Парочка внимательно слушала, но если Кутельский смотрел на Льва Саныча, то Моника тонкими, почти прозрачными пальчиками касалась значков на экране.
Это же формула Скруджа-Григорьевой? Моника ткнула пальцем в экран.
Мужчины изумленно застыли с приоткрытыми ртами, переглянулись.
Да, Абуладзе быстрым шагом вернулся к креслу, схватил клавиатуру и сделал формулу крупнее.
Не хотите рассмотреть ее, как частный случай? спросила Моника.
Абуладзе взглянул на Монику с усмешкой:
Хочу! Мы сейчас утверждаем, что эта пара получила свою премию за формулу с ошибкой?
Нет!
Мужчины выжидающе смотрели на Монику.
В формуле четыре константы
Уже, перебил Абуладзе и замолотил по клавиатуре. Я запустил компьютер перебрать другие значения для этих констант. Так, чтобы формула не потеряла смысл.
И?
Без толку. Вот наиболее похожие варианты, их геолог вывел на экран, Моника, а вы астрофизик?
Нет, что вы! девушка дурашливо захлопала ресницами.
«Переигрывает. Строит из себя дурочку», Лев Саныч поморщился.
Чарли Кутельский нервно зашагал вдоль экрана.
Разрешите? пилот убедился в том, что привлек внимание собеседников. Может, найдем способ отправить Монику с планеты?
Я думаю на шаттле девушку хватятся, завтра покажут туристам огненные реки Салактионы второй, и послезавтра вернутся за вашей Моникой.
А связь с ними есть?! Чарли обрадовался.
Пока «вторая» нас заслоняет, связи не будет.
Все посмотрели на шкаф с комплексом космической связи, отделявший компьютерный экран от кухонных шкафчиков. Моника подошла к нему:
И мощности для передачи хватает?
Только для приема. Для передачи, чтоб спасательный шаттл, например, вызвать с Хэнкессы, приходится запускать зонд в стратосферу. Но зачем лишний раз начальство беспокоить?
«И внимание банкиров лучше к себе не привлекать, милашка, добавил геолог уже про себя, У этих толстосумов семь пятниц на неделе. Лучше уж сидеть, как мышь под веником и не баловаться с зондами».
И завтра я успею осмотреть всю первую Салактиону? Моника развела руки похлопать в ладошки. Ведь так?
МоникаХватит прикидываться дурочкой, Лев Саныч устало посмотрел перед собой, Вам не идет.
Моника изобразила понимание, но хлопать своими ресничками-сестричками не прекратила.
Путеводитель читали? Зеленые облака у подножия горы ядовиты. Тропические леса вырабатывают зигрит. Он тяжелее кислорода, потому наверх не поднимается. Но для человека смертелен. В рюкзаке Чарли наверняка есть персональная маска для дыхания. И у меня есть. А у вас, Моника, багаж состоит из одного чужого полотенца?
Девушка кивнула.
Значит, забудьте. Может быть, если пилот позволит, Абуладзе скептически посмотрел на Кутельского. Мы возьмем вас утром на борт флаера. Тот герметичен. Но не более того. Собирать цветочки не получится.
Абуладзе снова потер переносицу и представил Монику в веночке из ромашек. В одном только веночке. Получалось неплохо. Очень даже неплохо.
В ангар заглянем? отвлек геолога от эротических мечтаний пилот.
Конечно! Лев Саныч встрепенулся.
Я с вами! девушка первой направилась к выходу. А часто сюда прилетают туристы?
Салактионасимпатичная планета, но все же захолустье. Редко.
Абуладзе прихватил со склада алюминиевую стремянку, которую как лестницу приставил к крыше ангара. Первым забрался наверх, подал руку девушке.
Солнечные панели покрывали крышу ангара почти целиком, троица гуськом добралась до стеклянных ставней. Внутри горел яркий свет.
Лев Саныч рычагом открыл ставню, боком протиснулся вниз, снова подал руку Монике.
Осторожно, пожалуйста!
Антресоль тянулась вторым этажом вдоль П-образной стены ангара вокруг накрытого пыльным брезентом гидроплана. Из отсутствующей четвертой стены с моря тянуло сыростью. Лампы, встроенные в проемы между окнами в потолке, светили на грядки, занимавшие всю антресоль за исключением узкого прохода.
Этомоя оранжерея! Абуладзе бросил осторожный взгляд на Кутельского.
Ячмень? Моника потеребила стебель.
Ага! А вон там, Лев Саныч указал за спину злого Чарли, спустившегося последним. Моя гордость. Хмель!
Поэтому вам не хватает электроэнергии? саркастически заметил пилот.
Абуладзе сложил ладони на животе:
Ну да. Ячмень дает два урожая в год. Солод получается божественный. Хмель Этомой секрет.
Геолог вздохнул.
Так вот что это за запах, Кутельский сделал глубокий вдох.
Пиво продаете? Моника с улыбкой посмотрела на пузико геолога.
Только туристам, Лев Саныч вздохнул еще раз, То, что остается. Идемте, я вас угощу!
Лев Саныч, но здесь придется навести порядок, Кутельский перевесился через перила и потрогал корпус гидроплана. Осмотрел кончики пальцев в поисках ржавчины, Флаер из-за этих бочек я не смогу выкатить.
Этокотлы, а не бочки.
А мое рабочее место где?
Геолог нетерпеливо ткнул в темноту под антресоль по другую сторону флаера:
Там и склад, и опреснитель, и генератор, и подъемник Я ничего не трогал после Юры.
Они вернулись в дом. Абуладзе извлек из холодильника бутыль из-под воды, наполовину заполненную янтарного цвета напитком, нацедил три стакана пива.
Один подал Монике, стоявшей у кухонного стола, второй отнес севшему на стул пилоту.
Как оно?
Девушка дождалась, пока Чарли оценит напиток. Лишь когда тот одобрительно крякнул, пригубила и, дождавшись, когда внимание мужчин сосредоточится на ней, эротично слизнула кончиком языка пену с верхней губы.
Кутельский допил стакан залпом, вскочил, наклонился за рюкзаком:
Моя комната где?
Справа, отозвался Лев Саныч.
По пути Чарли зацепился рюкзаком за стеллаж, внутри что-то звонко и нехорошо звякнуло.
Ой!
Испуганный Кутельский, не глядя ни на девушку, ни на геолога, быстро юркнул к себе в спальню.
Еще один загадочный клоун, вы давно знакомы-то? улыбнулся Абуладзе.
Не. Недавно. На корабле познакомились.
Моника покраснела, словно была в чем-то виновата, и отвернулась, собираясь уходить. Геолог проводил ее плотоядным взглядом.
Потом посмотрел на формулу, застывшую на мониторе.
«Так-так. Если эта формула неправильно описывает гравитационное поведение обеих Салактион, значит геологическая модель планеты неверная. И гибсоний я ищу не там, где следовало бы. М-да. И попка хороша. И веночек из ромашексамое то»
Глава вторая. Композитор
Вроде бы ничего особенного, но уснуть в первую ночь на новой планете способен только обладатель кожи слона и нервов, толщиной с канат.
Кутельский не имел ни того, ни другого. Наоборот.
Ворочаясь в своей постели, Чарли вспоминал о том, как его родители в один голос твердили, что у сына чересчур тонкая душевная организация.
«Очень может быть»
Но пилотом истребителя космического флота Кутельский стал вопреки желанию родителей.
«Хотя зачем себя обманывать? Я же видел свое досье. «Неуравновешен. В экстремальной ситуации теряется. В быту склонен к меланхолии. В бою на Эгаро проявил героизм. Награжден медалью за храбрость». Медальку в утешение дали и списали по ранению. Но я им еще покажу меланхолика!»
Чарли вздохнул, сел: «Нет, уже не уснуть».
Пилот оделся и направился в ангар. После тщательной инвентаризации он навел порядок среди инструментов и оборудования. Теперь все было отсортировано по размеру, отмыто, вычищено. Все, что можно было упаковать, Кутельский аккуратно обернул в пластик. Несколько раз пилот обошел стеллажи, запоминая, что где лежит. Кое-что подписал маркером. Окинул взглядом плоды своего труда. Идеальный порядок.
Затем настала очередь техобслуживания флаера. Геолог не ухаживал за аппаратом, и, оставшись без хозяина, гидроплан местами заржавел. Кутельского удивили турбовинтовые моторы в гондолах, хотя данная модель обязательно оснащалась стандартными плазменными двигателями. «Плазма» позволяла покидать пределы атмосферы. Кутельский прикинул, что можно добраться даже до Салактионы-2. Пара «родных» движков в оригинальных ящиках отыскалась в дальнем углу между цистернами, полными топлива. Всев заводской смазке.
«Разбудить Абуладзе, спросить, что за хрень?»
Вместо этого Чарли вооружился шлифовальным аппаратом. Уже счистив ржавчину, с опозданием понял, что жужжанием шлифмашины мог разбудить не только геолога, но и Монику.
Тут пилот испытал укол ревности: «Ей интереснее с этим старым козлом! Формулы, константы А я что? Простой пилот. То взлет, то посадка Анабиоз».
Кутельский укладывался спать в выделенной геологом комнате. Сон не шел, злость и ревность мешали отдаться в объятия Морфея, несмотря на усталость.
Чарли пошевелил раненой когда-то рукой. Она зажила и вызвать жалость у бесчувственной Моники никак не могла. «Ну вот, допрыгался. До любви через сочувствие».
За стеной спальни непрерывно и надоедливо журчало. Уходящая Салактиона-2 утягивала за собой лишнюю воду. «Какой тут к свиньям собачьим сон?! Чарли Кутельский вскочил с койки, ябоевой пилот, подумаешь, списан по ранению, теперь должен летать в этом медвежьем углу, да еще и на полставки, и на птичьих правах! Получался каламбур. Пилот на птичьих правах. Но на гражданке все так начинают. И приходится подчиняться непонятно кому. Все! Хватит! Выспался!»
Он извлек из рюкзака заветный сверток, выглянул в лабораторию. Абуладзе храпел так, что свет от непогашенного экрана дрожал. Чарли с неприязнью посмотрел на рыхлое брюхо геолога. «Накрылся бы он одеялом что ли? Для приличия. Какая тут гравитация? 87 процентов от земной стандартной? Значит, лишний вес без спортивных занятий скоро станет и моей проблемой! И Моники тоже».
Пилот распахнул дверь и обмер на пороге.
«Вот так рассвет! Кр-ра-со-ти-ща!»
Платформа плыла в розовом тумане. Как плот, на котором вместо флага на перилах сохли трусики Моники.
Чарли уселся на край и опустил ноги в облачную реку. Туман не позволил увидеть отлив. Густое марево струилось, свертывалось в немыслимые жгуты и создавало иллюзию безбрежной реки.
Кутельский принялся чертить кончиками пальцев узоры на туманной поверхности. Они тут же исчезали. Чарли увлекся этим занятием как мальчишка. Осмотрел пальцы в надежде увидеть следы, но руки остались чистыми. Туман как туман. Облака как облака.
Потом пилот застучал пальцами по розовому покрывалу, как по клавиатуре.
«О! Вот оно! Вдохновение было совсем рядом, О, Моника!»
Спите, зайчики, спите дальше, прошептал Чарли и извлек из свертка саксофон.
Музыкальный инструмент отливал розовым, как и все вокруг. Кутельский осмотрелся. Окружающий мир отличался только оттенками. Розовое небо, река розового тумана стала чуть ниже, даже металлическая решетка платформырозовая.
Чарли настраивал не просто саксофон, а вершину музыкальной электронной технологии. Инструмент сочетал в себе все виды звучания сакса от самых древних до новейших инструментов.
Пилот сунул в уши наушники, отключил на саксофоне звук, включил запись и сосредоточенно уставился на Хэнкессу. Именно эта ближайшая к Салактионе колонизированная планета отражала свет Гизы и окрашивала все вокруг в розовое.
«Теперь главноеочистить мозг от суетливой текучки и ждать Оно придет. Вдохновение обязательно придет», пилот робко дотронулся до клапанов и вдохнул в саксофон первый аккорд. Потом закрыл глаза и не увидел, и не услышал, как рассвет менял ландшафт вокруг. Даже сонный Абуладзе, грубо вторгшийся в чудное утро, чтобы помочиться с платформы, скептическим хрюканием не помешал Чарли.
Потом проснулась Моника, с любопытством обошла юношу, звука ее шагов Чарли тоже не слышал. Бесцеремонно уселась рядомникакой реакции. Тогда Моника выдернула из уха пилота один наушник, вставила себе, прислушалась.
Ух, ты!
Чарли посмотрел на девушку с благодарностью, но так, словно видел ее впервые. Моника была в футболке Абуладзе с длинными рукавами, надетой на голое тело.
И что ты пишешь? шепнула Моника, когда они снова встретились у кофейника. Она именно так и сказала не «сочиняешь», а «пишешь». При этом она вздохнула чуть глубже, чем нужно.
Симфонию, заговорщицки прошептал Чарли.
Он находился в таком творческом трансе, что призывно торчащих сосочков подружки даже не заметил.
Здорово!
«Зря она это сказала. Да еще таким тоном». Восхищение девушки показалось пилоту неискренним тем более, что Моника услышала не самый лучший вариант мелодии.
И Чарли Кутельский рассердился.
Я никогда не даю слушать свои работы, пока они мне самому не начнут нравиться, и, наткнувшись на сожаление во взгляде Моники, отзеркалил его: Обычно не даю
Лев Саныч Абуладзе вышел из душевой в свежей майке и влажных после «стирки-сушки» шортах, фыркнул, вытирая распаренное лицо:
Чарли, а вы этой дудкой серьезно увлекаетесь?
Кутельский задохнулся от гнева: «Назвать сакс дудочкой?» И сухо ответил:
Мне врачи прописали. Чтобы нервы в руке быстрее срастались. Но на исполнении должностных обязанностей это не скажется. Обещаю.
Чарли! Пишет! Симфонию!
Моника с восхищением посмотрела на пилота снизу вверх.
И?
Геолог уселся в кресло.
Что и? набычился Кутельский.
Толк-то есть? Лев Саныч забросил ногу на ногу.
Какой толк?
Положительный денежный поток Бабки, в общем и целом, капают?
Было сложно понять, завидует Абуладзе таланту Чарли Кутельского или просто издевается.
Вы считаете, что искусство существует только ради денег? Кутельский приготовился к длительной дискуссии.
Геолог пожал плечами, посмотрел на Монику, которая в этот момент наливала себе воду, и предположил:
Ради восторгов поклонниц?
Этобольшая форма, не могу сказать, вот окончу, будет видно.
А мне кажется, Лев Саныч прав, Моника поднесла стакан к губам и поверх него со смешинкой посмотрела на Кутельского, Зачем биться над симфонией начинающему композитору, если можно сочинить гениальный шедевр на шесть аккордов?
«Ей не понравилось», решил Чарли и взглянул на девушку глазами побитой собаки.
Геолог удивленно умолк и уставился на Монику.
Она повернулась лицом к Чарли и боком к Абуладзе. Грудь четко обозначилась под футболкой, а голос зазвенел колокольчиком:
Вот смотрите, кто-нибудь помнит авторов древних рождественских песенок? А ведь они принесли авторам состояния! И кормят их наследников до сих пор!
Вы хотите оставить от моей симфонии шесть аккордов? Кутельский чуть не заплакал, он даже перешел с Моникой на «вы».
Но пусть это будут шесть гениальных аккордов! Только представьте, что твоя мелодия будет играть при открытии миллионов лифтов по всей вселенной! Например
И приносить полпенни за тысячу проигрышей! Сможете купить Салактиону. Или даже обе, добавил геолог.
Кутельский недоверчиво посмотрел на Абуладзе, потом на Монику.
Что вы на меня так смотрите? Разве мы прилетели сюда не ради денег? разошелся геолог. Вот я честно признаюсь, чтобы все мои долги вернуть, я должен работать на «Гала-Гео» еще 478 лет! Если чуда не произойдет. А чудес в наши прагматичные времена, увы, не бывает. Салактионарай, но даже здесь я не чувствую себя свободным из-за долгов!
Чарли, а давай, я тебя зарегистрирую в облаке композиторов-любителей? Их музыку иногда покупают. И даже по чуть-чуть платят! смешинка из голоса Моники никуда не делась.
Кутельский обиженно пожал плечами и не ответил.
Ладно, Чарли, полетаем сегодня? Все позавтракали? Лев Саныч оттолкнулся обеими руками от подлокотников кресла и пружинисто встал.
Подошел к комплексу связи и взглянул на пустой экран входящих сообщений:
Моника, странно, но вас почему-то не хватились. Дела-а-а
* * *
Добиться полного слияния с техникой. Дождаться момента, когда начинаешь чувствовать себя частью гидроплана. Его деталью. Лишь после этого ты можешь называть себя пилотом и не опасаться того, что флаер тебя подведет.
Чарли Кутельский всегда ждал этого сладостного ощущение, которое приходило само по себе, и которое нельзя было вызвать по своему желанию.
Пока симбиоза не произошло, но он был уверен: еще немного и
Чарли крутанул штурвал, и легкий флаер, послушный пилоту, выполнил вираж.