Я понял это, когда копыта Матильды звонко застучали по асфальту, а мимо замелькали разнообразные вывески "Coca-Cola", "Reebok" и "Евросети". Мы мчались по пустому призрачному городу 21 века. Уж поверьте мне, я сам жил когда-то в 21 веке. И эту тошнотворную моду на рекламные вывески, знаю как никто другой. А кругом бетон и стекло, и высотки прижавшиеся боками друг к другу. Растительности минимум. Она закатана под асфальт. Кто сказал, что небоскребы это красиво? Уж не знаю, что сказал бы старик Фрейд про детородные органы хозяев этих домов, но судя, по выпендривающимся друг перед другом высоткам, упирающимся в небеса, они вряд ли были способны что-то родить кроме этих холодных каменно-зеркальных домов, в которых отражалась их душа, больная нарциссизмом. Эх! Если бы видели действительно красивые города: Алма-Ату, тонущую в летней зелени, или вид на Днепр с Владимирской горки в Киеве. Ах! как выглядел Петербург при Петре! Сказка! А, что это за город? Определять было некогда. Я не вчитывался в таблички на домах, боясь увидеть нечто знакомое, а мчался по оглушительно пустой дороге, боясь, что время застигнет меня полностью. Вот-вот, и появятся пешеходы, и пустая улица заполнится автомобилями. Шум, пыль и грохот городской суеты обрушится на меня лавиной. И я останусь в этом непонятном и чуждом мне городе, в этом времени, где мне нет места. А волна времени явно обгоняла нас. Я видел это потому, как удлинялась улица перед нами, а по краям её все росли и росли бетонные монолиты домов, рождаясь из призрачного марева. А под конец, увидел совершенно фантастическую картину, как трое степняков, стоя на лошадях, курочат светофор на перекрестке, выколупывая из него стекла. Светофор был старый, ребристый, словно выпавший из середины двадцатого века, походивший своими очертаниями на булаву шестопер, коими острыми ребрами пробивали доспехи. Да и дома за перекрестком уже были не высотки, а желтые приземистые трехэтажки. Волна времени кончилась, пошел откат, сообразил я. И вновь пришпорил Матильду. Но окружающее и без моих понуканий произвело на неё впечатление, и она с перекошенной от ужаса мордой, громыхала копытами со всех сил. Меж тем, хулиганы, раскурочив светофор, поскакали мне навстречу.
- О! Господи! Неужели и здесь драться придется?! - подумалось мне. Но нет. Эти трое кыпчаков на лошадях, с выражениями на лицах в точности как у моей кобылы, разминулись не поздоровавшись, и с приличной скоростью пропали за спиной. А я все гнал и гнал вперед. Город кончился внезапно, как и начинался. Копыта мягко застучали по земле, выбивая пыль. А мы с Матильдой неожиданно очутились в хвосте какого-то отряда всадников, скачущего в одном направлении с нами. А точнее от нас, а мы их вроде как догоняли. Нас с Матильдой заметили. А я, почувствовав, что скача таким темпом, могу скоро оказаться между нукеров, (мне этого решительно не хотелось) решил их немного стимулировать и, достав саблю, стал размахивать ей над головой. И совершенно по-разбойничьи засвистел:
- Фь-ю-ю-у!Фью-фью-фьюить!
Мне тут же опознали.
- Наркескен! - закричал кто-то в задних рядах.
И отряд, прибавив ходу, уверенно оторвался от нас, оставив после себя лишь облако медленно оседающей пыли.
3.Глава. Туажат.
Туажат - рожденный быть чужим.
Информации, свалившейся на голову Газарчи, было так много, что он не знал, что с ней делать. Ну, во-первых, приехав в стойбище Аблая, следопыт увидел, что у некоторых юрт стоят копья с нанизанными на них красными платками, а мужчины ходят, подпоясавшись синими кушаками. Поминали молодых усопших. И число погибших было значительно, около двадцати. А когда Газарчи стал расспрашивать о причине гибели, тут ему выдали несколько версий. Одни говорили, что джигиты погибли в схватке за хозяйский скот. Якобы, какие-то барымтачи пытались угнать табун. Другие говорили, что нукеры Аблая погибли, встретив в степи отряд джунгаров, идущих убивать в степи всех подряд. Но никто почему-то этих джунгаров не видел. И было весьма сомнительно, чтобы джунгары отважились небольшим отрядом наведаться в кыпчакские степи. А если отряд джунгар был большой, так про них знали бы все вокруг. И хотя версия про барымтачи была более правдоподобна, то опять-таки было непонятно, почему Аблай не отправил в погоню за ними? Так или иначе, но дело было темное. На ум следопыту только пришел почему-то неизвестный чужак, которого обвиняли в разорении аула Батпака. И последующие события показали, что не зря он его вспомнил. Но это уже было, во-вторых.
Во-вторых, вернувшись в аул Байрама, Газарчи узнал еще более потрясающие новости. Оказывается, после того, как он покинул отряд, буквально из воздуха выпал враг, за которым закрепилось прозвище Наркескен и нукеры, еще не пришедшие в себя от наступления морока, драться с ним не стали, вернулись в аул. В ауле их ждало новое известие. В стойбище пришел мальчишка, и пришел он из аула Батпака. И если Алима, жившая там, обвиняла в убийстве жителей Наркескена, то Ертай (так звали мальчишку) говорил совершенно обратное. Чужак пригнал ему двух коней, подарок от брата матери. А потом, когда чужие люди напали, он единолично убил всех. Нападавших было около двадцати человек. В подтверждение своих слов мальчишка показал стрелу, которая принадлежала нукерам Аблая. А когда ему не поверили, он заявил, что завтра у него встреча с Наркескеном, и если не верите, он может взять любого не верующего с собой. И эту информацию оценили и использовали, чтобы устроить засаду. И Наркескен пришел, как обещал. Он перебил всех, оставив невредимым только мальчишку, которому сказал что-то напоследок, и ускакал весь пропитанный кровью своей и чужой. Кровавый след за ним тянулся по земле еще долго, капли падали. Но по следу за ним никто не пошел. Что именно Наркескен сказал мальчишке, тот не говорит, плачет. Но люди предполагают, что наверное типа: Предавать нехорошо. Или что-то другое, но в этом смысле. Многие говорили, что Нар несомненно сикырлаушы. Только колдун мог появиться из ниоткуда, и только колдуну под силу было перебить столько воинов и остаться живым. Другие говорили, что он легендарный батыр, из тех, которые появляются раз в тысячу лет, и жаль, что он родился не в их ауле. Один Байрам отмалчивался. Нет, конечно, он рвал и метал, и сыпал проклятиями. Но вдогонку за Наркескеном никого отправлять не собирался, и к мести своих нукеров не призывал. Он и так потерял почти половину своей сотни. Однако, выглядеть трусом в глазах соплеменников не хотел, и поэтому отчаянно муссировал версию, что Нар сильный колдун, с которым как известно оружием сражаться бесполезно. Не берут колдуна ни стрелы, ни копья. И чтобы сохранить лицо, Байрам отправил все-таки гонцов искать в дальних стойбищах сильного колдуна, кто смог бы потягаться силой с чужеземцем.
Приняв всю полученную информацию к сведению, Газарчи сделал выводы, но эти выводы Байраму сообщать не стал, а доложил только о потерях в стане Аблая, и о том, что стрелы, найденные в ауле Батпака, принадлежат без сомнения нукерам Аблая. А Байрам пусть сам выводы делает. Байрам крепко призадумался, и, взяв с собой большую часть нукеров, пропал на неделю.
***
В раздумьях пребывал и уважаемый Аблай. Его призвал к себе ага, как при разговоре называл бек своего господина - Темиртас-хана. Но в этот раз светлый хан был не по-братски к нему суров. До хана дошли слухи о беспорядках, творимых во владениях Аблая. То, что скот воруют это привычно, и пастухи при этом бывает, гибнут, тоже понятно. Но то, что каким-то образом на вверенных Аблаю землях появились джунгары, которые выжигают целые аулы, убивают кипчаков сотнями, и Аблай при этом остается спокоен, и до сих пор не наказал обидчиков, а даже не удосужился известить великого хана! Это было серьезным проступком.
- Разве не тебя я доверил на последней охоте сол-гар? (левый фланг) Разве не ты был там тобша? (командир) И ты не можешь навести порядок в своей земле? Зачем скажи, ты набираешь нукеров, словно готовишься к войне?
Аблай после этих слов вздрогнул. Он действительно готовился к войне, но надеялся, что хан не узнает, о том, что он набирает войско. Именно растущее войско требовало все больше затрат. Воинов нужно было кормить, обуть, одеть, вооружить.
- Или то не джигиты, а коркак шиберилер (трусливые шакалы)? - продолжал хан - Они для красоты носят кольчуги и устраивают байгу? А теперь скажи мне, разве могу я доверять джигиту коня, если он путается в стремени?
Бек промолчал, не осмеливаясь ничего говорить в ответ. Он покорно слушал длинный монолог хана, склонив голову, и спина его выгнутая дугой готовилась к удару камчи. Но удара не было, а вот то, что в заключении сказал Темиртас, было ударом похуже плетки. Хан приказал ему навести порядок и перестать обижать младших, кого именно было непонятно ( мало ли кто мог обидится на сильного бека?). Пока хан не сказал прямо, что Аблай должен помириться с Байрамом, и взять в жены его дочь. Брови Аблая удивленно поползли вверх, вот значит, откуда ветер дул? Байрам прибегал жаловаться на него? И что с того? Чем бай мог подкупить хана? Чем умаслить? Э-э-э.... Значит, Байрам богаче чем, кажется, просто так Темиртас не говорил бы со своим беком, как с простым захулом (рядовым офицером). А хитрый корсак Байрам сидит, и скалит сейчас свои желтые гнилые зубы в улыбке. И дочь свою старую пристроил, и обидчика в родственники получил.
Темиртас взмахнул рукой, давая понять, что разговор окончен, и Аблай униженно вышел из ханского шатра, пятясь задом к выходу и кланяясь. А ведь всего лишь полгода назад он стоял рядом с ханом, и хан доверительно шептал ему на ухо и смеялся шуткам Аблая. Как переменчив мир! " Но ничего..., - думал бек, - придет время, и вы у меня кровавыми слезами умоетесь! И первым будет Байрам... кишки свои будет с земли собирать". Разъяренный бек вернулся к себе и стал продумывать план мести. Но для начала, он выполнил то, что требовал хан, заслал сватов к Байраму. Сватов Байрам встретил ласково, но в качестве калыма за свою дочь потребовал табун лошадей в четыреста голов. Каков наглец! Намекал Аблаю, мол, сколько украл, столько калымом и отдашь. Аблай поскрипел зубами, но согласился. Отдавать тот самый табун было верхом глупости, поэтому бек приказал своим нукерам пригнать табун, что пасся в Кургальджинских степях. Там на заливных лугах, у больших озер, кони были справные, и отдавать таких не стыдно, все равно к нему вернутся. Улыбнулся Аблай в жидкие усы.
Неделю туда, неделю обратно. А там можно будет и той затеять, и Темиртаса позвать дорогим гостем. Приедет, не откажет. Дорогих подарков привезет. А к тому времени и ему подарочек приготовлю - саркыт, гостинец на дорогу.
***
Человек не всегда чего-то хочет, иногда он не хочет ничего. Вам знакомо это чувство отупения после тяжелой физической работы? Когда при полном истощении физических сил, вы не думаете, не можете, не хотите уже ничего, и даже мысли не шевелятся. Остается только одно - упасть и умереть. Или уснуть... Вот в чем трудность... Какие сны приснятся в смертном сне? Так, кажется, писал Шекспир.
Не знаю, почему я не свалился с Матильды, видимо инстинкт самосохранения еще работал. Но куда меня везла верная лошадка, я не знал, и не управлял ей. Перед глазами плыли красные круги, да и окружающее пространство выпадало из резкости и показывало то крен горизонта влево, то вправо. Словно не на лошади я ехал, а плыл на шлюпке по океану, и океан штормило баллов на восемь. Через какое-то время я не выдержал, выпал из шлюпки, и утонул в черной мгле, где меня по-прежнему качало, а навстречу кто-то кидал и кидал красные круги. Круги до меня не долетали, растворялись во тьме. И тогда я утонул окончательно. А когда начал приходить в себя, то почувствовал, что лежу на берегу, а мою щеку омывает теплая волна. Только почему-то пахла волна не очень и была липкая. Открыв глаза, обнаружил, что не волна то вовсе, а язык моей лошади, которая сосредоточенно пытается вылизать меня как кошка котенка. И лежу я на голой земле, и никакого океана поблизости нет. Вспомнился анекдот к случаю:
Приехали мужики на рыбалку. Нажрались естественно. А утром смотрят, а сети по полю раскатаны. И один другому говорит:
- Ну, ты алкаш! Ты зачем сети в поле поставил?
А второй отвечает:
- А где ты вчера на лодке греб, там и ставил.
Самочувствие у меня было не лучше, чем у тех рыбаков из анекдота. С одной маленькой поправкой, их вчера не били, а я не пил. И хоть я алкоголь не особо люблю употреблять, но лучше страдать от похмелья, чем от побоев. Это в горячке, когда адреналин хлещет через край, на раны не обращаешь внимание. Зато потом... Эх! Ладно, хватит нежиться, как кисейная барышня страдающая инфлюэнцей, или, прости меня Господи, люмбаго. Поэтому я стал медленно подниматься, и обнаружил в себе силы еще полежать. Э, нет! Так не пойдет! Нужно мал-мала двигаться и приводить себя в форму. Встав на четыре кости, затем зацепился за переднюю ногу лошади, благо Матильда стояла на месте, и используя её ногу как дополнительную опору, разогнулся. И чуть не взвыл. Мышцы застыли камнем, как это иногда бывает, при переутомлении. Ничего, ничего... Тут у седла баул с продуктами, и самое главное фляга с водой. А вода, это жизнь. Теплая речная вода с привкусом ила, и запахом старой кожи от фляги, показалась чудодейственным лекарством исстрадавшемуся от жажды организму. Жаль только, мало её. А вот теперь можно осмотреться, и куда меня лошадушка привезла? И я осмотрелся.
Степь да степь кругом, путь далёк лежит... В той степи глухо-о-ой.. А вот этого не надо. Лето на дворе и замерзнуть мне тут не грозит. Но в целом пейзаж не радовал. Практически ровная земля с небольшими холмиками и овражками, не за что взгляду зацепится. Ни кустика, ни намека на присутствие рядом реки или стойбища. Солнце жгло обнаженную голову. Платок, который я повязывал на пиратско-кыпчакский манер, остался где-то далеко. А шлем с пыльной войлочной подкладкой надевать на потную голову не хотелось. И куда ты меня могла завезти? Если учитывать, что с места происшествия я ускакал медленной рысью, переходящей на шаг, то удалился максимум километров на пять от реки. Ну, пусть на десять. Но здесь, в степи ровной как стол, это не расстояние. Тут если на холмик подняться, можно и на 10км все разглядеть. Однако! Моя кобылка здорово постаралась, чтобы увести меня подальше от неприятностей. Да перестань ты меня облизывать! - отмахнулся я от Матильды. Не лошадь, а собака какая-то. Или ей соли не хватает? А потная лысина с куском соли схожа?
- Матильда, прекращай эти телячьи нежности - обратился я к преданной морде, - скажи лучше голуба, куда ты меня увезла?
Но морда скалила зубы и ничего не отвечала. Ладно, сейчас с местоположением определимся, и нужно будет скакать в антурган жерлер, так, кажется, на местном наречии называются проклятые земли. Под волну попасть страшно, но мне нужны не круги на воде, мне нужно попасть в эпицентр.
***
Шум и гам в ауле Байрама не прекращался уже несколько дней. Вначале хоронили погибших нукеров, потом отъезд и возвращение Байрама. После поездки хозяин был повеселевший, словно предвидит нечто хорошее, и даже пару раз обмолвился, что ждет хороших вестей. И его ожидания оправдались, приехали люди от Аблая. Их встретили как дорогих гостей, завалили лошадь и пару баранов на бешпармак. Следопыту, помогающему по хозяйству, перепало с того тоя одно конское ребро, обильно поросшее мясом с прожилками и жировым слоем на два пальца. Байрам, будучи в хорошем настроении, сам распорядился, чтобы нищему следопыту подали. Газарчи, столовавшийся вместе с сиротами с аула Батпака, поделился ребром с Ертаем. На мальчишку после всех этих перипетий было жалко смотреть. Мало того, что он предал человека, подарившего ему лошадей, и хотя его никто не осуждал вслух, но старики смотреть в его сторону избегали. Так и родственники погибших воинов после случившегося косо на него смотрели, словно он специально заманил их на погибель. Тем более, что прямых родственников по линии отца в ауле Байрама не было, а младшая сестра матери ему была не рада, и своих детей хватало, да и муж её смотрел на мальчишку, словно тот кусок у него изо рта отнимал. Поэтому чувствовал Ертай себя, мягко говоря, пятым колесом в телеге.
- Рахмет, ага, - тихо поблагодарил он Газарчи за жирный кусок, - А как ты думаешь, где сейчас он?
- Кто? - не сразу понял Газарчи.
- Нар...
- А кто его знает... степь большая.
- Помоги мне его найти.
- Зачем? - поинтересовался следопыт.
- Он лежит сейчас в степи и умирает от ран... и у него никого нет, как и у меня.
Газарчи чуть не подавился куском от удивления. И это он слышал от мальчишки двенадцати лет?
- А ты не боишься его найти? Он тебе голову свернет как цыпленку.
Ертай замотал головой.
- Ты не понимаешь, он добрый...