Здесь, один на один, я с ним справлюсь. А кто знает, как он будет вести себя в компании?
Надо сдержать его во что бы то ни стало.
Послушай, Кост, мне приходилось ездить и на самых лучших, и на самых отбойных. Я знаю, кого смогу удержать, а кого нет. Если Орлик вздумает меня понести, я с ним ничего не смогу поделать.
Мы его отлично выездили.
Конечно, но если я хоть что-нибудь понимаю в скачках, то он взбесится, как только лошади начнут его поджимать. Кроме того, любой лошадник с первого взгляда поймет, что он за птица. Они сообразят, что мы темним.
Мы стояли у паддока, огороженного сосновой загородкой, и я обернулся, чтобы взглянуть на Рыжего Орлика. Вам приходилось видеть гепарда? Это такая кошка. Она бегает быстрее всех на земле. У гепарда длинные ноги и туловище, и он движется с мягкой грациейпока не бросится бежать. Тогда он летит стрелойдаже лап не разглядеть. Рыжий Орлик был скорее похож на гепарда весом в тысячу двести фунтов, чем на обычную лошадь, и в движении это сходство еще больше бросалось в глаза.
Как-никак это скаковая лошадь, сказал я. И если он не будет участвовать в скачках, что нам с ним делать?
Будет он участвовать в скачках, проговорил Бен. Только теперь все переменится.
Это оказалось чистейшей воды пророчеством.
Вначале мы решили записать Орлика где-нибудь на одном из западных ипподромов. Пришлось заложить ранчо, чтобы раздобыть денег на вступительный взнос, но мы записали его в скачки заблаговременно. За два дня до скачек погрузили его в попоне в закрытую машину и переправили в денник так ловко, что никто не успел его разглядеть. Работали с ним на рассвете, когда остальные жокеи еще не выезжали на круг.
На этом ипподроме многие заводчики испытывали своих двухлеток. И первым, кого я увидел в день скачек, был Крупвелл. Чувствовалось, что он слегка заинтересован, значит, пронюхал, что мы записали лошадь. Крупвелл окинул взглядом мои потрепанные джинсы и всю мою тощую фигуру:
Как ты поживал эти годы, Костелло? Похоже, что тебе приходилось частенько поститься.
С завтрашнего дня все пойдет по-другому, сказал я ему.
Ты имеешь в виду жеребенка, которого вы записали? Уж не тот ли, которого ты выиграл у меня на пари?
Тот самый.
Я прочел, что Бен скачет на нем. Наверное, ему пришлось сбросить вес?
Нет, не пришлось.
Не хотите же вы заставить двухлетку нести в первой скачке сто двадцать восемь фунтов?
Он к Бену привык, заметил я небрежно.
Костелло, я знаю, вы заложили ранчо, чтобы заплатить вступительный взнос. Он внимательно смотрел мне в глаза. Инстинкт игрока подсказывал ему, что здесь что-то кроется. Покажи-ка мне жеребенка.
Посмотрите, когда приведем седлать, сказал я и ушел.
Такую лошадь нельзя незаметно привести в паддок. Люди, всю жизнь посвятившие скачкам, знают, что дает лошади резвость, мах, выносливость. Не надо быть экспертом, чтобы понять, что за лошадь Рыжий Орлик. Когда мы сняли с него попону, вокруг нас мгновенно заклубилась толпа лошадников, а мы седлали Рыжего Орлика.
Карвейлерс, красивый седоголовый джентльмен с Юга, подозвал меня:
Костелло, это жеребенок от Лети Вперед?
На его документахваша подпись.
Я вам дам пятьдесят тысяч долларов за его мать.
Ее уже нет, сказал я. Она пала через две недели после того, как мы отлучили этого жеребенка.
Назначьте цену за жеребенка, сказал он не раздумывая.
Не продается, ответил я.
Поговорим позже, сказал он и пошел к кассам тотализатора. Вся толпа хлынула за ним. Я видел нескольких конюхов, которые пытались перехватить деньжат у приятелей и поставить их на Рыжего Орликанесмотря на то, что ему придется нести лишний вес. К тому времени, как кассы закрылись, наш жеребенок был фаворитом, а ведь никто еще не видел, каков он в скачке
Повезло нам, что нечего ставить, сказал Бен, когда я подкинул его в седло. При таких ставках едва ли выдадут десять центов на доллар.
Ставки привлекли к Рыжему Орлику внимание всех зрителей. Когда лошади проходили перед трибунами, раздались аплодисменты. Он был абсолютно не похож на восемь остальных лошадей. Шагал, слегка потряхивая головой, и из-за длинных задних ног казалось, что он спускается с горки. Орлик делал один шаг, когда остальным жеманным двухлеткам приходилось делать три.
Я отошел подальше от трибун, и когда Бен проезжал мимостарт на тысячу двести метров давался на дальней стороне дорожки, заметил, что Рыжий Орлик смотрит на других лошадей с любопытством, то и дело перекладывая уши. Я взглянул на Бена. Он был бледен.
Ну как он? крикнул я.
Бен взглянул на меня искоса:
Он какой-то другой.
Другой? рассердился я. Как это?
Я сам знаю не больше твоего! обернувшись через плечо, крикнул Бен.
Орлик прошествовал на свое место в стартовом боксе и занял доставшееся ему по жребию местокрайним с поля, чин чином, как мы и учили. Но когда убрали решетку, рывок участвующих со старта вспугнул его. Он вылетел на бровку и отбросил остальных лошадей на пять корпусов на первой же сотне метров. Трибуны ахнулитолпа была потрясена.
Господи, удержи его! услышал я собственный голос.
В бинокль мне было видно, что жокеи, не участвующие в скачке, не сводят глаз с рыжего жеребенка, несущегося впереди. Двухлетки частенько подхватывают со старта, но такой лошади, чтобы ушла на пять корпусов раньше, чем через две сотни метров, еще не бывало. Я видел, что Бен мягко придерживает Орлика, и к первому повороту он опережал других лошадей всего на корпус.
Но ни одной лошади не удалось подойти ближе, чем на корпус. На повороте двое жокеев попытались достать Орлика, и все поле быстро разделилось на группки: трое, двое и пара одиночек. Я отлично видел, как две лошади позади Орлика прибавили ходу. Но Орлик ушел еще на три корпуса перед самым выходом на прямую, и было видно, как Бен борется с ним. Та пара, что шла следом, уже выдохлась, и остальные поравнялись с ней на последней прямой. Орлик словно почуял азарт борьбы, и ритм его движений изменился, как будто у гоночного автомобиля до отказа выжали акселератор. Он вырвался на прямую, с каждым скачком выигрывая по полкорпуса.
Орлик пересек линию финиша, опережая вторую лошадь на сто метров, и продолжал мчаться вперед. Бену пришлось проехать еще один круг, прежде чем Орлик понял, что позади нет уже ни одной лошади. А к тому времени, когда Бен шагом въехал в паддок для призеров, Орлик дышал легко и ровно. Шерсть у него была только чуть влажная, видимо, даже не успел вспотеть.
Первое, что бросилось мне в глаза, это виноватое лицо Бена.
Я старался его придержать, сказал он. Но когда до него дошло, что кто-то хочет его обойти, он разозлился как черт да и позабыл, что я на нем сижу.
Из громкоговорителя вырвались сбивчивые, восторженные поздравления: "Да, мировой рекорд на тысячу двести метров побит. И не только побит, леди и джентльмены: улучшен на пять секунд! Нет-нет, выигрыш пока неофициальный. Дежурные ветеринары должны обследовать лошадь. Прошу оставаться на своих местах".
Оставаться на местахчерта с два! Нельзя было оставаться спокойным после того, что довелось увидеть этим людям. Всем до одногомужчинам, женщинам и детямхотелось взглянуть поближе на чудо-лошадь. У меня самого слезы навернулись на глаза, когда Орлик летел к финишу.
Конец дня вспоминается мне как-то отрывочно и путано. Сначала ветеринары заглядывали Орлику в зубы, ворошили его документы, выясняли дату рождения, а под конец сверили клеймо, наколотое у него на губе, чтобы удостовериться, что он и вправду двухлетка. Затем они убедились, что Орлик не получал допинга. Кроме того, его размеры оказались настолько невообразимыми, что доктора не на шутку встревожились: может, это животное и не лошадь вовсе? Они отправились посоветоваться с судейской коллегией.
Кто-то стал шуметь, чтобы Орлика не допускали к скачкам. Карвейлерс напомнил, что бумаги у жеребенка в полном порядке, он происходит от его собственного жеребца и, как чистокровная лошадь с отличной родословной, не может быть никоим образом снят с участия в соревнованиях.
Да ведь если эту лошадь допускать к скачкам, кто станет с ней соревноваться?! крикнул один ипподромный служащий.
Крупвелл восседал за длинным столом, как и большинство владельцев конюшен.
Джентльмены, произнес он вкрадчиво. А почему вы забываете о гандикапере?
В гандикапе каждой лошади назначается вес, который она должна нести. Известно, что хороший гандикапер может добиться, чтобы все лошади пришли голова в голову только за счет того, что более резвым лошадям назначит больший вес.
Но Крупвелл кое о чем позабыл: ведь в гандикапах участвуют только лошади постарше.
Я вскочил.
Вам известно, что двухлетки обычно не гандикапируются, сказал я.
Верно, ответил Крупвелл. Двухлетки обычно скачут под заявленным весом. Но это правило растяжимое, его можно подогнать к конкретным условиям. Теперь условия изменились, значит, и вес может меняться.
Карвейлерс сердито нахмурился:
Рыжий Орлик и так нес сто двадцать восемь фунтов, а остальныепо сто четыре. Чтобы сравнять его с другими лошадьми, вам придется навалить на него такой груз, под которым он может сломаться.
Крупвелл пожал плечами:
Очень жаль, но ничего не поделаешь. Мы должны думать о процветании скачек. Вы знаете, что скачки живут только тотализатором. А в любой скачке, где будет заявлена эта лошадь, ставить против нее никто не будет.
Карвейлерс встал.
Джентльмены, сказал он, и в самом тоне его крылось оскорбление. Я всю жизнь занимаюсь коневодством и скачками. И всю свою жизнь я твердо верил, что скаковые испытания существуют для того, чтобы улучшать породу, а не для того, чтобы губить лучших лошадей. Он обернулся к нам с Беном:Если не возражаете, я хотел бы побеседовать с вами.
Мы с Беном выкупили закладную, которая обеспечила нам вступительный взнос, приобрели себе костюмы поприличнее и отправились в отель, где остановился Карвейлерс.
Здравствуй, Бен, рад тебя видеть, сказал он. Костелло, должен просить у вас прощенья. Наши мнения о кровном коннозаводстве никогда не сходились. Теперь вы доказали, что я ошибался.
Вы ошибались, согласился я. Да только Рыжий Орликне доказательство. Таким он появился на свет вовсе не из-за родословной.
Вы считаете, что он мутантнечто совершенно неожиданное?
Абсолютно.
Как вы думаете, какой вес он может нести, чтобы оставаться на первом месте?
Я обернулся к Бену, и тот ответил:
Он выиграет под любым весом. В лепешку расшибется, а придет первым.
Очень, очень жаль, что вы его не сдержали, сказал Карвейлерс. Сила господня, пять секунд с рекорда сбросить! И не обольщайтесьони будут нагружать его до тех пор, пока связки и суставы не сдадут окончательно. И все же вы собираетесь заявлять его на следующие скачки?
А что же нам еще делать?
Гм. Да. Ну что же, может быть, вы и правы. Но если они его сломают, у меня будет к вам одно предложение.
Мы поблагодарили и откланялись.
Вместе с Беном я тщательно обдумал план действий.
Придется тренировать его в компании, сказал Бен. Если мне удастся приучить его к тому, что другие лошади висят у него на хвосте, я уж с ним справлюсь.
На остатки нашего первого выигрыша мы купили пару приличных лошадок и наняли у соседей двух мальчиков конюхов. На холмах вокруг нашего тренировочного круга стали возникать люди с биноклями. Мы работали с Орликом полегоньку, так что парни с биноклями ничего особенного не могли увидеть.
Весь ипподромный мир сошел с ума оттого, что Орлик понаделал с мировыми рекордами. Но время шло, типы с биноклями распускали слухи, что дома у него под ногами дорожка не горит, репортеры принялись намекать, что, конечно, результат выдающийся, но вот сумеет ли он повторить его?
Этого-то мы и добивались. Потом записали Орлика на следующую скачкутысячу семьсот метров.
Это была скачка для двухлеток, с крупными призами. Мы не заявляли Орлика до последней минуты. Но, несмотря на это, новости просочилисьна ипподроме было рекордное количество зрителей и почти никаких ставок. Публика не отваживалась ставить против Орлика, хотя он скакал раньше всего на тысячу двести метров и никто не был уверен, что он покажет себя таким же резвым и на этой дистанции. А так как взаимные пари насчитывались единицами, владельцы ипподрома отнеслись к нам очень недружелюбно.
Делай что хочешь, сказал я Бену, но только придержи его на старте!
Придержу, если сумею.
Теперь Рыжий Орлик уже привык к компании и мог принять старт совершенно спокойно. Когда убрали решетку, Бен подобрал повод, и лучшие двухлетки года успели выиграть у Орлика целый корпус, прежде чем он понял, что его провели. Когда Орлик увидел лошадей впереди, то просто взбесился. Он обошел их далеким полем и догнал еще до того, как они поравнялись с трибунами. На первом повороте он был впереди на пять корпусов. На дальней прямой еще наддал, и толпа на трибунах взревела от восторга. Выйдя на финишную прямую, он пошел во весь мах. Линию финиша Орлик пересек, когда следующая за ним лошадь была еще за поворотом. Ноги у меня подломились, я сел и заплакал. Он срезал десять секунд с мирового рекорда на тысячу семьсот метров.
Но с концом скачки безумие не улеглось. По всему миру заголовки на первых страницах газет вопили: "Новая чудо-лошадь перевернула весь ипподромный мир вверх ногами!" Но это выглядело как-то бледновато по сравнению с действительностью.
В следующей скачке, сказал я Бену, они навалят на него два мешка с овсом и стог сена.
Бен задумчиво глядел вдаль.
Ты представить себе не можешь, что это такоекогда под тобой вся эта силища, а остальные лошади проносятся мимо тебя назадфьюить, и нету их. Знаешь что, Кост? Ведь он еще ни разу не выкладывался до конца.
Порядок, язвительно заметил я. Мы выпустим его против "мерседесов" и "ягуаров".
Да, они-таки его нагрузили. Гандикапер назначил сто тридцать семь фунтов. Это был неслыханный вес для двухлетки, но я ожидал худшего.
Дома мы работали с ним потихоньку с нагрузкой в сто тридцать семь фунтов. Он будто бы и не замечал этого веса. В первый же раз, как только Бен дал ему волю, он побил свой собственный рекорд. Я следил за его ногами, но ни разу у него не было ни отека, ни повышенной температуры в области суставов.
Мы заявили его на следующую скачку. Перед состязаниями два дня лил дождь, и дорожка превратилась в грязное месиво. Многие думали, что "летучая лошадь", как его теперь называли, не сможет в таких условиях повторить свой потрясающий галоп.
Как ты считаешь? спросил я у Бена. По грязи ему скакать еще не приходилось.
Черт побери, Кост, да этот жеребенок вообще не замечает, что у него под ногами! Он только чует, что сзади кто-то старается его обойти, и летит вперед, как ракета.
Бен был прав. Когда дали старт, Рыжий Орлик выстрелил вперед, как арбузное семечко, сжатое пальцами. Мгновенно окатив всю компанию грязью, он играючи оставил их позади, а на прямую вышел в полном одиночестве.
На последующих скачках выяснились три обстоятельства. Во-первых, у гандикапера не было такой мерки, чтобы вычислить вес, который должен нести Рыжий Орлик. Ему назначили сто сорок, потом сто сорок два, сто сорок пять фунтов, но Орлик по-прежнему выходил на финишную прямую один. Второе обстоятельство выяснилось после того, как Орлик выиграл под весом сто сорок пять фунтов. Следующую скачку он начал в одиночестве. Никто не хотел с ним состязаться. И в-третьих, Орлик всегда собирал самую многочисленную зрительскую аудиторию во всей истории скачек.
В этом сезоне оставались два крупных состязания. Они проводились через день, а между ипподромами было расстояние в тысячу миль. Судейские коллегии на обоих ипподромах не знали, что делать. Та скачка, на которую будет записан Рыжий Орлик, соберет самое большое число зрителей, но дохода не принесетвсе как один поставят последние доллары на Орлика, а ведь касса обязана выплачивать по десять центов на доллар. Устроители решили последовать известному афоризму: "Можно остановить даже товарный поезд, если нагрузить его как следует". Рыжий Орлик должен был нести неслыханный дотоле вессто семьдесят фунтов. Этим они надеялись привлечь побольше участников в скачке да к тому же подзаработать на Орликетрибуны будут ломиться от публики.