Достала и обомлела: «Личное дело 30386-Д Корсакова Тамара Андреевна, 21.06.2002».
Но откуда?.. Неужели она вам отдала?.. Нет, не может быть
Ты права. Она не отдавала.
Неужели?..
Пусть это останется нашим маленьким секретом, Анна Леонидовна подмигнула. Ты рада?
Я?! О, господи, конечно, рада! Я счастлива! Нереально! Спасибо вам огромное!
Хорошо. Можешь пока почитать, а мне лучше сосредоточиться на дороге.
У Томы пульс звенел в ушах от волнения. Дрожащими пальцами она погладила канцелярский картон, развязала серые веревочки и раскрыла папку. Ее фото, анкета, прививки, характеристика, даже грамота за конкурс чтецов. Копии документов и прочее барахло Вот! Выписка из больницы, свидетельство о смерти матери Желудок сжался, к горлу подкатил комок тошноты. Тамара через силу сглотнула и прижала язык к нёбу: старый прием. В детдоме рвоту заставляли убирать самим, поэтому она предпочитала сдерживаться. Во рту остался горький привкус желчи.
Ты в порядке? Анна Леонидовна обеспокоенно нахмурилась.
Да. Кажется.
У тебя Как же это Морская болезнь?
Я не завтракала. Все нормально, уже прошло.
Тома до боли вцепилась в бумаги. Мама Всё здесь. Каждый листочек. Она сбережет их, сохранит. И однажды выяснит все. Найдет убийцу и посмотрит в глаза человеку, который лишил ее матери. А потом отыщет отца, и он пожалеет, что оставил ее.
Опекунша все же заехала в придорожное кафе с манящим названием «У Володи», с трудом найдя место на обочине между фурами. Дальнобойщики здесь останавливались вздремнуть и перекусить. Хозяин Володя оказался бородатым осетином Вариком, который, как и директриса, попал под обаяние Анны Леонидовны, рассыпался в комплиментах и лично подал на их столик свежие круглые лепешки с зеленью.
Не хочешь рассказать мне про маму? Женщина тщательно изучила кусочек выпечки, прежде чем отправить его в рот.
Нечего рассказывать, Тома успела запихать за щеку четверть лепешки и теперь с усилием ее проглотила. Мне было два года, я ничего не помню. Знаю, что мы жили в кирпичном доме. Ночью начался пожар. Когда приехали пожарные, я лежала на снегу с ожогом на шее, а мама осталась там Ее тело обнаружили потом.
Она говорила быстро, с набитым ртом, стараясь не впускать в себя эти воспоминания снова. То и дело к горлу поднимался холодный ком, но она забрасывала его лавашом, и боль отступала.
А другие родственники? Больше у тебя никого нет?
Вместо отца в моем свидетельстве стоит прочерк. Отчество, видимо, досталось от деда. Больше я ничего не знаю. Вроде есть в Москве какие-то родственники. Но раз меня решили оставить в детдоме, то мне они никто. Вот и все, Тамара старалась говорить ровно, без эмоций.
И зачем тебе личное дело?
Мне не нравится история с пожаром. Вырасту и найму сыщика. А пока пусть материалы будут у меня.
Логично.
Анна Леонидовна не стала докучать расспросами, они спокойно закончили завтрак и до Москвы едва перебросились парой фраз.
Тома собралась с силами и углубилась в старые ксерокопии. Старалась читать их, словно это была какая-нибудь отвлеченная история. Не про нее про кого-то другого.
К счастью, тот, кто вел архив, для верности переснял все: и отчет пожарных, и документы на дом. Чьи-то размашистые каракули на копиях стали совсем черными, буквы сливались. И все же главное ей удалось разобрать: возгорание произошло ночью на втором этаже, в спальне. То есть плиту как причину сразу можно было отбросить. О проводке речи тоже не шло: судя по протоколу осмотра, в тот день весь поселок был без света.
Внимание Томы привлекло заключение милиции. Якобы в руках найденного тела Корсаковой Елены Андреевны был нож. Зачем человеку нож во время пожара? Более того, откуда он взялся в спальне? Теперь Тамара была уверена на все сто: маму убили. Она часто об этом думала, но в глубине всегда оставалась надежда, что она ошиблась. Что не было человека, способного желать зла ее маме. И теперь, когда все подтвердилось окончательно, Томе стало не по себе.
В очередной раз она терзала себя вопросом: кто? И почему? Никаких улик. И снимки плохого качества только копии. Страшные, расплывчатые, похожие на фотороботы портреты ее мамы.
Мы почти приехали, голос Анны Леонидовны вернул Тому в реальность.
Девочка поморгала и выглянула наружу: от деревень не осталось и следа. За пыльными серыми ограждениями суетились люди, возвышались высотные новостройки с пустыми глазницами окон, краны, вывески.
Не знаешь, где здесь можно купить приличную одежду?
Я в Москве была дважды: на экскурсии в Кремле и на елке, призналась Тома. По магазинам нас не водили.
Точно, прости. Давай остановимся здесь.
Они зашли в сияющий стеклом и хромом торговый центр, и Томе стало не по себе. Она все ждала, что продавцы будут смотреть на нее с презрением и брезгливостью, как на какую-нибудь оборванку. Выгонят из бутика или не разрешат мерить новые вещи. Поэтому сначала жалась, боялась даже подходить к вешалкам и уж тем более до них дотрагиваться, но девушки с бейджами любезно улыбались, а Анна Леонидовна с такой беспечностью кидала в корзину новые и новые вешалки, что девочка под конец освоилась и сама выбрала толстовку с высоким воротом, пару бандан для шеи и узкие джинсы. Ворох вещей заботливо разложили по пакетам, потом были куплены средства гигиены и даже туалетная вода, а довершением праздника жизни стали вместительный чемодан и рюкзак, куда были упакованы все обновки.
Тома сразу же переоделась в новые штаны и футболку, шикарнейшие замшевые кроссовки, как в рекламе, и, поскольку время позволяло, опекунша настояла на визите к парикмахеру. Уродливо обрезанным волосам придали молодежной небрежности, и Тома почувствовала себя готовой на все ради милейшей женщины, которая появилась в ее жизни меньше суток назад.
У тебя есть какое-нибудь увлечение? спросила Анна Леонидовна. Чтобы занять себя в свободное время? У нас, конечно, есть библиотека и настольные игры, но вдруг тебе захочется заниматься чем-то своим.
Ну Я рисую иногда. Не так чтобы профессионально Но мне нравится
Поняла, Анна Леонидовна сосредоточенно кивнула и повела ее в «Мир хобби». Смотри, какой красивый!
И она протянула девочке толстый альбом с бабочками и сердечками.
Здорово, без энтузиазма протянула Тома.
Ну ладно. А если этот? С котятами?
Мне четырнадцать.
Выбирай. Любой.
Тома подошла к стеллажу, нерешительно пробежалась по нему взглядом и вдруг наткнулась на черный, нарочито состаренный альбом для скетчей в кожаной обложке. Он напоминал книгу заклинаний и потому вызывал благоговейный трепет.
Отличный выбор, Анна Леонидовна положила альбом в корзину, а вместе с ним немецкие акварельные карандаши в жестяной коробке и здоровенное пособие для начинающих художников.
Когда с покупками было покончено, путешественницы устроили себе привал в ресторанном дворике.
Вы хорошо себя чувствуете? Занятая гамбургерами, Тамара не сразу заметила бледность на лице своей благодетельницы.
Немного устала, уголок губ приветливо дернулся вверх, но глаза Анны Леонидовны выдавали измотанность.
Вид опекунши вызывал у Томы опасения, но не прошло и десяти минут, как она вновь отвлеклась на новенький альбом и предстоящий перелет в другую страну. После перекуса они доехали до Шереметьево, сдали машину в прокат и отправились на регистрацию. В очереди женщина вдруг вцепилась в локоть Томы.
Что случилось? По спине Тамары пробежал неприятный холодок.
Голова немного кружится. Скоро пройдет, и Анна Леонидовна пробормотала что-то непонятное.
Переспрашивать и лезть не хотелось, к тому же вокруг все завораживало. Электронные табло, люди в красивой форме, иностранцы и чемоданы с бирками. Тома с удивлением осознала, что она здесь в своей тарелке, от ее волос теперь приятно пахло фирменным шампунем, да и бандана на шее казалась стильным аксессуаром.
Непривычно и увлекательно было проходить сканирование, стоя босиком на нарисованных следах, а уж зона дьюти-фри Глаза разбегались. Томе и в Кремле-то понравилось меньше, чем в Шереметьево. Она в волнительном предвкушении прижалась к стеклянной стене, за которой проплывали и взлетали самолеты. Это зрелище вызывало у нее больший восторг, чем у других детей. К примеру, девочка лет семи на соседней скамье равнодушно играла в планшет.