Счет покинувших систему уже шел на миллионы. Координационный совет капитанов должен был пройти через считанные часы, принять установку общих навигационных планов. Предстояла коррекция этих планов с учетом будущего многолетнего полета, проверка жизнеобеспечения, определение порядка запуска каравелл и перевода пассажиров в карантин иньекцирования ампулами биосна, в ходе которого ковчеги будут раскачивать свои протонные драйверы, развивая скорость до шестой космической. Население ковчегов должно будет проснуться спустя месяц, и его ожидает восемнадцатилетнее выживание в условиях абсолютно безвестного космоса. Ничего более кардинального цивилизация им предложить не могла. Так выглядела в общих чертах схема Спасения, точнее, бегства.
Особенностью нынешней отправки было то, что ею лично занимался регент Королевского Двора Лобсанг Пуритрам, лично формировал команду капитанов, пилотов, навигаторов и особенно тщательно так называемой внутренней полиции каравелл, нисколько не интересуясь притом списками пассажиров.
Это обстоятельство, уже тогда, насторожило Суллу, но задавать вопросы серому кардиналу он не стал.
Капитан каравеллы «Веста» Натан Муркок получил кодированное системное сообщение в девять часов по корабельному времени. Чип вскрытия, согласно полученной инструкции, следовало носить при себе, вместе с личной пластиной.
Муркок не замедлил сделать все так, как предписывалось: снял цепочку с груди и вставил чип в гнездо капитанского кибертера. Простым обручам связи в таких случаях никто не доверял.
На экране высветился следующий письменный приказ: «Капитанам каравелл «Веста», «Митра», «Паллада»! Вам необходимо пройти срочный дополнительный карантин на терминале планетоида Чистилище. Сообщите о данном приказе начальникам внутренней полиции. На время прохождения карантина им передается полное командование. Поставьте в известность координационный совет капитанов о невозможности их вмешательства в данную спецоперацию».
Какого черта им надо? Что за дикий аврал накануне выхода из системы! Справедливости ради, Муркок назвал обручу личные коды вызова «Паллады» и «Митры».
Альберт! Приам! На связи «Веста». Вы тоже получили сообщение?
Все верно, ответил Альберт Карузо. Минута в минуту. Я проверил. Блок шел совершенно синхронно.
Ну и какие мысли вслух?
Мысли самые разные, Приам Пересвет был единодушен в своем недоумении с коллегами. Конечно, нас предупреждали о возможных коррективах, но я не вижу никакой логики в этом приказе. «Митра» совершенно стерилен. Вся микрофауна и флора если где и содержится, то только в желудках людей. Надеюсь, нас не заставят делать им поголовное промывание!
Могут заставить сделать всем и формалиновые клизмы, пошутил Муркок.
Ребята! Альберт Карузо прервал дискуссию. У меня на мостике мой начальник полиции. По-моему, они получили свои инструкции одновременно с нашими. Предлагаю завязать тему. Все же приказ Увидимся на Чистилище.
Капитан Муркок вовремя отключил обруч связи, потому что за пластиковой дверью его рубки уже так же, как и у Карузо, нарисовалась фигура начальника полиции каравеллы. Тот входил бесцеременно, по собственной инициативе.
Господин Мехди Гийяз! Натан Муркок оставался в кресле. Какая неожиданность! Последний раз мы виделись вчера, вы явно балуете своего капитана вниманием!
Капитан Муркок. Голос начальника, его вид и совершенно холодные глаза говорили о многом. Вы только что получили системное сообщение, извольте не валять дурака и подчиняться!
Ну, разумеется, разумеется, господин Гийяз! Что я должен сделать?
То, что сказано! На время проведения спецоперации по дополнительному карантину вы займете место в пилотском отсеке.
Позвольте мне хотя бы предупредить координационный совет о том, что «Веста» временно выбывает из каравана.
Не утруждайтесь, отчеканил Мехди Гийяз, взявшись за спинку капитанского кресла, это могу сделать и я
Муркок почувствовал, как он остро ненавидит этого человека. Неужели им предстоит провести еще два десятка лет бок о бок в одной страшненькой «космической тюрьме», будь она даже Ковчегом Спасения?!
Мехди Гийяз и вся внутренняя полиция носит личное оружие, не снимая его, каждый день. Каждый день они совершают обход каравеллы, проверяют грузовые отсеки, лезут во все дыры Они сведут с ума кого угодно! И, кроме того, они могут сменить власть в любой день, если, не дай Бог, где-нибудь в памяти бортового кибертера заложена бомба спецраспоряжения!
Натан Муркок молча поднялся с кресла и вышел в коридор. Все дурные предчувствия начали сбываться уже через полчаса.
В пилотский отсек вошло шестеро вооруженных жандармов. Голос Мехди Гийяза приказал по громкой связи:
Пилотам и навигаторам «Весты» взять курс на терминалы планетоида Чистилище. Вести визуальный и радиоконтроль. На время проведения спецкарантина оставаться на своих местах. Покидать рубку только с разрешения и в сопровождении офицеров корабельной полиции.
Пилоты «Весты» вопросительно переглянулись. Присутствие капитана в отсеке и жандармов выглядело как взятие под стражу.
Ребята, не волнуйтесь, успокоил пилотов Муркок. У нас отрабатываются новые правила карантинной безопасности. Сами понимаете, это временная мера. Можно сказать, боевые учения. Давайте работать (продолжение следует)
Фрагмент третий
Мануситха предложил ему некоторое время пожить со своим собственным лицом. Увы, такую роскошь позволить себе Гильгамеш пока не мог. Да и потом, зачем отказываться от гениальной возможности менять свою внешность даже просто по любой прихоти, не говоря о тех случаях, когда этого требовали обстоятельства.
Отправляться в свой загородный дом после посещения Академии было бы еще большей глупостью, чем разгуливать с лицом регента. Поэтому, воспользовавшись помощью великих взломщиков сетей, секретарей Суллы, Гильгамеш затребовал данные по всем знаменитым разбойникам последнего десятилетия, людей, о которых слагали легенды уже даже не простые обыватели, но сами секретные службы всех миров системы.
По самому удивительному совпадению, личностью, привлекшей внимание Гильгамеша, оказался не кто иной, как легендарный авантюрист свободного космоса Цезарь Шантеклер. Послужной список этого «древоточца» космоса поражал своими выходками и масштабами, а уж лицо героя всегда производило на королевского шута неизгладимое впечатление, особенно его мощный лоб мудреца, развитые скулы, химерический нос-клюв и закрученные, перевитые в спирали усы.
Записав голографическую копию своего потенциального оригинал-субьекта, Гильгамеш примерил на себе новое лицо: получалось не так уж внушительно, но весьма достоверно. Можно было бы, конечно, усилить какой-нибудь элемент этого природного уникума до комизма, но сейчас перед Гильгамешем стояли другие задачи.
И Гильгамеш, разумеется, не был бы самим собой, если бы не рассчитывал в глубине души, что таким способом, с одной стороны, откроет себе дорогу ко второй луне Пестрой Мары, а с другойпривлечет внимание самого Шантеклера, возможно, даже заручится его снисхождением и поддержкой. Уже давно ходили неподтвержденные слухи, что Цезарь Шантеклер построил целый летающий остров, вывел его на какую-то ускользающую гелиоцентрическую орбиту, жил на нем в окружении женщин-сирен Поющей Нимфы, гениев-инженеров Пестрой Мары и что даже без вести пропавший звездный архитектор Королевского Двора Рамзес Имраэль ходит у него в приближенных.
Рассказывали также, что Шантеклерединственный производитель всех видов наркотиков в системе, их поставщик и адепт, что он не достижим ни для каких разведывательных кораблей и окружен защитным полем, совершенно не сравнимым с «эффектом тени», и, тем не менее, замечалось, что этот человек периодически появляется на государственных приемах, пьет вино с дипломатами, дает интервью, время от времени выпускает какой-нибудь залихватский рекламный ролик со своим непременным участием. Наглость и вседозволенностьего лучшие «друзья», безнаказанность и неуязвимостьего любимые «подруги», а зависть и суеверияего верные «бухгалтеры».
Гильгамеш полагал, что примерить на себя такой авторитет означало бы для него повышение всех ставок на два порядка, не говоря уж о личном статусе. Гильгамеш все-таки был честолюбив. Но для начала требовалось постучаться в другие двери, не лучшие из всех возможных, но для него пока единственные. И самый правильный способ не привлекать вниманиесостоял в противоположном.
Гильгамеш отправил открытое системное сообщение Рыжему Гаргантюа, чем, конечно, озадачил его до невероятия: «Дорогой друг, я давно наслышан о вашем образцовом подземном городе, собравшем всех самых достойных представителей нашего обреченного рода. Спешу к вам на смотрины. Цезарь Шанетеклер».
Душевный мир невозмутимого Гаргантюа перевернулся. Он принялся наводить «образцовый» порядок в своем образцовом притоне. Открыл все доходные заведения, запустил все трамвайчики, увеличил подачу воды в жилые районы, навел лоск на улицах, запретил драки в барах и дуэли в переулках, переодел своих доморощенных фараонов в гражданскую одежду. Город-притон заблестел чистотой и укротил пагубные нравы за обещание их «распустить», ежели население согласится потерпеть пристойную жизнь хотя бы две недели.
В один прекрасный день Цезарь Шантеклер пришвартовал свою яхту-одиночку на празднично украшенном терминале. Традиционный пир в консульстве прошел со всем великолепием и помпой, на какие только мог замахнуться изощренный бургомистр.
Цезарь Шантеклер оказался очень забавным человеком с отличным чувством юмора, в котором, собственно, почти никто ничего не понял, кроме пресловутой, хотя и потерявшей актуальность в глазах Гаргантюа компании: новоиспеченного проповедника Дамиана Гомера, его друзей Дария Скилура, Терцинии Вальехо, Одиссея-Киклопа, его сына Гулливера-Черепка и «осевшего» в притоне утильщика мэтра Флориана.
Цезарь Шантеклер очень заинтересовался этой оригинальной компанией и изъявил желание устроиться на несколько дней в ту же гостиницу, где господа расквартировались. Бургомистр не возражал, но на всякий случай велел своим агентам вести тщательное наблюдение за всей семеркой, окончательно не сняв подозрения ни с кого.
Уже через несколько часов после пира и отдыха Цезарь Шантеклер встретился в своих апартаментах с компанией избранников. Гильгамеш решил, что откроет свое «истинное лицо» и постарается приобрести в их лице так необходимую ему поддержку. Конечно, и в этом поступке был риск, но действовать в одиночку здесь, в притоне самых отъявленных авантюристов, изгоев и пиратов, тем более было рискованно.
Цезарь Шантеклер объяснился кратко:
Я не тот, за кого себя выдал. Я Гильгамеш, шут Королевского Двора. Мало кто знает, что также ученый-нейрохимик, один из подпольщиков, отказавшихся принять Великий Приговор. Работа, которой я занимался, привела меня к успеху: я открыл величайший психотропный препарат. Он перевернет представления человека о его возможностях и восприятии времени. Мне нужно завершить мои исследования Много лет назад здесь, на Второй Луне Пестрой Мары, была создана тайная лаборатория, доступ к которой знали единицы. Я вырвался из лап Лобсанга Пуритрама и бежал сюда, выдав себя за одиозного Цезаря Шантеклера, приняв его внешность, благодаря своей уникальной маске, которую весьма трудно отличить от живого лица Сулла Мануситха вручил мне перстень-ключ от подземной лаборатории. Если мы объединимся с вами, то сможем возродить надежду для всего нашего несчастного человечества. Согласны ли вы объединиться со мной и помочь мне открыть тайную лабораторию?
Ответ Гомера был таков:
Ваше искусство перевоплощения достойно аплодисментов, и все мои друзья согласятся с этим. Мы согласны участвовать в открытии лаборатории, но вы неправы, если думаете, что в нашем пока еще не устоявшемся союзе полное взаимопонимание Мы достаточно разные люди, и каждый имеет свой план действий. Я предлагаю вам партнерство, уважаемый Гильгамеш. Я также предлагаю посвятить в наши планы бургомистра Гаргантюа и все население города-притона. Эти отчаянные головы, эти изгои со всех планет, пираты, проститутки, воры и мошенникивот настоящий союз тех, кто будет возвращать надежду несчастному, как вы сказали, человечеству. И какому сценарию при этом суждено сбыться, мы с вами увидим, не так ли, господин нейрохимик?.. Но, скорей всего, нам предстоит стать свидетелями сценария господа Бога и никого другого
Вы верите в Бога, господин Гомер? Не назовете ли его имя?
Его имя между вашим и моим. Между мной и Дарием Скилуром, между вами и мэтром Флорианом, между Одиссеем-Киклопом и Терцинией Его имя, как и его место, всегда между нами, так я думаю.
Вот, значит, какой вы путь избралипроповедь
Не только проповедь.
Знаете, когда я был шутом и развлекал всю элиту Королевского Двора, я был неприкосновенной персоной. Я мог передразнивать любого сановника, мог говорить все что я думаю и не думать о последствиях За проповедь придется отвечать, господин Гомер!
Если, как я уже сказал, понимать, что Бог между нами, я буду готов отвечать за каждую изреченную мысль!
В таком случае мне нравится ваша проповедь, господин Гомер. Она мне по душе. Остается только донести ее до всего остального человечества. Другого пути ведь нет?
На этот последний вопрос Гильгамеша Гомер не ответил. Ответ содержался в вопросе.
Любопытным итогом этой встречи явилось то, что спустя примерно полчаса в дверь апартаментов Лжецезаря Шантеклера постучался и вошел никем не званный бургомистр города-притона. Лицо Рыжего Гаргантюа сияло восторгом и облегчением. Он, естественно, подслушивал разговор, не мог отказать себе в традиционном удовольствии. Уж так повелось. А иначе как бы тогда осуществилась его заветная мечта. Он был счастлив от того, что знает, что кто-то знает о нахождении в притоне тайной лаборатории, и теперь он сам и его благословенный подземный город в распоряжении таких великих вдохновенных людей
На следующий день в одной из заброшенных шахт города Гильгамеш с помощью перстня-ключа, подаренного ему Суллой Мануситхой, отодвинул целую скалу, открыв въезд в туннель, ведущий в тайную лабораторию. Лаборатория, кроме прочего, имела свой собственный лифтовой терминал выхода на поверхность спутника Пестрой Мары в восьми километрах от таких же терминалов притона.
***
Конструкторы кораблей типа тяжелой каравеллы, настоящих межзвездных ковчегов, рассчитали все возможные ситуации для своих гениальных детищ, все, кроме одной: звездолеты не рассчитывались на прямое приземление на какой-либо гипотетической планете, вернее говоря, такое приземление если бы и осуществилось, то только единственный раз, поскольку мощности автономных антигравов хватило бы только на один этот раз.
Протонные двигатели, даже если бы теоретически и сохранили свой резерв через восемнадцать-двадцать лет разгона, полета и торможения, уже не смогли бы поднять ковчеги с поверхности планеты.
Предполагалось, что звездолеты не будут входить в плотные слои атмосферы, подвергая неоправданному риску людей, зато их орбитальная парковка и отдельные посадочные модулиоптимальная и экономичная идея. Кроме того, эта идея целиком оправдывалась в том случае, если требовалась разведка.
Не исключением в этом ряду были и планетоидыспутники планет-гигантов. Терминалы Чистилища представляли собой нечто иноестыковочные шлюзы небольшого космопорта, куда прибывали пассажиры с других миров системы.
Теократы, как известно, жили на частично терраформированных планетоидах весьма замкнутыми сообществами и очень редко покидали свои храмы, монастыри, свои «возделанные поля»многоярусные гидропонные оранжереи, где выращивали хлеб насущный, каждый на свой вкус и манер.
Теократов побаивались, возможно, потому, что о них мало кто-либо что-либо знал. Мало знали о том, каким богам они молятся, какие обеты соблюдают, какую развивают философию. Религиозные вопросы давно были сняты с арены социальной жизни в мирах системы, миссионеры выродились.
В один прекрасный момент свободы стало так много и всех видов, что никому не приходило в голову связывать ее религиозными рамками. И лишь те, кто считал, что мир всегда нуждается в таких рамках, объединялись в теократические союзы, а те своим местом пребывания выбрали планетоиды Громоподобной Наковальни.