Ну, Назарыч, не ожидал, сказал Аким. Быть тебе в должности паромщика! И гостиницу твою поможем содержать. Это точно. Если б ее тут не было, следовало выдумать. Поможем.
Я ж не из-за этого
Знаю. И тем не менее
Конечно, Аким знал, что по всей Сибири и особо на Севере то на половинке, то на четверти пути от чего-то до чего-то стоят вот такиеа есть и много хужеизбы с добровольными сторожами-блюстителями. Такой должности не существует ни в одном штатном расписании. Исполняют ее старики, которым не под силу сделалась охота, но без людей, без дела жить они не могут и не хотят. Бескорыстное и страстное служениепотребность их души.
У Назарыча еще достало сил за лето по бревнышку собрать избу. Впрочем, не без добрых людейредких проезжающих мимо, умаявшихся шоферов. Он благодарил их отменной заваркой.
Трактористы уже отужинали и чаевали, когда в избу пришли Жихарев и двое бульдозеристов, промерзшие, с осунувшимися лицами.
По тому, что парни не хотели раздеваться, пока не согреются, Назарыч догадался: люди они на Севере недавние. Но Аким, конечно, настоял на своем.
Ты, двоюродный племяш, меня здесь слушайся! похохатывал он, стаскивая с долговязого Лазарева полушубок. Раздевайтесь до бельятотчас тепло будет. Н ты, Сашка, не отставай. А еще солдаты! Чего ж холод под одежкой хранить?
После четвертой кружки чая Жихарев оглядел парней, на которых под полушубками оказались только хлопчатобумажные солдатские гимнастерки, и спросил:
Сдурели?
Не заработали еще на одежку.
Больше недели на дорогу не дам, жестко сказал Жихарев. Как раз за это время настил на реке наморозим.
Парни в гимнастерках переглянулись, отерли пот со лбов, утерли распаявшиеся в тепле носы.
И не проситебольше не дам. Не загорать сюда приехали! разгорячился Аким.
Вот-вот, закивал Сашка, такой же коротышка, как и Жихарев.
Три дняи дорога будет, трубно высморкавшись, сказал Лазарев.
Чего?! не сдержался румяный тракторист в свитере крупной домашней вязки. Не трави.
Трофим сказалтри дня, подтвердил Сашка Попов. Значит, три.
Аким налил себе еще чаю в кружку:
Послушай, паря, Север трепачей не любит. Ты хоть прикинул, сколько и какой земли передвинуть надо, отутюжить? А? Однако, поди, нет, Лазарев. Это ж месячная норма.
В армии норм нет, сказал большеглазый Лазарев.
Братва, заторопился румяный тракторист, отвечаем ящиком спиртане вытянут солдаты.
Ха! воскликнул Сашка. Пейте сами. Нам без надобности.
Горючее нам без надобности, а вот парой свитеров ответьте, сказал Лазарев.
Свитерычепуха! рассердился Аким. Попову я свой из запаса дам, а для тебя, Лазарев, у ребят найдется. Кто ж к вам под полушубки заглядывал
Свитер найдется, поддакнул тракторист-торопыга. Только вы чем ответите, пехота?
Горючим на праздники, подмигнул Сашка. Чтоб твоя морская душа распустилась, как масло на горячей сковородке.
Аким нахмурился:
Не зарывайтесь, ребята. Здесь Север.
Дядя Аким, и мы не в тропиках служилив Забайкалье.
Вещи разные протянул Жихарев.
Будто мы не служили, обиделся вдруг тракторист-торопыга, передавая Трофиму плотной вязки свитер подводника. Флотэто, брат, флот, а не пехота.
Я не об этом говорю, Филипп, пожал плечами Лазарев. А за свитер спасибо.
Поглядим, как пойдет дело, сказал Жихарев. Теперьспать.
На другой день трактористы рубили лес для стлани на льду. Река хотя и замерзла, но слабо. Естественный ледяной мост не выдержал бы многотонную махину уникального грохота. Лазарев и Попов трудились над выравниванием спуска словно одержимые. Назарыч носил им к бульдозерам чан и разогретые консервы, и ели они, не вылезая из кабин.
К полуночи треть спуска была отутюжена. Аким сам проверял дорогу и остался доволен. А в шесть утра бульдозеристы снова сели в кабины. Лазарев хотел побриться, но Жихарев запретил:
Обморозишь лицо.
Непривычно небритым. Чувствуешь себя плохо.
Привыкай. ЭтоСевер.
Ладно. Попробую, пробурчал Лазарев. «Север, Север»
В полдень, когда начали укладывать стлань, Трофим неожиданно остановил бульдозер и спустился к Жихареву, на реку. За нимСашка.
Дядя Аким, сказал Лазарев, почему вы бревнышко к бревнышку подгоняете?
Чего тебе?
Трофим повторил вопрос.
Испокон веков четырехнакатная стлань так делается, недовольно ответил Жихарев. Что еще?
Если бревна укладывать по-другому, то и трехнакатная стлань выдержит.
Точно, поддержал друга Сашка.
Занимайтесь своим делом, раздраженно сказал Жихарев.
Вы выслушайте, дядя Аким.
Какой я тебе, к черту, дядя!
Сашка улыбнулся во весь рот:
Соскучились мы по «гражданке», дядя Аким. А трехнакатную стлань нас капитан Чекрыгин научил класть. На маневрах это было. Ей-ей! Точно. Вот Трошка подтвердит. И Попов искреннейшим образом захлопал белесыми пушистыми ресницами.
Лазарев вытаращил и без того крупные глаза, но Сашку, видать, понесло:
Мы за три дня такую стлань сделализакачаешься! Она выдерживала пять бронетранспортеров сразу. И три танка еще. А эту игрушку запросто выдержит! Попов мотнул головой в сторону грохота, высившегося на горбе берега.
Ты дело говори, чуток подобрел Жихарев. Чего болтать-то. На рынке, что ли, товар расхваливаешь? Рекламу даешь? Цену набиваешь?
Смущенный Лазарев переминался с ноги на ногу. Назарычу показалось, что рассказ о сверхпрочной стлани, которую солдаты наводили под руководством капитана Чекрыгина, выдуман Сашкой на ходу. Но эти соображения Назарыч удержал при себе, да и хотелось узнать, как выкрутится Лазарев.
По-моему, начал Трофим, надо поперечные бревна раздвигать в разные стороны. Одно наполовину вправо, другоевлево. Площадь их опоры на лед увеличится в полтора раза
Вот! Смотрите! Сашка достал коробок спичек и, разровняв валенком снег, показал наглядно, что предлагал сделать Трофим.
Потом, продолжил Лазарев, взяв спички, второй накат, продольный, укладывается вровень. Ну, а третий, как обычно, бревно к бревну.
А водой заливать как? спросил Аким, очень заинтересовавшийся проектом.
Обычно! выпалил Сашка, покосившись на Лазарева. Это ж Север, дядя Аким. Тут лед крепче стали. Верно?
Да, подтвердил тот.
Можем и расчетик сделать. Математический, совсем осмелел Сашка.
И так понятно, что к чему, сказал Жихарев. И без математики ясно. Ловко. Молодцы! Вот чертяки! улыбнулся начальник колонны, нажимая пальцем на спичечную модель стлани, а затем заторопил:Ну, давайте на дорогу! Чтоб к сроку готова была! Это ж действительно монтажники могут закончить обогатительную фабрику к Новому году. Ведь только в оборудовании и задержка. Давайте, давайте, ребята, на бульдозеры! Неделю выгадаем, понимаете?
И спуск, и стлань подготовили за три дня. Столько же выгадали при подъеме на противоположном берегу, день сэкономили в пути
Однако все эти воспоминания Назарыча уложились в две фразы:
Вот тогда, с грохотом, они здорово помогли! И дорогу подготовили, и с мостом придумали. Хорошие парни, дельные.
Кто спорит! поднялся с колодины Малинка. Да вот один пропал, другой утёк
Вы, Пионер Георгиевич, поспешите Сашку-то догнать. Не в себе он. Куда подался? По реке на триста верст даже заимки нет. Да еще темная вода идет. Долго ли топляку плотик перевернуть? Порог еще там. Бурливый называется. Местов-то Сашка не знает!
Далеко порог-то?
Верст сто пятьдесят. С гаком.
Велик ли «гак»? усмехнулся Малинка.
Как сказать Пожалуй, верст тридцать наберется. Я в позапрошлом году с экспедицией этих гидрологов ходил. Они насчитали больше ста пятидесяти километров. Мы не по верстам меряли Так с гаком выходило.
Да пес с ним, с гаком! рассердился вдруг Малинка. Ты, Назарыч, не помнишь, что гидрологи о скорости течения реки говорили?
При темной-то воде?
При темной.
Помнится, где десять, где двенадцать км.
«Км»
Так они говорили.
Эх, шалая его голова! воскликнул инспектор. Ну, Сашкино счастье, если вертолет на базе есть. Давай звонить.
Инспектор пошел в избу. Назарычследом, приговаривая:
Ради такого дела летуны должны расстараться.
«Должны, должны» А что как вечером прилетят? Попов к тому времени, пожалуй, двести километров одолеет. Пройдет порог.
И-и! Не пройдет! Тут и гадать нечегоне пройдет. Разобьется.
Не каркай, Назарыч!
Я что, я правду говорю
Закончив разговор со своим и летным начальством, Пионер Георгиевич снял шлем и вытер вспотевший лоб:
Повезло тебе пока, Попов. Слышь, Назарыч, через два часа машина здесь будет.
И крошка-вертолет прибыл к переправе как по расписанию.
Хотя Назарыч и торопил начать поиски Попова, инспектор все-таки решил в первую очередь облететь окрестности, в надежде обнаружить Трофима. Беглый осмотр ничего не дал. Они видели избушку, поставленную зимой строителями ЛЭП, по дверь была забита крест-накрест досками и вокруг ни души.
Теперь Пионер Георгиевич ругал себя за потерянное понапрасну время. Тем более, пилот торопил его с осмотром. Нежданно-негаданно поперек их курса потянулись низкие косматые облака, волочившие за собой по земле серые шлейфы дождя.
Вероятность допущенной ошибки стала особенно ясной, когда штурман постучал по циферблату, показывая, что до порога осталось пять минут лету, и вот-вот он появится вдали. Но на рыжей, будто нефтяной, реке по-прежнему не было видно ни Сашки Попова, ни плота.
«Если бы мы обнаружили плот! с тоской взмолился про себя инспектор. Хотя бы плот! Тогда бы стало ясноСашка высадился и хоронится где-то на берегу. Жив по крайней мере, и найти егодело времени. Некуда здесь бежать. Только к жилью, только к людям, даже если кругом виноват!»
Не поверив часам штурмана, инспектор взглянул на свои. Они показывали то же время. Секундная стрелка дергалась с противной нервозностью.
Пло-о-от! услышал старший лейтенант крик пилота. Малинка глянул внизпустая река.
У по-ро-га! заорал ему на ухо штурман, тыча пальцем вперед.
Взглянув вдаль, инспектор увидел словно замершую на распахнутом плесе аккуратную щепку. Это был плот. И совсем неподалеку от пего ровный, будто нарочно сделанный, перепад порога. С борта он выглядел игрушечным, как и плот-щепка.
Инспектор в забывчивости схватил пилота за рукав.
Машину тряхнуло.
Летчик резко сбросил руку Малинки с локтя и гневно посмотрел на него. Но Пионер Георгиевич внимания на это не обратил.
Успеем? крикнул он.
Пилот расстегнул шлем.
Успеем? заорал инспектор.
Взглянув на него, летчик помотал головой, а потом, приглядевшись к плесу и плоту, пожал плечами.
Старшин лейтенант видел, что сектор газа уже выжат до упора и на полном ходу машина полого снижалась, будто с горки катилась. Летчик делал отчаянную попытку догнать плот, хотя и не верил в такую возможность. Еще горше стало на душе инспектора.
Малинка не воевал и еще никогда в жизни ему не приходилось видеть, чтоб человек погибал у него на глазах. Но при самом страстном их желании помочь терпящему бедствие было невозможно.
А парень на плоту, пожалуй, и не замечал опасности.
Он лежал, распластавшись на выворотнях, из которых был на скорую руку связан плот. Инспектор даже подумал: жив ли Попов?
Через секундудругую, наверное услышав вертолет, парень на плоту вскочил, разглядывая стрекочущую машину-крошку. Затем наверняка услышал рокот падающей воды. Он схватил шест, попробовал оттолкнуться, однако не достал дна. Суматошно огляделся. Потом снова обернулся к приближавшемуся, но еще далекому вертолету, обернулся к порогублизкому, ревущему.
Уже ни на что не надеясь, Попов отшвырнул шест, лег на бревне, обхватив руками голову.
«Сдался! Сдался, дурень!»подумал инспектор.
Малинка понимал всю бессмысленность стремления настичь Сашку у порога. Почти невероятной представлялась возможность спасти Попова. Но отказаться от попытки инспектор не мог. Секунду или какую-то долю ее он смотрел на человека в телогрейке, подпоясанного солдатским ремнем, в резиновых сапогах, распростертого на плоту.
Ну же, ну! невольно шептал старшин лейтенант. Ну придумай что-нибудь, Попов! Дерись! Дерись! Хоть попробуй спасти себя
Но парень на плоту не шевелился. Он добровольно, у Малинки на глазах, отказался от борьбы за жизньпусть отчаянной, но борьбы во что бы то ни стало.
Этого инспектор не мог простить ему никогда.
В те мгновения Пионер Георгиевич вел себя подобно одержимому. И выглядело страннымпотом, конечно, что пилот, штурман и бортмеханик слушались старшего лейтенанта. Инспектор знаками попросил сбросить трап. Переглянувшись со штурманом, пилот кивнул и сказал что-то бортмеханику по телефону. Тот ответил и тут же отключил связь. Догадавшись, что его предложение принято, Малинка устремился к дверце. Однако штурман опередил его, жестом показав: командовать будет он. Прежде чем открыть люк и сбросить трап, штурман с помощью бортмеханика опоясал старшего лейтенанта нейлоновым тросиком.
Для страховки! крикнул он, и инспектор услышал его. Вас спасать некому будет! За вас нам голову И штурман чиркнул ребром ладони по горлу.
Малинка рукой махнул: чепуха, мол
Штурман погрозил ему кулаком, потом пальцем, пропустил нейлоновый тросик через скобу около двери, распахнул ее, спихнул за борт моток десятиметрового веревочного трапа. В лицо инспектора наотмашь ударил вихрь. Почему-то виновато улыбнувшись штурману и бортмеханику, страховавшим его, старший лейтенант спиной подался в дверь. Он нащупал ногой одну ступеньку, потом другую и стал спускаться увереннее.
Насчитав седьмую перекладину, Малинка уже целиком вылез из брюха вертолета и смог оглядеться.
Сашка не валялся на плоту, как минуту назад. Он стоял в рост, расставив ноги, держа в руке ружье. И ощущалось в его фигуре не отчаяние, а нечто иное, как бы утверждавшее: «Вот она, расплата. Не виляй и прими ее».
Две ли, три секунды видел инспектор нового для него Попова, перед тем как плот вместе с Сашкой свалился за порог в бурливую пенную реку.
«Трусы, гады так себя не ведут!»мгновенно и вроде бы мимоходом отметил про себя Малинка.
Если бы не эта поразившая сознание инспектора мысль, то поднялся бы он на борт, твердо отдавая себе отчет в полной бессмысленности дальнейших хлопот о спасении Попова. Однако теперь поступить так Малинка уже не мог и решился на неслыханную и небывалую попытку. План ее созрел как бы мгновенно.
Инспектор промахнулся ногой мимо перекладины трапа и тут же почувствовал, как страховочная веревка потянула его вверх. Малинка поднял глаза на штурмана. Тот манил его обратно. Пионер Георгиевич отчаянно замотал головой и показал рукой за порог. Машина зависла, не двигалась. Штурман исчез из люкавидно, советовался с пилотом, а бортмеханик продолжал манить его. Инспектор попробовал опуститься еще на ступеньку, но не тут-то было: бортмеханик законтрил страховочную веревку.
Тут Малинка стал отчаянно жестикулировать свободной рукой.
Пилот глядел на инспектора, высунувшись в распахнутую дверцу кабины.
Наконец вертолет подался к порогу. В дверце показался штурман и знаком разрешил спускаться.
Они миновали ржавый скат в том самом месте, где ухнул за него плотик. Перепад действительно оказался невеликметра полтора. Но это инспектор отметил мельком. Он спускался на ощупь, не сводя взгляда с пенной воды.
Сильно потянули страховочную веревку.
«Дальше некуда, понял инспектор. Кончился трап. Ничего не видно в воде. Она наполнена туманом мельчайших пузырьков воздуха Сашка и плот Черт с ним, с плотом! Они должны вынырнуть где-то здесь. Летчик знает дело»
Сашка! Сашка! заорал Малинка в голос, словно тот мог его услышать.
Пионер Георгиевич приметил как бы висящую и поднимаемую водой фигуру Попова: горб ватника, подпоясанного солдатским ремнем, растопыренные недвижные руки, темные волосы, будто вставшие дыбом.
Сапоги инспектора коснулись воды рядом с телом Сашки, поднимаемым отбитой от дна струей.
Пилот знает свое дело, проговорил Малинка и, повиснув на одной руке, отвел ноги, стоявшие на трапе, в сторону.