Дело «Элемент» - Анастасия Борзенко


Анастасия БорзенкоДело «Элемент»

Глава 1Крещение

г. Москва, 18 января 2017 г.

«Днесь вот освящается естество»  Епископ Павел Третьяков освящал прорубь перед благодатным купанием в Москва реке. Все было подготовлено должным образом: оборудованы палатки для желающих искупаться с нагретыми печами и титановыми бочками ароматного чая. Установлены помосты для спуска в реку, да и столица дала благословение крепким морозом.

Автобусы нескончаемыми вереницами подвозили людей, жаждущих окунуть тело в освященной воде. Епископ был бледен, его саккос пропотел насквозь, и ладони были влажными, будто над головой нещадно палило тропическое солнце. Тонкие губы произносили знакомые слова, а сердце больно билось, не позволяя груди свободно дышать. Зрачки голубых глаз с редкими ресницами были расширены от ужаса, с которым мужчина был не в силах совладать.

Возле места, отведенного для проруби, толпились женщины, мужчины, дети радостно носились по берегу шумной вереницей. Атмосфера праздника приятно разливалась в воздухе радостным смехом и громкими разговорами. Но было в атмосфере веселья и беспечности одно невообразимое обстоятельство, которое вызвало такой ужас в глазах Епископа: при температуре тридцать пять градусов ниже нуля, река не замерзла!

Проруби не было, ясная гладь воды играла лучами солнца, разливаясь по реке радужными бликами, будто в столице был не мороз, а солнечный весенний день.

Священник почувствовал головокружение и едва не упал, рука дрогнула и выпустила в разводы темной воды большой серебряный крест. Павел судорожно вздохнул и отер со лба холодный пот. Он перекрестился, с усилием поднял руку и сделал полицейскому знак, что обряд завершен. Народ с удовольствием заликовал в предвкушении священного ныряния.

Полицейские кутались в телогрейки и ежились от вида счастливых раздетых людей. Казалось, никого не заботит состояние воды в реке. Напротив, толпа, разгоряченная водкой и предстоящим купанием, находила в этом необъяснимом явлении нечто волшебное и Божественное.

«Чудо!» слышались возгласы и легкий звук разливаемого спиртного вперемешку с радостным причмокиванием.

 Глушко, Степанов! А ну, марш за мной!  круглый мужчина средних лет босиком ковылял по снегу, лицо и тело было красными от мороза, широкая улыбка приветливо светилась на таком же круглом лице. Мужчины в ответ громко рассмеялись.

 Нет, Василий Михалыч, мы не камикадзе! Лучше рюмку чаю Вам выходную подготовим, халатик подадим, а вы с Богом!

Мужчина похлопал Глушко по спине широкой ладонью и неодобрительно заметил:

 Вот ты, Глушко, радикулит свой во все углы на работе суешь, а сейчас бы окунулся, вода в проруби, она, знаешь ли, целебная.

Майор громко рассмеялся как конь. У него и кличка была в участке «Конь» за массивную челюсть и выпирающие верхние зубы.

 Вы, господин полковник, шутить изволите? Какая, к черту, прорубь!

Василий Михайлович осек его жестом:

 Не смей, Иван! Не смей, Богохульство грех сильный. Если вода не замерзла это благодать Божья, это самому Богу, значит, угодно!  он с кряхтениями взобрался на помост, смачно ударил себя по коленям и с криком «Пошел!» нырнул с головой в ледяную воду.

Недалеко от помоста пожилая женщина в белом шерстяном платке опустилась на колени и молилась, внимая о спасении. Ее колотила нервная дрожь, побелевшие губы исступленно шептали святые слова. Она увидела бледного, пробирающегося сквозь людей, Епископа.

 Владыко! Отец родной,  женщина вцепилась в полу его саккоса и принялась завывать.  Боже, спаси и сохрани, да что же это творится?  она пыталась подняться со скользкой земли и заглянуть ему в лицо, но не удавалось унять дрожь в коленях и она бессильно падала. Павел был похож на покойника, настолько бледным было его лицо, он с трудом отнял от себя холодные сухие руки и перекрестил женщину.

Шатающейся походкой Епископ добрался до машины, ему надо было побыть наедине с собой и привести мысли в порядок. Рев двигателя приятно разрушил давящую тревожность морозного воздуха, и вроде бы скованное состояние паники начало отступать, как Епископ услышал крик. А потом еще и еще. Люди кричали во весь голос.

Детский визг и истошные вопли взрослых нарушили спокойствие морозного солнечного полдня. Женщина в белом платке обернулась к реке. То, что она увидела, остановило ей сердце, она упала на грязный снег, прижимая к груди затертую Библию.

Павел судорожно вздохнул и повернул ключ в замке зажигания.

«И дажа пиющим от нея, и приемлющим и кропящим ею рабом твоим, применение страстем, оставлением грехов, болезнем исцелением и освобождением от всякого зла, и утверждение же и освещение домом и очищение всякия скверны и навета диавольского отгнание» вертелось в голове острым буравчиком.

Болело в висках и мутило в области желудка, нога сама нажала педаль газа. Священник не знал, куда едет, надо было подумать и избавиться от неприятного состояния оцепенения, за окном мелькали дома, машины, прохожие. Будто кадры кинофильма на быстрой перемотке. Спустя четверть часа Павел припарковался и с усилием отнял от руля руку. «Вести Столицы» разлились по салону приятным женским голосом:

«По последним данным число жертв достигло двух десятков человек, следственные органы уже сделали первое заявление. По их версии, виной всему стал некачественный алкоголь, который люди принесли с собой, невзирая на запрет мера Москвы, что вызвало массовое токсикологическое отравление. По факту случившегося возбуждено уголовное дело. Мы будем держать вас в кур»

Павел нервно отключил кнопку радио и остался в тишине с ноющей болью в голове. Мысли путались, ему так и не удалось привести их в порядок. Звонок мобильника заставил его вздрогнуть.

 Ты где?  сестра с облегчением вздохнула, услышав родной голос.  Приезжай немедленно!  коротко сказала она, и громкие гудки ненавистно зазвучали в ушах.

Сестра Павла Наталья Третьякова работала в окружном отделении московской полиции следователем. Друзей по виду службы и постоянных разъездов у нее не сложилось, а из родных остался лишь брат. Павел закончил семинарию и принял постриг в Монастырь под Зеленоградом, после был удостоен сана викарного Епископа Православной Церкви столицы. Они не были сильно близки, но периодически встречались обсудить важные новости и события, когда находили для этого время. Последние годы это удавалось все реже. Наталья сразу набрала Павла, как услышала обеденные новости.

Она знала, что брат освещал прорубь перед купанием на том ужасном помосте Москвы реки. Территорию опечатали, и на место событий можно было не ехать, чтобы не терять время, все равно не пропустят без специального разрешения. А вот Павел мог многое прояснить. Случившееся уже начало обрастать слухами, будто люди заживо замерзли в воде Чего только народ не придумает! Но нехорошее предчувствие не отпускало, не зря же опечатали место события и выдвинули нелепую версию об отравлении алкоголем.

Епископ припарковался у дома сестры и вышел на морозный воздух. Ему полегчало. Казалось даже, что произошедшее всего лишь дурной сон, смутно отдающий в памяти страшными воспоминаниями. Он глубоко вздохнул холодного воздуха и с облегчением отметил, что дышать удается без усилий и в области сердца больше не мучает ноющей болью. Павел положил на заднее сидение мирту, рядом аккуратно разложил омофор, саккос, рясу и подрясник, остался в светлых джинсах и сером джемпере из тонкой шерсти. Сильный мороз не волновал священника, тело не чувствовало холода, кровь все еще прибывала и отливала к вискам с сильным давлением.

Сестра выскочила из подъезда в смешной шапке и наброшенном на плечи потертом пуховике, на босые ногу были надеты кроссовки. Девушку трясло от холода. Она обняла брата и внимательно посмотрела ему в глазасиние круги и бледная кожа Наталья достала из кармана фляжку и протянула Павлу. Он жадно сделал несколько глотков.

 Ты же не пьешь?  осторожно спросила Наталья, оттирая бумажной салфеткой плавленый сыр со свитера.

 А ты можешь есть?  Павел взглядом указал на желтые пятна, грязно облепившие мохеровые нитки.

 Да, я же циничная и бездушная сука. Забыл?

Епископ тяжело вздохнул. Вот такая она, его младшая сестра

 Что за хрень произошла сегодня Подожди,  Наталья прижала к уху мобильник, отодвинув шикарные черные волосы. Волосы у нее на самом деле шикарные, как у мамы когда-то.

 Третьяко ДаПоняла, Петр. Еду!

Наталья тяжело вздохнула и непонимающе посмотрела на свои ноги. Совсем из ума выжила, разве можно в таком виде появляться на улице?

 Я в морг, Петр звонит, мертвяков привезли. Дождись меня здесь.

 Ну, нет, поеду с тобой!

Оставаться в одиночестве Павлу не хотелось. Впервые за время службы Павел не мог собраться с мыслями и дать ответ самому себе о том, что произошло сегодняшним полднем, не говоря уже о добропорядочных прихожанах. С Натальей он узнает больше подробностей.

В коридоре морга их встретил Петр. Это был высокий угловатый парень с лохматой рыжей шевелюрой, не более двадцати лет на первый взгляд, на самом же деле возраст Петра давно перевалил за тридцатилетний рубеж.

Он отличался нервным темпераментом, и от того обмен веществ не позволял набрать достаточной массы. Данная мысль устраивала Петра и излишняя худоба его особо не беспокоила. Разве что, когда видел Третьякову, тогда он впадал в состояние неуютного дискомфорта.

Сегодняшней ситуацией он воспользовался, чтобы увидеть девушку, хотя официально получил запрет на разглашение любой информации, касающейся недавних событий. Час назад был звонок из ведомства, но если поторопится, она все успеет, и если повезет, ему за это сильно не влетит.

Девушка поприветствовала Петра хитрой «лисичкиной» улыбкой и успела отметить, что Павел и Петр сегодня бледнеют на глазах. «Не мужчины, а принцессы»  едко пронеслось в голове. Она прекрасно понимала какое оказывает воздействие на Петра, кажется, пару раз они заканчивали рабочие дела на диване в комнате отдыха, она точно не помнила. Да и не хотела помнить. С ее образом жизни даже такие отношения были личной жизнью, сама же мысль о перспективе стать невестой патологоанатома так веселила, так что никаких серьезных разговоров на тему отношений Наталья Петру заводить не позволяла. Это расстраивало мужчину, но перечить он не решался, хватаясь за редкие знаки внимания с ее стороны.

 Здравствуй, Павел.  Петр вяло пожал Епископу руку. Он не был религиозным, но священник в родственниках женщины, глубоко запавшей к нему в сердце, выводил из состояния равновесия, наполняя душу непонятной трепетностью и позорным чувством лебезения.

Наталья была в коротком синем свитере и обтягивающих джинсах, затянутых на голени в черные кожаные ботфорты на плоской подошве. Ему представилось как он стягивает с нее одежду и они предаются любви на песчаном пляже под звуки джаза и шум морского прибоя. Сильный толчок в плечо вернул Петра на Землю.

 Патолог, что за чертовщина в твоей голове, мать твою! Я сюда летела для чего? Думаешь, у меня времени полно смотреть на твой дебильно мечтающий вид?

Боже, как она выражалась! У Петра все переворачивалось внутри от ее речи.

 Так я простоПросто я впервые

 Впервые у тебя было на Помелу Андерсен в туалете! Что с мертвяками?

«Сумасшедшая баба» грустно подумал Павел, и устало опустился на деревянную скамью. Он не переставал удивляться каким образом в такой хрупкой маленькой женщине умещается столько нелицеприятных слов. Будто она сапожник или доморощенная пьяница.

Петр тяжело вздохнул:

 Я даже не знаю с чего начать

Наталья усмехнулась.

 Не надо, принцесса, не напрягай свой нежный мозг, просто показывай тела, которые потравились от водки.

Петр протянул Наталье грубый пропахший хлором халат и грустно пропустил ее пройти перед собой. Он не переставал удивляться как в такой хрупкой маленькой женщине умещается столько силы и храбрости. Будто она рыцарь или ангел, посланный с небес.

Мужчина выдвигал холодные металлические ящики с телами, один за другим, Третьякова молчала и смотрела на то, что осталось от бедных людей. Термин «кожа и кости» вспомнился, как только увидела первый труп. Было ощущение, что люди высохли от дистрофии. Ей многого стоило держать себя в руках, в версию, принятую как официальную могут верить все, кто хочет, только не она. Произошло что то ужасное, и она в этом разберется. Это точно не токсикологическое отравление

 Такое впечатление, будто они обезвожены?

Петр испуганно кивнул.

 Они заживо замерзли в воде, НаташПонимаешь, когда они ныряли, вода стала превращаться в лед, и

Третьякова не могла поверить в то, что сказал Петр, выходит, все это не глупые россказни, только в голове не укладывалось как такое возможно. Она тихонько положила руку Петру на плечо, зрелище на самом деле было настолько фантастическим, что даже привыкший к более тяжелым для психики вещам патологоанатом походил на беззащитного кутенка.

 Я поняла, что они замерзли в воде, но как это вообще возможно?

Наталья внутренне сжалась, представляя мужчин, женщин, детей в ту роковую секунду, вот тебе и Благословение свыше!

Мужчина тяжело вздохнул. Он сам еще не оправился от шока, только в отличии от Натальи не хотел раскручивать в голове разные версии. Ничего, кроме инопланетного вторжения в голову не приходило. Но он решил оставить свои мысли при себе.

 Все двадцать девять тел, которые мне привезли на экспертизу, потеряли в весе более половины своей предполагаемой массы! Народ влез в воду, и она стала замерзать, отсюда многочисленные трещины на коже, люди заживо замерзли в воде, получается, в несколько минут! Когда полиция извлекла тела, используя буры, они были уже в таком виде  Петр шумно глотнул воздух и шепотом закончил.  Я думаю, что вся кровь вытекла из них полностью, от того их трупы такие худые

 Не пори чушь!

Наталья злилась, потому что ей было страшно и никаких логичных объяснений произошедшему пока не находилось. Как может кровь полностью вытечь из тела, даже если оно все в порезах?

Павел подошел к сестре, схватил за запястье и прошептал:

 Мне надо в Храм.

Его пальцы были ледяными, лицо еще больше побледнело, как только увидел труп. Наталья кивнула, сняла на ходу халат, бросила Петру и махнула на прощанье рукой.

 Как будут результаты вскрытия, дай знать.

 Рад был увидеться, Третьякова

Патологоанатом грустно проводил девушку взглядом и тяжело вздохнул. И зачем с ней сегодня Павел

У выхода из морга судебной экспертизы Наталью и Павла остановили двое мужчин в черных шерстяных пальто, их глаза были закрыты темными очками.

 Наталья Третьякова?

 Я.

Один их мужчин говорил приятным низким голосом, за очками она сумела рассмотреть нос с большой горбинкой. Видимо, в прошлом ему не раз ломали нос.

 Вы не были здесь сегодня.

Павлу все это очень не нравилось, взвинченная сестра совсем не следила за словами. Третьякова дернулась всем телом и едва сдержалась, чтобы не вывалить на мужчин словарный запас «сапожника и доморощенной пьяницы».

 Ух, ты! Джентльмены, а такая волшебная штука у вас есть, чтобы посветить мне в глаза, мать вашу, и я сразу все забыла?

Мужчина в недоумении посмотрел на девушку, Павел в ответ лишь пожал плечами.

 Ну, вы же типа «Люди икс», смотрю одежда точно как у них?

Человек в пальто устало потянулся во внутренний карман пальто, достал удостоверение, медленно прислонил его к переносице девушки и также медленно вернул на место.

 О последствиях я говорить не буду. Третьякова.

Он сделала своему спутнику знак рукой и мужчины прошли по коридору в сторону морга судебной экспертизы. Следующая фраза сестры вызвала у Павла глубокий вздох.

 Вот ведь мудаки правительственные, конечно, сразу взяла и забыла! Завезу тебя в Храм, а потом поеду в суши, я есть хочу.

* * *

Суши-кафе на Тверской было пустое, официанты вяло ходили по залу, поправляя накрахмаленные скатерти, переставляли стулья и изредка позвякивали бокалами. Наталья решила предаться чревоугодию и основательно подумать, еда всегда помогала ей сосредоточиться. Она заказала порцию лапши и дюжину суши, что поделаешь, если голод не тетка. Дома шаром покати, а здесь безлюдно и никто не помешает вкусно поесть и подумать.

От трапезы водорослями с морепродуктами Третьякову отвлек высокий мужчина. Мужчина был очень приятен внешне, но лицо не выражало эмоций. Разве что глаза, глубокого серого цвета с множеством морщинок, которые лучиками окружали веки. На нем были надеты джинсы и короткая дубленка приятного цвета кофе с молоком, шею повязывал шерстяной шарф со скандинавским орнаментом. Он уверенным шагом направлялся к ней. В какой-то момент Третьякова почувствовала, что заливается румянцем, настолько он было хорош собой.

Дальше